Кооп-стоп

Ксения Бахарева, 2017

В начале 1970-х в белорусском городке Марк Бородин создает лучшую в СССР потребительскую кооперацию, нащупывая золотую жилу, что позволяет сотрудникам на руководящих постах зарабатывать до десяти тысяч рублей в месяц. Однако потратить во времена дефицита такие деньги нет возможности, поэтому предприимчивые граждане хранят их в стеклянных банках в тайниках. Следствие ведет Комитет государственной безопасности БССР, дело находится на личном контроле у Петра Машерова. Многие высокопоставленные чиновники связаны с группой мошенников, а за хищение в особо крупных размерах предусматривается наказание вплоть до смертной казни…

6

— Аннушка, я дома! — с порога крикнул Фима. — Собери саквояж, меня в командировку отправляют!

— Куда, Фимочка, на этот раз? — вышла на крик Анна Ивановна.

— В Кишинев!

— О! Привези мне коньяк! И что-нибудь красивое… Да и к детям непременно заедь!

— Я как раз за коньяком туда и направляюсь, но к детям вряд ли успею.

— А ты постарайся!

— Хорошо, Аннушка, я попробую, — не стал спорить Фима по причине отсутствия времени и бесполезности дальнейших пререканий. Кроме того, внутри до недавнего времени верного мужа буйствовало чувство вины и проснувшейся совести, которую и самому хотелось загладить до неузнаваемости.

Несколько лет назад Марк Наумович для удовлетворения непомерных аппетитов чиновников создал так называемый «благотворительный фонд Бородина» в пользу власть имущих. И теперь перед грядущими праздниками подчиненные для его пополнения командировались в соседние республики для покупки икры, осетрины и настоящей воблы, отборного коньяка и главного атрибута советского чиновника — ондатровых шапок. На этот раз по заданию шефа Ефиму Ильичу предстояло пополнить складские запасы французским коньяком.

В буйствующем всеми красками лета Кишиневе Фима неожиданно быстро затарился дефицитным коньяком, успел-таки добраться до Леовского района и повидаться с детьми, радостно повисшими на отце из-за длительного расставания. Привязавшаяся к детям няня, Нонна Марковна, угостила Фиму отличным белым виноградным вином и изысканной долмой в виноградных листьях.

Уплетая за обе щеки, Фима поймал себя на мысли: «Как же хорошо детям на свежем воздухе отдыхать, питаться овощами и фруктами, но все же надо бы домой их забрать, а то совсем отвыкнут от родителей». После чашки чая с вишневым вареньем Фима вернулся в Кишинев для важной встречи с давним знакомым — антикваром.

Седовласый хозяин антикварной лавки, что много лет существовала на углу тихой улочки в центре города, торговал живописью, фарфором, редкими книгами и мебелью.

— Фима, сколько лет, сколько зим!

— И не говорите, Владимир Карлович! Как здоровье, как жизнь?

Фима по-свойски юркнул за разноцветную занавеску, отделяющую антикварную лавку от приватного уголка хозяина.

— Твоими молитвами, кряхчу по-стариковски…

— Чем порадуете, Владимир Карлович?

— Есть для тебя кое-что, оставил, как знал, что приедешь.

Старик подошел к обшарпанному комоду и, снимая с шеи шнурок с ключом, выдвинул верхний ящик. В банке из-под башкирского меда под солнечным светом блеснули золотые монеты.

— Ого! Настоящие?

— Обижаешь… Парижский монетный двор. Червонцы царской чеканки… 1867 год. Отличием от монет российской чеканки служила одна звездочка на гурте.

Присвистнув от удовольствия, Фима принялся разглядывать антикварное золото с вензелем императора. Двуглавый орел с коронами на невиданных прежде монетах смотрел на заведующего склада. Перевернув орла на решку, Рыжиков прочитал: «Золотник 39 долей чистага золота».

— И сколько здесь?

— Тридцать три червонца. Будешь пересчитывать?

— Ну зачем же, Владимир Карлович, как можно вам не верить? — машинально произнес Фима и так же машинально молниеносно пересчитывал червонцы.

Рассчитавшись с антикваром, Фима заботливо завернул банку из-под башкирского меда в грубую льняную ткань, сунул сверток в саквояж и поспешил к машине.