Мед

Кристина Романютенко

Это книга о мужчинах и женщинах, о настоящей любви и бесконечной нежности. О страсти с медово-горчичным привкусом, отношениях с пряными ароматами нежности и верности. О ненависти, сводящей с ума. И откровенности, которая порой пугает.

Близкая

Огромный железный монстр с несвойственной ему скоростью мчался по рельсам. Мимо мелькали города, сёла, деревни, реки, озёра, люди… И я находила в этом особую, непередаваемую словами, нереальность происходящего.

Мы сидели в маленьком уютном вагоне поезда. Статично и, не торопясь, разглядывали каждую морщинку на лице друг друга, каждую родинку и веснушки. Мы находились в моменте. Нежность красными нитями судьбы сшивали наши жизни, наполняла лёгкие отравленным любовью кислородом, заставляла паршивых бабочек парить и щекотать низ живота. Содержание нежности вызывало подкатывающуюся к горлу горечь реальности. Скрежет тормозов. Новая станция. Пахнёт жареными пирожками, сигаретами и перегаром. Невольно съежилась от враждебных ароматов. Он закрыл дверь. И остался. Никто не оставался со мной в моменте.

Мужчина напротив меня был прекрасен. Смольно-черные волосы, аккуратно подстриженная борода, гречишно-медового цвета глаза, обрамленные бахромой угольно-черных ресниц. Внутри что-то невольно скулило от тоски, но я не знала моего попутчика.

— Ты помнишь, как мы ехали в этом вагоне? — медовый голос, как папина колыбельная, окутывал покрывалом безопасности. — Хоть немного помнишь?

— Простите… Прости… — я смущенно улыбнулась. В его глазах промелькнуло глубокое разочарование. Кажется, надежда начала покидать его.

— Все в порядке. Врачи сказали, что память вернется…

— Это так странно помнить всё, кроме Вас и моментов, связанных с Вами. Все фотографии… Как будто другой человек.

Он взял меня за руку. Тысячи разрядов тока пронзили тело, но…

— Прости меня, что я не успел тогда. Если бы я не был так эгоистичен. Ты бы не пошла одна по тому парку… Не было бы комы… Врачей… Моя вина.

— Вашей вины нет. Так бывает. Мне тоже очень жаль, но уже ничего не изменишь. Мне так жаль, что я вынуждаю Вас мучиться. Быть может, оставим все в прошлом?

— Что? — воскликнул он. — Как мы можем оставить в прошлом десять лет жизни? Нашей жизни. Нашей любви. Наших ссор. Наших совместных планов.

— Почему мы не женаты? Почему у нас нет детей?

— Я… — он внимательно посмотрел на мое лицо. — Я был не готов. Нам и так было хорошо. Дети. Это же ответственность, а мы так молоды. Красивы, амбициозны. Вся жизнь у наших ног.

— Мне кажется, я очень хотела детей. Вы знаете, когда я вижу малышей… внутри меня сжимается что-то. Я наполняюсь теплотой и нежностью.

— Ты никогда не говорила. Всегда работа, развлечения. Но не дети…

— Вы любили меня?

— Я люблю тебя.

— Тогда почему моя память Вас стерла? Я Вас любила?

— Закрой глаза, прошу тебя.

Я покорно закрыла глаза, он взял мои ладони и зашептал:

— У тебя на лице шесть морщинок, когда ты улыбаешься. Четыре родинки на правой щеке и две на левой. Когда ты думаешь, ты кусаешь губу. Когда стесняешься, начинаешь краснеть с шеи. Твои глаза меняют цвет в зависимости от освещения и твоего настроения. Ты любишь молчать, больше чем говорить. Твоя нежность способна затопить Титаник. Твоё безразличие способно разрушить Вавилон. Ты мой космос. Далекая. Близкая.

— Вавилон, — вырвалось у меня. Воспоминания как сюжеты киноленты стали сменять друг друга. — Меня сейчас вырвет. Никита. Кит… Я тебя любила. Я так тебя люблю. Слышишь…

— Девочка моя, — он прижал меня к себе. Глубокий выдох облегчения вырвался из его легких.