Искушение из правил

Кристина Юрьевна Юраш, 2020

Это чудовище похитило мою дочь! А мне теперь предстоит блуждать по миру кошмаров и ужаса, чтобы отыскать его дворец и забрать свою малышку. Да, мы с ней не всегда находили общий язык, но это вовсе не значит, что я – плохая мать! Чудовище запутывает дороги, является ко мне, шутит и соблазняет. Почему он не отдает мне моего ребенка?

Глава четвертая. Давай разделимся!

В голове мелькали девушки с силиконовыми формами, бегущие со скоростью улитки, беременной от черепахи. Раздавался хруст и их предсмертный крик. Из гипноза потихоньку выходили мужики — зрители, следящие безотрывно за прыгающей маечкой.

Я резко села на кровати, глядя в темный угол. Желудок пел жалобные серенады тарелке супа. И страдал неимоверно.

Краем уха я снова уловила шорох в углу. Набросится или нет? Чтобы понимать чудовище нужно думать, как чудовище. Вот, что я бы сделала, сидя в углу?

«Подумала, что меня наказали!», — жалобно ответила я себе. Нет, не то!

Отчаянная мысль заставила меня замереть! Мир рухнул, как штукатурка в тарелку борща. Я вспомнила тварь, дрожащую рядом на ветке.

— Тебе конец! — послышался ужасающий голос. И свирепое дыхание.

— Так, кто это сказал? — нервно заявила я, резко вставая с кровати. — Где еда?

Для убедительности, я набросила волосы на лицо и вытянула вперед руки.

— Еда-а-а! — сипела я, смачно облизываясь. Желудок урчал, приманивая полные холодильники. — Еда-а-а! Иди сюда! Сожру-у-у!

Шорохи прекратились. Чудовище в углу резко превратилось в интроверта.

— Жра-а-ать! — подвывала я. — Иди ко мне, мой сладкий!

Я обнаглела, подойдя к пугающему углу настолько, насколько это возможно. В углу что-то резко зашуршало. Мое сердце на мгновенье ухнуло вниз, а потом снова вернулось на место.

— Как думаешь, — отвратительным голосом спросила я, делая вид, что всматриваюсь в темноту. — Тебя сожрать сразу или закопать до лучших времен!

— Пошла вон! — взвизгнуло что-то писклявым голоском. И ушуршало в темноту.

Вау! Я расправила плечи. Желудок допел серенаду хот-догу. Я вернулась на кровать и улеглась спать, обдумывая дальнейшие планы. Если честно, то мне все равно было страшно. Но уже не так, как раньше!

Уснуть не удалось. На меня напала какая-то болезненная дремота. Мне казалось, что я сплю у себя дома. Сквозь дрему я чувствовала, как кто-то пытается стянуть с меня одеяло.

— Пшел вон! Мое одеяло! — сипло выдала я, отвешивая пинка бывшему мужу. Нога попала по чему-то мягкому. — Бери свое одеяло из чупакабры и укрывайся им! Нихрена не колючее! Твоя мать на свадьбу подарила, значит не колючее!

Одеяло с меня перестали тянуть. Сквозь дрему я чувствовала отвратительный запах.

— Что? Опять у мамки чеснок жрал? — хрипло произнесла я, ведя плечом. — Отвернись! Не дыши моим воздухом!

Запах исчез. Потом появился другой. Я принюхалась.

— Что? Опять мать гороховый суп варила? Избушка-избушка! Горохом назад! Чесноком вперед! — простонала я, понимая, что поспать мне не дают. А мне же завтра на работу!

Немного полежав, я почувствовала, как на кровати рядом кто-то ворочается.

— Это что за ипподром? Лег в позу мумии! Мне завтра на работу! А тебе нет! — я отодвинула от себя что-то пушистое. — И одеяло из чупакабры убери!

Я отодвинула от себя одеяло из чупакабры, отползая на самый край. Это муж ждет, когда к нему лично явится миллиардер и попросит возглавить корпорацию. А мне завтра на работу! Мне ребенка кормить нечем!

Внезапно по моей коленке прошлась холодная рука. Потом стала игриво поглаживать ногу.

— Слышишь, шмель! — прокашлялась я, сонно отпихивая похотливую волосатую конечность и щетинистый подбородок. — Иди, брей мохнатый хмель! Я кому бритву на двадцать третье февраля дарила?

На мгновенье ласки прекратились. Я успокоилась. Только уляжешься, только задремлешь, как на тебе! В мужике просыпается шустрый некромант!

Начинается разврат и попытки воскрешения. Эдакая кладбищенская оргия со штампом в паспорте!

Однажды я случайно узнала, что у меня есть личная жизнь. Я была уверена, что ее два месяца нет. А она, зараза, была! Причем, была все это время! Но по ночам. Когда я сплю.

Оказывается, шустрый партизан ночью совершал дерзкие диверсии. С мастерством терминатора из жидкого металла, он просачивался ко мне под одеяло. Потом грелся. И начинал свои некромантические заигрывания.

Муж был свято уверен, что отмахиваюсь я от врожденной женской стыдливости. И постанываю от неземного удовольствия.

Так на свет появилась Нюша.

Отбившись от настойчивых заигрываний, мой сонный труп обернулся одеялом и снова погрузился в блаженную дремоту.

Что-то громко упало. Не открывая глаз, я простонала.

— Я все слышу! Нефиг по кастрюлям ложкой лазить! — выдала я, перевернувшись на другой бок. — Поставь суп в холодильник!

Не прошло и пары минут, как со скрипом открылась дверца шкафа.

— Носки в ящике! Трусы в коробке! Штаны на вешалке! — яростно прошипела я в подушку. — Рубашка в стирке. Возьми вторую.

Шкаф пронзительно скрипел, действуя мне на нервы.

— Ты что там? На дверце катаешься? — зевнула я, не открывая глаз. — Тоже мне большевики на воротах Зимнего Дворца! Я сказала, носки в ящике!

Шкаф снова проскрипел.

— Если я сейчас встану… — с угрозой в голосе предупредила я, пытаясь нащупать телефон. И посмотреть время.

Я резко открыла глаза, не узнавая комнату. Из шкафа на меня смотрело перепуганное чудовище. Рядом со мной сидела какая-то мохнатая зараза, прижав лапы к груди. А из-под одеяла резко отдернулась тонкая черная и пушистая рука.

Мгновенья мне хватило, чтобы понять, что я вовсе не дома. Вся комната кишила чудовищами. Вот только шкафный монстр экстренно закрывал дверь, компактно прячась между старой одеждой. Под кроватью что-то шуршало. А нечто, смахивающее на обезьяну, растворялось в воздухе.

Когда я открыла глаза окончательно, в комнате никого не было. Я осмотрелась, и снова уткнулась лицом в подушку. Мне снилось, что нас затопили соседи сверху. И проснулась я от того, что на меня что-то капает! Кап-кап! Прямо мне на лицо.

— Вставай, — знакомый голос был недоволен. Я лениво открыла глаза, видя лицо, нависшее надо мной.

— Принес кофе в постель? — пробурчала я, поворачиваясь на бок. И закрывая глаза. Что-то звякнуло, словно бабушка перебирает свой сервиз. Я распахнула глаза, чувствуя головокружительный запах кофе. Неужели? Реально? Кофе? Кажется, мне начинают нравится лошадки.

Перед глазами появилась кружечка с золотой ручкой. Кружка в чужих руках перевернулась. Струя кофе полилась на старинный матрас рядом со мной.

Я отшатнулась, видя коричневое пятно на ветхой простыне.

— Я положил две ложки сахара, если что, — заметил голос с таким сладким ядом, что все живое в округе должно было сдохнуть в конвульсиях.

Лошадка сегодня встал явно не с того копыта!

Я повернулась, глядя на бледное лицо и странную стрижку. Где-то между тифозник и лишайник. Я поджала губы, вспоминая ряд лысых кукол. И ножницы на полу.

— Что ты сделал с моим ребенком! — я бросилась на него, представляя такие ужасы, от которых материнское сердце едва не оборвалось.

Мои дрожащие руки держали его за сорочку.

— Что ты сделал с Нюшей? — выдохнула я, боясь услышать ответ.

Мои руки брезгливо сняли одну за другой. Мое сердце дрожало заячьим хвостиком.

— Упустим тот факт, что Нюша козявки ест. И лезет целоваться. И сразу перейдем к главному. Где она может спрятать ножницы? — спросили у меня напрямую.

— С ней все в порядке? — дрожащим голосом спросила я. А потом прищурилась. — Точно?

— Где она спрятала ножницы? — смотрели на меня в упор. — Я не могу спать, зная, что они где-то лежат! Мы обыскали весь замок. Она не признается! Просто молчит и обижается.

— Она старалась, — немного успокоилась я, глядя на плешивую стрижку. Волосы медленно отрастали. Как удивительно! Но главное, что с ребенком было все в порядке.

— Ей, видимо мамы не хватает, — тонко намекнула я. — Поэтому маму будут делать из тебя. Вот так лег однажды папой. Клац-клац! А проснулся мамой.

Видимо, перспективы озадачили Лошадку. Поэтому он задумался.

— Спасибо за предупреждение. Обязательно учту, — глаза сощурились на меня. Я вспомнила, как ужас вокруг превращался в лютый кошмар, если его разозлить. — Где она прячет ножницы? Где она может их спрятать?

Меня снова обожгла мысль, что если ножницы не найдут, то у Нюши будут большие неприятности. И не факт, что ее не бросят в лесу на съедение монстрам!

— Я понимаю, что тебе с ней тяжело, — задушевно начала я, понимая, что все это только цветочки. — И у любого терпения есть конец!

— Даже не думай, — негромко ответили мне, покачав головой. — Я не отдам ребенка. Ты не уследила. Теперь ребенок мой. На этом все. Давай, про ножницы.

— Все просто. Берешь еще одни ножницы. Кладешь на видное место. И делаешь вид, что не замечаешь, как она их берет. А потом следишь, куда она их понесла. Там же будут и первые, — недовольным голосом ответила я. И тут же предупредила. — А вот как отобрать вторые ножницы я еще не придумала! Поэтому давай детские и тупые. У нас дома такие есть. Специально для этих целей. И вообще, если с ее головы хоть волос упадет, я… я…

— Что ты? — спросили у меня, вопросительно поднимая брови.

— Выйду за тебя замуж с целью отравлять тебе жизнь, — отмахнулась я, пытаясь все свести в шутку. Что-то я его побаиваюсь.

— Хорошо, попробуем так. Привет, давай познакомимся! Я принц чарующего леса. У меня есть роскошный замок, маленькая дочь, слуги и несметные богатства. Мой отец — бог моря. Мой дядя — бог смерти. Моя мать — богиня плодородия.

Кэльпи сделал паузу, словно задумавшись.

— Ой, что–то я подумал, какой я замечательный. И передумал знакомиться! — с усмешкой произнес Лошадка.

— Не очень–то и хотелось! — заметила я, поглаживая свою самооценку. Как крестный отец своего кота. — Какой бы ни была Нюша, я не откажусь от нее. Помни об этом! Как бы мне тяжело ни было, я не откажусь от своего ребенка!

Принц смотрел на меня пристально и как-то очень многообещающе. А потом растворился в воздухе. Мне пора открывать курсы «Молодого отца».

Я вздохнула, глядя грустными глазами в сторону заколоченного окна. Сердце ревниво екнуло. «Целоваться лезет!». Нет, ну надо же! А меня она ни разу не поцеловала, когда я приехала. Бабушка ей намекала, что можно поцеловать маму. Но брить кошку намного интересней, чем целовать маму. «Да, пусть!», — машет рукой бабушка, с умилением глядя на уползающую кошку с квадратными глазами.

Я встала. На кровати остались грязные следы. Впервые я спала в ботинках. Покрывало зацепилось за застежку и потянулось на пол. Нацепив на себя пальто, я решила продвигаться к выходу. Идя по длинному коридору, я рассматривала старые портреты на стенах.

Внезапно моя нога куда-то провалилась. Я потеряла равновесие и ухнула в дырку в полу. Зацепившись руками за доски, я мотыляла ногами в воздухе, налегая грудью пол.

— Ыыых! Ыыых! — скреблась я, пытаясь подтянуться. Внезапно за ноги меня кто-то схватил! Я заорала, пытаясь брыкаться. Кто-то тянул меня вниз со страшной силой. Мои руки вцепились в оборванную ковровую дорожку. Было настолько страшно, что у меня сердце едва не выскочило.

Я висела, кричала и звала на помощь. Как вдруг с меня слетел правый ботинок. Он гулко упал в недра подвала. Я потянула воздух носом, чувствуя не самый приятный запах. Мне было очень стыдно.

И тут одна лапа разжалась.

— Сейчас второй сниму! И сдохнешь повторно! — процедила я, пытаясь вылезти. Еще бы! Проходить в ботинках полдня и промочить ноги — это еще то удовольствие!