10 историй из карманов Эда

Ксения Александрова

Открыв эту книгу, ты, мой юный читатель, познакомишься с Эдуардом. Обычно все называют его просто Эд. Если рассказывать тебе подробнее о нём, то, я думаю, непременно нужно отметить, что он из тех, кто разглядит мир в скорлупе грецкого ореха и в невообразимой причёске своей мамы. Он живёт вроде бы по соседству со всеми нами, но до него не доходят письма и телеграммы. Может, он попросту их не читает, потому что птицы успевают унести их раньше. Успеть за птицами сложнее.

Глава 3

Календарь, ворча и кряхтя, перевернул следующий лист, говорящий, что сегодня первая суббота мая.

Солнце ласково дотрагивалось пальцами старых балконов и гладило соседских безродных котов. Эд проснулся раньше обычного, быстро всунул ноги в потёртые сандалии, кинул в авоську пару апельсинов и выскочил из квартиры. На улицу идти не хотелось, а потому он решил проведать Элли, старушку, живущую этажом ниже.

На самом деле её настоящее имя — Элла, но её так уже давно никто не называл. О ней лишь знали то, что она любила своего попугая, запах крымского табака, пила зелёный чай с лимонником и некогда играла в уличных спектаклях. Ещё у нее была интересная привычка-разговаривать со случайным прохожим. Чаще по вечерам Элли садилась на скамейку, стоящую около подъезда и смотрела вверх. Перед её глазами мелькали крыши домов, некрасивые балконы и большие чёрные птицы. Всё это, конечно, помогало скрашивать ожидание. Стоило кому-то присесть рядом, старушка поворачивалась к нему и говорила: «Прекрасный день, неправда ли?». Так начинался долгий разговор, но в большинстве случае этот сидящий рядом говорил, что времени у него совсем нет и, сжав в руках портфель, шёл куда-то прочь. Это было грустно, потому что в старости очень часто хочется разговаривать. Тогда Элли ещё раз оглядывалась по сторонам, наконец вставала и медленно поднималась к себе наверх.

Когда Эдуард приходил к ней в гости, они смотрели бесконечно много диафильмов и говорили о театре. А если у Элли было особенно хорошее настроение, она позволяла мальчишке покопаться в её старых костюмах, пахнущих театральными костюмерными и терпкими духами. Сегодня, едва он вошёл, она вскочила с плетёного кресла-качалки, подошла к нему и быстро сказала: «Скорее пить чай, я вспомнила историю!». На самом деле, Элли знала множество историй, она подслушивала их у кулис, у крошечной гитары и даже у маски клоуна.

Сегодня она говорила про француза мима и крошечные лилии на его шляпе, распускающиеся во время чьей-то улыбки, и итальянца-велосипедиста, колесившего по всем городским мостам в компании ручной обезьянки. Затем она замолчала, зашторила окна и крикнула: «Эдуард! Скорее неси мою старую лампу, она на одной из антресолей, нам нельзя медлить они могут убежать!».

Эду не досталось и крохотной минутки на вопросы, потому он встал со стула и направился к высоким полкам. В суете банок и потрепанных газет он вдруг заметил льняной абажур, под которым пряталась стеклянная груша.

«Да что ты медлишь! Они очень прыткие, скорее вставляй в розетку, она прямо под столом, да-да внизу», — приговаривала Элли. Мальчишка быстро залез под стул, вставил провод, перемотанный у основания изолентой, и затем перенёс зажжёную лампу на стол.

«Задвинь левую штору поплотнее, — командовала Элли, так-так, теперь садись на диван, дело в том, что когда я была ещё совсем крошечной девочкой, мама говорила мне перед сном, что заснуть всегда проще, когда считаешь барашков, я долгое время честно пыталась, но всегда выходило одно и тоже: я закрывала глаза и оказывалась у лесного озера, а повсюду было множество разбегающихся зайцев, шутка ли, зайцев с длинными-предлинными ушами.»

«Что это значит?», — недоумевал Эдуард.

«Ты всё казался мне смышлёным мальчуганом, — загадочно улыбнулась старушка, — мы будем ловить зайцев, и ты мне поможешь, как только увидишь на стене зайца, сразу вставай с кресла, и хватай их в ладони! Только будь осторожен, они очень хитрые! Ну, скорее поверни лампу на стену!».

Эд быстро повернул абажур и сел. Он знал, что Элли стоит справа от стены, но не мог быть абсолютно уверен в этом, потому что в темноте всё казалось совершенно другим. Вдруг, по обоям запрыгали три зайца, они казались намного чернее и больше, чем в самом деле, мальчик вскочил и принялся пытаться удержать их в ладонях, но один заяц оказался вовсе не тем, кем казался. Едва Эдуард коснулся его ушей, те вдруг начали расти и превратились в крылья, и через пару минут какая-то большая птица с угольным отливом крыла скользила вверх по стене.

«Мы уже поймали двух зайцев, сейчас будь осторожен, они будут пытаться улизнуть», — вопила Элли. По обоям прыгали зайцы, какие-то не успевали приблизиться к полу, их лапы тут же уменьшались, появлялся длинный хвост, и в комнате эхом прокатывалось протяжное: «мяяяяу», какие-то норовили сбежать со стены на потолок, чтобы прокатиться на люстре, но едва они перепрыгивали на плафоны, то резко начинали уменьшаться и разлетались бабочками по комнате.

«Смотрите, смотрите, я вижу ещё двух зайцев, они играют в чехарду справа от вас!», — Эд приблизился к стене и резко накрыл ладонями обе небольшие тени.

— Молодец! Я чувствую, что остался последний, не упусти его! «Но я никого не вижу!», — уверял Эдуард.

— Тогда начинай слышать и чувствовать, разве ты не умеешь?

Вдруг где—то внизу мелькнул небольшой силуэт, в котором угадывались только длинные уши. «Я нашёл!», — воскликнул Эд, и потянулся вниз, чтобы схватить зайца, но как-только его пальцы коснулись чего-то мягкого,

Элли резко дёрнула штору и всё сразу исчезло. Ворвавшееся в комнату солнце съело ламповый свет и не оставило ни одной крошечной тени в комнате. «Кажется, мы засиделись, малыш, — растерянно сказала Элли, мама, наверняка, тебя ищет».

«Скорее всего, — пробурчал Эдуард, — я и вправду пойду.» Дойдя до входной двери, Эд обернулся назад и бросил вопрошающий взгляд на мадам

«Вы напишите мне письмо? Я бы хотел ждать его.», — и он опустил глаза в знак своего смущения.

«Конечно, напишу, — улыбнулась Элли, — оно будет очень важным, а теперь иди.» Она открыла перед Эдом дверь. Тот кивнул и отправился вниз по лестнице. Идти домой совсем не хотелось, там невыносимо скучно, а потому лучше просто походить по улицам. Эд дошёл до местного ларька, купил зачерствелый батон и отправился на ближайшую реку кормить уток. Что-то было совершенно дикое в их борьбе за хлебные ломти. Клювы казались слишком длинными, а перья слишком мокрыми.

В такую минуту Эдуард думал о том, как было бы здорово завести дома утку, она бы плавала в раковине, пока мама моет посуду и сообщала число помытых чашек и тарелок. Впрочем, маме, конечно, эта идея бы не понравилась. Мальчуган вытряхнул песок из сандалей, кинул последний кусок хлеба птицам и отправился домой. По пути ему встречались разные бродячие собаки с мокрыми носами, они не останавливались надолго, у них было слишком много дел. Через этот мост сразу началась череда многоэтажек с многочисленными окнами. Эдуард подошёл к подъезду, видевшему его еще совсем юным и дёрнул податливую ручку. Через тридцать ступенек мальчик Эд стоял на пороге своей квартиры и теребил визжащую кнопку звонка. «Неугомонный ребёнок, нельзя один раз нажать? Удивительно, что кнопка ещё держится», — вздохнула мама. Она выглядела очень смешно, на её голове было много-много бигудей, она ложилась с ними спать в особенные дни, когда ожидался какой-то праздник, таким образом по маминой голове можно было определять, каким будет «завтра». Эд вошел в прихожую и скинул сандалии. На галошнице лежал небольшой конверт.

— Мам, тут письмо в коридоре. Это мне?

«Похоже, что да, твой отец не получает почты, а мне не приходит ничего, кроме многочисленных квитанций, будь они неладны», — тут мама рассмеялась. «Хорошо, спасибо», — сказал Эд, схватил конверт и опрометью кинулся в свою комнату. Захлопнув дверь, он плюхнулся на скрипучую кровать. Конверт пах терпким табаком. Эд улыбнулся и принялся открывать письмо.

Внутри лежала бархатная чёрная перчатка. Эд удивленно схватил её за указательный палец и немного потряс, откуда-то изнутри упала маленькая бумажка лишь с одной надписью: «Здесь все зайцы, я пересчитывала».