Испорченные сказания. Том 4. Шаг за рубеж

Ксен Крас, 2022

Древний культ добивается своего, не ведая, к чему это приведет. Борьба за выживание, в которой погрязла знать, не оставляет им шанса на прозрение. Конфликт обостряется из-за всплывших тайн Династий. Что победит? Традиции, устои и память о мире, или обиды и вражда? Пробужденное могущество накренило чашу весов. Миры сближаются, а Культ расползается в завоеванных Новых Землях. Привычной жизни больше не будет, а погрязшие в распрях люди не заметят, как сделали шаг за рубеж. Продолжение темного фэнтези цикла: интриги, древние тайны, магия и народные восстания. Борьба за власть всегда была одинаково кровавой, но российские авторы еще никогда не описывали ее так увлекательно. О людях, магии и тьме. Четвертый том.

Фейг

Легенды и сказки — неотъемлемая часть жизни каждого ребенка. Они призваны не только и не столько развлекать, сколько заставить начать обучаться, делать выводы, строить какие-то предположения, видеть хорошее и плохое, обратить внимание на тот или иной род, задуматься о различиях и, напротив, схожести людей. Фейг нравилось слушать про свою Династию, ее отец олицетворял истинного Фореста, такой же высокий, могучий, суровый только на вид и легко находящий общий язык со зверьем. Плохих сторон в Райане девушка не замечала.

Кроме того, с самого детства леди знала, что ее избранник и будущий муж — Вихт Вайткроу, он и сам раньше любил об этом сообщать всей округе и радостно водил невесту за собой за руку. Разумеется, Фейг интересовало, что говорят о его семье и предках, и услышанное только подтверждало, что будущий муж — прекрасный человек из великолепного и достойного рода.

Когда урожденная Форест немного подросла, то начала проявлять интерес к историям других родов. Она не слышала только про Глейгримов и Холдбистов, пока окончательно не повзрослела. Легенду о Проклятом короле ей рассказала мать ее первого мужа, урожденная Глейгрим, — женщина чрезвычайно гордая своим происхождением, воспитанная, порядочная, статная, но порой очень уж волнующаяся по любому поводу. А легенды про родню Рирза не желал рассказывать никто. После прочтения записей в комнате бастарда Фейг поняла почему.

Девушка считала всякие упоминания о магии вздором, учителя обучали ее в первую очередь мыслить здраво и искать объяснение кажущимся невероятными вещам. А лорд Боуэн Хайтхорс просил не останавливаться на божественном вмешательстве, пока не придется отбросить хотя бы два иных варианта. Да, леди любила мечтать, этого не сумел отнять даже север, но ее мысли крутились скорее вокруг удивительных приключений, счастливой супружеской жизни, балов, приемов, плаваний до Новых Земель или еще дальше, разумеется, в окружении подруг, друзей, семьи и слуг. Она не мечтала о неведомых созданиях или нечеловеческих способностях. До поры.

Теперь же, когда ей пришлось столкнуться с собственными способностями, необъяснимым даром, отношение к детским сказкам начало переформировываться в нечто иное. А знакомство с Амфи и Оафи повлияло на леди Вайткроу и изменило ее отношение ко всему, что происходило в мире. Древний Культ Первых уже не казался состоящим из обезумевших душевнобольных мерзавцев, не желающих работать и способных только грезить о другой, сытой и счастливой жизни. С каждой новой просьбой к животным, которая заканчивалась удачно, мысли, что Первые могли в самом деле существовать, лишь крепли. Фейг было страшно от этого осознания.

Еще хуже леди пришлось, когда она поддалась искушению и порылась в вещах Рирза. Дело было не только в осознании подлости своего поступка, но и в том, что поиски завершились удачно. Удачнее, чем она желала.

Фейг убежала из помещения, закрылась в покоях и сутки не желала из них выходить. Псы выли под дверями, птицы бились в окна, лошади чуть не разнесли конюшню, но в тот момент леди было все равно. Первые несколько часов она только металась из угла в угол, вздыхала, жалела доброго и ничего не подозревающего мужа, вздрагивала от резких звуков и представляла ужасающие картины — то, что может произойти, если Рирз выйдет из себя.

Немного успокоившись и найдя в себе силы унять дрожь, Фейг села писать Вихту письмо. Не меньше двадцати раз она перечеркивала, разрывала и сбрасывала со стола бесполезные куски папируса. К тому моменту, как девушка поднялась из-за стола, так и не написав приличного послания, пол вокруг был усеян целыми и разорванными листами.

А что, если это письмо, то, которое еще не готово, прочитает в первую очередь сын Рогора? Что, если новая леди Вайткроу сама обречет своего мужа на погибель? Вихт доверял другу-северянину собственную жизнь и жизни семьи, чего уж говорить о письмах? Становиться виновницей смерти мужа леди не могла себе позволить, и эта страшная мысль прочно засела в голове. Она билась внутри в одном ритме с трепещущим сердцем, пугая более, чем осознание, что Рирз мог оказаться не тем, кем притворялся, быть хуже даже чудовищного лорда Холдбиста…

Требовалось придумать иной вариант, и тогда Фейг в голову пришла еще одна, не менее хорошая на первый взгляд идея — вызвать южанина домой. Положение Фейг позволяло прибегнуть к страшному оружию — упомянуть здоровье, придумать пару небольших и легко излечимых проблем, написать о беспокойстве за будущего наследника и ее настойчивом желании видеть супруга. Когда Вихт прочитает подобное, ни один северный лорд и даже сотня друзей не сумеют удержать его вдали от Фридомхелла. Дополнить письмо можно упоминанием про плохие взаимоотношения с Леоной, которая продолжала изводить жену брата. Фейг пришла к заключению, что идеальный выбор сделан, выпила воды, отдышалась прежде, чем снова брать в руки перо. Спустя всего четыре попытки собрать мысли вместе и грамотно изложить их на бумаге, она держала послание в руках. Леди подобрала те самые слова, важные и при этом не выдающие ее истинных страхов. Оставалось лишь отдать послание писарям или привести его в надлежащий вид твердой рукой, после того как страх отступит. Фейг колебалась, стоит ли посылать гонца или пару-тройку воребов, но в конце концов решила сделать и то и другое.

Пока хозяйка замка страдала, день успел смениться ночью, служанки и придворные, которые ломились к ней в покои, устали и разошлись, псы поутихли, а птицы разлетелись. Визит к писарям пришлось отложить до утра. Немного пришедшая в себя и успокоившаяся Фейг заключила, что утром все станет понятнее, и принялась тереть платком перепачканные в чернилах пальцы. Пятна стали менее яркими, но окончательно не ушли, сколько бы леди ни мучила собственную кожу. Она смочила ткань слюной, из-за чего чернильные отметины лишь больше размазались, платок перепачкался, но следы длительного общения с пером и папирусом по-прежнему красовались на бледных руках.

Не желая ни с кем общаться, голодная и уставшая, обиженная на солнце, которое слишком рано зашло и не дало девушке возможность сразу же отправить спасительные строки, Фейг улеглась спать. Она думала, что не сумеет сомкнуть глаз и проворочается до восхода солнца, однако провалилась в сон сразу, как только опустила голову на подушку. Рассвет остался в далеком прошлом, когда служанки сумели наконец разбудить хозяйку Фридомхелла.

— Миледи… Миледи, завтрак ждет вас. Миледи, вам нездоровится? Позвать лекарей, миледи? — Переживания отражались на внешнем виде Фейг. Одна из женщин помогла леди подняться, другая распахнула окно, а третья принялась махать руками над женой хозяина замка.

— Что? — Фейг щурилась, хотелось еще немного полежать в полумраке.

— Отвести вас к лекарям, миледи? — снова повторила южанка, которую приставили к новой хозяйке сразу же по ее прибытии. Леди до сих пор не могла привыкнуть к Мииле: та много волновалась попусту, любила повторять одно и то же по десятку раз. Порой слушать ее было утомительно.

— Глупая, да чего ты спрашиваешь? — грозно возмутилась вторая дама. Она была прислана отцом еще для помощи со свадьбой, да так и осталась. Крупноносая, с густыми бровями, которые придавали ее лицу вечно сердитое и недовольное выражение, с сильным волевым голосом, она дружила с лекарской семьей и многому успела научиться у них прежде, чем лишилась мужа и детей. Женщина не рассказывала, что произошло с ее семьей, люди болтали, что она уехала из родного города в Гринтри и верно служила в течение почти десяти лет. Фейг в детстве боялась даму и прозвала несчастную Злобней. Кто ж знал, что после она станет одной из самых преданных и способных служанок замужней леди? — Куда ты ее потащила? Беги скорее за лекарями и за Гроссмейстером! Миледи Вайткроу, вам лучше лечь…

— Нет-нет, со мной все хорошо. — Фейг сложно было бороться со Злобней и ее отрядом помощниц лишь словом. Она перестала держаться за руку служанки и самостоятельно направилась к тазу, чтобы ополоснуться.

— Миледи, ваши руки! О, Боги, что с вами стряслось?

Крупноносая служанка прижала пальцы ко рту, чтобы более полно выразить испытанный ею ужас. Остальные же громко заохали и снова засобирались бежать за лекарями.

— Это всего лишь чернила. Ничего более. Я вчера вечером много писала, очень устала, у меня не было сил, чтобы идти куда-то и отмываться перед сном. И в такой час было неприлично поздно, чтобы будить вас. — Несмотря на непрекращающиеся охи, служанки вспомнили об обязанностях, помогли стащить ночное платье, отчего леди поежилась и захотела вернуться в постель. Убежать ей не позволили и принялись в шесть рук расчесывать урожденную Форест, умывать, оттирать ее пальцы и одевать для выхода из покоев в свет.

— Леди не должна выглядеть недостойно, — Злобня вспомнила о поучительном тоне. — Вы скоро станете матерью и должны подавать хороший пример своему сыну и тем более дочери. Ложиться с грязными руками непозволительно! Хорошо, что вы не явились в таком виде к супругу. Представьте, что бы он подумал, приди он к вам и застань в таком виде… И вы не лорд-правитель, миледи, ничто не могло вынудить вас торопиться с написанием. Вам в помощь выделены писари, которые способны и сами изложить ваши слова на папирус, исправить то, что требуется, а после переписать столько раз, сколько вы прикажете. Хоть всю ночь, хоть трое суток подряд, не прерываясь на сон и еду!

Служанки обычно не смели так говорить с хозяйками и тем более лезть в важные дела, отчитывать и поучать, но Злобня была на особом положении — Фейг воспринимала ее как няньку. Она любила суровую женщину, хотя бы за то, что та являлась ниточкой, связывающей пережившую много хорошего и плохого жену Вихта с прошлым. С домом, Гринтри, где Фейг всегда рады, с местом, где отец воспитывает теперь уже нового ребенка.

С матерью у леди отношения были теплыми и дружескими, хозяйка Гринтри не прибегала к строгости сверх меры, но и Райан с появлением дочери стал папенькой. Самым близким человеком. Он смеялся над шалостями, часто защищал Фейг и не позволял лишний раз заставлять ее вышивать, вместо того чтобы отправлять на прогулку. Лишь дважды отец поступил неверно и расстроил Фейг — когда отдал ее Рогору и его никчемному сыну и когда не стал провожать дочь на север. Но на празднике в честь становления девушки женой Вайткроу леди поняла, что разногласия потеряли значение и обид больше нет.

— Леди, не извивайтесь змеей, нам вас не словить. — Злобня поймала морщинистой рукой плечо женщины. Ее руки, дергающие за шнуры платья, были холодными и жесткими.

— Мне холодно. — У Фейг мерзли руки, они сморщились от холодной воды, пока их отмывали от грязи.

— Мы грели воду прежде, но вас не добудиться, — проворчала в ответ женщина.

— Нельзя так говорить с леди! — охнув, возмутилась Миила.

— Почему я должна терпеть подобную грубость? — поддавшись подсказкам южанки и дурному настроению, поинтересовалась новая хозяйка Фридомхелла. Она снова попыталась повернуться и потянуть завязки, чтобы чуть их расслабить, но Злобня оказалась проворнее.

— Потому что я не боюсь говорить вам правду, миледи. И давать правильные советы.

Где-то в мыслях Фейг сама же дополнила этот краткий ответ — еще и потому, что служанка успела принять уже несколько десятков родов вместе с повитухами и еще трижды помогала роженицам, когда никакой другой помощи не наблюдалось. Кухарка в Гринтри могла и не разродиться, если бы Злобня, растолкав всех, не принялась давить на живот женщины, помогая протолкнуть сына. Жизнь далеко не всегда складывалась так, как хотелось, последние события показали, что произойти может что угодно, и наличие под рукой человека с настолько хорошей репутацией и опытом действовало на Фейг успокаивающе. Служанка и правда имела право отчитывать леди и говорить подобным тоном. Она сама это прекрасно понимала и пользовалась положением.

Фейг, немного отойдя ото сна, вспомнила, что все же придумала верный способ возвращения Вихта с севера, и пропустила остальные нравоучения мимо ушей. Леди думала совсем о других вещах и была уверена, что уж перепачканные руки ее возлюбленный муж точно бы простил ей. И еще очень и очень многое, потому что искренне и взаимно любил.

— Ах, да. Вам вчера вечером пришло письмо, миледи. Я хотела передать вам его сразу же, но вы не желали никого видеть. Птичник сказал, что оно пришло с севера, от милорда Холдбиста.

От Холдбиста? Скорее всего, это послание от Вихта, они приходили раз в три дня, а бывало, что и через день. Леди выпрямилась и поспешила к столу, где Злобня сложила то, что принесла с собой, а за ней, умоляя остановиться и позволить дошнуровать верхнее платье, побежали служанки.

Развернув небольшой клочок тонкого папируса, девушка пробежалась глазами по первым строкам:

«Прекрасная миледи Фейг!

Я бесконечно рад, что вы не забываете обо мне, и еще более отрадно мне знать, что, вопреки вашему нелегкому положению и, я уверен, усталости, нередко сопровождающей вас, Амфи и Оафи не скучают, предоставленные лишь друг другу, а имеют удовольствие наслаждаться вашим прелестным обществом.

Сразу же отвечу на ваш излюбленный вопрос — наш горячо уважаемый и любимый лорд Вихт неустанно находится под моим наблюдением и ведет себя более чем прилично. Уж поверьте, от моего взора не ускользнет ничто. Я бы назвал поведение милорда достойным, несмотря на бесконечную и бессмысленную вражду с холодом — пока мой дорогой друг проигрывает по всем фронтам, однако сдаваться не желает.

Мы оба находимся в добром здравии, хоть и скучаем по теплым денькам и свежим фруктам…»

Читать оставшийся текст Фейг не хватило сил, она убрала от лица папирус.

Это было послание не от ее возлюбленного, а от Рирза. Того самого, который являлся сыном Рогора Холдбиста, потомка чудовищ… Того самого, который всенепременно должен что-то сотворить с ее супругом.

До тех пор пока леди не решила изучить покои бастарда, они с мужчиной вели приятную переписку, и его ответы, уже привычно-фамильярные, с шутками, чаще всего с грубыми, вещающие об успехах и севере, она ждала не меньше, чем посланий Вайткроу. Девушка освободила руку, выдернув ее у заботливых служанок, которые поправляли рукава, вернулась к первым строкам послания, пробежалась по ним глазами и почувствовала, как в ее горле разрастается ком. Она сглотнула один раз, второй, а тот и не думал никуда уходить.

Стыд сковал хозяйку Фридомхелла, чем воспользовались служанки, чтобы завершить свое дело — собрать леди до конца. Пока многочисленные шнуры и ленты продевали в специальные петли и завязывали бантиками, Фейг размышляла. И чем больше она погружалась в свои мысли, тем горестнее становилось на душе и тем более проявлялся на ее щеках стыд.

Да, леди Вайткроу временами немного опасалась Рирза, но она, несомненно, уважала его и испытывала самые теплые дружеские чувства к бастарду. Она знала его, беседовала с ним, когда сын Рогора жил на юге, была благодарна за спасение ее из лап северян и еще больше за помощь Вихту в Новых Землях. Девушка успела привыкнуть к своеобразному юмору северянина, не всегда понимала шутки, но старательно улыбалась. Порой Рирз казался слишком взрослым и не похожим на привычных лордов и леди, но и в этой уникальности в том числе состояла его ценность.

Так почему же Фейг едва не решилась на бесчестный по отношению к доброму другу и спасителю поступок — при помощи обмана и манипулирования супругом оставить северянина одного? Именно тогда, когда он нуждался в помощи больше всего?

Бывшая Форест сама надумала что-то про одежды и упряжь, перевернула бумаги Рирза, копалась в них — за что по-прежнему чувствовала стыд, — словно специально искала какое-то доказательство, что-то, что могло скомпрометировать хорошего человека, и, найдя легенду, сразу же убедила себя в причастности бастарда ко всему ужасу, что может происходить в Ферстленде и Новых Землях. Без сомнения осудила хорошего приятеля, не дав ему никакой возможности оправдаться. Разве этому учила ее семья?

К тому же пока ни в одном письме не говорилось ни про каких чудовищ. Люди — вот кто в самом деле учинял бесчинства и уничтожал добрый мир, и будь описание дара Холдбистов настоящим, где хоть одно упоминание об их преступлениях?

Почему Фейг позволила себе усомниться в преданности и честности Рирза? Мужчина не заслуживал такого отношения, и даже если и был причастен к каким-либо отвратительным вещам, то как минимум имел право объяснить свои деяния.

Сын Рогора все время напоминал Фейг о страшных сезонах, которые она пережила в Фиендхолле, о своем отце и брате, о севере и одиночестве. Нет, он никогда, ни разу за все время знакомства не начинал данной темы, не сказал ни слова о Ротре Холдбисте, ни разу не упрекнул Фейг в чем-либо и всячески поддерживал. В тот единственный раз, когда они затронули тему правителя Холдбиста, их взгляды почти полностью совпали, но если леди предпочитала использовать аккуратные формулировки, то Рирз ничуть не стеснялся сквернословить, едко шутить и приводить такие сравнения, что щеки девушки вспыхивали помимо ее воли и с каждым новым словом краснели лишь больше.

В свое время именно ненависть к одному лорду сплотила их куда больше, чем любовь к другому, а тот разговор если и не сделал из них хороших друзей, то помог обзавестись тем союзником, который понимал как никто другой. Вихт поддерживал обоих, но на деле не испытывал подобных чувств к Рогору и, естественно, не мог в полной мере понять близких, хоть и очень хотел.

Последующие дни взволнованная и не знающая, что предпринять и что думать, Фейг не отвечала ни на одно письмо, но писала их сама. Она почти не покидала покоев и просила подавать ей завтрак и ужин. Леди передавала через Злобню и воребов послания в Гринтри, прося отправить легенды, которые имелись в отцовском книгохранилище, и размышляла. Новая Вайткроу не понимала, что ей делать — верить другу, который вернул ее возлюбленному и был опорой и поддержкой, или опасаться человека, способного разорвать упряжь и не испугавшегося убить собственного брата, пусть и на благо. О, про смерть Ротра леди не знала очень долго, пока наконец на свадьбе не услышала, что с ним случилось. Она вспомнила, как на мосту бастард выбрасывал в реку кошель и какие-то украшения. Тогда Фейг не придала этому поступку значения, но после новостей о бывшем муже в ее голове все встало на свои места.

Разобраться в Рирзе девушке мог помочь тот, кто знал его лучше, чем она сама. Вихт находился далеко, ни про каких других друзей бастарда леди не слышала. Сын Холдбиста много с кем общался, обменивался ничего не значащими фразами или опрокидывал пару кубков, но по-настоящему теплые чувства он не испытывал ни к кому, кроме Амфи. Он притащил это существо, показавшееся поначалу Фейг отвратительным, опасным, кровожадным, и не одно, а с подружкой, и поселил так близко, как только получилось. Порой казалось, что если бы Рирз обладал даром переносить озера, то Амфи бы жил в самом Фридомхелле и следовал бы за бастардом в любом походе. Но, поскольку добиться этого не получалось, мужчина убедил стражников охранять озеро, в котором теперь жила парочка, и, пока находился на юге, наведывался к синекожим каждый день.

Последнюю ночь перед отправлением на север Рирз провел на озере — Амфи, к которому леди теперь нередко приходила, чтобы развлечь скучающего плавуна, рассказывал ей об этом. Оафи также успела привязаться к бастарду и скучала по нему, хоть и более сдержанно выражала чувства. Голубокожий почти в каждый приход леди Вайткроу устраивал настоящую истерику, рыдая, что друг до сих пор не вернулся. Он даже порывался отправиться на север самостоятельно, пару раз продемонстрировал собранные вещи — несколько рыбешек, бусы из камушков, две ракушки с Новых Земель и золотую трость, способ добычи которой он так и не сообщил, и Фейг пришлось приложить много усилий, чтобы переубедить рыболюда. Она пообещала, что как только Рирз сумеет наладить быт, то всенепременно подберет место для приятеля и лично явится за ним.

Морской житель был нетерпелив и капризен как ребенок и не уставал сообщать, что бастард Рогора не прибыл, ставя это в вину Фейг и громогласно сообщая, что невеста Вихта недостаточно старается с уговорами и убеждениями. Оафи, как и положено заботливой супруге, поддерживала спутника и нередко принималась громко клекотать вместо привычных человеческих слов, выражая недовольство. Леди Вайткроу задабривала голубокожую блестящими полудрагоценными камнями и украшениями. Со временем хитрая плавунья научилась использовать свой пронзительный голос, чтобы получить побольше подарков. Амфи же стойко противостоял искушению и воротил нос от любых переливающихся вещей, пока говорил про Рирза.

Рыболюд познакомился с бастардом еще до его встречи с Вихтом, а значит, должен был многое узнать о приятеле. Должно быть, он смог бы охарактеризовать поведение друга в опасных ситуациях или тоже знал про легенду о Первом из Великой Династии? Почему-то только теперь, испытывая муки выбора, Фейг задумалась, что Амфи может знать намного больше, чем все человеческие приближенные Рирза, вместе взятые.

Весь путь до озера леди сопровождало целое войско из служанок, придворных, охраны и даже лекарей, которых теперь всюду гоняла следом за правительницей Злобня. Воины не отходили от Фейг до самого берега, и женщине пришлось приказать им просто стоять на страже и ждать, пока не понадобится помощь или кому-нибудь не будет угрожать опасность. Остальные же и без того предпочитали держаться от чудовищ в стороне. Желающих поквитаться с тварями почти не находилось, южане оказались довольно терпимы к любым необычным проявлениям, не вписывающимся в их уклад, если таковые не мешали. А вот обсуждать что-либо они любили, особенно по вечерам в теньке.

Слухи, которые ходили раньше по замку и уже начали расползаться за его пределы и вещали о Рирзе как об укротителе смертоносных зубастых тварей, в последние циклы разбавляли историями о бывшей леди Форест, способной управлять теми же чудовищами. Некоторые даже додумывали родственные связи Рирза и Фейг, а порой высказывали мерзкие предположения.

— Фхейх! — Лысая голова показалась над водой. Существо раздвинуло губы и оскалилось.

— Я тоже рада видеть тебя! — А кого именно она рада видеть, леди пока не поняла. Голоса у мужчины и женщины были невероятно схожими, головы тоже, особенно когда те пытались улыбаться. Различить рыболюдов возможно, лишь когда они выбираются из воды по пояс или же во время долгого полноценного разговора: Амфи впитал больше человеческого и изъяснялся почти как крестьянин.

— Я очень скучать. Ты привести Риис? — Теперь было понятно, леди разговаривала с Амфи.

— Нет, Амфи, Рирз пока не вернулся. Но он прислал письмо и передал вам подарки! — Леди заранее озаботилась тем, чтобы не приходить с пустыми руками. Оказалось, что, кроме украшений, морские чудища испытывают непреодолимую тягу к сладким фруктам, орехам и ягодам, зато терпеть не могут грибы — от них синяя кожа покрывалась черными пятнами, и Амфи с Оафи расчесывали ее. Впрочем, фрукты также были им не очень-то полезны.

Однажды, когда добрая леди принесла целую корзину и парочка никак не могла остановиться, закончилась история не совсем хорошо. Несколько дней Главный лекарь с помощниками и Гроссмейстер с армией мудрецов размышляли, как помочь страдающим голубокожим, совсем позабыв о страхах перед всеми, кроме сына Рогора. Амфи с Оафи плескались на мелководье, хрипели, извивались, словно змеи, кашляли и не давали спать жителям Фридомхелла и, разумеется, чувствующей вину Фейг. Леди вовсе не отходила от рыболюдов. Немного настоек для пищеварения, пара суток, и все обошлось. С тех пор Фейг ограничивалась одним-двумя сладкими гостинцами, боясь повторения. Синекожие, как дети, забыли плохое и клянчили еще и еще.

— Сладкие камушки! — Вторая голова показалась над водой, стоило Вайткроу, присевшей на деревянном помосте, выступающем на десяток шагов в глубь озера, достать свежий фрукт из небольшой корзинки. Все, что не имело названия у голубокожих, они называли камушками — сладкими, солеными, кислыми, красочными, блестящими, злыми, мягкими или твердыми. Порой сочетали по два, а то и три слова.

Наблюдать за процессом кормления никому не нравилось — зубастые существа даже не знали, что означало слово «этикет», а из их ртов, не предназначенных для подобной пищи, вырывалось чавканье и урчание. Говорить с ними, пока они перемалывали в труху фрукты, пачкали лицо, а после длинным языком собирали с него сок, было бесполезно. Четверо воинов отвернулись — южане порой отличались излишней ранимостью.

Фейг, выросшая среди зверья, множества собак и рядом с медведицей, скорее умилялась. Она вручила каждому из парочки подарки из того сундука, который оставил ей Рирз перед отбытием, — бастард хотел, чтобы о его друзьях хорошо заботились, и попросил выдавать вещицы постепенно. Скорее всего, опасался, что иначе про него позабудут.

— Амфи, ты ведь знал Рирза еще до того, как с ним встретился Вихт? Ты рассказывал, что тебя поймали в сети, а он не позволил над тобой издеваться.

Мужчина, разглядывавший металлические пластинки, начищенные до блеска, кивнул и крякнул.

— Ты много времени проводил с ним?

В ответ снова послышалось кряканье.

— Я хотела спросить тебя, Амфи. — Существо подняло голову и уставилось на нее своими огромными глазами, по-детски добрыми. Рыболюд не моргал, а Фейг не могла придумать, как бы начать разговор. — Рирз никогда не вел себя… Странно? Не так, как обычно.

— Риис — человек, — глубокомысленно ответил Амфи. — Он вести себя не как я привыкать. Все время так вести. Риис не любить плавать — странно?

— Многие не любят плавать, но я не совсем про это. Может быть, он становился другим и ты видел такое? Внешне, понимаешь? А может, не внешне, я не знаю, как оно должно быть… Может быть, ты замечал, что он начинал вести себя не так, как обычно, странно для него самого? — Существо продолжало смотреть на нее, от чего леди почувствовала упадок сил. Она села на деревянном мостке, свесив ноги. — Ох, я не знаю даже, о чем тебя спрашиваю…

Фейг замолчала, молчал и Амфи. Он поиграл с металлическими пластинками, а когда к нему подплыла Оафи, прижал их к груди. Морская женщина нашипела на спутника, отобрала новые игрушки, хоть у нее имелись и собственные, и поспешно ретировалась.

— Я понимать! — вдруг заговорил голубокожий. — Ты говорить про силы духов предков!

— Да, — закивала бывшая Форест, не понимая, о чем говорит Амфи, но, раз он что-то понял, пусть говорит. — Именно об этом!

— Рииса захватывать духи предков, когда он проиграть. Он плавать в тот день со мной на скорость и сердиться, когда я его обыграть каждый раз. Он поменяться тогда — стать сильнее, больше, как злой темный камушек, рычать громко-громко, так, что вся рыба и птица убежать. Его взгляд быть злой, я хотеть его успокоить, но он ударить меня и хотеть ударить еще. Я закричать, он нюхать меня и понять, что я — друг. Он тогда перестать бить и успокоиться. Я не бояться… Я знать про силы духов предков, ходящие-по-земле умеют пользоваться силой духов. Говорящие-с-духами помогать им обретать понимание. Но Риис другой, его сила духов больше.

Леди Вайткроу слушала Амфи и не могла понять, что ей делать — радоваться, что она поняла, в какую сторону двигать разговор, переживать за Вихта или принять услышанное за глупости. Быть может, бастард решил так подшутить над ней и подговорил добряка-рыболюда помочь? Это было бы вполне в его духе. На самом деле Фейг даже надеялась в какой-то мере, что это шутка и вскоре Амфи не выдержит и скажет: «Ха-ха! Я пошутить над тобой! Мы с Риис долго думать над этот шутка». Так было бы проще всего. Но увы.

Вместо этого создание продолжало рассказывать. Амфи всегда был болтлив, а теперь, чувствуя полезность, превосходил сам себя.

— Я видеть, что духи в Риис сильнее. Когда Риис сердиться в лагере на всех, все начинать быстро-быстро умнеть и делать так, как он хотеть. Ходящие-по-земле так не уметь. Злой Риис становиться большим вожаком! Его люд понимать это. Слушаться, без этот… Без плохой слов и слез.

— Неужели все это происходит на самом деле? Рирз становился при тебе чудовищем? Он вынуждал людей делать что-то и запугивал их? Почему никто не рассказал об этом?

— Не запугивать! Риис не пугать людей, он говорить, хотеть, и они делать.

— То есть он… Он вынуждал их, но без страха?

Амфи согласно заклекотал.

— Ты хочешь сказать, что он… Подчинял их? Заставлял делать, как ему надо?

Мужчина снова издал такие же звуки, оскалился, вероятно, радуясь, что его поняли. Фейг было совершенно не до улыбок. Она хотела услышать правду и услышала ее, но на душе от этого не стало легче. Лучше бы она не заходила в покои сына Рогора!

— Фхейх грустить из-за меня? — Мужчина выбрался из воды на доски мостка. Охрана зашевелилась, но хозяйка Фридомхелла раздраженно махнула рукой:

— Нет. Конечно же, не из-за тебя. Я думала… Амфи, а тебе не было страшно, когда в Рирзе просыпались силы духов и он менялся? Он ведь хотел тебя убить!

— Я ничего не бояться, Риис мой друг! Он не хотеть убить, он испугаться меня, не узнать сначала… Риис защищаться, и силы духов помогать ему делать это. Это помогать обороняться, как мои зубы. Я мочь быстро-быстро плавать, а Риис не мочь и защищаться как уметь. Риис бояться причинять боль из-за силы духов, он рассказывать мне о страх, и я говорить ему, что надо учиться. Я помочь ему понять, что учиться — лучше, чем бояться. Я сказать ему тогда, что он должен быть как наш малек. Наш малек рождается на суша и не уметь плавать сразу. Плавать у него в крови, как летать у птица, но малек не знать об этом и должен учиться. Когда малек понимать и учиться, у него получаться и он верить в себя. Когда он верить, он вспоминать, что вода — его дом. Как Риис вспоминать, что его сила духа предков жить в нем всегда, он не стать бояться, он стать уверенный. Риис сильный. Риис как малек — должен побеждать себя и духа предков, Риис подстраивать под свой плавать течение или ломаться, и тогда течений сам подстраивать под себя Риис. Течение никуда не уходить, и Риис как малек не уходить. Риис понимать и сражаться.

У Фейг не нашлось, что ответить. Она молчала и даже не поднимала головы. Не могла, не хотела смотреть на водного обитателя, словно произнесенные слова исполнятся, лишь когда леди переведет взгляд.

Амфи же рассудил совсем по-другому. Он протянул искусно припрятанный от жадной Оафи начищенный металлический диск девушке. Наверное, чтобы ее подбодрить.

— Фхейх не должна бояться. Малек может ошибаться, но уметь выживать. Если малек сломаться или делать неправильно, он суметь набраться сил и сделать другой выбор. Малек сильный, пока учиться. Так делать сам природ, чтобы малек выживать.