Грозный призрак

Вера Ивановна Крыжановская-Рочестер

Жизнь мимолетна. При жизни нужно заботиться о душе, не погружать ее в сумерки беспутства, порока, неверия. Об этом роман-трилогия «В царстве тьмы».

Оглавление

Из серии: В царстве тьмы

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Грозный призрак предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава I

— Садись, Нита, и подожди немножко. Через пять минут я закончу письмо и буду в твоем распоряжении, — сказал Михаил Михайлович Суровцев, указывая жене кресло около стола и снова принимаясь за писание.

Анна Петровна села, взяла со стола газету и стала рассеянно пробегать ее глазами.

Это была красивая женщина лет тридцати восьми, с темными большими бархатистыми глазами и густыми волосами. Тонкое изящество костюма и роскошь обстановки кабинета свидетельствовали о богатстве семьи. Михаил Михайлович раньше был помещиком, но затем, продав имения, он пустился в различные предприятия и теперь занимал видное положение в финансовом мире.

Запечатав письмо и надписав адрес, он закурил сигару, откинулся в кресло и сказал, улыбаясь:

— Теперь говори, Нита, на полчаса я вполне принадлежу тебе.

— Слава Богу! Обыкновенно потеряешь терпение, карауля минуту, чтобы говорить с тобою о делах семьи, — ответила Анна Петровна с не совсем довольным видом. — Я хочу посоветоваться насчет Мэри. Как тебе известно, ввиду моей поездки с кузиной Ольгой в Виши, мы решили отправить Мэри и Наташу с м-ль Эмили и няней к твоей сестре, в деревню. Но ведь поместье маленькое, в захолустье, соседи ничего не представляют собой, да и живут довольно далеко, значит — ясно, что Мэри будет там не особенно весело. Совершенно неожиданно я получила сегодня утром во многих отношениях приятное приглашение для нее, но не хочу ничего решать без твоего совета. Была у меня баронесса Козен, мы говорили с нею о планах относительно лета, и Анастасия Андреевна сказала, что уезжает в свой замок поблизости Ревеля. Узнав же, что мы отправляем Мэри в деревню, она просит отпустить к ней девочку на два месяца, уверяя, что та не соскучится, потому что у них множество соседей. Что ты думаешь об этом, Миша? Как я уже говорила, дело это имеет свою выгоду. Баронесса много принимает, а кроме того поблизости от нее будут жить двое молодых людей, которые, по-видимому, интересуются Мэри. Моряк Поль Норденскиольд гостит у бабушки, близкой соседки Козен. Это красивый юноша, со средствами и на хорошей дороге. Затем и Эрик Раутенфельд проводит лето в своем имении около Ревеля. Это тоже хорошая партия: он дипломат, богат и с хорошими связями. Мэри восемнадцать лет и пора пристроить девочку, а у баронессы оба эти претендента встретят ее. Может быть, что-нибудь и выйдет?

Суровцев задумчиво покачал головой.

— Ты права, Нита! Соображения твои очень заманчивы, и я не имел бы решительно ничего против них, если бы не Вадим Викторович… Двусмысленная или, вернее, не двусмысленная роль его в доме баронессы коробит меня, и я не знаю, право, удобно ли сближать Мэри с таким семейством.

Анна Петровна на минуту задумалась.

— Конечно, с одной стороны, ты совершенно прав, Миша. Роль Вадима Викторовича относительно баронессы — «секрет полишинеля», но наружно приличия вполне соблюдены, а я считаю Мэри слишком чистой натурой, чтобы подозревать истину. Вспомни только, что Вадим Викторович — друг барона, притом, он врач, а благодаря этому вдвойне охраняет вверенную ему семью. Доктор временно состоит опекуном детей, и этим вполне объясняются его слишком частые и продолжительные посещения.

— Все это прекрасно с внешней стороны, но, между нами говоря, глупо было со стороны барона отправиться путешествовать по Индии. Уже более двух лет он отсутствует, обрекая жену на вдовство, а баронесса еще во цвете лет: ей с небольшим тридцать пять и близость такого красивого и умного человека, как доктор Заторский, представляет большую опасность.

— Полно! После пятнадцатилетнего супружества, имея дочь тринадцати лет и сына одиннадцати лет, можно вполне успокоиться и, не ставя мужу рогов, позволить ему осуществить мечту всей его жизни: посетить Индию, эту страну чудес, — насмешливо возразила Анна Петровна. — Впрочем, барон предлагал жене сопутствовать ему, но та отказалась, предпочитая, вероятно, общество Вадима Викторовича. О, прелестный доктор очень мил, так добросовестно исполняя возложенную на него другом обязанность! Ха! Ха! Ха!

— Помимо этого для меня загадка: каким образом Заторский, во всяком случае умный и замечательно умный человек, мог заинтересоваться таким ничтожеством, как баронесса. Он мог найти что-нибудь получше.

— Несомненно, но мы отдалились от предмета: как ты решишь насчет Мэри? Я обещала баронессе дать ответ сегодня вечером, посоветовавшись с тобой. Можно ли, не обижая твоей сестры, изменить наши намерения?

Суровцев подумал с минуту.

— Отпусти Мэри. Надеюсь, что в присутствии молодой девушки у Анастасии Андреевны хватит ума не выставлять напоказ свои отношения к доктору. Ты права, говоря, что надо пользоваться случаем пристроить девочку, а у Вали она действительно скучала бы смертельно. Однако мне пора, меня ждут в совете бельгийского общества, я едва успею доехать.

Спешно поцеловав жену и взяв портфель, он вышел. Анна Петровна тоже ушла из кабинета и по коридору направилась в помещение дочери, состоявшее из двух комнат: розового будуара, наполненного редкими цветами и драгоценными безделушками, и спальни. Тут стены были обтянуты белым, мебель крыта белым шелком, а постель и туалет отделаны кружевами. Перед большим зеркалом стояла сама хозяйка и оглядывала себя, пока горничная заканчивала ее туалет.

Мэри Суровцева отличалась редкой красотой. Это была стройная, грациозная, как мотылек, девушка с цветом лица матовой белизны, которую еще ярче оттеняли сине-черные волосы. Она унаследовала от матери бархатистые глаза, но у нее они были еще больше и с иным выражением. Взгляд Анны Петровны был ясный, веселый и спокойный, а в темных глазах Мэри светились гордость, энергия и пылкая душа, в глубине которой должны были таиться страсти, если жизненным испытаниям суждено будет пробудить их. Пока, впрочем, это был наивный ребенок, поглощенный в эту минуту единственно своим нарядом и с удовольствием любовавшийся своим пленительным образом. На мгновение мать с любовью и гордостью взглянула на нее, а потом спросила:

— Еще не уехала, дитя мое? А ты разве не опоздаешь на шоколад к своей подруге?

— Нет, мама, у меня еще минут двадцать времени, да и м-ль Эмили еще не готова. Петя придет сказать, когда автомобиль будет подан. Но ты хочешь что-нибудь передать мне? Я вижу по твоим глазам, мамочка. В таком случае садись на диван, а я тебя слушаю.

Она придвинула табурет и села, бережно расправляя складки платья так, чтобы видеть себя в зеркале. Мэри сознавала свою красоту и была непрочь всегда полюбоваться собою. Слабая и слишком снисходительная мать с улыбкой следила за ее уловками.

— Я хочу сообщить свежую новость, которая, надеюсь, доставит тебе удовольствие. Баронесса Козен предлагает тебе провести два месяца в ее замке около Ревеля, а так как у милой тети Вали порядочно скучно, то папа разрешил мне за тебя принять это приглашение.

Глаза у молодой девушки радостно вспыхнули.

— О! Как вы добры оба, папа и ты! Благодарю, благодарю! Я очень люблю тетю Валю, но, конечно, мне будет гораздо веселее у доброй, очаровательной баронессы.

— Несомненно, замок ее, как говорят, один из самых любопытных, даже как исторический памятник, и, кроме того, она много принимает. Ты даже встретишь там знакомых: Эрика Раутенфельда и молодого Норденскиольда, родственника барона. Оба они ухаживают за тобою, и это совсем не испортит дела: мне казалось даже, что Павел Федорович тебе нравится.

Заметив, что Мэри покраснела, она радушно прибавила:

— Ты знаешь, дорогая, что мы с папой представляем тебе полную свободу выбора, а оба жениха люди вполне порядочные и представляют прекрасную партию. Но повторяю — ты сама должна решить свою судьбу.

— Милая мамочка, Эрик Оскарович не нравится мне: он напыщенный, сухой и холодный, а взгляд у него пронизывающий. Нет, нет, он не герой моего романа, я предпочитаю скорее Норденскиольда. Хотя мне кажется, что к тому, за кого выходить, должна питать иное чувство. Как знать, дорогая мама? Может быть человек, которому суждено покорить мое сердце, не выступал на моем жизненном пути, — заключила она, смеясь. Шумное появление мальчика лет тринадцати-четырнадцати, в форме кадета, прервало разговор. Это был брат Мэри, ехавший с ней на рождение их общей подруги детства. Петя объявил, что автомобиль у подъезда, а м-ль Эмили готова и ожидает их в прихожей.

— До свидания, дорогие мои. Веселитесь хорошенько, — сказала Анна Петровна, когда молодежь поспешно уходила, унося подарки: футляр с кольцом и коробку конфет.

В большом собственном доме на Сергиевской баронесса Козен занимала целый этаж, и вечером того же дня хозяйка сидела в будуаре, небрежно проглядывая французский роман.

Комната была большая и обтянута изумрудно-зеленым шелком с атласной того же цвета мебелью. В углублении, образовывавшем фонарь и выходившем на улицу, стояли на возвышении два кресла и стол, а на нем красовались в хрустальной вазе фиалки и нарциссы, наполняя комнату чудным ароматом. Стены украшали дорогие картины, а редкие растения в больших японских вазах оживляли роскошную комнату, ярко освещенную электрическими лампами.

Хозяйка этого прелестного уголка была женщиной средних лет, высокая и худая, но ширококостная, что придавало ее фигуре нечто увесистое и массивное. Лицо у нее было приветливое, свежее и очень белое, а большие темные глаза можно было счесть даже красивыми, не страдай они отсутствием выразительности, как и все лицо, в котором не проглядывало ни ума, ни доброты, а оживлялось оно только в минуты гнева. Тем не менее, в общем, это была хорошенькая женщина, а пышные, ярко рыжие волосы, составлявшие редкий контраст с темными глазами, придавали ей что-то своеобразное, пикантное. Она была нарядно одета и на руках, державших книгу, сверкали бриллианты, но короткие, толстые пальцы были грубы, как и большая, выглядывавшая из-под платья, плоская нога, которая, несмотря на шелковый чулок и изящную туфлю из золотистой кожи, лишена была и тени чего-либо породистого.

Впрочем, Анастасия Андреевна была действительно довольно темного происхождения. Отец ее, мелкий чиновник какого-то министерства, обремененный многочисленной семьей и с очень ограниченными средствами, прозябал чуть ли не в нищете. Таким образом, из детей старшая, Настя, выросла почти в бедности, приучена была к строжайшей бережливости и поставлена в необходимость помогать матери как в хозяйстве, так и в уходе за остальными детьми. По достижении восемнадцати лет она научилась писать на машинке и уже своим трудом содержала себя. Лет в двадцать, благодаря счастливой случайности, она нашла работу у барона Козена, археолога-любителя, очень богатого человека, бывшего тогда лет тридцати шести. Как случилось, что Насте удалось возбудить страсть в бароне, перестукивая на машинке его ученые писания, осталось тайной. Но, в результате, Козен женился на ней, а она, даже через пятнадцать лет замужества, еще не утратила влияния на него. Поистине было изумительно, как мог умный, даже ученый человек увлечься ограниченной, пошлой женщиной. Хотя немало примеров, что для возбуждения чувственности мужчины особенного ума от женщины вовсе не требуется…

Добившись, наконец, независимости и богатства, которого жаждала, Настя быстро преобразилась: забыв нищету детства и юности, забыв время, когда не на что было купить шляпу и приходилось закладывать в ломбарде тряпье, она стала швырять деньгами и накупала без разбора все, что попадалось на глаза. Особенно не жалела она ничего на туалеты, а так как в своем узком умишке она воображала, что все дорогое должно быть непременно хорошо, то и наряды ее, несмотря на их изумительные цены, зачастую оставляли желать многого со стороны вкуса и изящества. В одном, впрочем, осталась у нее скаредность прошлой бедности: в мелочной придирке в расходах по хозяйству, которую она из тщеславия старалась скрыть перед знакомыми, желая блистать, особенно перед людьми, менее обласканными судьбой.

Когда первый угар страсти миновал, барон вернулся к своим научным занятиям, а пресытившаяся и свыкшаяся уже с богатством Анастасия Андреевна начала скучать, находя своего «ученого мужа» довольно скучным. Наружно, однако, она высказывала серьезную любовь и неустанно рассказывала направо и налево, что муж без ума от нее, а единственной соперницей является страсть барона к археологии и путешествиям.

Анастасия Андреевна не обладала никакими талантами: она не пела, не рисовала и не знала никаких художественных работ, которыми занимаются женщины света. Бесчисленные часы досуга она посвящала лишь заботам о тряпках и чтению бульварных романов, разжигавших ее воображение. Она стала мечтать о пикантных приключениях и пожелала завести возлюбленного — обычное утешение праздной женщины без нравственных устоев. Однако пока еще ее удерживал некоторый страх, и она не рисковала осуществить свою прихоть. Первый случай к исполнению ее затеи представился ей благодаря одному путешествию.

Спустя около года после рождения второго ребенка барон отправился в Египет и взял с собой жену. Вначале для Анастасии Андреевны это была настоящая пытка: невежественная и ограниченная, она нисколько не интересовалась чудесными памятниками и древними сокровищами земли фараонов и думала, что умрет от скуки. На выручку ей явилось ухаживание немецкого туриста: она затеяла с ним флирт, интересный уже по самой представлявшейся им опасности и удавшийся как нельзя лучше. Барон был уверен в добродетели жены и занят мумиями, а потому не видел, что проделывали живые, и ничего не подозревал. Баронессе же пришлись по вкусу тайные авантюры и она не преминула завязать новые интрижки. Одна из них, впрочем, чуть не закончилась бедой и заставила ее быть впредь осторожнее. Для сына, которому тогда было шесть лет, она пригласила учителя-англичанина, а для девочки — молоденькую бонну-француженку. Англичанин был молод и красив, а у Анастасии Андреевны вдруг явилось непреодолимое желание учиться английскому языку. Уроки шли превосходно, пока бонна-француженка не положила им конец. Она пользовалась уже расположением англичанина и раньше, нежели тот понял, что нравится хозяйке дома, сделала баронессе такую сцену ревности, что той пришлось отказать обоим. К счастью для нее, когда разразился скандал, барон уехал на несколько дней. Анастасии Андреевне пришлось быть осторожнее и она придумала менее опасную игру. Она была не умна, но хитра, особенно когда дело шло об ее интересах. У нее были поклонники, настойчиво ухаживавшие за нею и безумно влюбленные в нее: она же только потешалась над ними. Более прежнего выставляла она напоказ любовь к мужу с детьми, и тем заставляла молчать злоязычников. Барон же был так наивен, что не вдумывался в похождения жены и ему не приходило в голову поближе присмотреться к обожателям, сопровождавшим баронессу на гулянья и в театр. Так проходила жизнь, и у прекрасной Анастасии Андреевны всегда находились сострадательные люди, готовые утешить очаровательную молодую женщину, «одинокую и заброшенную мужем», который был всегда поглощен своими учеными работами.

Года за три перед тем произошел некий эпизод, положивший конец всем мимолетным флиртам и воспламенивший сердце баронессы сильной и упорной страстью.

Барон опасно заболел и к нему пригласили молодого врача, уже пользовавшегося некоторой известностью. Он имел репутацию строгого и добросовестного человека, врага женщин и всяких удовольствий, всецело преданного науке и больным. С первого взгляда на доктора баронесса была точно поражена: ей показалось, что она еще никогда не видела такого красивого и интересного человека, а его холодная сдержанность и скользнувший по ней равнодушный взгляд еще больше взвинтили ее.

«Он должен быть моим. Никто не нравился мне так, как он», — в душе решила она.

С этого дня началась упорная и умелая атака, постепенно приближавшая ее к намеченной цели. В полумраке комнаты больного разыгрывались сцены утонченного кокетства: в пеньюарах, превосходивших ценою бальные туалеты, с наитрогательнейшим самоотвержением проводила баронесса ночи у постели больного мужа, едва уделяя время необходимому отдыху. Когда болезнь, казалось, усиливалась, она упрашивала доктора оставаться иногда даже на ночь, и доктор уступал, когда прекрасные темные глаза, полные слез, устремлялись на него с мольбой, а эти совместные бдения и ужины с глазу на глаз их сближали и устанавливали связь, которая должна была подчинить молодого доктора.

Барон был спасен, и это почти чудесное исцеление сразу создало доктору известность. Никого не удивляло, хотя больной и поправлялся уже, что врач был ежедневным гостем, и свидания с глазу на глаз в будуаре за чайным столиком продолжались по-прежнему. Поддавшийся баронессе доктор Заторский уже засматривался на нее, а та была пуще прежнего соблазнительна в откровенно домашних платьях и почти не скрывала кипевших в ней чувств. Наконец, разыгралась решительная сцена.

Однажды вечером вставший уже с постели барон приводил в порядок, с помощью секретаря, накопившуюся за время болезни корреспонденцию, а доктор, не бывший целую неделю, появился в будуаре. Баронесса уже несколько дней терзаемая сомнением и ревностью, вскочила с места и бросилась ему навстречу: пылавшие щеки, дрожавшие губы, выражение глаз, все явно выдало ее чувства.

— Почему вы не были целую неделю? — пробормотала она, сдавленным от волнения голосом.

Вадим Викторович провел рукой по лицу и ответил вполголоса:

— К чему лгать? Я хочу сказать вам, что буду являться как можно реже, потому что… мне предписывает долг честного человека.

Анастасия Андреевна глухо вскрикнула от радости и схватила руку доктора.

— Да говорите же… Скажите, правда ли то, что, казалось, я прочитала в ваших глазах? Неужели мне выпало высшее блаженство быть любимой вами?

— Да, — прошептал Заторский, задыхаясь.

В ту же минуту две руки обвились вокруг его шеи и к губам прильнули пылавшие уста. Ослепленный на мгновение страстью, он прижал к груди эту трепетавшую от любви женщину, но затем он порывисто оттолкнул ее от себя и спросил нерешительно:

— Вы любите меня? Ведь вы же любите вашего мужа!..

— Я любила его… пока не увидела вас, и продолжаю питать к барону смешанное чувство уважения, дружбы и благодарности, потому что он вырвал меня из нужды. Но сердце мое встрепенулось только, когда я увидела вас и поняла, что такое любовь: это божественное чувство, заставляющее все забывать.

Какой мужчина, если он не особенно даже ослеплен собственными достоинствами, не будет польщен, выслушав подобное признание? Это не просто «успех» — ПЕРВОМУ возбудить истинную страсть в душе женщины, бесспорно молодой и красивой, но уже бывшей двенадцать лет замужем, которая не нашла своего идеала до встречи с ним, несмотря на жизненный опыт. Это не то, что легкая победа над наивным сердцем молодой девушки, еще открытым и готовым воспринять всякие впечатления. Заторский был побежден. Труженик, ученый, до той поры он испытывал лишь легкие любовные похождения, а эта страсть к чужой женщине ослепила его, заставила забыть свои принципы и совесть.

Под влиянием чувственной и развратной женщины он на время сделался таким же циником, как и его современники. Однако лежавшая в его основе честность внушила ему мысль заставить любовницу развестись с мужем и жениться на ней. Но Анастасия Андреевна была слишком осторожна и практична, чтобы променять свою роскошную жизнь «большой барыни» на гораздо более скромное существование. Поэтому она отвергла предложение возлюбленного под тем будто бы предлогом, что чувства признательности и преданности не допустят ее нарушить спокойствие мужа таким громким разрывом, и дело на том остановилось. Доктор остался только «другом дома».

Барон, бесконечно признательный спасшему ему жизнь человеку, искренне привязался к нему и всюду восхвалял его, доставив ему богатых и многочисленных клиент в, а на молодого врача смотрел как на члена семьи. В свою очередь Вадим Викторович широко воспользовался столь выгодным положением: он стал другом и поверенным обоих детей, засыпал их подарками и конфетами и, постоянно заменяя занятого своими работами барона, всюду сопровождал Анастасию Андреевну. В конце-концов, он забросил почти всех своих знакомых, отдавая свое время лишь больным и семье барона. Такое положение тянулось уже год, как вдруг случилось неожиданное событие.

Барон отправился в Лондон для участия в археологическом конгрессе. Там, исследуя незадолго перед тем доставленный транспорт древностей, Козен познакомился с молодым индусом и его приятелем, русским князем Алексеем Елецким, родных которого барон хорошо знал.

Оба они намеревались вернуться в Индию для изучения оккультизма и производства раскопок, и предложили барону сопутствовать им. Предложение было, однако, слишком заманчиво, чтобы страстный археолог мог устоять, и он согласился, но по возвращении домой ему лишь с трудом удалось победить противодействие жены.

Хотя в душе Анастасия Андреевна была рада его отъезду, но притворялась огорченной и обиженной разлукой. Роль свою она так прекрасно провела, что барон уехал убежденный в серьезной любви жены и поклялся, ради ее спокойствия, давать знать о себе как можно чаще. Так как путешествие предполагалось продолжительным и представляло множество опасностей, то барон перед отъездом сделал завещание. Жене он оставлял солидный капитал, а Вадима Викторовича назначил временным опекуном детей, прося того охранять его семью в качестве врача и друга.

Влюбленные чувствовали себя превосходно: муж сам простер покровительственную руку на их тайную связь и освятил, до некоторой степени, частые посещения доктора.

Вначале все шло хорошо и приличия сохранялись, но баронесса, будучи неуравновешенной, ревнивой и страстной натурой, несмотря на личину лицемерия, позволила себе выходки, которые скомпрометировали ее. Весьма скоро не одна только прислуга, но и знакомые стали недвусмысленно переглядываться и усмехаться по этому поводу, а в обществе доктора называли человеком потерянным и считали, что ему никогда не удастся вырваться из цепких ручек своей зрелой возлюбленной.

Таково было положение дел в начале рассказа, и мысли, обуревавшие баронессу, пока она нетерпеливо перелистывала книгу, были, по-видимому, не из приятных.

Несмотря на то, что связь с доктором тянулась уже более трех лет, страсть ее не остывала. Между тем, она замечала, что он изменился и, очевидно, пресытился ею. Ее мучила злоба. Наружно все оставалось по-прежнему. Вадим Викторович посещал исключительно ее дом, терпеливо подчинялся ее тиранической, почти грубой власти, а она, тем не менее, чувствовала, что он ускользал от нее. Вдруг она вздрогнула, услышав в соседней комнате твердые и легкие шаги, и через минуту на пороге будуара появилась высокая фигура мужчины.

Несколько бледное лицо его с правильными чертами было строго и спокойно, густые черные волосы были коротко острижены, а в больших, стального цвета серых глазах под густыми ресницами светились ум и сила.

Баронесса бросила книгу, кинулась навстречу вошедшему и хотела обнять его, но тот резким досадливым движением отбросил протянутые руки и подвел ее к стулу.

— Боже мой, как вы неосторожны! Сколько раз я просил вас беречь излияние нежностей для закрытых дверей, когда мы бываем одни. Какой бы был скандал, войди кто-нибудь из детей или слуг! — заметил он вполголоса.

Баронесса густо покраснела, и губы ее дрожали от злости, когда она отвечала:

— Прежде ты не был так осторожен. Дети могут войти только когда я их позову, что касается слуг, так не достает только того, чтобы я стеснялась их.

— Да я-то стесняюсь! О нас и так слишком много говорят в обществе, и мне уже начинают действовать на нервы двусмысленные взгляды и насмешки! — возразил Вадим Викторович, — опускаясь в кресло и закуривая. Его лицо чуть вспыхнуло от неудовольствия. — Ах, право, я желал бы, чтобы барон вернулся… А теперь, прошу вас или позвать детей, или пойдемте к ним. Лиза очень бледна, — прибавил он, нарушая тягостное молчание.

— Да у нее ничего нет, незначительная простуда, вот и все, — сердито заметила баронесса, стремительно поднимаясь и направляясь в детскую.

Краснощекий мальчуган-крепыш, и худенькая, хрупкая, бледная девочка бросились к доктору и стали ласкаться к нему.

— Наконец ты приехал, дядя Вадим. Целую неделю тебя не было видно, и когда я спрашивал по телефону, твой Яков всегда отвечал, что тебя нет дома.

— Это правда. У меня было несколько серьезных больных, и вообще, я был занят, — ответил Вадим Викторович, усаживаясь на диван между мальчиком и девочкой.

Дети, очевидно, любили его: они без умолку болтали, усердно угощая доктора миндалем в сахаре и фруктами, а поездка в Ревель была главной темой разговора.

— Когда ты приедешь к нам, дядя Вадим? — спросила девочка.

— Я буду приезжать каждую пятницу вечером и оставаться до утра понедельника, а в июле приеду недель на шесть. Я очень утомлен и хочу отдохнуть.

Говоря, Вадим Викторович исподлобья наблюдал за баронессой. Мрачно насупившись, она кусала губы и не вмешивалась в разговор: злость за полученный отпор еще не улеглась в ней.

— А вы, баронесса, одобряете наши планы и согласны оказать мне столь продолжительное гостеприимство? — спросил Вадим Викторович, наклоняясь и целуя лежавшую на столе руку Анастасии Андреевны.

Баронесса слегка просветлела.

— Конечно, конечно, мы будем рады вам. Только, милый доктор, захватите с собой лучшее расположение духа. Нервы ваши растрепались и, случается, я не узнаю вас.

— Вы правы, я стал нервен и несносен. В деревенской тишине и на свежем воздухе я поправлюсь.

— Это будет вам очень легко: сад — огромный, море — в двух шагах и есть лодки для катания. Кроме того, будут гости: хорошенькая Мэри Суровцева и тетка мужа, Елена Орестовна — очень остроумная женщина. Надеюсь, такое общество будет вам приятно.

— Для партии в карты — несомненно, — засмеялся доктор.

Слуга с докладом о приезде каких-то дам прервал разговор.

Оглавление

Из серии: В царстве тьмы

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Грозный призрак предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я