37 ночей

Кристина Новосельцева

Ночь – таинственное и сокровенное. Ночь – непонятное и абсурдное. Ночь – то, что проходит за пару секунд и запоминается на всю жизнь. Какая ночь – твоя?

Ночь №4

Я открыла глаза. Наполовину. На этот раз я оказалась в автобусе. Яркий неуютный свет, полупустой салон. Жёлто-синие сидения, ярко-жёлтые поручни. Моя голова словно склеенная скотчем стеклянная ваза — болезненная, хрупкая. Она прислонилась к прохладному окну, запотевшему от дыхания. Шея и подбородок обмотаны шарфом, руки обмундированы в вязаные перчатки болотного цвета. Глаза так и не хотят открываться больше, чем наполовину, боятся пораниться ярким светом. Кажется, такой горит в морге, или на операционном столе.

Я засунула руки в пустые карманы. Деньги не захотели появиться там, даже когда я сняла перчатки. Ситуация была не из лучших и кондуктор вежливо, как взбесившаяся ворона, попросила меня удалиться из помещения. Да пожалуйста, только остановите автобус.

— Двери всегда открыты, выходите сейчас же.

— Прыгать мне, что ли?

— Вон отсюда!

Я встала с сидения. У меня были очень длинные ноги, и вообще, судя по всему высокий рост. Но себя я ещё не видела — как я выгляжу? Мне стало интересно, а в автобусе — скучно, и я решила прыгать. За окном было темно и слякотно. Вереница фонарей отражалась в блестящей, словно нефть, грязи. Я прыгнула. Встреча с землей оказалась не совсем удачной, ведь я не привыкла прыгать на таких длинных ногах, да ещё и с движущегося автобуса. Правая нога поскользнулась, по-приятельски подбила левую и устроила моему плечу внезапную встречу с обочиной дороги. Инерция, доставшаяся от благожелательного автобуса дала возможность телу прокатиться по земле всеми боками и благополучно остановиться на левом.

Я была ужасно грязная, ужасно. Заморосил дождь. Перчатки стали мокрыми и чёрными, а не болотно-зелёными. Руки сквозь них тоже запачкались, поэтому вытирать измазанные щеки не было никакого резона. Что поделать, я встала и пошла. Оказалось, что выпрыгнула я на мост. Большой, длинный и увенчанный двумя рядами фонарей: нижний излучал теплый, рыжий, сочувствующий мне цвет; верхний надменно изливал белый, просветлённый, но холодный, неуютный свет. Внизу мирно мокли рельсы и шпалы, никаких запоздалых или скорых поездов не шло, и, слава богу, никакой реки там не текло, это было бы последним ударом.

Мои длинные ноги пошли, увязая в грязи и смачно ею почавкивая. Глаза расматривали незнакомый город, образованный кучками кривых серых хрущевок, новых высоток и больших магазинов. Эти кучки были перечеркнуты и разделены однообразными фонарными реками, изредка перебитыми порогами светофоров. Вся эта картина ничего не обещала мне. Впрочем, я и не знала, куда иду, чего хочу, зачем я здесь. Только чувствовала необсыхающую грязь на щеках, руках, одежде и ботинках. Видок у меня был ещё тот, наверное. Мост всё не заканчивался, мыслей в голове не было.

— Де-евушка!

На мосту никого кроме меня не было, скорее всего, окликали меня. Но если никого вокруг нет, кто же кричит? Внизу на путях тоже никого.

— Девушка, постойте!

В первый раз голос был нейтральным, но вторая реплика прозвучала ближе и как-то жутко. Никакой угрозы в голосе не слышалось, но он стал ниже и тише.

— Остановись. Остановись! Стой!

Голос стал хрипеть ближе, я запаниковала, длинные ноги понесли меня быстрее, голова крутилась на 360 градусов и лихорадочно работала, а мост всё не заканчивался.

— Остановись!

Это было сказано властным тихим хрипом метрах в пяти от грязной испуганной меня. Я восприняла это как команду: «Марш!», — учитывая, что две предыдущие реплики можно расценить как: «На старт, внимание…» — и побежала, с каждым шагом набирая скорость. Мокрая грязь впивалась в ботинки, пыталась меня остановить. Фонари начали плавиться и кидать «головы» из стороны в сторону как раненые динозавры. Свет замигал беспорядочно, как на сельской дискотеке, а побег стал вдвойне трудным. Я обернулась и увидела, как мост тает позади, словно пластилин под настольной лампой и все цвета смешиваются, грозя засосать меня в эту вязкую мешанину. Голос крикнул издалека:

— Стой, дура!

Это был злой, рассерженный возглас, похожий на рык тигра с повреждёнными голосовыми связками. И тут меня понесло — грязь закончилась, я ступила на мощёную улицу неприветливого города и побежала что есть сил. Спустившись в подземный переход (именно туда вела мощёная дорога), я обнаружила бомжа, сидящего возле безымянной двери.

Он был одет в чёрную дубленку с вывернутым бараньим воротником, перевязан красным шарфом, на концах которого красовались зелёные полосы и кисти. Голову мужчины прикрывала чёрная шапка с крупными катышками, а ноги были обуты в тяжёлые кирзачи. Он не просил милостыни и вообще не реагировал на происходящее. Впрочем, судя по всему, до моего появления он был здесь один.

Я забежала в безликую дверь, быстро задвинула щеколду и оказалась в общественном туалете. Первым делом подбежала к раковине, возле которой не было зеркала, включила воду и засунула под неё руки прямо в перчатках. Вода текла очень медленно, но грязь смывала. Я сняла перчатки, закрыла глаза, набрала в руки воды и омыла лицо. Как только ладони соприкоснулись с лицом я почувствовала, что руки несли не воду, а что-то жирное, склизкое и противное. Я попыталась открыть глаза, но не смогла этого сделать. В темноте век я пыталась нащупать кран, но его нигде не было, я стала тереть глаза. Бесполезно. Я стала тереть их сильнее. Глаза не открывались, лишь по лицу размазывалась жирная жижа, натёкшая из крана в мои доверчивые руки.

Позади раздался стук в дверь. Мои ногти стали раздирать веки. Бесполезно. Стук превратился в лихорадочное дёрганье двери, я с силой взялась за ресницы и дёрнула их, а сердце дёрнула резкая боль. В тот же момент чья-то рука сильно дёрнула дверь. Мои глаза стали видеть сквозь затуманенную жёлтым цветом щель, образованную отсутствием ресниц. Я разглядела ещё одну дверь, ведущую к кабинкам, заскочила за неё и закрыла щеколду. В этом помещении было окно, и я, подгоняемая звуками хруста предыдущей двери, не раздумывая прыгнула в него.

Оказалось, окно было на расстоянии второго этажа от земли, несмотря на то, что туалет располагался в подземном переходе. Моё приземление (уже второй раз за ночь!) было очень неудачным. Мало того, что глаза не открывались и видели сквозь затуманенную жирной жёлтой жижей щелку, стопы жёстко встретились с неприветливой землёй и передали эстафету коленками, прокатившимся по мелким острым камням. Инерция от падения задействовала мои грязные ладони, которые были так скользки, что не удержали тело. Прыжок завершился сильным ударом головы о землю. Боль множественно отдавалась в голове, но ее рассеял крик из туалета:

— Стой!

Я подскочила и прижалась к стене дома, из которого выпрыгивала. По стенке я стала пробираться вбок. Дом оказался круглым. Обойдя его на 180 градусов я увидела перед собой поле, усеянное такими же кирпичными двухэтажными домами, круглыми, с единственным окном и конусными жестяными крышами из которых почему-то торчали одиночные антенны. Я подняла голову, увидела, что надо мной нет окна и побежала за другой дом, а потом за следующий. Моста не было, перехода, через который я попала в туалет и в помине. Дома, дома, дома. Голос тоже пропал. Я успокоилась. Пошла медленнее. Дома стали гуще, словно я вошла в кирпичный лес. И заблудилась. Я оказалась в окружении круглых домов, стоящих кругом, а в центре круга — я. И тут раздался голос:

— Стой, где стоишь! — и рассмеялся.

Как говорится, мне «будто ножом по спинному мозгу» провели, и я побежала сквозь лес домов. В одном из этих кирпичных близнецов была дверь, в которую я не раздумывая заскочила. Там оказалось что-то в роде метро. Эхом отдавались шаги моих длинных ног. Из улицы закричали:

— Остановись!

Я сделала обратное. Кафельный пол и стены издавали странные ритмичные звуки-вибрацию, а потом завели меня за угол из-за которого вышла целая орда бомжей, одинаковых и похожих на того, что сидел возле безымянной двери. Я хотела закричать, но не смогла. Этого и не понадобилось. Они строем прошли мимо, не обращая никакого внимания ни на что. Голос заботливо прошептал из-за угла:

— Никуда не уходи.

Он снова стал тихим, кровожадным, и пускал в кровь какой-то яд вместе со звуковыми волнами. Я побежала, а мои глаза совсем раскрылись, стали лучше видеть и тут же заметили чёрную дверь, за которую меня спрятала щеколда, защёлкнутая моими руками. Из-за двери вновь послышались звуки приближающейся орды бомжей. На полу лежало бездомное одеяние, точно такое же, в которое был одет каждый из марширующих бомжей. Из-за другой двери, ведущей в неизвестность послышался голос:

— Вот мы и встретились.

И дверь стала издавать звуки ударов. Я быстро надела на себя валявшийся на полу «наряд» и выбежала в армию бомжей. Они сейчас же остановились и повернули тысячу одинаковых лиц прямо на меня. Потом хором развернулись и стали идти, запирая меня в живое кольцо, глядя пустыми глазами. Я вжалась в дверь из-за которой послышался жуткий ласковый голос:

— Тебе ничего не остается — заходи.

Мне действительно ничего не оставалось, кроме как проснуться.