Мечтающий в темноте

Кристина Сунторнват, 2020

Весь свет в Чаттане находится в руках одного человека – Губернатора, который пришёл в город после Великого пожара и установил свою единоличную власть. Люди боготворят его. А ещё живут и работают ради того, чтобы у них был свет. Свет означает свободу, тьма – заточение. Но однажды мальчик Понг сбегает из тюрьмы Намвон, где почти всю жизнь провёл в темноте, и обнаруживает, что законы справедливости, свобода и равенство – это совсем не те законы, которые установил Губернатор. И вот тогда он решает, что пора изменить этот мир. Это невероятная и захватывающая история о дружбе и справедливости, о безграничных возможностях человека, о законе и семейных тайнах. Для среднего школьного возраста.

Глава 11

Большую часть времени Понг проводил на территории монастыря. Когда ему исполнилось тринадцать, отец Чам стал чаще брать его с собой в деревню и на прогулки по окрестностям.

Посох старого монаха постукивал в такт его шагам, пока тот отвечал на приветствия прохожих: — А, здравствуйте, госпожа Трисуван! У вас сегодня счастливый вид. Надеюсь, это значит, что вашему брату лучше? Добрый вам день, господин Празерт. Я слышал, ваш сын в этом году получит диплом. Как летит время!

Они шли через деревенскую площадь, здороваясь и болтая с жителями. Понгу было здесь хорошо. Танабури была маленькой и ничем не выдающейся деревенькой, и её обыденность нравилась ему больше всего: то, как люди вешали бельё для просушки, подметали дворы, болтали с соседями, готовили завтраки. Понг чувствовал себя уверенно, когда шёл рядом с отцом Чамом среди этой повседневной жизни. В этот момент он забывал о татуировке и обо всём, что сделал неправильно. Он был просто мальчиком из деревни, который шёл за своим Учителем.

Они свернули на дорогу, которая вела через горы.

— Вы сказали, что сегодня посетите школу, — произнёс Понг, замедляя шаг, чтобы идти в одном темпе со стариком. — Вы собираетесь им что-то рассказать?

— Не сегодня. Сегодня у нас есть особенная задача, — ответил отец Чам. — Там есть младенец, о котором мы должны позаботиться.

— Младенец?

Отец Чам кивнул и щёлкнул языком.

— Да, сирота, бедняжка. Один из фермеров нашёл её, завёрнутую в одеяльце, на перекрёстке у подножия гор.

— Как можно не иметь сердца, чтобы оставить крошку одну на дороге?

Отец Чам не ответил. Он наклонил голову и, казалось, всерьёз изучал виды гравия на дороге.

— Учитель, даже вы не сможете найти оправдания тем, кто совершил такую жестокость — оставил младенчика умирать возле дороги, — сказал Понг. — Не могу себе представить ничего ужаснее.

Отец Чам почесал нос.

Некоторое время они шагали в молчании. Понг знал, что это значило. Если Отец Чам не хотел говорить, из него невозможно было вытянуть ни слова. Он всегда так делал, когда хотел, чтобы ученики высказались первыми.

Наконец Понг вздохнул и произнёс:

— Может быть, её родители голодали или что-то такое?

— Ага, — ответил отец Чам, кивая, словно Понг сам додумался до этого, и его не пришлось подталкивать, — ты хорошо заметил. В мире есть те, кто голоден и кто отчаялся, правда?

Понг, потупившись, шёл с ним рядом.

— И у них могут быть другие дети. Дети, которых нечем кормить?

— Можешь себе представить, как надрывается сердце матери, которой надо решать, которого из её детей она сохранит в живых? — с грустью произнёс отец Чам.

— И я полагаю… — сказал Понг, которому пришли в голову новые мысли, — они знали, что в нашей деревне кто-нибудь найдёт младенца и заберёт его.

Отец Чам кивнул.

— Они, действительно, положили её на обочину утром, когда фермеры везут по дороге свои тележки с рисом. А в нашей деревне, по слухам, принимают сирот.

— Правда?

— О да, давние слухи, — сказал отец Чам, с отсутствующим видом глядя вверх. — В первые годы после Великого Пожара дела в Чаттане были совсем плохи. Еды было мало, и многие умерли. Наши рыбаки вылавливали из реки корзины с младенцами, которые плыли из города. В них были маленькие записочки, слова которых разбивали сердце. Родителям, отправлявшим детей в плавание, нечем было их кормить. Вместо того чтобы видеть, как дети умирают с голода, они клали их в корзины и отпускали по течению в надежде, что кто-нибудь их найдёт. В то время наши рыбаки вылавливали больше детей, чем рыбы!

Отец Чам остановился и тяжело опёрся на свой посох. Он делал вид, что рассматривает край своей одежды; ему нужно было перевести дыхание. Понг помог ему снова встать прямо.

— Тогда я пустил слух, что наша деревня примет любого ребёнка из Чаттаны, независимо от обстоятельств, — сказал монах. — Мы также порекомендовали оставлять детей на перекрёстках, а не отправлять в корзинке по течению. В реке слишком много крокодилов!

— И люди послушались?

— О, мы находили дюжины детей! — Старик улыбнулся и указал на дорогу. — Вот почему нам пришлось построить школу. Для этих детей.

Через некоторое время он потрепал Понга по плечу и улыбнулся:

— Благодарю тебя, мой мальчик.

— За что?

— За то, что ты напомнил мне, что несчастным нужно сострадание, а не осуждение.

Понг запротестовал, что, конечно, он не может давать уроки своему учителю, но старый монах, не слушая, уже шёл вперёд.

— Великий Пожар был очень давно, — сказал Понг. — Но детей приносят по-прежнему?

Отец Чам повернулся с удивлённым видом, словно Понг спросил: упадёт ли предмет, если его бросить.

— Конечно, их приносят, — сказал он печально, — потому что всё ещё есть несчастные люди.

Дорога повернула, и они увидели низкое здание с отштукатуренными стенами, которое и было школой деревни Танабури. В большинстве деревень были ремесленные школы, в которых мальчиков и девочек учили вязать, обрабатывать дерево и обучали другим навыкам, чтобы они, когда вырастут, могли устроиться на постоянную работу. Отец Чам настоял, чтобы в школе в Танабури учили ещё и математике, и литературе. Здесь учили намного лучше, чем в тюремной школе Намвона; школа в Танабури могла соперничать с некоторыми частными школами в Чаттане.

— Ах, отец Чам, вы пришли! — увидев их в воротах, воскликнула директриса и поклонилась. — Как всегда, это большая честь для нас.

— Я получил ваше послание, — ответил отец Чам.

Он подмигнул Понгу.

— Где она?

Директриса заулыбалась.

— В моём кабинете. Сюда, пожалуйста.

Они прошли мимо классных комнат, Понг следовал позади и заглядывал внутрь, на склонившихся над книжками учеников. Он не мог присоединиться к ним — слишком велик был риск, что его татуировку кто-нибудь увидит, но ему нравилось издали следить за ними. Он разглядывал мальчиков, надеясь увидеть ухмыляющуюся рожицу Сомкита, хотя и понимал, что это невозможно.

Они вошли в кабинет директрисы, и отец Чам, опираясь на посох, опустился на пол перед плетёной бельевой корзиной.

— О, боже мой, посмотрите на нас, — заворковал он тоненьким голосом, какого Понг ни разу не слышал, — какой сладенький персик! Тю-тю-тю! У-тю-тю! — пропел он, щекоча девочке пятку.

Она счастливо захихикала.

Понг и директриса засмеялись, видя, как легко старику общаться с младенцем.

— Бедняжка, она была такая грязная, когда её принесли, — сказала директриса. — Нам сразу пришлось её помыть.

— Она совершенно чистенькая теперь, мадам, — улыбнулся отец Чам. — Не слишком толстенькая, но это мы исправим. Да-да, исправим.

На лице его отразилось беспокойство.

— Вы уже нашли кого-нибудь, кто мог бы её взять к себе?

— Да, не волнуйтесь, крестьянин из соседней деревни хочет её удочерить. У них с женой нет детей.

— А, семья Шринавакул — да, я их знаю. Ей будет у них хорошо. Итак, что я могу предложить этой удивительной девочке? О, да. Самые уязвимые заслуживают самого главного благословения, ты согласна?

Отец Чам полез в сумку, которая висела у него на боку, и достал длинный плетёный шнур. Это был особенный шнур, не такой, из которого были сделаны браслеты Понга. Толстый, сплетённый из красных и золотых нитей.

Старый монах наклонился над корзиной и завязал шнур вокруг запястья девочки. Сначала он произносил молитвы и благословения, которые Понг слышал сотни раз, но закончил он новым, отличным от обычных благословением:

— Пусть путь её будет мирным, куда бы она ни шла.

Малышка, которая гулила и дрыгала ножками, немедленно затихла, замерла и посмотрела чёрными блестящими глазками в морщинистое лицо отца Чама.

Снаружи донеслись голоса детей, игравших в футбол. Директриса повернулась к окну посмотреть, что там происходит.

— Дети! — крикнула она. — Что я говорила про драки?..

Понг повернулся к окну, но вдруг уголком глаза заметил нечто странное. На потолке плясал солнечный зайчик. Понг посмотрел наверх, туда, где танцевало золотое пятнышко. Источник света должен был быть внизу, там, где находились отец Чам и корзинка. Понг ахнул. Яркий луч, не слабее солнечного, светил из того места, где пальцы отца Чама завязали браслет.

Директриса услышала его «ах» и обернулась.

— Что-то не так? — спросила она.

Понг посмотрел на неё, затем перевёл взгляд на старика. Странное сияние исчезло.

— Что?.. — прошептал Понг.

Перед его глазами плясали золотые точки, словно он слишком долго смотрел на солнце.

Малышка принялась сосать свой новый браслет. Понг замер от удивления. Он посмотрел на директрису. Та несколько раз моргнула, но, кажется, ничего особенного не заметила.

Со стоном отец Чам опёрся на свой посох. Он чуть было не упал, и Понг поспешил помочь ему встать.

— Как вы, отец Чам? — обеспокоенно спросила директриса.

— Всё хорошо, — широко улыбнулся тот. — У старика старые больные кости.

Он погладил малышку по головке.

— Её семья будет счастлива с такой девочкой. Спасибо, что пригласили меня с ней познакомиться. Сейчас нам надо возвращаться в монастырь, не так ли, Понг? — отец Чам тяжело опёрся на руку Понга.

— У моего садовника есть дело в деревне, — сказала директриса. — Я попрошу, чтобы он вас проводил.

Она многозначительно посмотрела на Понга, давая понять, что садовник пойдёт с ними, чтобы отец Чам благополучно дошёл до монастыря. Но старый монах замахал руками:

— Не беспокойтесь из-за меня. Мой друг еле поспевает за мной.

Он легонько постучал по ноге Понга своим посохом.

Прежде чем они покинули школу, директриса отвела Понга в сторону и шепнула:

— Ты должен хорошо за ним следить. Он уже не так молод, как раньше. Он притворяется, что старость ему нипочём, но я же вижу. Я наблюдательнее других.

По дороге в монастырь Понг откашлялся и спросил:

— Отец Чам, насчёт…

— Не сейчас, Понг, — задыхаясь на каждом шагу, сказал отец Чам.

Понг замолк, и они молча шли рядом, пока школа не скрылась из виду.

— Пожалуйста, отец, — сказал Понг, который больше не мог сдерживаться, — там в школе… Вы и малышка. Кажется, я видел… что-то.

Отец Чам слегка наклонил голову.

— Да? И что ты видел?

— Я… не совсем уверен, — сказал Понг, немного запинаясь. — Кажется, я видел свет. Очень яркий. Это было недолго, и когда я начал присматриваться, света уже не было.

Отец Чам остановился и схватил Понга за руку, чтобы тот тоже остановился.

— Ты его видел?

Понг кивнул.

Отец Чам долго смотрел ему в лицо, а потом снова улыбнулся.

— Монахи говорили, что у тебя есть дар замечать, как зреют фрукты. Мне думается, они ошиблись относительно твоего дара.

Не успел Понг спросить, что имел в виду старик и что действительно произошло в школе, как они услышали шаги целой толпы людей.

Они были уже на краю деревни, где, наверное, половина жителей собралась вокруг кареты, запряжённой лошадьми. В деревне лошадей не было ни у кого.

— Похоже, у нас посетители, — сказал отец Чам, указывая посохом на карету. — И очень знатные на этот раз.

Дверца кареты открылась, и оттуда вышел мужчина в форме государственного служащего. За ним спустилась женщина в платье, сверкающем золотом. Потом вылезла девочка с короткой стрижкой и чёрными глазами. На ней была фехтовальная форма.

Сердце Понга сжалось до размера горошины.

В горы приехали начальник тюрьмы Сивапан и его семья.