Вор с черным языком

Кристофер Бьюлман, 2021

У Кинча На Шаннака, как и у любого представителя народа гальтов, черный язык. Еще подростком Кинч, чтобы его не отправили на войну, поступил в школу Гильдии Берущих, иначе говоря – воров, в которой постиг хитрые преступные ремесла и даже приобрел кое-какие магические навыки. Но за обучение необходимо расплатиться, поэтому Кинч сидит в засаде, чтобы ограбить первого же человека, который покажется на лесной дороге. Вот только вовсе не безобидного путника предстоит ему встретить. Гальва – женщина-рыцарь, ветеран Гоблинских войн, превосходный боец. И у нее есть тайное оружие – корвид, огромная боевая птица, спрятанная в магической татуировке. Победить эту женщину в схватке Кинчу не удастся. Зато у него появится шанс рассчитаться с Гильдией, выполнив очень странное поручение. Гальва держит путь в далекое королевство Аустрим, на которое недавно напала армия великанов. Кинч должен будет сопровождать ее, постаравшись втереться в доверие, – и ждать дальнейших распоряжений. Впервые на русском!

7

Обрученная с Костлявой

Около полудня я сидел один в «Олене и тихом барабане», благопристойной таверне с покосившимися каменными стенами, которые подпирали балки из белой сосны. Чудесней всего было то, что хозяйка, изо всех сил заботясь о сохранении внешнего вида таверны, редко заглядывала на чердак, куда сваливала всяческий ненужный хлам. Среди этого кавардака я устроил себе постель, после того как простился со спантийкой.

Посчитав здешние комнаты слишком большой роскошью — не из-за обстановки, а из-за скудости моего кошеля, я пролез в дом через высокое окно, отыскал лестницу и поднялся на чердак. Меня бесконечно забавляло раз за разом спускаться из тайного убежища и снова заходить в таверну с улицы, чтобы купить кружечку пива. Я уже изрядно хлебнул и сидел в глубокой задумчивости. Как всегда в таких случаях, взгляд мой сделался рассеянным, а вид — слегка простоватым. Временами я дышал через рот. Мне даже подавали милостыню, когда я устраивал такое на улице. В Низшей школе меня пытались отучить от этих привычек, но в конце концов сдались. Один мастер считал их проявлением недюжинного ума, другой — признаком явного идиотизма. Первый, достопочтенный маг, любил меня за способности к языкам, второй же, ассасин-душитель, презирал мой приветливый нрав и «легкость», с какой я «готов пойти на смерть».

Каждому не угодишь.

Так я и сидел, уставившись в пустоту, чуть ли не пуская слюни, когда стены таверны затряслись от гальтской песни на старохолтийском. В ней пелось про волшебного кота по имени Обормот, но не стоило объяснять посетителям, что там, откуда я родом, с помощью этой глупой песенки гальтских детей учили говорить на языке завоевателей.

Ни один гальт, выросший из коротких штанишек, не станет ее петь. Однако здесь, в Холте, каждый недоумок с пивной пеной в бороде, едва заслышав мелодию, начинает горланить те куплеты этой песни, что сумел запомнить. Хотя надо признать, что припев очень подходит для пьяного рева.

Ну а я думал о великанах.

Я уже говорил, что родился в Гальтии, самом восточном из трех королевств Холта.

Точнее говоря, в Плата-Глуррисе, что означает «сверкающая река» на языке гальтов, первых правителей Холта. Только настоящая сверкающая река находится под землей и состоит из серебра.

Мой папаша добывал серебро, и отец моего лучшего друга тоже, пока гоблины не убили его на Войне дочерей в 1222 году, когда мне было двенадцать. Папаша вернулся домой, но с тех пор не произносил больше одной фразы подряд, да и то редко. Правда, я только год с небольшим наблюдал за тем, как он мучается, и в четырнадцать лет отправился в Низшую школу, но сомневаюсь, чтобы папаша заметил мой уход. Я никогда не работал на рудниках и, если позволят боги, не буду. Люди вкалывают как проклятые во тьме под прекрасными холмами восемь из девяти дней недели, а в выходной, Сатов день, отправляются в церковь и поют там гимны. Потом наливаются хмельным темным пивом до тумана в голове, и ни мужья, ни жены уже не вспоминают о том, что нужно вовремя прерваться, отчего и продолжает пополняться братство людей.

Какого бога прославлял мой отец? Нет, не исконных гальтских богов: Хароса с головой оленя или Фотаннона с лисьей мордой. И не Митренора — древнего холтийского повелителя моря. Нет, отец поклонялся Всебогу в виде бронзового диска на деревянном квадрате либо — в очень богатых семьях — золотого диска на железном или свинцовом квадрате.

Всебог, он же Сат, он же Отец-Солнце, — официальное божество трех королевств Холта. На мой взгляд, это бог уступок и серости, угодный знати проповедью смирения и упорного труда за ничтожную плату, которой едва хватает, чтобы не умереть с голода.

У придумавшего это божество простака не было никакого воображения, он просто вышел на улицу и обожествил первое, что попалось ему на глаза. То ли дело лохматые гальтские боги-кровосмесители. А тем более Запретный бог, иначе зовущийся Перевернутым богом. Но о нем в пределах мира людей лучше не говорить, если не хочешь, чтобы тебе подрезали язык. Ходят слухи, что Перевернутый — истинный бог Гильдии Берущих, но лишь внутренний круг обладающих властью посвящен в эту тайну.

Возможно, этот бог и был настоящим, раз люди на него так обозлились, но Всебог — это полная срань. Таким богам молятся, чтобы вода была мокрой, а огонь — горячим или о том, чтобы он не допустил великанов в твою страну, где их не встречали тысячу лет. Он хорош для простых случаев. Я никогда не видел великанов в Холте, только чучело, которое косолапый Блот возил на двух сцепленных телегах в своем «Караване жутких диковин», беря по медяку за просмотр.

Песня в таверне загремела во всю мощь. Вы когда-нибудь замечали, с каким удовольствием пьяные вытягивают последнюю гласную? Как будто соревнуются, у кого крепче дыхалка. Вот и холтийские болваны из Кадота увлеченно мяукали, сравнявшись в умственном развитии с пятилетними детьми из Плата-Глурриса:

Кошечка бежит опять,

Мяу, мяу, Обормот, мяу!

Котю своего искать,

Мяу, мяу, Обормот, мя-а-а-у-у-у!

Хотя кто я такой, чтобы судить об их умственном развитии? Беженцы рекой текут из растоптанного великанами Аустрима, а я собрался туда идти.

Передо мной возникла расплывчатая фигура. Это была моя спантийка. Я рассказал ей, где остановился.

— Хозяйка! — крикнула она через плечо и указала на меня.

Женщина у стойки покачала головой.

— Ты пьян, — сказала спантийка.

— Нет, — ответил я.

Вторая по популярности ложь, какую можно услышать в тавернах.

И тут спантийка влепила мне оплеуху прямо по татуировке. От души влепила.

Пивоварова жена

Отвечает, что она

Отрубила коте хвост, —

С визгом убежал прохвост.

Мяу, мяу, Обормот, мя-а-а-а-у-у-у!

Я уже открыл рот, но вовремя вспомнил, что мне не разрешается первым заговаривать с ней. Спантийка дождалась, когда мой рот закрылся.

— Извини, но, судя по твоему виду, тебе не помешала бы оплеуха. А мне не помешало бы выпить.

— Ах ты, дочь…

— Если ты хоть слово скажешь о моей матери, придется пустить тебе кровь.

— Засранка! Вонючая, выпендрежная спантийская засранка!

— Так сойдет.

Она взъерошила мне волосы, как несносному мальчишке, и я это стерпел.

— Меня зовут Гальва, — сказала она, подошла к стойке и взяла стакан с красным вином.

Начался следующий куплет, а мне требовалось выпустить пар, сделать хоть что-нибудь, и я тоже запел.

Заорал как безумный:

— Мяу, мяу, Обормот, мяу!

Она села рядом со мной, и за час с небольшим я кое-что узнал о женщине с отличным щитом, быстрым мечом и птицей-убийцей.

— А все-таки кто ты такая? — спросил я. — Ты сказала, Гальва? А дальше как?

— Гальва.

— Так.

— Полное мое имя тебе знать ни к чему.

— Очень загадочно. Ты такая известная личность?

— Каждый человек кому-то известен.

— Значит, да?

Я ждал, что еще она скажет, но спантийка лишь смотрела на меня поверх стакана с вином, словно ожидала продолжения от меня. И я продолжил:

— Чем ты известна, Гальва-спантийка? Ты знаменитая убийца?

— Ты не видел, чтобы я кого-то убила.

Тут она была права.

— У тебя был удобный момент, чтобы начать. Почему ты не убила их, остальных грабителей? А меня? Ты — Гальва Милосердная?

— В этот раз.

— Ты покалечила этих, чтобы задержать других. Они тебя больше беспокоили.

Она чуть приподняла стакан, словно приветствуя мое великое озарение.

— Ты дерешься лучше всех, кого я видел. Не так уж много людей я хотел бы в трудную минуту иметь на своей стороне больше, чем тебя. И этого огромного, злобного, великолепного корвида. Куда он, кстати, делся?

— Не он, а она. И не спрашивай меня о птице.

— Я знаю, что они не вполне законны.

Я вытащил колоду «башен» и перетасовал ее, чтобы чем-то занять руки.

— Не вполне? — повторила Гальва. — На севере нет ни одного королевства, где тебя не казнили бы за боевую птицу.

— Я в этих указах плохо разбираюсь. Нарушения закона — не моя область. А что бы с тобой за нее сделали в Испантии?

Она посмотрела мне в глаза, отпила из стакана и только потом ответила:

— Вытащили бы крюком кишки и скормили стервятникам.

— Подходяще.

— У нашего любимого короля Калита настоящий талант палача.

— Здесь, в Холте, все проще. Не удивлюсь, если тебя просто повесят.

— Нет. Здесь подвешивают за ноги и распиливают пополам.

Она сделала вид, будто работает пилой, придерживая свободной левой рукой лодыжку невидимой жертвы. Любопытно, как висел этот воображаемый холтиец — лицом к ней или наоборот?

— Мне казалось, это только за измену, — сказал я. — И за кровосмешение. Мы не одобряем его со времен правления Тамрина Бесшеего.

— Ты ведь знаешь, что сделали с корвидами?

— Нет, не знаю. Думаю, их держат в больших клетках в Испантии и Галлардии.

— Именно так все и должны думать. Но на самом деле птиц перебили. Семь тысяч корвидов. Мудрый и внушающий трепет король Калит решил, что в таком количестве птицы становятся слишком опасны. Поэтому он на глазах у тех, кто научился любить их и доверять им в бою, накормил корвидов отравленным мясом и сжег трупы. Вот как он обошелся с птицами, которые помогли нам прогнать гоблинов. Лишь немногие из нас воспротивились этому. А некоторые скрылись на время, чтобы спрятать пернатых друзей в безопасном месте, а потом объявили, что они умерли.

— Где же можно спрятать такое чудище? Они же слишком бросаются в глаза.

Гальва ничего не ответила.

Я начал раздавать карты на двоих, но она оттолкнула их от себя, и мне пришлось сложить колоду и убрать в карман.

— Как зовут твоего корвида?

— Далгата.

— Что это означает?

— Костлявая.

— Это ведь ваша богиня смерти, верно? Что-то вроде скелета с крыльями и прекрасными волосами, да?

Она посмотрела так, словно рисовала что-то взглядом у меня на затылке. Водилась за ней такая привычка.

— Она и ваша богиня тоже.

— Мне больше нравятся пухленькие.

— Не важно, что́ тебе нравится. В этом танце дама выбирает кавалера.

Возразить на это было особо нечего, и мы долго сидели молча, пока она снова не заговорила:

— Ты сказал, что я лучший боец из всех, кого ты видел, но тебе просто не встречались настоящие бойцы. А у меня есть кое-какой опыт.

— Гоблинские войны?

— Да.

— Орфей?

— Нет, Голтей.

Я едва сдержал дрожь. В битве при Голтее мы потерпели последнее крупное поражение. Эта битва случилась девять лет назад, в 1224 году. Ее еще называют Королевской погибелью. Каждый слышал это название, каждый знает кого-нибудь, кто туда отправился. И очень немногие знают тех, кто вернулся.

— Было так хреново, как рассказывают?

Я тут же пожалел об этом вопросе. Но нельзя запихнуть слова обратно в рот.

— Нет, — ответила она с жутким спокойствием. — Все равно что собирать цветы в поле. Было так чудесно, что большинство моих друзей и два брата решили там остаться.

Трудно сказать, злость это была или сарказм или обрученным с Костлявой не положено плохо говорить о смерти.

Она отвернулась. Я невольно принялся изучать ее шрамы — не похожи ли они на укусы, но прервал это занятие, как только она снова бросила взгляд на меня.

— Теперь моя очередь, — сказала она. — Расскажи про Гильдию воров.

— Берущих.

— Стоит ли того подготовка, которую тебе дают? Это ведь так устроено, правильно? Из тебя делают вора или убийцу…

— Вора, в моем случае.

— Не смей меня перебивать!

— Извини.

— Не смей извиняться!

Я открыл было рот и снова закрыл.

— Из тебя делают вора, а потом ты должен выплачивать долг до конца жизни, и каждый может дать тебе оплеуху за стакан вина.

— Обычно пива. Только спантийцы и галлардийцы любят красить язык в фиолетовый цвет. И не до конца жизни, если только не умрешь слишком быстро. А раскрытой ладонью метят только тех, кто просрочил выплату.

— Хороший стимул.

— И с каждым днем становится все убедительней.

— Они заставляют что-то для них сделать?

— Это один из способов расплатиться. Особый контракт.

— Хуже, чем нападать на путников из засады?

— Надеюсь, не хуже, чем напасть на тебя.

— Тогда почему бы и не согласиться? И выплатить долг.

— Забавно, что это сказала ты. Я только что говорил с ними. И подписал контракт. Меня послали на запад.

— В Аустрим.

Я кивнул:

— Точнее говоря, в Храву. Скорее всего. Но да, в Аустрим.

— И что ты должен сделать?

— Я обязан сейчас солгать тебе. Давай сделаем вид, что так все и было.

— Нет, лучше солги.

— Отлично. Мне приказали украсть там кое-какие магические амулеты.

— Замечательно. А я разыскиваю пропавшую принцессу.

— Превосходно.

— Еще бы!

— Может быть, я помогу ее найти.

— Может быть, я буду тебе благодарна.

— Отлично.

— Замечательно.

Она отпила немного вина.

— И отвечая на твой вопрос: да, оно того стоило. Гильдия Берущих. Низшая школа.

— Что ты умеешь?

— Необыкновенные вещи.

— Я слышала, некоторые из вас могут говорить с животными. А ты?

Она чуть приподняла темные брови.

— Говорить по-звериному. Это совсем другое. Мы просто имитируем крики животных.

— Что? Просто «ав-ав», как собачка?

Для начала я изобразил скулящую собаку, а потом перешел на вполне правдоподобное рычание.

— Bolnu, — сказала она, словно бы взвешивая на ладони что-то невидимое, но приятное. — Это магия?

— Нет, просто регулярные упражнения.

— А как у тебя насчет магии?

— Не очень.

— У меня тоже не очень.

— Не думаю, что та птичка вылетела у тебя из задницы. — (Она снова пригубила вино и серьезно посмотрела на меня.) — Это была бы очень темная магия, — сказал я. — (Она прищурилась, ожидая продолжения, но не питая особых надежд.) — Но не черная. — (Она по-прежнему молчала.) — Коричневая, — закончил я.

Какое-то время спантийка обдумывала слова «коричневая магия», выискивая в них другой смысл, кроме глупого подросткового анекдота. Так ничего и не найдя, она прикрыла глаза и разочарованно покачала головой.

Далеко не в последний раз.