ЗаБить. Часть вторая

Кристина Дехант

Амбициозная студентка Алекса ищет настоящую любовь, о которой так мечтала с детства. Пьянящие чувства, головокружительные прикосновения, обжигающие слова – вот то, что, кажется, сделает её по-настоящему счастливой. Но почему взгляд её рокового мужчины совсем не похож на взгляды других, и что кроется в его странном блеске? Что таит разум того, без кого Алекса не мыслит ни дня? Куда заведёт её отчаянная любовь, и какие сюрпризы готовит ей тот единственный, рядом с которым она буквально не владеет собой?.. Вторая часть трилогии о девушке с необычной судьбой. Более неожиданная, более захватывающая, более откровенная.

3 курс

Алекса сидела в студенческом буфете и, смакуя свежесваренный капучино в прикуску с зелёным яблоком, следила за тем, как Митя периодически записывает что-то в свой блокнот. Несмотря на его излишнюю бледность и худощавость, Алекса была от него без ума. Высокий, с густой шевелюрой жгучих волос, с чёрными угольками глаз и голливудской улыбкой — такой юный, экспрессивный, талантливый. Он перевёлся к ним на курс всего несколько месяцев назад, но уже успел зарекомендовать себя не только как надёжный товарищ, но и как первоклассный актёр. Он блестяще играл на гитаре, на ходу сочинял музыку, в свободное от учёбы время снимался в кино и буквально очаровал Алексу великолепным тембром с тех самых минут, как только вошёл к ним в репетиционную и поздоровался. Сначала Алекса и Митя переглядывались, потом присматривались друг к другу, а затем начали тайно встречаться. Об этом вспыхнувшем служебном романе знала только Надя.

— Кажется, нас выследили… — разочарованно протянула Алекса, кинув взгляд позади Мити. — На нас надвигается буря…

— В лице кого? — тщательно пережёвывая кусок румяного пирожка с картошкой, Митя взглянул на неё ироничными глазами.

— Егор Манукян собственной персоной.

Это был смешной кучерявый парнишка с длинными руками и клоунской походкой. Упав на свободный стул рядом с ними, Егор щёлкнул пальцами, будто совершил какой-то фокус, и расплылся в улыбке.

— Ну что, коллеги, как делищи? Вы уже пропитались духом Чехова?

— Как раз над этим работаем… — запуская в рот салат, кивнул Митя.

— Определилась с репертуаром и актёрами? — спросил он у Алексы.

— Буду ставить рассказ «Друг». Работаю всё с тем же актерским составом — Надька, Владик, а ещё нашего шоумена возьму. Это же комедия…

— Здорово! — кивнул Егор. — У нас тут начинается всеобщий заговор. Мне кажется, наш курс не совсем прислушивается к мастеру. Все ходят и, ища отговорки в выдуманных обстоятельствах, отказываются принимать участие в постановках друг друга.

— Насколько мне известно, если кто-то отказывается участвовать, будет иметь личный разговор с мастером, — припомнила Алекса.

— Вот и я о том же! Короче, я знаю, что Митька у нас нарасхват, поэтому решил быть первым, пока эти коршуны не налетели. — В общем, мне понадобится ваша парочка. Поэтому я прямо сейчас заявляю, что вы оба участвуете в моей постановке, и я первый вас забронировал. Так что, никаких потом отмазок!

Внутри Алексы взорвался радостный фейерверк, и чтобы не выдать себя, она занялась яблоком.

— Значит договорились? — протянул руку Егор.

— Сделаем всё идеальным образом, — заверил его Митя, ответив рукопожатием. — И спасибо за доверие!

— Супер! — обрадовался Егор и тут же подскочил на месте. — Тогда не смею больше вас задерживать, голубки! Репетиция сегодня после лекций! Не будем откладывать, а то аудитория не резиновая, многие претендуют на зал! Пойду подымлю! Приятного!

Алекса пыталась смахнуть с себя глупую улыбку, но это было выше её сил. Митя бросил на Алексу взгляд, загадочно улыбнулся и занялся шницелем. «И сколько же остроумия, обаяния и огня в одном человеке…» — размышляла Алекса, закусив губу и вспоминая поцелуй, накрывший их в гардеробе.

Когда Алекса вошла в аудиторию, ребята уже были там. Режиссёр в лице Егора был в рабочем настроении и сосредоточенно смотрел в окно, ожидая, видимо, когда Митя, присевший на стол, ознакомится с текстом.

— Зал в нашем распоряжении, товарищи коллеги! — воскликнул Егор. — На сегодня все сдулись, поэтому у нас есть шанс завладеть помещением до позднего вечера и сделать всё по максимуму!

— Мы будем инсценировать рассказ «Братец». Алекса, ты — младшая сестра. Братец хранит честь и достоинство своей сестры, но когда ему предлагают взятку, он оказывается продажной шкурой и буквально за цикорий и ещё какие-то подачки отдаёт свою сестру за нелюбимого человека — старого дворянина. Судьба девушки зависит от брата. Ты — робкая и трогательная девушка с чистым большим сердцем. Он, как я уже выразился, — негодяй. Итак, сейчас мы проведём читку!

Взяв в руки текст, Митя и Алекса встали на исходные точки и начали передвижения, чтобы почувствовать комфортное пространство. Митя не терял времени и с первых секунд с невероятной органикой в изменившемся голосе начал игру. Подойдя ближе к Алексе и сверкнув на неё глазами, он заставил её смутиться. Как он был великолепен в этом новом амплуа её брата. В сапогах, жилете, головном уборе, он буквально зачаровывал её. От такого натиска Алекса покраснела…

— То что надо! Превосходно! — завопил Егор. — Ты растеряна и унижена, от этого и такое поклонение и эта краска лица! Мне даже ничего добавить не хочется.

Она же в оба глядела на своего непревзойдённого партнёра, когда тот взгромоздился на стул, ударил по столу кулаком так, что посудина, стоящая на нём, пугливо звякнула, а затем взглянул на неё, будто в этом взгляде его тёмных мерцающих глаз выражалась вся ненависть к тому, кто сватался к ней. Своим поставленным, хриплым и громким голосом, в котором было столько веры, сколько бывает в людях, психующих из-за своих неудач, он произносил текст с таким осмыслением, с таким проникновением, что каждый мускул его лица вздрагивал и опускался, искривлялся и сдерживался. Но ни на мгновенье его взгляд не покинул роли этого двуличного человека, опекавшего её, и всё же разменявшегося за мешок еды. И вот, в финале сцены, когда Митя, разглядывая подарки, каким-то гнусным, абсолютно чужим и предательским тоном начинает становиться на сторону богача, она, абсолютно поверив в то, что он действительно может быть таким, и, полностью потеряв ориентацию, что это сценический образ, вдруг искренне разочаровалась. Она наполнилась невыносимой болью от того, что в этом человеке может жить абсолютно другая, неведомая ей натура, и в отчаянном порыве рванула к нему, чтобы привести его в себя, пробудить его, чтобы он был не палачом её судьбы, а истинным спасителем. Но он только сухо взглянул на неё и отмахнулся, и в этот момент организм выдал реакцию, — она упала на стол, закрывшись руками, и разрыдалась от горя.

— Браво! — восторгался Егор, переводя восторженный взгляд с актрисы на актёра. Ребята, это потрясающее начало неплохой заявки! Всё абсолютно органично! Я точно не ошибся в актёрах! Учите текст, ещё пара репетиций, музыкальное сопровождение, декор, и можно мастеру на суд!

Молодой режиссёр просто ликовал, он то и дело подходил к ним, хвалил, хлопал по плечу и был на таком подъёме, будто бы эта грандиозная игра — результат его непосильного труда и сложной эмоциональной работы с актёрами на сцене.

* * *

Невольно сравнивая с Феликсом, Алекса всё отчетливее понимала, что с Митей всё было по-другому: они ели ядрёный фастфуд в маленьких забегаловках, гуляли по зимнему парку, катались на электричках, курили травку и сочиняли стихи, ходили в зоопарк, играли на гитаре, посещали камерные театры, сидели на крышах города, вместе готовили ужин на его кухне и часами говорили обо всём на свете. Алекса удивлялась его глубокой философии, его внутреннему содержанию, его темпераменту, его жизнелюбию. Характерный, мощный и совершенно раскрепощённый на сцене, он был добродушным остряком в жизни. Этот парнишка любил сцену, сцена определённо отвечала ему взаимностью. В аудиториях они сидели за одной партой, и он по-детски радовался, что у него есть доступ к её ножкам, играли в морской бой на лекциях и пили острый бульон «Магги».

Митя стоял на крыльце парадного входа в институт и, прислонившись к перилам, ждал Алексу, изящно пуская клубы дыма. Как только она поравнялась с ним, уголки его губ поднялись вверх, обнажив крупные зубы, не выпускавшие сигарету.

— Составишь мне сегодня компанию? — поинтересовался он, глядя на неё.

— Думаю да… — кокетливо играя губами, протянула Алекса. — И в чём же?

— Я хочу поработать над Шекспиром… — слегка небрежно забросил он удочку.

Алекса не удержалась от улыбки, ведь этот талантливый музыкант в широких джинсах, читающий рэп со скоростью света, испытывал неудержимую страсть к русским и зарубежным классикам.

— Тогда у меня к тебе будет ответная просьба. Хочу познакомить тебя с Мольером.

— Я уже знаком с ним.

— Тогда ты должен знать его имя.

— Жан Батист Мольер, — после паузы твёрдо произнес он.

— А поточнее?

— Вопрос с подвохом?

— Жан Батист Поклен Мольер — это его театральный псевдоним.

— Я прошу прощения у великого мэтра за свою неосведомлённость в подобных нюансах. И с каким именно Покленом ты будешь меня знакомить? «Мещанин во дворянстве», — начал перечислять он, загибая пальцы, — «Скупой», «Мизантроп», «Школа жён», «Проделки Скапена», «Тартюф»?

— «Мнимый больной», — прекратила она его показательное выступление по зарубежной литературе.

— Что же, неплохой выбор. И, насколько я понял твой намёк, ты хочешь сделать из меня этого больного?

— Не больного, а мнимого больного. Тем более, я уже приготовила для тебя симпатичную белую сорочку с колпаком, вписывающуюся в моду Франции 17-го века.

— Хм… сорочка и колпак?

— Да. Не забывай, это комедия.

— Поэтому я буду походить на изящную барышню… Какова длина одеяния?

— Зрителю достанутся только твои лодыжки. Если стесняешься, я принесу панталоны, — захохотала Алекса, дружелюбно похлопав его по плечу.

— У меня есть время подумать? — заигрывая, поинтересовался он.

— Нет!

— Тогда я согласен, — сказал он и затушил сигарету о край урны. — А какая у меня будет мотивация играть в этой пьесе?

— Зачем спрашивать о мотивации, если ты уже согласился? И более того, я уже внесла тебя в список актёров, которые мне понадобятся для воплощения своего замысла, и мастер их утвердил.

— Значит, у меня и вовсе не было выбора, и в действительности я не мог рассчитывать на то, что ты станешь меня уговаривать?

— Всё верно. Теперь твоя очередь. Давай рассказывай, какую роль ты мне отвёл в шекспировских произведениях, мой режиссёр?

— Я вижу тебя Катариной, — сказал он и замолчал, с любопытством глядя ей в глаза.

— Упрямая и непокорная девушка из «Укрощение строптивой?» — задумчиво произнесла Алекса.

— В точку. Будем делать из тебя строптивую штучку!

— А кого ты назначил ответственным на роль моего жениха Петруччо?

— Мысленно я назначил на эту роль себя, и я думаю, это было бы вполне реально, если бы можно было режиссировать изнутри пьесы. Но пока мы ещё «зелёные», мастер не даёт нам этого права, поэтому я решил, что ты сама шепнёшь мне на ушко имя того, кого хочешь в партнёры. Я доверяю не только твоему природному таланту, но и внутреннему чутью.

* * *

Блаженная улыбка покрывала её лицо, и Алекса в буквальном смысле не находила себе места от этого массового путешествия гормонов по телу. Мысли кружились вокруг Мити, вокруг того, что надеть завтра, и о том, как она сядет с ним за одну парту, как они будут украдкой прятаться в гримёрках и костюмерных. После расставания с Русланом прошло два года, а за это время, кроме лёгких симпатий, в её сердце не происходило ничего существенного. Единственное, о чём она подумала в своей мечтательной эйфории — это был Феликс, который до cих пор не воспылал ни к одной девушке и всё больше утверждался во мнении, что в его жизни нет места чувствам. «Всё же, — думала Алекса, — если бы он, наконец, остепенился или хотя бы всерьёз увлекся кем-нибудь, ей было бы гораздо легче и радостнее».

Был поздний тёплый вечер. Мария была за городом, и поэтому после репетиций Алекса пригласила Митю провести время у неё. Стоя у парадной в поисках ключей и болтая с Митей, Алекса не заметила подъехавшую чёрную иномарку.

— Алекса! — окликнул её Феликс из приоткрытого окна.

— Фил! — обернулась Алекса, удивлённая его внезапным визитом.

Двери машины тут же открылись, и из неё вышли Пётр и Феликс. Алекса не успела опомниться, как Пётр подлетел к ней и, энергично приподняв её на руки, закружил. «Бедный Митя… Не подумал бы чего дурного…». Но Пётр уже проявил инициативу и, поставив её на землю, дружелюбно протянул ему руку для знакомства. Тут же подоспел Феликс и проделал то же самое.

— Наслышан о тебе, — широко улыбаясь, сказал Феликс. — Очень рад знакомству.

— Взаимно. Всё взаимно, — с той же улыбкой произнёс Митя, уже придя в себя от внезапного «нападения» этих двоих.

Феликс, как всегда, выглядел стильно — чёрная облегающая водолазка, чёрные джинсы, кожаный ремень, он был гладко выбрит, короткая стрижка, ровный загар… Тогда как Митя, напротив, был одет в затёртые шаровары, цветастую спортивную куртку и старые кеды. Беспорядок на голове и мучительно-уставшее лицо завершали образ. Бодрые, энергичные парни, топчась на месте, тихо обсудили что-то, видимо, утоляя любопытство о её новом избраннике.

— Митя, думаю, ты не будешь против, если я ненадолго украду у тебя девушку? — посмотрел на него Феликс.

Митя продолжал доброжелательно улыбаться.

— Я даже не знаю… Мы, вроде как, собирались провести время вместе…

— Я недолго. Обещаю, — заверил Феликс, притягивая Алексу к себе. — А то, как только моя лучшая подруга нашла себе парня, я неделями не могу её выловить. Это нечестно. Сегодня моя очередь, которую я ждал немало. По рукам?

— Я-то не против… — пожал плечами Митя, глядя на Алексу.

Алекса стояла в замешательстве.

— Ну что, твой бойфренд не против! Прокатимся, поговорим, и я закину тебя обратно, — подмигнул Феликс, и Пётр рванул к машине, открывая переднюю тонированную дверь.

Алекса протянула Мите ключи и наклонилась к его уху:

— Поставь пока чайник. Я скоро буду, — она обдала его тёплым дыханием и побежала к машине.

— Ну всё, по каретам, — Феликс ещё раз протянул Мите руку. — Приятно было познакомиться!

Летя в чёрной иномарке по ночному городу, Алекса не переставала ловить себя на мысли о том, насколько ей нравится проводить время с Феликсом. Ощущения абсолютного спокойствия и комфорта от нахождения в его компании были настолько яркими, что она забывала счёт часам, проведённым рядом с ним, пребывая во власти его миндалевидных глаз. Каждый его жест, поворот головы, движения говорили о том, что он не перестаёт держать ситуацию под контролем, что ей не нужно думать абсолютно ни о чем, что с ним она может полностью расслабиться, наслаждаясь каждым мгновеньем.

— Куда мы едем? — спросила Алекса.

— Немного терпения, дружочек, — загадочно ответил Феликс, — ты скоро сама всё увидишь.

Доехав до очередного перекрёстка, они повернули налево, затем дворами проехали несколько кварталов и свернули к высотке. Остановившись у подъезда, Пётр вышел.

— Ну что, ребятки, нескучной вам ночи, — хохотнул он, передавая Феликсу ключи от машины. — Надеюсь, Мите не придётся ревновать, а вас не замучают угрызения совести…

— Давай-давай. И тебе сладких снов, — Феликс похлопал его по плечу и, пожав руку, пересел за руль. — Завтра увидимся.

Захлопнув водительскую дверь, он лихо тронулся с места. Автомобиль послушно отреагировал на его команды и вырулил на оживлённое шоссе. Несмотря на поздний час, машин было много. Прибавив громкость ритмично звучавшей из динамиков мелодии, он утопил педаль газа в пол, и сила инерции вжала Алексу в мягкую кожу сиденья.

— Закрой глаза и расслабься. Сегодня волшебная ночь, и я хочу разделить её с тобой.

— Интригующе и многообещающе, — улыбнулась Алекса. — Люблю, когда ты ведёшь машину. Такая плавность движений и полное отсутствие резких манёвров… А ночной город прекрасен, спасибо, что дал мне возможность снова полюбоваться им.

— Эээ… всё только начинается, — Феликс рукой потеребил её за волосы, — сейчас мы оба получим эстетическое удовольствие от созерцания…

— Вот как… я в предвкушении…

Они мчали по городу с открытыми окнами, июньский ветер раздувал её волосы своим тёплым дыханием, заставляя щуриться и прикрывать глаза. Ощущение безмятежной свободы и внутреннего кайфа отражались в её игривой самопроизвольной улыбке. Они оба наслаждались моментом совместного молчания, когда всё понятно без слов, и именно эта молчаливая беседа была той самой секретной фишкой, накрепко связывающей их. Выехав на набережную, они покатили на Стрелку. Припарковавшись, Феликс вышел из машины и, обогнув её, открыл перед ней дверку:

— Мадемуазель, прошу Вас, через три минуты действо начнётся.

Алекса вышла из машины и обомлела: несмотря на белые ночи, подсветка Дворцового моста и Исаакиевского собора не просто сражали своим великолепием, они заставляли открыть рот от увиденного. Троицкий мост яркими огоньками отражался в глади воды. Затаив дыхание, они смотрели, как медленно, словно крылья гигантской птицы размахиваются в стороны, совершается разведение мостов. Происходящее настолько завораживало, что отвести глаза не представлялось возможным, они смотрели на разворачивающееся представление, словно маленькие дети, впервые посетившие цирк.

То ли от того, что Алекса не успела захватить с собой ничего тёплого, ведь Феликс выкрал её из рук Мити без предупреждения, то ли от этого безумного великолепия происходящего Алекса покрылась крупными мурашками и, сложив руки на груди, съёжилась. Феликс подошёл сзади и, погладив её по рукам, обнял, прижавшись подбородком к её голове и прислонившись всем своим телом к её спине. Она почувствовала его тепло каждой своей клеточкой и поймала себя на ощущении, что готова стоять так вечно, любуясь красотами ночного Петербурга и пребывая в надёжных руках Феликса.

«Боже мой! Это какое-то блаженство! Услада для глаз и ощущение чего-то, что невозможно передать словами — подумала Алекса и удивилась тому, что ничего подобного она никогда не испытывала с Митей. — Он не забыл мой рассказ о том, как я однажды потерялась в городе, так и не попав на разведение мостов. С тех пор прошло немало времени, было много весёлых дней и ночей, но я так и не нашла возможности восполнить этот досадный пробел — посмотреть, как в ночном небе мосты вскидывают вверх свои «руки», давая возможность кораблям проделать свой путь. Он не забыл…».

Удалившись на мгновенье, Феликс принёс из машины плед. Он завернул её в него с головой и встал перед ней, взяв её за руки.

— Я хочу, чтобы ты навсегда запомнила следующее, — он поднес её холодные пальцы к своему лицу и прижал их к горячим щекам. — Что бы ни случилось, кому бы ни принадлежало твоё сердце, как бы ни сложилась наша жизнь дальше, ты навсегда останешься для меня самым близким и родным человеком. Навсегда, ты слышишь меня, навсегда частичка моего сердца принадлежит тебе, и никто и ничто не сможет этого изменить.

Он провёл рукой по её щеке, обнял за голову и прижал к себе. Не смея вздохнуть, Алекса обняла его в ответ. По её щеке скатилась слеза… она улыбалась.

* * *

Находясь в шикарном настроении, Алекса выбежала с кафедры и направилась на задний двор, где толпа студентов отмечала очередную сдачу экзамена. Под деревьями на скамейках уже царил полный отрыв.

— Вау! — заметил её приближение Митя и, встав на спинку скамьи, оттолкнулся, сделал высокий кульбит и приземлился на землю. — Ты просто красотка у меня!

Его тёплый взгляд совершил подробное путешествие по её фигуре и остановился на белых локонах, роскошно уложенных на плечах.

— Ну же, душа моя, на что сдала английский?

— Ты не поверишь… твёрдая четвёрка! — победно сообщила Алекса, ещё сама до конца не осознавая, как ей удалось ввести в заблуждение дотошного англичанина и замаскировать свой языковой барьер под ликом вдумчивости.

— Умница! — порадовался он за неё. — Так, стой здесь и не двигайся. Я сейчас. — Митя отбежал куда-то в сторону и вернулся, спустя минуту, с огромным букетом роз. — Ребята…

Все разом подбежали к ним и дружно поздравили её, крича на всю окрестность троекратное «С Днём рожденья!».

— У меня кое-что есть для тебя, — сказал Митя и протянул ей красную бархатную коробочку.

Одним движением открыв её, Алекса распахнула глаза ещё шире и разомлела от улыбки. В коробочке лежало золотое украшение для пупка с бриллиантом. Какая красивая вещица! И как он угадал! Но как сказать ему о том, что она не может пригласить его на семейный праздник в честь дня её рождения? Лишь накануне Мария сообщила ей, что готовит сюрприз и заказала ужин в элитном ресторане, который имеет славу одного из лучших в городе и отличается прекрасным обслуживанием, великолепной кухней, программой с непременным участием звёзд шоу-бизнеса и неизменно дорогим сервисом. Алекса отчётливо понимала, что Митя не сможет выглядеть соответственно этому заведению, так как не имеет в гардеробе ничего, кроме старых джинсов и спортивных кофт, и поэтому будет чувствовать себя неловко и испытывать дискомфорт в кругу её семейства, облачённого в вечерние платья и деловые костюмы.

— Митенька, сегодня я отмечаю в тесном кругу семьи, а завтра жду тебя с нетерпением у меня за городом. Будем гулять до упаду.

— Я думал, мы сегодня проведём время вместе… — расстроился он. — Хотел пригласить тебя куда-нибудь.

— Прости, Мить. Сегодня так сложилось… отмечать будем завтра! Спасибо за подарок. Мне очень понравилось.

— Завтра я увижу твой нарядный пупочек?

— Обязательно.

— Я желаю тебе хорошего вечера. Проведи его так, как ты об этом мечтала. И пусть твои близкие подарят тебе самое лучшее настроение, — он заключил её в объятия, и она впервые за время их отношений почувствовала, как от него пахнет каким-то одеколоном. Похоже, он превращался из мальчика в мужчину.

Этим же вечером вся семья сидела за большим круглым столом ресторана и с восторгом смотрела на то, что происходило на сцене. Длинноногие танцовщицы в изящных костюмах устраивали настоящее фееричное шоу, официанты, облаченные в белоснежную униформу, скрупулёзно обслуживали посетителей, а живой оркестр в золотых смокингах придавал вечеру особой пышности. Алекса выглядела обворожительно: чёрное короткое платье без бретелек с прямой полоской на груди, высокие босоножки, загорелые ноги, великолепные локоны. Она ждала, когда, наконец, приедет Феликс, место для которого она берегла рядом с собой. Принимая пожелания и с благодарностью получая подарки, она чувствовала себя абсолютно счастливой, а когда в дверях ресторана показался её лучший друг, она буквально вскочила из-за стола, чтобы встретить его.

«Зачем ты так начисто уничтожил свою щетину? Совсем как мальчишка теперь…» — размышляла она, сфокусировав на нём свои мерцающие синие глаза, пока он шёл через весь зал, торжественно неся фантастический букет красных роз. Ещё ни разу в жизни она не видела его в столь строго-праздничном стиле: на нём были чёрные облегающие брюки, идеально сидящие на бёдрах, белоснежная рубашка в тонкую чёрную полоску, с запонками из чёрного камня, поблескивающего при каждом его движении, чёрные лакированные туфли. Каждый штрих в нём был безупречен — выбор букета, его внешний вид, его походка, его поведение, его манеры. В облаке мужского аромата он, восседая по левую руку от именинницы, с вежливой полуулыбкой слушал то, о чём говорят за столом, и со всей присущей ему галантностью ухаживал за дамами.

Мария была недовольна его присутствием и через раз бросала недвусмысленные взгляды в его сторону, что не могло не расстраивать Алексу, ведь она переживала о том, не будет ли Феликс чувствовать себя лишним на этом празднике жизни, как чувствовал бы себя здесь Митя, но совсем по другим причинам. Когда наступит конец этой неприкрытой антипатии со стороны мамы к её лучшему другу? И почему он вообще вызывает в ней столь неоднозначные эмоции?

Весь вечер Мария находилась в напряжении и казалось, будто была оскорблена тем, что он разделял с ними этот семейный праздник, поэтому, когда все немного отвлеклись от разговора и замолчали, она повернулась к дочери.

— Доченька, а почему твой молодой человек сегодня не с нами? Почему Митя не пришёл? — в её голосе послышались вызывающе-обвинительные нотки.

— Митя немного приболел, мам, — промямлила Алекса и слегка покраснела. — Он сегодня отлежится и приедет на празднование завтра.

Прекрасно понимая, что это был провокационный вопрос, возникший вследствие материнской неприязни к Феликсу, Алекса почувствовала себя неловко, ведь его возникновение говорило сразу о нескольких вещах: о том, что Мария сожалеет, что Митя не смог присутствовать, о том, что Алекса поступила весьма непорядочно, не пригласив его на вечер, и о том, что Феликсу здесь совсем не рады. Но на этом вопросе всё только началось, и о Митиной персоне заговорили надолго, Мария обсуждала его человеческие качества, восхищалась его талантом, хвалила его подарок и обсуждала их новые сценические работы.

— Ну что, Феликс, с тебя почётный тост, как с лучшего друга моей любимой племянницы, — разливая в стаканы виски, громко сказал дядя Коля, и Феликс, тут же взглянув на Алексу, поднялся с места и, улыбнувшись, совсем как церковный послушник, обратился к Марии.

— Сначала я хотел бы обратиться к вам, Мария Ивановна… — его рука, обхватившая бокал, слегка дрогнула. — Благодаря Вашей дочери, я понял, что в мире существует такое понятие, как везение. Мы дружим уже три года, и мне действительно несказанно повезло, что в моей жизни появился такой драгоценный человечек. Она отличается ото всех, с кем мне довелось когда-либо сталкиваться по жизни. Ни единого раза мне не пришлось усомниться в нашей дружбе. Ближе и роднее Алексы у меня нет и никогда не было. Всё время, проведённое с ней, я ценю, как самое большое богатство. На сегодняшний день для меня нет ничего важнее, чем укрепление нашей дружбы, вне зависимости от складывающихся обстоятельств.

Глаза Алексы заслезились.

— Поэтому за всё то, что сейчас у меня есть, я должен благодарить Вас. Спасибо Вам огромное, Мария Ивановна, за Вашу дочь!

На этих словах глаза Марии вспыхнули, а губы изогнулись в напряжённой линии недовольства и замаскированного презрения.

— Ты неправильно формулируешь свои мысли, Феликс… — задетая его словами, Мария не сдержалась. — Что значит «спасибо мне за дочь»?! Ты так говоришь, будто я тебе её только что подарила!

— Мама… — укоризненно прервала её Алекса, — Феликс просто говорит то, что чувствует.

— Неужели? — тут же завелась она, и маска холодной сдержанности и высокомерия слетела, уступая место взбешённой женщине. — Зачем мне говорить «спасибо за Вашу дочь»? Я что, столько лет воспитывала её ради того, чтобы услышать от кого-то «спасибо»?! Начнём с того, что я свою дочь никому не продаю и никому не отдаю, чтобы мне говорили за неё «спасибо»!

Сама же Алекса, быстро анализируя происходящее, не увидела в словах Феликса ни дурного подтекста, ни желания оскорбить, и поэтому со всей преданностью смотрела на него в тот момент, когда он беззлобно рассмеялся. Гости, наблюдавшие за настроением Марии, тактично молчали, не вмешиваясь в эти сложные взаимоотношения, столь очевидным образом проявившиеся в простом поздравлении.

— Я лишь хотел подчеркнуть, что Ваша дочь оказалась первым человеком, с которым я сблизился, приехав в этот город, — продолжил Феликс, не оправдываясь перед её замечанием. — Она действительно редкий человек! Честный и преданный друг, который, в первую очередь, думает о других, а потом о себе. И я благодарен судьбе, что мы столкнулись и нашли друг друга в этом мегаполисе. Алекса делает меня счастливым! И поэтому ещё раз спасибо Вам за такую дочь.

Расплывшись в довольной улыбке, Алекса была так тронута его словами, что не заметила, как он ещё раз повторил то, что так разозлило маму.

— Я поздравляю тебя от всей души! — удерживая бокал и ослепительно улыбаясь, он обошёл стол и, оказавшись рядом с ней, протянул ей цветную коробочку. — Пусть это будет ещё одним дополнением к твоему образу.

— Спасибо!

— И ещё… — опустил он свои губы к её уху. — Ты — самое дорогое украшение любого вечера, пусть эта вещица станет украшением для тебя.

Расплываясь от удовольствия, Алекса глазела в коробку, на мягком дне которой лежал золотой телефон последней модели.

— Как же ты угадал с подарком! — шепнула она в ответ, и с дикой радостью в глазах крепко обняла его за шею.

— Самое главное, что я угадал с другом!

— Ты просто волшебный! — задыхаясь от восторга, поблагодарила она. — Такой он стильный и красивый!

— Тебе под стать. И, кстати, многофункциональный.

— Фил, за три года ты не пропустил ни одного нашего семейного праздника, — ясные глаза Алексы вновь заблестели, ведь их тёплые отношения всегда до глубины души могли растрогать её. — Спасибо, что не пропустил сегодняшний день.

— Это даже не обсуждается! Твой день рождения для меня — главный праздник!

— Я знаю, тебе очень нелегко ладить с моей мамой… Но я тебе обещаю, что рано или поздно она смирится и будет воспринимать тебя, как члена нашей семьи. Ей просто нужно дать время.

— Ох, Алекса! Я живу с ощущением, что вытащил счастливый билет, — поднёс он к её бокалу свой, — и не просто счастливый… а выигрышный, тот самый, один на миллион!

Когда с салатами и закусками было покончено, а в программе объявили небольшую музыкальную паузу, Коля тут же поднялся из-за стола и в своей мастерски-принудительной манере увлек её танцевать. Вращая Алексу в танце так, что её длинные кудри рассыпались по сторонам, а на ногах, стоящих на высоких каблуках, вырисовывались изящные мышцы, они привлекли внимание всех посетителей, которые с неоднозначным интересом стали наблюдать, что вытворяет на паркете их пара. Зная о том, что выглядит она сногсшибательно, и что на её точёную фигурку и обнажённые ноги смотрит весь зал, она нашла глазами Феликса и немного расстроилась — приняв серьёзный вид, он, слегка захватив рукой подбородок, сидел в самом углу и, о чём-то думая, даже не осмеливался повернуться в её сторону.

«Что с ним не так? Он явно расстроен и напряжён… В чём причина? Неприязнь моей мамы? Но как ему хватает сил, чтобы не смотреть на меня, когда буквально все, без исключения, пожирают меня глазами? Неужели неинтересно, как я выгляжу и как двигаюсь? Или он просто не позволяет себе этого безобидного наблюдения, потому что я друг, а не женщина?..».

— Ну что, шепнёшь мне о своих дальнейших планах? — чуть запыхавшись, спросил дядя Коля и с безукоризненной точностью пропустил её под своей рукой.

— В планах отметить по полной. Чтобы потом было что вспомнить!

— Обычно, когда отмечаешь по полной, потом, к сожалению, мало что вспоминается… — игриво подмигнул он, манерно запрокинув голову.

— Тут ты абсолютно прав. Гулять тоже надо уметь.

— И куда двинешь дальше?

— Я об этом ещё не думала. Но скорее всего мы поедем с Феликсом в клуб, — сообщила Алекса, желая поскорее покинуть эту официальную и выдержанную в строгой сдержанности обстановку и оказаться в более демократичном пространстве.

— Я смотрю, моей сеструхе не очень нравится твой Феликс… — заметил Коля, продолжая отменно держать ритм.

— У мамы к нему весьма предвзятое отношение.

— А что так?

— Она отчего-то сделала неверные выводы о нём. Считает его наглым, бесцеремонным и развязным. И это при том, что он всегда тактичен и внимателен к моим родным.

— А по мне, неплохой мужик… Очень даже неплохой! Толковый такой, с современными взглядами на жизнь и держится уверенно.

— Феликс не любит выступать публично, и поэтому он был сильно взволнован, когда обращался к маме. А она восприняла его слова, как личное оскорбление. И теперь я чувствую, как она прожигает меня взглядом и как обижена за то, что я продолжаю поддерживать его.

— Не бери в голову. И не стоит превращать свой день рождения в личную трагедию. Думаешь, я не вижу, как ты весь вечер мечешься от матери к нему и наоборот? Расслабься, никто не в праве расстраивать тебя сегодня. Так что езжайте в клуб и получайте от жизни удовольствие! А мы сейчас покончим с десертом и тоже отправимся по домам. Завтра, как-никак, на работу.

— Вот за что я тебя люблю, дядька, так это за твой стихийный характер и сексуальную лысину! — Алекса звучно чмокнула Колю в щёку, и они продолжили свой искромётный танец.

Уже через пару часов Феликс, крепко держащий Алексу за руку, напролом прошёл сквозь ожидающую у входа в клуб толпу и задержался у заграждающего проход шлагбаума. С непробиваемым и слегка надменным лицом он коротко кивнул одному из громил в чёрных футболках, внушительно заслонявших проход, и с оттенком недовольства, что его заставляют ждать, почти вплотную подошёл к ограждению. Пару секунд они оценивающе смотрели на Феликса, но уже через мгновенье большое грубое лицо охранника смягчилось, будто тот прозрел, кто перед ним стоит, и тут же поспешил открыть железку, пропуская их внутрь.

— Ты знаком с этими охранниками? — поинтересовалась между делом Алекса.

— Неа… — от души рассмеялся Феликс, и она увидела, как от того, несвойственного ему чувства смятения и беспокойности, нашедшего на него в ресторане, не осталось и следа. — Ему просто пришлось поверить в то, что мы знакомы. Человеческий фактор. Не выглядеть дураком перед тем, кто тебя якобы знает, а ты, в свою очередь, не можешь узнать. Не переживай, даже если бы он включил быка, нам бы всё равно не пришлось стоять в очереди — моя хорошая знакомая работает в этом клубе, она бы обязательно вышла нас встретить.

Оказавшись в этом публичном месте без особой идеологии, Алекса ощутила настоящее облегчение, сравнимое с тем, как если бы морально изнасилованному человеку вновь вернули его девственность. Находясь на семейном ужине в весьма напряжённой обстановке и наблюдая за поведением Феликса, который, несмотря на Марию, бросающую в его сторону колкие реплики и замечания, старался оставаться невозмутимым, сдержанным и абсолютно дружелюбным, Алекса не могла не заметить, как, распрощавшись с родственниками и оставшись с ней наедине, он вновь приобрёл более чем внушительный и самодостаточный вид и буквально на глазах развеселился, как мальчишка.

— Пойдём скорее… — он схватил её за руку и, дурачась, торопливо потащил к бару через весь зал.

— Ты куда помчался? Думаешь, без нас бар высохнет?

— Если быть точным, — вскинул он руку и мельком взглянул на часы, — то через несколько минут полночь…

— И что, после двенадцати тут не наливают?

— Какая же ты у меня забавная! — расплылся он в млеющей улыбке. — После двенадцати начинается новый день, и заканчивается твой праздник, а я так и не успел произнести тост!

— Фил, ты же столько всего сказал мне сегодня… — напомнила Алекса, на мгновенье залюбовавшись его глазами, в которых вместо болезненной задумчивости теперь горели вспыхнувшие фитильки.

— К сожалению, после первого провала у меня так и не появилась возможность взять реванш. — Самбуку, Б-52 и текилу. Всё продублируй, — сделал заказ Феликс и повернулся к ней. — Хочу выпить… за твою выносливость!

— Фил… — хихикнула Алекса, — ты дурачишься, что ли?

— Ни в коем случае. Я, как никогда, говорю абсолютно серьёзно, и коль ты до сих пор ещё выносишь меня рядом с собой, значит ты выносливая крутышка! Ты, как никто, знаешь меня и помнишь, что я не любитель большого скопления людей, всяких публичных выступлений и разглагольствований, но тебе лично я попробую сказать… Хочу поднять бокал за твой глубокий… внутренний мир, в который ты не только впустила меня, но и надёжно держишь меня на этой глубине на плаву. За твоё мироощущение, благодаря которому, ты способна превращать свою жизнь и жизнь окружающих тебя людей в настоящий праздник! За твои абсолютно нестандартные стандарты! За неиссякаемое желание и смелость экспериментировать каждый раз, чего бы это не касалось! За твой сумасбродный характер, который держит в тонусе даже такого примитивного, прагматичного и в каком-то смысле скучного человека, как я! За твою здоровую одержимость людьми, сценой, человеческими переживаниями! За адекватные оценки всего происходящего в жизни и за самые щедрые эмоции, которыми ты награждаешь всех вокруг! В общем, за бесценного друга во всей Вселенной!

После произнесённых слов, довольно мастерски слетевших с его языка, Алекса, пылая от удовольствия в его столь проницательном видении её человеческих качеств, буквально вцепилась ему в шею, выражая всю свою признательность его мнению и мыслям. А после того, как она обожгла горло ещё тремя вспыхнувшими синим пламенем самбуками и поднялась на сцену с неудержимым желанием потанцевать, Феликс, оставленный у бара, приступил к общению с присутствующими, знакомыми ему. Ощущая экстаз от музыки и двигаясь с особой выразительностью в слепящих неонах, она виртуозно демонстрировала всю свою женственность, каждым жестом говоря о своей безудержной попытке вырваться из реального мира проблем и погрузиться в мир ощущений.

Изредка поглядывая на Феликса и замечая рядом с ним то одних людей, то других, её всё больше охватывал азарт, и даже в тот момент, когда к нему направилась деловая размалёванная девушка, которая заключила его в свои объятья и расцеловывала в щёку, Алекса развеселилась ещё больше. Стоя у края сцены и чувствуя, как ею овладевает игривое настроение полной беспечности и эйфории, она, кокетливо приподнимая края ярко-красного платьица, которое успела сменить перед клубом, заводилась всё больше, а укоренившаяся в её голове мысль о том, что ни одной из этих хитрых и циничных охотниц, кружащихся возле него, ни за что не удастся занять место в его сердце, которое было отведено только ей, согревала Алексу не меньше, чем самбука.

«Мой удачливый Феликс. Гроза и нежность в одном флаконе. Такой востребованный и при этом такой преданный. Такой демонстративный для всех и при этом сконцентрированный только на том, что важно. Мой лучший друг, отдавший предпочтение мне, несмотря на вожделеющие взгляды этих потенциальных любовниц. Эта дружба между нами — ни что иное, как вознаграждение за наши мирские испытания: испытания людьми, испытания чувствами, испытания самими собой. Судьба свела меня с этим человеком, и я не вправе потерять его. Слишком много личных, интимных, запрещённых тем нас связывают».

Уверенная в своей незаменимости и в том, что стоит ей только подойти к ним, как Феликс тут же приобнимет её и представит её персону в самых нежнейших выражениях, она всё же испытывала смешанные чувства, схожие с нетерпением по отношению к тому, как вернуть себе его полноценное внимание. И только поэтому она включила всё своё очарование и направила его на окружающих, полностью оставляя эту парочку в покое.

Алексой любовались многие, следя за тем, как её красное платьице ярким пятном перемещается с одного места на другое, и вот буквально через несколько минут Феликс отвлёкся от своей собеседницы и стал всё чаще бросать на неё настороженные, молниеносные взгляды, становясь свидетелем повышенного внимания к ней.

«Почему я действую именно таким способом? — спрашивала себя Алекса. — Почему посредством других людей, их взглядов и слов, нахождения в центре внимания, я пытаюсь показать ему свою значимость, свою востребованность и привлекательность для других. Мне необходимо, чтобы это было очевидным для него. Только так этот ценитель и, между тем, неисправимый циник будет привязан ко мне ещё больше. Привязать… я хочу его привязать… Феликсу нравятся деловые, успешные и красивые люди. Но ещё ему нравятся те, которых замечают, к которым испытывают сильные эмоции, которых оценивают. Никто не имеет права влезать в нашу дружбу и занимать моё место! Собственница? В какой-то степени да! Но эти чувства обоюдны. Он тоже контролирует каждого, кто имеет желание заговорить со мной. Мой друг и только мой! Но зачем мне каждый раз подкреплять нашу дружбу усиленным вниманием со стороны других мужчин? Что я пытаюсь доказать? Боюсь потерять его и поэтому постоянно держу его в этом напряжении?..».

Задуманное осуществилось, и уже в следующее мгновенье Феликс, рассекая быстрыми шагами воздух, добрался до неё и, осторожно придерживая её за талию, спустил Алексу со сцены, подвёл к арт-директору клуба в узкой юбке и представил её своей знакомой. Это мимолетное знакомство завершилось дежурной улыбкой, рисованным дружелюбием, беглым оценивающим взглядом и быстрым уходом с пожеланием хорошо провести вечер в их заведении.

— Вот это красота! Хоть стой, хоть падай! — то ли прокричал, то ли присвистнул Пётр, который неожиданно оказался позади Алексы. — Дай я тебя обниму!

Обернувшись к нему, она была подхвачена на руки и взята в его харизматичный плен. — Когда мы узнали, что у тебя сегодня днюха, просто не могли себе позволить пройти мимо этого события. Можешь не верить, но твой праздник для нас — очень важное событие. Может, поедем сегодня в сауну все вместе? Караоке попоем…

— Эй… Черкас… хорош! — предупредил его Феликс, задорно улыбаясь. — Забыл с кем говоришь? Это тебе не какая-нибудь тёлочка…

— Фил! Ну ты даёшь, дружище! Разве я когда-нибудь относился к Алексе как-то не так? Эту девушку я люблю, как хорошего друга и просто красивую женщину.

— Тогда убери свои лапы! — всё с той же ироничной улыбкой попросил его Феликс.

— Вот шакал, твою мать! — разозлился Пётр и уткнулся лбом в плечо Алексе. — Ну что эта бесчувственная машина делает здесь?

Алекса посмотрела на них и весело расхохоталась.

— Алекса, задумайся: этот бойцовский пёс скоро отвадит от тебя всех нормальных парней!

— Ну, Петруха! — рассмеялся Феликс. — Ты не на себя ли сейчас намекаешь?

— А если бы и так! Между прочим, мы неплохо смотримся вместе, — прижался он к ней щекой и почти по-детски улыбнулся.

— Ты уже слишком стар…

— Ну, это не аргумент, правда Алекса? И отжимаюсь я по утрам по соточке!

— У тебя сомнительное прошлое…

— Это тоже не проблема. С прошлым можно завязать в любой момент, тем более ради такой девушки.

— Петь, ну реально прекращай! — похлопал его по спине Максим. — У Алексы, между прочим, есть парнишка.

— Ничего, парнишка — не скала, можно и подвинуть.

— Ну всё, ребят, хватит смеяться! Я хочу поднять тост за вас, за вашу поддержку, за ваши тёплые слова и за то, что вы сегодня здесь, рядом со мной, — Алекса подняла бокал и оглядела всю компанию парней.

Выйдя из клуба, Алекса с Феликсом попрощались с ребятами и, свернув на соседнюю улицу, присели в уютном кафе, чтобы позавтракать.

— Это была классная ночь. И всё благодаря тебе! — призналась Алекса и блаженно посмотрела в окно, за которым начинало светать.

— Слушай, дружочек. Я тут хотел поговорить с тобой кое о чём… — с грустью в глазах произнёс Феликс и замолчал.

— Фил, говори! Я не люблю, когда ты так смотришь на меня… что случилось?

— Есть вероятность, что мне придётся уехать в Германию.

— Тааак… — протянула она уже без улыбки. — Фраза с подвохом. Только я пока не понимаю, чего мне бояться. Когда ты хочешь слетать туда?

— Не слетать… — его карие глаза чуть сузились, будто ему было больно смотреть на неё. — А уехать насовсем.

— Как это насовсем? — на её губах дрогнула улыбка.

— Я, возможно, вернусь туда жить.

Алекса побледнела, протянула руку и выпила полстакана холодного пива.

— Феликс, скажи, пожалуйста, что ты сейчас просто пошутил! — попросила она, чувствуя, как учащается её сердцебиение.

— Я хочу подготовить тебя к тому, что это может произойти.

— Подготовить меня к тому, что ты уедешь навсегда обратно в Германию? Извини, но к этому ты никогда не сможешь меня подготовить… — растерянно посмотрела она на него. — Феликс, ты не можешь так поступить со мной!

— Алекса, ты даже не представляешь, как трудно мне говорить тебе об этом. Я и сам не могу представить себе, как смогу жить без тебя.

— Ты не имеешь права так делать, Фил. Мы же лучшие друзья! Мы же три года вместе! Мы не просто три года вместе, мы вместе каждый божий день! Как ты себе это представляешь? Ты же шутишь, да?

— Не думаю, что я бы стал шутить такими вещами.

Он сидел напротив неё и уже не смотрел ей в глаза, направив свой взгляд прямо перед собой и мысленно улетая от неё куда-то совсем далеко.

— Феликс… а если… а что если я… — теряя над собой контроль, запиналась Алекса, — попрошу тебя остаться?

Феликс вновь проколол своим взглядом её тревожные и влажнеющие глаза.

— Ты попросишь меня остаться?

— Да, Феликс, — вдруг расплакалась она. — Я уже не смогу без тебя…

— Ты знаешь, мне хочется жить в Германии… — облокотившись на руки, наклонился он к ней через столик, — но уезжать отсюда мне не хочется из-за тебя. Кроме тебя, меня здесь больше ничего не держит.

— Я знаю. Но я надеюсь, что это весомый аргумент, — шмыгнула она носом и небрежно вытерла с щеки слезу. — Или нет?

Феликс грустно улыбнулся.

— Поверь мне, единственное, что пока меня ещё держит здесь — это ты! Ну а дальше посмотрим. Просто не хотел, чтобы это стало для тебя полной неожиданностью.

— Может, ты этого и не хотел… — сокрушённо сказала она, ненавидя его за то, что он намеревался оставить её, хотя он был волен строить свою жизнь в соответствии со своими планами и желаниями, — но я не принимаю твоего решения! И писать тебе в Германию не буду! И звонить не буду! Вообще ничего не буду…

— Не обижайся, дружочек, — растерянно попросил он. — Я, признаться честно, тоже больше не мыслю своей жизни без твоей постоянной болтовни.

Глаза Феликса остекленели, и он спрятал их в то, что находилось за окном. Он сдерживал слёзы, и это значило для Алексы, что она важна для него не меньше, чем он для неё.

— У тебя какие-то проблемы здесь? Что не складывается, Фил? Поверь мне, у тебя всё будет круто! У такой сильной личности, как ты, просто не может быть по-другому. Ты же прёшь напролом, чего бы это не касалось. Я не готова попрощаться с тобой! А вот поплакать ты меня вынудил сам. Мне сейчас очень грустно!

— Я виноват. Не должен был говорить это сейчас.

— Должен! Всегда и в тот момент, когда в этом есть потребность!

* * *

На следующий день Алекса провалялась до обеда. Проведя в душе около часа и проглотив полпачки активированного угля, она, наконец, почувствовала себя чуть свежее. Упав в полотенце на кровать, она набрала номер Мити.

— Я давно готов! — раздался из трубки восторженный голос. — Только ждал твоей команды! Через сколько, моя милая, мы встречаемся на вокзале?

— Думаю через полтора часа, — прикинула она время, чтобы все успели добраться на её вечеринку.

— Как отметили вчера?

— Неплохо. Обсудим при встрече.

Положив трубку, она подумала о Феликсе, и только сейчас заметила от него сообщение, в котором он интересовался, откуда и во сколько они отправляются для продолжения банкета. «Чёрт возьми!» — молча выругалась Алекса и ощутила себя загнанной в угол. «Как поступить? Что сказать одному и второму? А если Феликс случайно проболтается, что был вчера в ресторане в компании моих близких? А если проболтается кто-то из родственников? Что тогда подумает Митя? Как в таком случае я буду смотреть ему в глаза, зная, что не пригласила его на торжество по той причине, что он не вписывается в общий антураж? Тогда бы мне стало неловко за свой выбор, ведь я пригласила того, кто больше соответствовал всей этой обстановке. Феликс… А существовало ли такое место, в котором он бы не сумел преподнести себя наилучшим образом и в самом выгодном свете? Я пренебрегла Митей в этот вечер ради самого вечера. И как бы я смогла делить своё внимание между возлюбленным и лучшим другом? И как же быть теперь, когда они оба приглашены в загородный дом, как и мои пятнадцать однокурсников? Неужели в свой день рождения я должна буду наблюдать, как Феликс, любящий искусно подавать себя в обществе, будет флиртовать и ухаживать за моими многочисленными подружками, или возьмёт в оборот красавицу Надю? А если я захочу поговорить с ним, а Митя будет обижаться?.. Я не позволю Феликсу распыляться на кого-то ещё только потому, что буду находиться рядом с Митей, перед которым я, в свою очередь, обязана реабилитироваться за свою мелкую, скверную, но необходимую ложь».

Немного поразмыслив и действуя не только в интересах собственного душевного равновесия, но и в интересах этих двух, абсолютно разных, но значимых для неё мужчин, Алекса взяла в руки телефон и, сославшись на ревнивый нрав Мити, обратилась к Феликсу с просьбой отменить поездку за город. Не будучи уверенной в том, что найдёт в себе силы произнести эту просьбу лично, она быстро набрала несколько предложений и, закончив текст самыми искренними извинениями, погрузилась в волнительное ожидание того, как он отнесётся к написанному. Прождав некоторое время и не получив от него ответа, Алекса загрустила, предполагая, что он мог затаить на неё обиду, а проведя полчаса у зеркала, она вновь схватилась за телефон и лихорадочно сглотнула, увидев от него новое сообщение: «Я жду тебя в метро. Привезу тебе музыкальный диск. Тот, что ты просила у меня». Удивлённая и слегка озадаченная его таким порывом, который он откладывал месяцами, забывая вручить ей этот диск, Алекса оделась и выскочила из дома в состоянии смутной растерянности. Сойдя с эскалатора и всмотревшись в толпу, она тут же увидела Феликса, идущего по станции ей навстречу.

«И это мой лучший друг после сегодняшнего ночного беспредела и короткого сна?!». Таким нетронутым и свежим может выглядеть только актёр кино после нанесения профессионального грима, либо если этой убойной ночи, наполненной развлечениями и шалостями, не было и в помине! Вчера рубашка и брюки придавали ему официальности и делового шарма, но теперь он был одет по-спортивному модно: в облегающей футболке болотного цвета, которая удивительным образом оттеняла его смуглый цвет кожи, в шортах чуть выше колен и в чёрных кедах. Эта футболка как нельзя лучше подчеркивала его возмужавшие, крепкие, оформленные тренировками руки, мощный торс. Приближаясь к ней манерно-удручённой походкой и небрежно зацепившись руками за карманы шорт, Феликс, чуть наклонив голову к правому плечу, смотрел на неё исподлобья.

Алекса даже не подозревала, что его столь таинственная, чем-то обременённая фигура может произвести на неё столь острое впечатление. Жадно разглядывая его, пока он приближался, она поймала себя на мысли, что эта его лёгкая сонливость на лице придаёт ему такой нежности и обаяния, что невольно начинаешь опускать глаза от странного смятения.

Дождавшись, когда он подойдёт ближе, она смело взглянула на него, но чувство жуткой вины вновь заставило её опустить взгляд, и теперь в её зрачках отражались его ровные, выступающие через футболку кирпичики. Она была поражена его видом и ошеломлённо призналась себе, что впервые в жизни открыла для себя то, как он хорош. До этого момента она никогда не опасалась подобных вещей, ведь на протяжении стольких лет она не замечала в его наружности и внешнем облике каких-либо глобальных изменений, а теперь в нём было нечто такое, что заставляло опускать голову всё ниже, боясь рассмотреть и догадаться, что за необычная чёрточка появилась в нём и сделала его столь привлекательным, что за эмоция, несвойственная ему, так преобразила его в её глазах. Это странное и в то же время трогательное сочетание, которое до этого дня ни разу не засвидетельствовал её взор, а именно рельефная мускулатура и сила, проявляющаяся сквозь фрагменты одежды, и вместе с тем абсолютная мерцающая тоска, спрятанная в тёмно-коричневых ободках глаз. Замершая грусть? Что там, в его глазах, чего никогда не было прежде по отношению к ней? Не считает ли он себя ущемлённым и уязвлённым? Алекса никогда не перешагивала через него и всегда отводила ему важную роль в своей жизни. И не строя иллюзий, относилась к нему, как к члену своей семьи. И неужели он до сих пор не понял, что вчерашний семейный ужин — это самое достоверное, серьёзное доказательство и самый главный показатель её отношения к нему?..

— Привет, — его голос, словно укол, воткнулся в самое сердце.

— Фил… я, наверное, должна что-то объяснить тебе… — виновато пробормотала она. — Мне, правда, жаль, что так вышло… Но я надеюсь, ты понимаешь, почему я попросила тебя об этом. Я лишь прошу, чтобы ты ни в коем случае не думал обо мне плохо. Вчера был один из счастливейших дней в моей жизни, и всё благодаря тому, что ты был рядом. Это правда. Мне трудно объяснить… Ты не обижаешься на меня? Фил… не молчи…

Впервые в жизни он не проронил в ответ ни слова. И этот его взгляд… цепкий, глубокий, проникновенный… Коленки Алексы невидимо задрожали, он заставлял её нервничать. Но как быть? Она должна нести ответ за свои погрешности и окружить Митю своей заинтересованностью и благодарным отношением. Получалось, чтобы очистить совесть перед одним, она так или иначе поступала бессовестно по отношению к другому. Вчера она была виновата перед Митей, сегодня — перед другом. Но не будет ли лучшим искуплением вины просто уделить максимум внимания Мите, не отвлекаясь на Феликса?..

Её сбивали с толку мелькавшие за его спиной люди, они облепляли со всех сторон, неслись и проталкивались. Не нарушая обет своего молчания, Феликс придвинулся, сократив между ними дистанцию и протянул ей коробку с диском. Взглянув на его загорелую руку с ярко выраженными прожилками, которые говорили о работе с тяжёлым весом, Алекса взялась за край диска и, потянув на себя, столкнулась с сопротивлением. Он смотрел ей прямо в глаза и, не ослабляя пальцев, продолжал удерживать коробку в своей руке. «Что он делает? — вспыхнула Алекса. — Что хочет сказать этим жестом? Он что, дразнит её? Намекает на что-то?». Как же всё-таки противоестественны и несвойственны для них подобные вещи. Такой странный акцент не только вывел её из равновесия, но и в какой-то степени смутил. «Алекса, возьми себя в руки, — колебалась она. — В конце концов, перед тобой не мужчина, который пытливо смотрит на тебя, а лучший друг, в общении с которым нет места смущающим факторам». Алекса бросила на него удивлённый взгляд, и через несколько секунд Феликс разжал пальцы и дал ей возможность выдохнуть.

— Пока, Алекса… — еле слышно прошептали его пухлые, сочные, яркие губы и он, запустив руки глубже в карманы, пошёл прочь от неё.

В полном замешательстве она стояла на станции с ненужной вещью в руке и не могла оторвать взгляда от удаляющейся печальной фигуры, которая медленно зашла в вагон и, не оборачиваясь, исчезла вместе с набирающей скорость электричкой. В абсолютно внезапно накатившем на неё нервном состоянии, которое раззадорило её ответить нахальным людям, наступающим ей на ноги, Алекса добралась до вокзала и, еле сдерживая подступавшие слёзы, остановилась в месте отправления электрички, следовавшей загород. Вздрогнув от опустившихся на её глаза ладоней, пахнущих дешёвым табаком и шавермой, Алекса ощутила раздражение.

— Это я, девочка! — послышался над самым ухом низкий баритон Мити.

— Я не знала, что ты девочка… — огрызнулась она, сморщившись от аромата чеснока.

— Прости. Я хотел сказать, моя девочка, — он нежно смотрел на неё своими мерцающими глазами.

— Дай-ка я обниму тебя как следует! Я со вчерашнего дня думаю о тебе не меньше, чем о возможном апокалипсисе!

Стиснув в своих руках, он сдавил её, словно паштет.

— Ты опять ел эту дрянь? — указала она ему на ладони, которые он тут же поднёс к своему лицу и принюхался.

— Да, пахнет… извини. А давно ты относишь своё любимое лакомство к дрянной еде? Что изменилось в моей девочке за один день?

— Просто это всё вредно и пахнешь потом сутки. Надоело уже ходить и распространять зловонья из желудка этим чесночным соусом.

— Я тебя понял, — он обнял её за плечи, — вы вчера хорошо погуляли, и поэтому сегодня ты так остро реагируешь на запахи. Ладно, сейчас приедем на дачу, и я тобой займусь всерьёз.

— Что ты имеешь в виду?

— Сделаю тебе массаж, возьму все обязанности на себя, а ты спокойно будешь приходить в чувства на свежем воздухе.

Как только на горизонте появились их однокурсники Алёна и Андрей, они тут же поспешили на электричку. По необъяснимым причинам внутри Алексы всё клокотало, она была напряжена, расстроена и взвинчена одновременно. Чем дальше они отдалялись от города в лес, тем хуже Алекса владела собой.

Когда через пару часов они приблизились к воротам загородного дома, украшенным громадными шарами, Алекса всё же изобразила на лице один из беспроигрышных вариантов театральных улыбок и даже взяла Митю и Андрея под руки, чтобы войти на территорию в игривом настроении. Гости в лице родственников и любимых студентов уже были на месте и распевали песни под большим зелёным шатром. Вокруг шатра были расположены гигантские зажжённые факелы, придавая обстановке особую атмосферу. Затем вспыхнул костёр, начались неудержимые танцы, творческие сценки, барбекю, вскоре всё это продолжилось затаскиванием Алексы в каминный зал, где в кругу девушек Владик исполнил стриптиз для именинницы, извиваясь вокруг Алексы в умопомрачительном обнажении. Всё это время Митя неустанно опекал Алексу, буквально следуя за ней по пятам и не оставляя ни на минуту.

Собравшиеся гости сидели за большим столом под навесом уличной беседки и мило общались под дразнящий запах шашлыков, готовящихся на мангале. Не задерживаясь долго у зеркала по причине того, что причёска со вчерашней ночи так и осталась в фантастических кудрях, Алекса лишь переоделась и, спустившись вниз, изящно сошла по ступеням в отливающих золотом босоножках. Обернувшись в этот момент, Митя встал, как вкопанный, и, хлопая глазами, которые смотрели на неё с детским восхищением, буквально оторопел, краснея как мальчишка. Её короткое ярко-розовое платье, обнимающее каждую линию и выпуклость, и смотревшееся, как кусочек ткани или купальник на смуглом теле, явно вывело его из равновесия.

— Ты настоящая ведьма! — восторженно сказал Митя, когда, поборов природные инстинкты и выйдя из короткого транса, к нему вернулся дар речи.

— Весьма сомнительный комплимент…

— Прости, Алекса, — всё с той же слегка безумной улыбкой извинился он. — Но подобные чары, которыми обладаешь ты, не обладают простые смертные. Поверь, я сейчас с большим трудом держусь на ногах…

— Отчего?

— От того, что я безнадёжно опьянел, как только увидел тебя! Теперь боюсь даже предположить, что ждёт меня к концу вечера…

Все веселились от души: родственники травили байки и занимались мясом, друзья то и дело пели песни, взрывая лесную тишину заразительным смехом и откупоривая очередную бутылку шампанского или бренди и показывая в честь Алексы смешные миниатюры. И если бы не эта нервозность странного происхождения, ловко спрятавшаяся за оживлённостью и игривостью её лица, и совершенно отталкивающее своей чрезмерной угодливостью поведение Мити, она бы записала этот день в список лучших. Но каким бы громким и показательным ни был её смех, каким бы торжественным ни было её обращение к гостям, и какими стремительными ни были бы её танцы у костра, Алекса была беспомощна в отношении того, что пожирало изнутри. Не сводя с неё глаз и стараясь принять участие в любом движении её мысли, в любом, начинающемся желании или действии, Митя так перестарался, что вскоре из галантного кавалера, умеющего ухаживать за женщиной, превратился в навязчивого, дотошного фанатика. Как же раздражали её эти минуты! Каким же нежелательным было для неё это неизвестно откуда взявшееся поклонение. Эти заискивающие, покорные глаза, потерявшие силу духа и глядевшие на неё так, как глядят рабы на своих хозяев, которые дают им надежду на новый день, вызывали в ней чувство жалости, отворачивая от тех тёплых ощущений, которые она испытывала к нему раньше.

Чувствуя, как её мысли медленно растекаются одна за другой, а настроение не поддаётся контролю, Алекса взяла бокал шампанского и незаметно отошла в сторону к богато раскинувшейся зелени и пышным фигурам кустов, чтобы понаблюдать за происходящим со стороны и разобраться, наконец, в том, что так мешало ей отвлечься.

— Алекса, что происходит с тобой на самом деле? — серьёзно спросила Алёна, заставшая её в этом укромном живописном уголке.

— Алёнка… — с видимым облегчением выдохнула Алекса. Она искренне любила эту девушку за сильный характер и за то, что их изначальная антипатия, основанная на конкуренции в режиссуре, переросла во взаимное уважение. — Просто немного устала…

— Я не об этом. Я о том, что вдруг нашло на тебя сегодня в электричке?

— В электричке? — задумавшись, переспросила она, вспоминая, что находилась на грани нервного срыва. — Видимо, моё поведение — это и есть отголоски моей усталости…

— Уставшие люди безразличны, а ты заводилась из-за каждой мелочи. Тобой руководило раздражение и неоправданная агрессия. Или я ошибаюсь, и она оправданная?

Решительно отрицая эти домыслы, Алекса покачала головой, а в её глазах вспыхнула некая невысказанная мысль.

— Поверь, Алён, не случилось ничего такого, чтобы оправдать эти мои вспышки гнева. Скорее всего, я просто была недовольна собой и взволнована относительно сегодняшнего вечера, — предположила она, не отдавая себе отчета в том, что с ней происходит.

— Взволнована, говоришь… — как-то недвусмысленно протянула она. — Знаешь… а пойдём посидим на качелях и немного поболтаем?

Алёна подхватила её под руку и усадила рядом с собой на плетёную поверхность, скрытую в зелени.

— Я же вижу, что с тобой происходит… всё вижу… Ты похожа на королеву с запросами простой девчонки… — вдруг сказала она, и Алекса оценивающе посмотрела на свою всегда суровую подругу, которая училась в параллельной группе того же факультета.

— Неужели? Мне бы хотелось понимать, какой тут скрыт намёк.

— А здесь нет никакого намёка, я говорю прямым текстом. Так всегда бывает, когда влюбляешься не в того.

— Я никогда об этом не думала. Тот он или не тот… — спокойно пожала она плечами и тут же затаилась, когда Митя, оглядываясь по сторонам, прошёл мимо, решив не тревожить говорящих по душам девушек.

— А я говорю о том, что невооруженным глазом видно, как ты к нему охладела. А ведь я предвидела это ещё тогда, когда между вами началась обоюдная симпатия. Помнишь, я говорила тебе об этом?

Алекса очень хорошо помнила тот разговор, когда Алёна сказала о том, что их столь резко вспыхнувшая заинтересованность друг в друге, которая перешла в романтические отношения, закончится его разбитым сердцем.

— И, всё-таки, я оказалась права… Ты сломаешь ему жизнь.

— С чего ты взяла, что сломаю? Люди присматриваются, пробуют, а потом понимают, по пути им или нет.

— Ты хочешь сказать, что ты не знала заранее, чем закончатся ваши отношения?

— Я никогда не знаю ничего заранее. Я просто делаю так, как чувствую. И во мне всегда живёт надежда, что это и есть то самое настоящее.

— Как бы я не любила и не уважала Митю за все его достоинства и таланты, которыми он наделён, мне было очевидно с первой минуты, что ты окажешься роковой женщиной в его жизни. У каждого человека есть свои роковые встречи и люди. Когда-нибудь кто-то и для тебя окажется роковым.

— А я не думаю, что разобью ему сердце… — Алекса попыталась озвучить свою мысль максимально убедительно. — Он молод и слишком влюблён в жизнь.

— Он привязался к тебе. А тебе нужен человек, который будет относиться к тебе, как к королеве, и при этом баловать твоё второе я. Митя, если и будет готов дать тебе простые радости жизни, то соответствовать первому он не сможет. Ты — человек смешанный, а он определённый. Ты, как бы это сказать, не лишена тонкого аристократизма. Ты из тех, кто претендует на звание леди, на красивую сказку, на качественную жизнь, но при этом в тебе много приземлённых потребностей. Ты в душе девчонка со двора, которая готова бегать со шпаной в грязной рубахе, пускаться во все тяжкие, получать удовольствие в компании фриков и бедных музыкантов. Но ты сама подумай, чего в тебе больше? Сможешь ли ты всегда удовлетворяться простыми, незатейливыми вещами и не страдать, втайне тяготея к другому?

Алекса помнила свои ощущения, когда он пленил её на сцене, как впечатлял её своими взглядами на те или иные вещи, как смело разрушал наискучнейшие формулы жизни и удивлял своими убеждениями.

— Что тебя прельстило в нём?

— Духовно-нравственные приоритеты, философское отношение к жизни, его сценические таланты. Митя — жизнеспособный и сильный даже без смокинга и лимузина. Но семья, дом, работа, уверенность в завтрашнем дне… к сожалению, он не победитель… хотя у него прочувствованная и осознанная жизненная позиция, преданность сиюминутным идеалам.

— А теперь подумай, чего тебе не хватает?

— Социального статуса, мужественности, властности, авторитета… — сказала она, чувствуя острую потребность не столько в романтизме, сколько в мужской конструктивной и основательной поддержке. — Возможно, я его просто недооцениваю.

— А может быть, после того, как улеглись первостепенно возникшие чувства, и появился вопрос о том, что же следует за этим, и ты, наконец-то, увидела суть?..

Алексе становилось не по себе, и она катастрофически не понимала, отчего внутри неё всё больше преобладали тоска и унынье. Неужели и этот праздник закончится для неё горькими слезами?

— Что собираешься делать? — новый вопрос вывел Алексу из задумчивости.

— Сложно из управленца сделать исполнителя, а исполнитель никогда не станет хорошим управляющим. Митя — очень разносторонний, настоящий, живой, но, возможно, в некоторых вещах уж слишком первобытный…

— Что ты ощущаешь по отношению к нему?

— Не знаю… — Алекса отчаялась ещё больше. — Мне не хочется в этом признаваться, но я чувствую раздражение…

Алекса знала, что Алёна относилась очень тепло к их паре и уважала каждого из них по отдельности, и теперь задавала ей вопросы только лишь с той целью, чтобы помочь разобраться, что же на самом деле она чувствует.

— Эх… вы смотрелись прекрасно, пока не перешли эту грань. Вы сидели на кафедре до полуночи, сплетённые разговорами… и эта духовная близость сохранилась бы по сей день, если бы люди не совершали одни и те же ошибки — не влюблялись бы не в тех…

— Сложно было не перейти грань, когда понимаешь, что можешь обладать поистине талантливым человеком и замечательным актёром. Спустя некоторое время, нам стало неизбежно мало нашего общения и захотелось большего. И тогда чтобы расширить эмоциональное поле, появилась физическая потребность, интерес, любопытство, желание испытывать чувство влюблённости. Мы действительно говорили с ним на одном языке, ведь за весь наш полугодичный роман мы даже толком не поссорились ни разу.

Незаметно праздничная ночь, такая бурная, пьяная, перетекла в противоположное этому безрассудному веселью вялотекущее, ленивое утро. Солнце слишком скоро встало крупным шаром над участком и освещало еловые верхушки леса, хотя его приближение ожидалось меньше всего, уж больно приятно было смотреть на украшение природной темноты — оранжевый костёр. Солнечное тепло незамедлительно начало подогревать зелёный периметр, на котором ещё шевелились самые выносливые гости. Многие плавно переместились на траву и улеглись на покрывала, решив совместить приятное с полезным — наконец немного подремать, чтобы привести в порядок мысли и слегка подрумяниться на солнце.

Митя, понурив голову, сидел на земле и пустыми, отрешёнными глазами смотрел на дотлевающий костёр. Алекса лежала на покрывале с подружкой и только лишь из уважения заставляла себя искусственно веселиться, но как только она прикрыла глаза и опустила голову на траву, внезапно исчезло желание смеяться, стало беспокойно, и появилось явное осознание того, что уже утро, и от ночи осталась лишь тяжёлая голова и воспоминания о том, как она пренебрегла Феликсом. Чувствуя себя подавленной, Алекса стянула с качели плед и, обернувшись в него, посмотрела на телефон. Рука дрогнула и набрала номер Феликса. Его сонный голос, моментально откликнувшийся на её звонок и показавшийся ей нежнее голоса ребёнка, вселил в неё тихую радость. И как только она осознала, что в ласковых интонациях его слов давно истлела обида, по её щекам тут же потекли слёзы. Как же она хотела увидеть его в эту минуту, кинуться на шею, попросить прощения, увидеть в его глазах всё то же обожание.

— Феликс, прости меня… прости, пожалуйста… — тихим, измученным голосом взывала она в трубку. — Я повела себя странно, и в итоге получилось так, что весь вечер я не находила себе места, потому что тебя не хватало за сегодняшним столом. Ты знаешь, что ты мой лучший друг, и мы всегда вместе. Скажи, ты ведь правда не злишься на меня? Я просто трусишка. Дурочка.

— Алекса, ты просто, как всегда, хотела сделать всем хорошо.

— Да. Но в итоге я поняла, как мне тебя не хватает…

— Всё хорошо, дружочек! — ответил его мягкий голос. — Мне тоже тебя не хватает!

— Правда?

— Правда!

— И ты не злишься? — всхлипывала она, и туман перед глазами набирал объёмы, а в горле образовался ком.

— Ты что, плачешь? — забеспокоился он.

— Да, — жалобно пропищала она.

— Ну зачем слёзы, дружочек? Что происходит? Где Митя?

— Не знаю, чувствую, что так не должно было быть.

— Так, вытирай слёзки, я ни на секунду не злюсь на тебя. Всё по-прежнему. Завтра увидимся и обо всём поговорим. Ты же, надеюсь, вернёшься в город завтра?

Она кивала в трубку, ведь, будь её воля, она бы и сейчас села в первую маршрутку и полетела к нему, чтобы объяснить ему всё то, что жгло сердце.

— Девочка моя! — послышался в этот момент Митин тихий зов. — Иди же сюда!

Не придав значения его одиноким посиделкам у костра, Алекса продолжила говорить по телефону. В следующий миг её отвлек какой-то шум, и она очумело обернулась туда, где облако пепла от костра воспарило в чистом прозрачном воздухе и медленно начало оседать. Что-то резко и решительно было брошено в костёр. Она увидела Митю, который буквально вползал по бетонным ступенькам в дом, а через мгновенье уже выскочил на улицу, держа в руках свой рюкзак. Дикими, ничего не мыслящими глазами он посмотрел на неё, безбожно выругался и бросился бежать к воротам. Через секунду на крыльцо выбежала Мария. На ней был халат и домашние тапочки. Чтобы выяснить, что произошло, Мария бросилась за ним вдогонку. Ошарашенная происходящим, Алекса подскочила на месте и помчалась следом. Митя слепо бежал вперёд, не разбирая дороги. Задыхаясь, Мария хваталась за сердце, но продолжала бежать по каменистым дорожкам, убеждая его остановиться. Свернув с тропы, идущей вдоль домов, Митя оказался на шоссе.

— Там машины, остановись ты, наконец, — что есть мочи орала Мария.

В следующий момент он резко замер, будто в него выпустили пулю, и развёл руки в стороны. Дикий вопль, исходящий из него, взбудоражил птиц и нарушил утреннюю тишину леса. Как только его крик прервался, он полетел назад и навзничь упал на асфальт. Выскочившая из-за поворота машина, проскулив, затормозила перед ним, секунду постояла и, обогнув, поехала дальше. Потрясённые увиденным, Алекса и Мария застыли на месте, но как только машина скрылась, бросились к Мите.

— Да что же это происходит! — взволнованно воскликнула мама, подложила ему под голову свою руку и легонько похлопала по лицу, чтобы привести в чувства. Ей нравился Митя, и поэтому она с материнской опекой и участливостью старалась выяснить, что случилось и успокоить сорвавшегося парня.

— Я поеду домой, — сказал он, когда поднялся с земли.

— Чуть позже, когда протрезвеешь. Вот поспишь, а дальше видно будет, — сказала мама.

Только сейчас они заметили, что он был без обуви, стоял на асфальте босыми ногами и громко икал. По настоянию Марии он не стал спорить и, отступив на несколько шагов, побрёл назад, держась за голову.

Уже подходя к воротам, Митя вдруг обернулся на неё, и они встретились глазами. Алекса только разинула рот, но он вдруг бросил на неё гордый, холодный взгляд и сказал:

— Даже в свой день рождения, когда я ни на шаг не отхожу от тебя, ты не забываешь о нём, произнося его имя и говоря о нём, когда он отсутствует, — взгляд Мити вонзился в Алексу, как только они зашли за угол дома. — Когда я сижу один и сохну от тоски, ожидая, когда ты, наконец, подойдёшь ко мне, я получаю в ответ твои горестные муки и что ещё хуже — твои женские слёзы по поводу его отсутствия рядом с тобой.

— Митя! Он же… он же мой лучший друг… Хотя вам всем не понять… — с разочарованием ответила Алекса, следя за тем, как он поднимается в дом совершенно чужим человеком.

* * *

Бросив взгляд в зеркало на своё хмурое лицо, в котором не было ни намека на былую жизнерадостность, Алекса, находясь в несвойственном ей флегматичном состоянии, прошла на кухню и, достав самую высокую кружку, насыпала в неё две ложки кофе и горку сахарного песка. В лёгком ступоре она наблюдала за тем, как, смешиваясь с крепким кипятком, кофе рождает непредсказуемые узоры, которые будто тонут под ровной бежевой поверхностью молока. «Коварное утро. Никакой стабильности. Апатия. Моральная смерть. Вот оно как, должно быть, чувствует себя растение…». Вяло усевшись за стол в своей леопардовой пижаме и белых домашних унтах, она, с беспристрастием глотая кофе, ощущала, как её настроение балансирует от очень плохого к ужасному. Единственное, что было действительно реальным, так это то, что с самого момента пробуждения Алексу преследовала навязчивая идея запустить в себя свежеиспеченный чизкейк или шоколад, который она с удовольствием растопила бы во рту, превратив его в сладкую струю.

Критические дни, помимо зверского аппетита, приковали её к постели, и теперь, глядя на часы, она с сожалением осознавала, как бесполезно провела половину дня. Всё, что находилось ниже пупка, настолько изнывало от боли, что, посидев так несколько минут, Алекса вновь принялась ходить по квартире, волоча за собой ноги и дожидаясь, когда подействует очередная доза обезболивающего.

Добравшись до ванной комнаты с желанием ополоснуться, Алекса вдруг зябко дёрнулась, представляя, как придётся сбросить пижаму, ступая на холодную поверхность, и в итоге отложила эту затею. Присев на любимом пуфике с изящными дубовыми ножками у компьютерного столика, она вновь обратила внимание на свои ощущения. «Непривычное, непримиримое состояние для моей всегда беспокойной и наполненной мыслями головы, в которой всегда бушует тихий шторм. Ничего не хочу!».

Когда женские дни, сопровождаемые плохим самочувствием, наконец-то, оставили Алексу в покое, она вновь ощутила, что способна действовать и принимать взвешенные решения. Не видя больше смысла в том, чтобы лелеять любовь, которая в действительности оказалась мнимой, она всё же решилась на откровенный разговор с Митей.

В тёплом кардигане и кожаных ботфортах Алекса стояла на аллее и собиралась с духом. Будучи влюбленной в этого нетривиального мальчика, в его талант, в его обаятельное разгильдяйство, добросердечие, она искренне верила, что его внутренней поэзии будет достаточно для того, чтобы сберечь эти отношения, но, как оказалось, этот его весьма уютный и в то же время фактурный мир так и не смог подарить ей главного — понимания и опеки над её противоречивой натурой. Ей нужен был духовный наставник, способный действовать изысканными методами, человек, излучающий силу и мощь, рядом с которым можно было бы ничего не бояться и смело вверить себя в его руки. Теперь Алекса сожалела о том, что всё же довела Митю до признания в любви и не остановилась до того, как это произошло. Какими, должно быть, мучительными показались ему эти две недели, в которые она размышляла над их будущим. Сердце её клокотало в точности так же, как в тот день, когда он впервые осмелился её поцеловать, только теперь оно билось не от счастья, а от боли.

Ещё издалека видя его высокий и худощавый силуэт, его растрёпанную шевелюру, торчавшую из-под капюшона и заложенные в карманы руки, она снова убедилась в том, что поступает по совести, ведь с его приближением внутри по-прежнему не ёкало. Неужели можно проснуться однажды и понять, что чувства себя исчерпали до последней капли? Что же конкретно выместило влюблённость к этому глубокому зажигательному парню? Что заставляет её уйти навсегда? Что так повлияло на то, что ни с того ни с сего она перестала боготворить этого непоправимого романтика? Так и не разобравшись в том, что стало причиной её остывшего сердца, Алекса приняла решение просто отпустить его.

— Что ты решила? — под маской добродушия вырисовывалась скромная улыбка. — Ты просила меня дать тебе время, и я тебе его дал. Хочу отдать честь твоей выдержке… две недели едва не свели меня с ума от пребывания в неведении.

— Моей выдержке?

— Лично я сломался уже через сутки… — он откашлялся перед тем, как закончить мысль. — Немыслимо затосковал по тебе. Всё остальное время я только и делал, что считал дни до нашей встречи.

— Мить… — скукожившись, произнесла она его имя. — Я думаю, нам нет смысла оттягивать разговор…

— А, может, всё-таки, есть смысл его оттянуть? — вдруг резко вырвалось у него, и он остановился, не отрывая взгляда от дороги.

Она искоса взглянула на него. Его профиль, рельефно выступающий из капюшона, был болезненно бледным, в тёмных глазах застыло сокрушение, дыхание стало шумным и учащённым. Чувствуя, как она смотрит на него, он обернулся, но это лишь испугало Алексу, ведь сказать вслух о своей нелюбви, глядя человеку в глаза, было слишком даже для неё. Стараясь поймать удобный момент и сделать это как можно безболезненнее и деликатнее, она шла вперёд, замечая, как он изредка касается её плечом. Ещё несколько шагов по аллее бок о бок, и он украдкой взял её за руку.

— Я думаю, мы должны остаться добрыми друзьями, — выговорила она, неловко отобрав свою руку и заправив ею за ухо волосы.

— Я знал, что ты это скажешь… — с горькой ухмылкой ответил он.

Он стоял перед ней с опущенными руками и растопыренными пальцами, будто в любой момент готов был схватить её, если она вдруг вздумает бежать.

— Чёрт, Алекса! Я был и не был готов к этому! — скривившись, с досадой бросил он. — Хотя… о чём речь! Я до сих пор не готов к такому повороту!

Алекса вдруг ясно увидела в его глазах пугающее осознание произошедшего горя и эту странную, почти отрешённую улыбку, неожиданно возникшую на его осунувшемся лице. «Пожалуйста, Митя, только не это! Не нужно всё усложнять и делать друг другу ещё больнее. Ты должен был отнестись к этому с пониманием и мужественно принять, что мы — влюблённые без будущего».

— Ты всё хорошо обдумала? — сухо спросил он куда-то в пустоту. — Достаточно хорошо, чтобы не допустить ошибки?

— В том, что так для нас с тобой будет лучше, я уверена, как никогда, — тихо сказала она, начиная чувствовать подступающее ностальгическое опустошение.

— Ответ превосходит все ожидания… — с обидой улыбнулся он.

— Прости, мне невероятно тяжело даётся этот разговор, и я очень хотела бы, чтобы эта ситуация разрешилась для нас обоих максимально безболезненно.

— Развернуться и уйти… — вновь договорил он и скривился, будто от физической боли. — Ты уважаешь меня?

— Больше чем кого-либо, — честно ответила она и даже смогла улыбнуться, так как о своих истинных чувствах к нему говорить оказалось куда проще и приятнее.

Митя отрывисто покачал головой в знак того, что не ставит её слова под сомнения, приблизился к ней и, вновь выкрав её руку, горячо сжал в своей.

— Если всё так, как ты говоришь, и ты действительно уважаешь меня… Я хочу попросить тебя об одолжении…

— О чём? — замерла Алекса.

— Проведи со мной этот вечер.

— Прости, но это плохая идея, Мить.

— Плохая идея — это наше расставание, а провести вечер с любимым человеком, пусть даже это будет в последний раз — это бесценное время. Послушай меня… — от неподдельного волнения его профессиональный голос слегка охрип. — У меня сейчас абсолютное ощущение того, что меня ударили кувалдой по голове. Правда… Я действительно пока не осознаю всего того, что сейчас происходит. Помоги мне, Алекса, мы должны спокойно сесть и поговорить.

Он вдруг повернулся к ней спиной и неестественно засмеялся, подняв лицо к чёрному небу над головой. Такие истерические припадки всегда трогали Алексу и никогда не оставляли её равнодушной, а мужская боль, прикрытая слегка отверженным поведением, действовала на неё обезоруживающе.

— Мить… — взяв себя в руки, оглушила она его своей строгостью.

— Просто поехали сейчас со мной! Мне необходимо поговорить с тобой. Ничего больше, я тебе обещаю!

— Зачем всё это? — мучительно протянула она, видя, как одержим он в эту минуту.

— Мы не враги друг другу. Неужели я не заслужил того, чтобы побыть немного с близким человеком? Это последнее, о чём я когда-либо попрошу тебя, женщину, которая приняла решение уйти в тот момент, когда я допустил её до своего сердца и… искренне полюбил.

Сидя друг напротив друга в пустом вагоне поезда, они молчали. Алексе казалось, что это лишнее, но самое малое, что она может сделать для него в день их расставания. Молча они шли к его дому, поднимались в его квартиру, где их встретил подросший кот. Тут же бросившись ей под ноги, он начал извиваться в счастливом припадке от того, что они вернулись домой.

— Он тебя ждал… — кивнул Митя. — И я тоже…

От испытываемой неловкости Алекса опустилась на корточки и приласкала разнеженное животное, лишь бы не стать свидетельницей ещё большей подавленности своего бывшего возлюбленного.

— Пожалуйста, давай поговорим, а потом я поеду, — предупредила она, сняла верхнюю одежду и, пройдя на кухню, села на стул у окна.

— Хочешь чая?

— Я не хочу, спасибо.

— Тогда, может, откроем шампанского, как в старые добрые времена?

— Что-то не праздничное настроение… — отказалась она.

— Не праздничное — это верно… Но я всё же открою. Эта бутылка предназначалась сегодня к тому, что мы начинаем новую жизнь, но теперь, похоже, она будет выпита совсем по другому поводу. Однако это теперь не имеет никакого значения, так как главное остаётся главным — она предназначалась для нас двоих…

Он сделался вдруг непринуждённо-весёлым, самим собой, ловко откупорил пробку и до краёв наполнил оба бокала.

— Давай, Алекса, пей! Это наше последнее шампанское наедине… — уговаривал он, и она неохотно приняла бокал из его рук.

Митя опрокинул фужер и осушил его залпом. Такое поведение насторожило Алексу. Затем он с юным задором чокнулся с ней вторым, заглушив его целиком и зажмурившись от сильных газов. После осушенного им третьего бокала Алекса решила повременить и отставила свой в сторону.

— Я понимаю, нам обоим сейчас нелегко… Ты переживаешь…

— Совсем забыл… — он театрально хлопнул себя по лбу. — Мы не произнесли тост! Исправляюсь! Итак, за тех, кто не может быть вместе! — торжественно выкрикнул он и выпил четвёртый бокал.

С ужасом Алекса осознавала, что весь этот спектакль — отнюдь не безобидные посиделки, а его нарастающая истерика. Митя поставил бокал и в каком-то резком порыве упал перед ней на колени.

— Выслушай меня… Неужели ты не видишь, что я наконец-то готов к серьёзному шагу? Мы были вместе полгода, я много думал, анализировал. Я всё взвесил и осознал. Я понял, что готов к семье! Готов жертвовать ради этого многим. Я хочу всегда быть рядом с тобой и делать так, чтобы ты улыбалась, — он глубоко вздохнул, теребя её покоившуюся на коленях руку. — Я справлюсь, слышишь? Просто дай мне шанс, умоляю!

Проглотив застрявший в горле ком, Алекса укрыла руки от набежавших мурашек, ведь сейчас она, как никогда, чувствовала, как съёжилась её собственная кожа.

— Митя, не нужно об этом. Ничего уже не будет как раньше, — отчаянно замотала она головой, ощущая его боль.

— Всё… всё может быть! И даже больше! Потому что ещё недавно у нас всё было хорошо. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, я устроюсь на работу, я буду стараться ради тебя. Я хочу детей от тебя…

— Ну всё, хватит! — вскрикнула Алекса и сбросила его руку. — То, что ты делаешь сейчас, просто невыносимо! Прошу, не нужно пытаться меня уговорить, не нужно давить на меня. Ещё немного и ты сделаешь так, что я буду испытывать чувство вины всю оставшуюся жизнь, а я не хочу этого. Я действительно искренне не хочу, чтобы тебе было больно! Постарайся сделать так, чтобы я не винила себя. Не вынуждай меня жалеть… просто отпусти ситуацию… отпусти меня…

— Я справлюсь, слышишь? Тебе нужен мужик! Я обещаю — ты не будешь ни в чем нуждаться! Дай, дай мне этот проклятый шанс! — он обхватил её лодыжки и упал лицом ей в колени.

— Мить, пожалуйста, не надо… Если бы я только знала, что ты начнёшь меня мучить, я бы ни за что не поехала сюда. Я думала, мы просто поговорим, как добрые друзья, и постараемся смягчить всю эту ситуацию…

— Но почему?! — пальцы его разжались, и он, взбешённый, подскочил на месте, не в состоянии справиться с собственными эмоциями. — У тебя кто-то появился?

— Да нет же! У меня никого нет! Я бы никогда не поступила так с тобой. Просто мне необходимо разобраться в самой себе… Я хочу понять, что мне самой нужно, понимаешь? Я вижу, спокойно поговорить не получится. Я лучше поеду.

С мокрыми от слёз глазами она встала, но Митя тут же преградил ей дорогу.

— Девочка моя… родная… — он протянул к её лицу дрожащие руки, прикрыв ими её щечки.

— У нас всё ещё может быть, слышишь… — неистово шептал он, ловя её взгляд. — Всё ещё может быть. Взгляни на меня. Просто посмотри на меня!

— Мить, дай мне уйти… — попросила она. — Всё это причиняет мне боль… но вернуть то, что было, действительно невозможно…

— Нет ничего невозможного! — неожиданно закричал он, и Алекса непроизвольно отшатнулась назад.

В неконтролируемом безумном порыве он метнулся к столу, схватил свой телефон и, размахнувшись, швырнул его об стену. Не ожидая от него такого гнева, Алекса плотнее вжалась в стену и, немного труся, попыталась привести его в чувства.

— Зачем ты так, Мить? Ты же не такой!

— А какой? Какой?! — продолжал кричать он, и его голос был великолепен даже в этих неудержимых эмоциях. — Простой влюбленный дурачок? Который никогда так не посмеет сделать? Потому что духу не хватит? А это ты видела? — с угрожающим взглядом крикнул он и, схватив со стола бокал, с хрустом разбил его о другую стену, да так, что Алекса закрыла уши руками и сжалась, боясь разлетевшихся осколков.

— Митя! Перестань!

— А это ты видела? — прозвучал новый вызов, и ещё один бокал разлетелся на осколки. — Когда я упустил тебя?! Скажи мне, когда? Когда это всё произошло? Когда ты разлюбила меня?

— Не надо, Митя! Не нужно этого, — рыданием вырвалось у неё.

— Когда разлюбила? Ответь мне!

Алекса измученно посмотрела в его беснующиеся глаза.

— Я была влюблена, но не смогла полюбить тебя по-настоящему… Прости меня за это, — она подскочила к нему, прижалась всем телом и, извиняясь, нежно гладила его по растрёпанным волосам. — Мой хороший, мой замечательный, самый лучший, прости меня. Умоляю прости и просто отпусти!

— Не можешь остаться со мной навсегда?

Он стоял недвижимо, с опущенными вниз руками, когда она обнимала его, и отрешённо смотрел в одну точку.

— Не могу… — страдая вместе с ним, подтвердила она.

— Не можешь остаться навсегда… — после крика голос охрип ещё больше, — останься тогда на одну только ночь…

Она отстранилась от него. Она не ослышалась? Нерешительно подняв на него глаза, она увидела, что он плачет.

— Знаешь… я сегодня умер…

— Пойдём…

— Куда?

— К тебе в комнату, — несколько секунд она что-то обдумывала, а затем, взяв его за руку, увела из кухни.

Солнце подкрадывалось к окну. Измученные продолжительными ласками, они лежали обнажённые, а по их телам бродили светлые солнечные пятна. Митя спал, положив свою руку на её бедро, а она разглядывала его лицо и думала: сколько нужно встретить мужчин, прежде чем судьба подарит ей того единственного, с кем и всей жизни ей покажется ничтожно мало?..

Лицо Мити казалось в эту минуту детским и таило тихую радость. На нём больше не было пугающей бледноты, тёмные завитушки волос спадали ему на лоб, щёки чуть подрумянились, а его прямые губы ярко пылали от того, как усиленно и жадно он впивался ими в её тело. Всё, что отличало его в эту ночь от предыдущих, это то, что каждым движением, каждым рывком и касанием он будто пропитывался ею, умолял остаться, демонстрировал любовь к каждой клеточке её тела. Она же делала всё то, что он хотел, но оставалась при этом холодна.

Ещё не так давно она любила эту мрачную комнату с маленькой звукозаписывающей студией в углу и крутящимся креслом, любила наблюдать, как Митя занимается созданием нового трека, сидя в больших наушниках, любила их занятия любовью под его рэп прямо на этом столе, любила пересматривать все фильмы, в которых он снимался… А теперь будто всего этого и не было… пустота, раздражение и желание уйти… Алекса пока не понимала, что произошло с её чувствами, но в одном она была уверена точно — она больше никогда не вернётся в этот дом.

Стараясь его не разбудить, она осторожно убрала с себя его руку, бесшумно поднялась с кровати и, отыскав разбросанные по всей комнате детали своего гардероба, оделась. Как же это странно… Вот так ничего, совершенно ничего вдруг не чувствовать… В этот момент в ней не находилось места для жалости, сожаления, элементарных желаний, ничего, кроме стремления быть сейчас в другом месте. Где угодно, но не здесь. Спиной она ощутила, что он проснулся и наблюдает за ней.

— Алекса… — окликнул он её почти испуганно.

Не осмелившись обернуться в его сторону, она лишь ощутила, как напряжённо он приподнялся в постели.

— Не провожай меня… — сказала она и ушла, захлопнув за собой дверь.

Через несколько минут Алекса села в первую, ещё пустую маршрутку, в окна которой слепило летнее солнышко. Наблюдая за пробуждающимся городом, она, несмотря на то, что этой ночью не сомкнула глаз, вдруг ощутила прилив сил и энергии. Больше не думая о Мите, о его боли и разочаровании, она решила подумать о себе и о том, что, возможно, теперь ожидало её впереди.

* * *

В шестом часу вечера на пороге её дома возник Феликс, появление которого всегда действовало на неё таким же образом, как действует космическая сила в случае с артистом, которому предстоит выйти на сцену и просуществовать на ней бесценные мгновения, воздействуя на людей своим бешеным потоком энергетики. При каждой их встрече Алекса, пренебрегая любыми лирическими настроениями, превращалась в какое-то абсолютно увлекательное, динамичное и резвое существо, способное увлечь за собой даже самого неистового меланхолика. Именно поэтому, несмотря на продолжительно-ленивое бездельничество, его визит моментально оживил её, и она, визгнув, словно обезумевшая, кинулась ему на шею, с чувством потрепав его волосы.

— Тише, тише, дружочек… — немного отстраняясь, пытался угомонить её он. — А то, боюсь, наш праздник закончится прямо на пороге твоего дома.

Алекса резко расцепила свои удушающие объятия и, взглянув на препятствия к её радостному порыву, вытащила из его подмышек две бутылки шампанского.

— Ого… А что мы сегодня празднуем, если не секрет? — взбудоражено спросила она, ставя шампанское на стол. — И почему ты с вещами?

Проигнорировав её вопросы, Феликс опустил дорожную сумку на пол, аккуратно стянул кожаные туфли, расстегнул куртку и не без хитрости посмотрел на неё, заложив одну руку во внутренний карман.

— Что?! — раззадорилась она. — Показывай давай, что ты там от меня прячешь?!

Она шустро подскочила к нему, а он ещё больше расплавился от удовольствия, наблюдая её нетерпеливый интерес.

— На всякий случай я взял маленькую, — пояснил он, — чтобы после того, как ты с ней расправишься, не слишком долго слушать о твоих угрызениях совести!

Не успел он вытащить лакомство, как оно тут же оказалось в её власти, и она победно расхохоталась, не ожидая от самой себя такой чёткой операции по исчезновению из его рук шоколадки.

— Ну ты даёшь, дружочек! — не удержался от смеха и он. — Ты расправилась с ней не хуже тигрицы с куском мяса. Да с тобой страшно иметь дело!

— Страшно, но, согласись, приятно, — она развернула обёртку и с неописуемым сладострастием вонзилась губами в шоколад.

— Я уже начинаю подозревать, что я здесь являюсь лишним… Ты всё-таки кому больше рада — мне или куску сахара?

— Ты знаешь… — помедлила она, — тебе!.. Но мне дико нравится, когда ты меня балуешь!

Между тем, пока она расправлялась с шоколадкой, он невозмутимо снял с себя, казалось бы, абсолютно приличные белые носки и, предварительно извинившись, открыл дверцу шкафчика и выкинул их в ведро под раковиной.

— Не переживай, запаха не будет. Они были почти новые, — предупредил он, достал из кармана другие в упаковке и, оторвав бирку, шустро надел их на ноги. На всё это она смотрела скептически, а когда они встретились взглядами, не удержалась от вопроса.

— А зачем ты выбросил совершенно приличные носки? Если ты не знал, то вещи можно неоднократно использовать после стирки… — улыбнувшись, подсказала она.

— Носки я никогда не стираю, — объяснил Феликс, — предпочитаю каждый раз покупать новые, одноразовые.

После он раскинул руки в стороны и заверил, что теперь готов обнять её как следует. Но как только Алекса двинулась ему навстречу, а Феликс взглянул на её окрашенную шоколадом улыбку, он тут же упёрся руками в её плечи и запротестовал.

— Ладно. Это было слишком опрометчиво с моей стороны… — сквозь смех, набиравший силу, говорил он, не допуская её до себя. — Беру свои слова назад.

Она же, напротив, видя его сопротивление, напирала, словно танк, и, дурачась, хлопала чумазым ртом, стараясь дотянуться до его щеки, а когда от настигшего веселья они оба ослабли, она как следует, чмокнула его.

— Да… — вытирая следы шоколада со своей щеки, — протянул он, — зубы — это неотъемлемая часть нашего лица, в чём я в очередной раз сейчас убедился.

— Слушай, а если бы я такой и была? — вдруг спросила она, облизывая языком окрашенные зубы. — Смог бы ты быть для меня тем же другом, что и сейчас?

— Что за глупости?

— Я проверяю степень твоей искренности и человечности. Ну так что, дружил бы с такой дефектной?

— Не думаю… Как я с такой в обществе покажусь? Меня просто не поймут… — продемонстрировав свои зубы, заулыбался он.

— Вот смотрю на тебя, засранца, и думаю: шутишь ты или в этой шутке есть доля правды?

— Истинная женщина! Ей прямо отвечаешь, а она всё равно хочет услышать по-своему…

— А вот я была бы с тобой, несмотря ни на что, — серьёзно добавила Алекса, часто признавая в себе крохотного героя, способного на маленькие поступки и благородные порывы.

— Ну, если так, то и я непременно нашёл бы выход, как быть с тобой в таком случае.

— И какой же? — пытливо уставилась она на него.

— Думаю, я сделал бы тебе новые зубы.

Удовлетворившись ответом, она упустила буквально одно мгновенье, не успев остановить Феликса, который тут же с заметным облегчением уселся в кожаный диван, и теперь блаженно расслаблялся, широко расставив ноги и упираясь ладонями в мягкое пространство мебели.

— Ну всё! Туши свечи! Мой друг всё-таки добрался до космоса. И как мне прикажете теперь выводить его из этого транса?

— Не кипятись, дружочек, — измученно-блаженной улыбкой остановил он её, — дай мне всего пять минут, и я снова буду в форме. Вот увидишь!

Пока Феликс отдыхал, чуть опустив веки, Алекса носилась по кухне и резкими, отточенными движениями накрывала на стол, рассказывая о минувших днях. Порезав на тарелку хлеб, ветчину, сыр разных сортов, которым неизменно был полон её холодильник, она зажгла красные свечи, которые всегда хранились на кухне на случаи застолья, и с размаху села, расслабленно опустив голову на высокую спинку стула.

— Ты какой-то странный сегодня… — заметила она некую задумчивую отрешённость на его лице, но не получив от него ответа, вновь включилась в актёрскую игру. — Нет, что Вы, что Вы! Не утруждайте себя ответом. Сидите, думайте себе на здоровье, Вы ведь в гости пришли!

Он немного встряхнулся и ответил на её замечание краешком улыбки.

— Ну что? — продолжала Алекса. — Ты собственными силами поднимешься и сядешь за стол или тебе помочь?

— Сейчас это было похоже больше на угрозу, чем на дружеское обращение, — усмехнулся он. — Поэтому я думаю, что будет лучше, если я справлюсь с этим самостоятельно.

Шумно выдохнув и одолев усталость, он более чем резко покинул диван. Искусственно бодрясь, он присел за стол, притянул к себе шампанское и одним лёгким, почти незаметным движением отделил пробку от горлышка.

— Дружочек! Я уезжаю в Германию… — сообщил он, твёрдой рукой наполняя бокалы.

— Вот это новости, Фил! Значит, мне придётся умирать от тоски по тебе?

— Я не позволю тебе этого делать.

— Да? И каким образом?

— Я буду звонить.

— Это ты здорово придумал, — засмеялась Алекса. — И как долго я тебя не увижу?

— Недели две… Может, чуть больше…

— Ничего себе, — с сожалением заметила она. — Что-то случилось?

— Нет. Хочу проведать бабушку с дедом, ну и заодно закрыть кое-какие дела.

— И во сколько самолёт?

— В семь утра.

— Значит, провожать тебя будем аж до утра? — догадалась Алекса.

— Хотелось бы рассчитывать на что-то подобное, — подтвердил он и, коснувшись её бокала своим, торопливо выпил.

Перед ней сидел молодой мужчина. Её лучший друг. А она уже давно смотрела на него другими глазами. Теперь он изменился: более выразительные скулы, потемневшие от лёгкой щетины, до жути сосредоточенные глаза, смягчавшиеся лишь в мгновения улыбки, более сдержанные движения и, конечно, её не могла оставить равнодушной его новая фактурность тела, которой он оброс за время их дружбы.

— Ну и как мой лучший друг желает провести сегодняшний вечер? — она открыла зеркальный холодильник, влезла в морозильный отсек и достала оттуда замороженную бруснику, которую он так любил.

— Я предлагаю немного отдохнуть и поговорить, а когда мы опустошим эти бутылки с шампанским, я отвезу тебя в клуб.

Не понимая до конца, собирался ли он в клуб потому, что ему этого хотелось или потому, что он думал, что этого хочется ей, она продолжала маячить по кухне.

— А ты у меня крепкий орешек… с танцпола прямо в самолёт…

Алекса вернулась за стол с тарелкой вымытой ягоды и поставила её прямо перед ним, за что он взглянул на неё с такой благодарностью, на какую только был способен.

— Сегодня хочется какого-то особого куража и веселья, — сказал он, с удовольствием раздавив в себе ложку кислятины.

Спустя два часа, разогретые приятной болтовнёй и алкоголем, они вышли на улицу с обоюдным желанием найти приключений и, захватив в магазинчике рядом ещё одну бутылку шампанского, сели в такси. Подъехав к элитному клубу «Вилла», Феликс вышел из такси и, открыв ей дверь, подал руку, как делал это каждый раз с момента их знакомства. Увидев припаркованные у входа автомобили премиум класса, среди которых был майбах золотого цвета, Алекса, охваченная эмоциями, округлила глаза.

— Судя по «игрушкам», — не сдержала комментариев она, — нас ждет сёкс, наркотики и рок-н-ролл…

— Поживём — увидим, — кивнул Феликс и, слегка касаясь её спины, повёл ко входу.

— Может, ты шепнёшь мне на ушко, сколько стоит удовольствие побывать здесь?

— Нам нисколько.

— И в чём подвох?

— Хозяин заведения подогнал мне карту.

— За какие такие заслуги?

— За взаимовыгодные деловые отношения.

Встав сзади, Феликс помог ей снять верхнюю одежду и, скинув свою куртку, тут же протянул в окно.

— Повесьте на один, — сказал он мужчине, который бережно взял их одежду и протянул ему один номерок. Тем временем, Алекса уже отскочила к огромному роскошному зеркалу в белой раме, в котором играли сотни цветных огоньков. Образ, который она видела в зеркале, ей до жути нравился, и теперь ей только и оставалось, что включить деловую стерву и просуществовать в новом актёрском амплуа до конца вечера. Чёрное платье чуть выше колен с длинным рукавом безупречно подчёркивало её фигуру. Всё, начиная от длинных сапог и заканчивая стильным клатчем, сочеталось с её нарядом, волосы, чуть растрепавшиеся на свежем воздухе, выглядели слегка небрежно, но тем самым придавали ей какого-то шика и естества, а блестящие глаза с еле ощутимой расфокусировкой взгляда от шипучки, отражали её шаловливость.

— По мне, так тебе нет равных, дружочек, — подтвердил Феликс, отразившись в зеркале на шаг позади неё, и протянул ей руку. — Пойдём освоимся?

Утвердительно кивнув, Алекса незаметно облизала пересохшие губы и, зацепившись рукой ему чуть выше локтя, двинулась вместе с ним по коридору, отделанному золотой лепниной. Приближаясь к новому интерьеру ночи, она чувствовала, как в её крови начинают бесноваться серотонины и эндорфины, и поэтому, как только они попали в тёмный, заглушённый музыкой зал, Алекса превратилась в часть общего настроения. Феликс, поддерживая её рукой, демонстративно подчёркивал, что они пришли вместе и, направляясь к столику, оценивал царящую здесь обстановку. Хард дэнс уже проникал в тело Алексы, и она ощущала, как быстрые биты сливаются в унисон с её сердцебиением.

В этот вечер в компании Феликса шампанское не прекращалось, и это всё больше толкало Алексу к абсолютно раскрепощённому и лёгкому настроению, под воздействием которого она практически проникала взглядом то в одного, то в другого мужчину, пытаясь увидеть для себя те особые глаза, которые смогут возбудить в ней интерес. Ощутив сильную потребность пофлиртовать и потешить своё самолюбие в этом месте, которое буквально толкало в пропасть сладострастия и безумства, Алекса искала глазами того, кто смог бы составить ей компанию в этом модном, эксцентричном месте. Перебивающие друг друга ароматы, непрерывное движение различных тканей на танцполе, виртуозность ди-джея и светомузыка всё дальше уводили её в кураж, наполняя ощущением полной изоляции от внешнего мира.

— Ну что, приглядел кого-нибудь? — напрягая связки, прокричала ему в ухо Алекса.

Щурясь и улыбаясь одновременно, Феликс пытался расслышать её, но после того, как ей пришлось ещё раз прокричать свой вопрос, он рассмеялся от души.

— Отдыхай, — последовал его громкий ответ ей в ухо. — Тебя слишком заботит моя личная жизнь.

— Я не могу отдыхать, когда вижу, как ты грустишь. Может, познакомишься с какой-нибудь девушкой? — ткнула его в бок Алекса.

— А ты, вероятно, с каким-нибудь молодым мажором? — ткнул он её в ответ.

— Ладно, по плану у нас с тобой было задумано обоюдное веселье. А в действительности я отдуваюсь на танцполе за нас двоих. Может, тебе не нравится здесь? Что с настроением, Фил?

— С настроением всё стабильно. Нет поводов для беспокойства. Я просто не танцую, ты же это знаешь.

— Я знаю, что ты никогда не танцуешь. Но не знаю почему! — Алекса обхватила его руку, упирающуюся в стол и, слегка повиснув на ней, посмотрела в зал.

— Я просто не люблю этого.

— Ого… — по-хулигански заблестели её глаза, смотревшие куда-то в толпу, и её рука соскользнула с его плеча. — То, что надо!

— Ты о чём? — не понял он.

— Не о чём, а о ком! А точнее о той, что скрасит наш вечер, — со взглядом настоящей авантюристки сказала она, продолжая следить за находкой. — Взгляни на ту девушку в бежевом…

Феликс проследил за её взглядом, точным прицелом охватил любопытный объект в толпе и криво ухмыльнулся.

— Итак… — начала перечислять Алекса, загибая пальчики. — Брюнетка, стройные ноги, стильное платье, симпатичная мордашка, хорошая фигурка, прекрасно двигается, в общем, всё, как ты любишь. Нравится?

— Ну, ничего… — согласился с ней Феликс, продолжая с интересом наблюдать за тем, как Алекса заводится всё больше.

— Я так и думала, — сказала она, удовлетворённая результатом и, выхватив из его рук бокал, тут же убежала, даже не дав ему опомниться.

Более чем уверенной походкой Алекса направилась к незнакомке, стоящей к ней полуобнажённой спиной и танцующей в окружении других девушек.

— Простите, девушка… — дружелюбно обратилась к ней Алекса, ощущая внутри непередаваемую эйфорию от того, что Феликс неотрывно смотрел на них и, возможно, злился на неё за вмешательство. — Мой лучший друг весь вечер не сводит с Вас глаз и очень хочет угостить шампанским.

— Это вон тот молодой человек? — живо проследила за взглядом Алексы девушка и оценивающе посмотрела на того, кто сидел в гордом одиночестве.

— Да, вон тот молодой мужчина за столиком.

— А что же Ваш друг не подошёл ко мне сам?

— К слишком роскошным женщинам иногда страшно подходить, гораздо легче ими любоваться. Но если Вы не будете против присоединиться к нашей компании и уделить нам немного времени, я обещаю, что скучать Вам не придётся.

Как ни странно, эта девушка, пребывающая в более чем весёлом расположении духа, почти не раздумывая, приняла из её рук бокал и, что-то шепнув своему окружению, пошла вместе с Алексой к столику, за которым Феликс сидел с рисованной улыбкой и еле заметно мотал головой, как мотают отцы над невинной шалостью ребенка. К счастью, разговор между её лучшим другом и их новой знакомой завязался сразу, и, удовлетворённая выполненной задачей, Алекса, выпив с ними по бокалу шампанского, вернулась на танцпол, чтобы выплеснуть распирающую изнутри энергию.

Соблазнительно двигая бёдрами в такт музыке и демонстративно играя волосами, запрокидывая голову назад, она моментально привлекла внимание. Почувствовав, пристальное наблюдение за ней со стороны, Алекса повела взглядом и увидела загадочный объект, который, небрежно прислонившись к стене, стоял, согнув одну ногу в колене, и мило улыбался. Постояв там немного и не сводя с неё прожигающих охотничьих глаз, он всё же решился и достаточно технично оказался позади неё. Танцуя совсем рядом и продолжая внимательно изучать её, молодой человек приближался, а Алекса, ощущая его мужскую энергетику, прикрыла глаза и стала двигаться ещё пленительней, осознавая, что сейчас состоится приятное знакомство, которое пробудит в ней другие эмоции, и она вновь почувствует себя женственной и желанной девушкой, а не просто любимым дружочком Феликса.

— Привет, — прошептал незнакомец, не сводя с неё пристального взгляда, и одной рукой обхватил её за талию, вовлекая в танец. — Ты просто секси…

— Здравствуй… — ответила на приветствие Алекса и расплылась в ответной улыбке.

Остановившись на секунду, он чуть подался вперёд, чтобы сказать ей что-то на ушко, но она успела уловить лишь его незнакомый приторный аромат, так как в следующее мгновенье между ними возник Феликс, и заслонил её собой, будто ей грозила смертельная опасность.

— Иди отсюда… — резко прорычал он и угрожающе двинулся на него, чуть задрав наверх подбородок.

— А ты кто такой вообще? — попытался храбриться парень, но, глядя, как Феликс держит Алексу за руку, не стал задавать вопросы и пропал в толпе.

Наблюдая это недоразумение и сожалея о том, что в её лучшем друге уже укоренилась эта цепная, как у бульдога, реакция защищать её ото всех подряд, без разбора, она всё же постаралась сделать вид, что её совсем не огорчило неожиданное исчезновение этого парня.

— Давай потанцуем? — он сердито повернулся к ней, одной рукой обнял её за талию, а во вторую взял её руку и опустил вдоль тела.

В своей обычной манере — деловой и самоуверенной, он держал её в своих руках и казался ей в этот момент страшным эгоистом, которого она даже была готова поколотить за эту выходку, лишившую её возможного флирта, но чувство такта, благодарности за то, что он всегда готов её развлекать, и огромного уважения к нему заставили её сдержать недовольство и сделать абсолютно непоколебимый вид.

— Ты же не танцуешь… — тщательно скрывая разочарование за мягкостью, напомнила она.

— Не танцую. Но всегда есть исключения.

— И какие же?

— Медляки.

Алекса тут же вспомнила Риту, которая когда-то рассказала ей о том, что за один медленный танец Феликсу удалось не только овладеть её мыслями, но и увести её в тот вечер от парня, с которым она пришла; вспомнился и вечер их знакомства, где он вращался на танцполе с Женей, которая также не поскупилась на комплименты по этому поводу. Теперь и сама Алекса танцевала с ним в атмосфере романтики и пафоса и думала над тем, что это немного лучше, чем их пьяные покачивания вокруг своей оси у неё в загородном доме. «Ну, двигается неплохо, чувствует музыку, необычно держит вторую руку, но ничего такого, от чего можно потерять голову и быть готовой отдать ему свою девственность. Ну, Ритка!» — думала про себя Алекса.

— Чего ж ты так набросился на бедного парня? — как можно безразличнее спросила она.

— А ты пригляделась бы получше и увидела, что он из себя представляет, — презрительно скривился он. — Тут даже говорить не о чем. Пьяный гондон.

Алекса промолчала, спорить с ним и защищать случайного парня было ни к чему.

— Не волнуйся. Я не позволю, чтобы какая-то пьяная шваль лезла к тебе!

«Что бы я без тебя делала…» — с сожалением подумала она о том, что он всегда встревает там, где бы ей хотелось самостоятельности.

— Спасибо, — тихо сказала она и тут же перевела разговор. — А где твоя подружка?

— Была отправлена туда, откуда ты её привела, — пояснил он. — Признаться, Алекса, я не ожидал, что ты можешь познакомить меня с бабой!

— А что тут такого? Мне показалось, что ты заскучал, и я хотела, чтобы ты отвлёкся от того, о чём гоняешь в своей голове весь вечер.

— Просто мне здесь не очень нравится. Контингент сегодня непонятный… — Феликс предвзято оглядел тех, кто нежился в танце рядом с ними. — Слушай, может поедем отсюда?

— Но мы ведь только недавно пришли… — напомнила она ему и заметила, как его лицо сделалось пасмурным.

— Всё-таки, болтать с тобой на твоей кухне было куда приятнее, — он выжидающе смотрел на неё, предвкушая, что она ответит.

— Фил, о чём речь! Поехали, конечно! А то здесь толком и не пообщаться… — тут же согласилась она и бойко направилась к выходу, чувствуя, как он следует за ней.

И всё же Алекса откровенно расстроилась, что они так скоро покинули ночной клуб. И чтобы её недовольство не было заметным, отвернулась к окну. В таком разогретом сознании, когда кровь внутри неё бушевала, как бушует море в шторм, ей было трудно представить, что эта ночь завершится посиделками на кухне вдвоём и не внесёт никаких новых штрихов и временной эйфории в её личную жизнь. Она подумывала о том, что было бы лучше вообще не дёргаться с кухни, чтобы не дразнить саму себя.

Заскучав от улиц, Алекса исподтишка посмотрела на Феликса: он сидел в той же отрешённой задумчивости, что и в начале их вечера, лицо было нахмурено, губы слегка приоткрыты, взгляд в никуда. Этот его отчуждённый вид вызывал в ней почти материнское чувство, ей непреодолимо хотелось его пожалеть… От природы способная к сопереживанию и сочувствию, Алекса была бы не прочь как-то утешить его, приободрить, но она, как никто другой, знала, чем это обычно оборачивалось. Как только она предпринимала попытки приблизиться к его проблемам, обрушивая на него всю свою нежность, он тут же менялся к ней, ёжился, протестовал и замыкался ещё больше. После того, как он поделился с ней тем, что пережил огромную потерю — смерть отца и предательство своей юной жены, он больше никогда не говорил с Алексой о том, что его беспокоит, волнует или пугает. Поэтому любое поползновение к тому, чтобы посочувствовать и впасть в сантименты, вызывало в нём раздражение, а в ней — убеждение, что в такие моменты ей просто необходимо находиться физически с ним рядом, а психологически держаться на расстоянии. И что за неизбежное терпение крылось в этом человеке? Которое укоренялось в нём с каждым днём всё больше и больше… Она вообще не могла разгадать секрет этого внутреннего воздержания, когда человек воюет со своей болью наедине, никого не допуская в своё сердце. Неужели, думала Алекса, он не понимает, что если кто-то разделит эту внутреннюю тоску, то чувство одиночества исчезнет…

— Ты поднимайся пока домой. А я возьму ещё шампанского и вернусь, — сказал он и, дождавшись, когда она войдёт в парадную, сел обратно в такси.

— О чём думала в машине? — спросил он, когда они вновь уселись на кухне.

— Ничего конкретного, — лениво отмахнулась Алекса, ловя себя на мысли, что всю дорогу думала о нём.

Решив возобновить прежнюю атмосферу, она зажгла уже наполовину расплавленные свечи, сполоснула бокалы, чтобы вновь их наполнить, и сделала горячие бутерброды в печке. За это время она отошла от желания искупаться в приключениях и уже была готова к продолжению вечера в уютной домашней обстановке, поэтому даже то, что, сидя в этой полутьме друг напротив друга, они опять молчали, никак не беспокоило её. Феликс сидел в своей привычной манере, слегка небрежно запрокинув одну ногу на другую, и, придерживая рукой стопу, внимательно следил за дрожащим пламенем свечи. Алекса не без удовольствия потягивала шампанское, и, занятая своими мыслями, слушала музыку. Несмотря на такую вальяжную позу и его абсолютно невозмутимое лицо, она всё же не могла не заметить его глаз, выдававших непонятное ей смятение.

— Ты знаешь… — начал он немного тягучим, будто поддавшимся размышлениям, голосом, — я тут хотел поговорить с тобой…

— Давай поговорим… — сказала Алекса и, потянув за ушки, ловко освободилась сначала от сережек, потом от браслета и колец.

— Мне всё сложнее становится с тобой дружить… — сказал он, упрямо глядя в пол, и только в самом конце поднял на неё чуть сощуренные глаза, будто хотел убедиться в том, что был услышан и понят. Этот его грустный, несвойственный ему прищур тут же тронул её, вызвав в ней жалость, ведь сейчас она прочла его взгляд, как завуалированную просьбу быть к нему чуть снисходительней. Она тут же отругала себя за эгоизм, за легкомыслие, за невнимание к нему и за то, что зациклилась на собственной персоне, держа его при себе, как неплохое дополнение, и любя его, как таблетку от депрессий. Она действительно услышала из его слов то, что стала сложна для него, и это могло быть правдой, ведь весь вечер она говорила о том, что было важно для неё, поэтому, решив хоть как-то компенсировать своё поведение, она тут же стала засыпать его вопросами, сделалась более зрячей к его словам и реакциям и ей даже показалось, что он повеселел. То, что к нему стало возвращаться настроение, не могло не окрылять её, и поэтому она быстро нашла причину для смеха и возврата к прежней лёгкости, пока её резкая жестикуляция не разлила бокал шампанского. Энергично подскочив к раковине, Алекса, взмахнув тряпкой, технично истребила пятно со стола, ловко отправила тряпку обратно и вновь наполнила свой бокал до краёв.

— Таааак… — не удержавшись от смеха, протянул Феликс. — Похоже, мой дружочек напился!

— Неправда! — встрепенулась Алекса. — Я лишь достигла наивысшей вершины веселья! Ладно… я тебя ненадолго оставлю, — предупредила она и, энергично подскочив с места, скрылась в направлении туалета, крикнув ему напоследок, чтобы он не смел скучать, пока её нет.

Проведя в туалете всего пару минут и ощущая приятное опьянение, она подтянула домашние штаны, которые успела переодеть и, удовлетворённо оглядев свой красивый, упругий животик, натянула на него белую футболку. Погасив за собой свет и выйдя из туалета, она вернулась в темноту коридора. На мгновенье она остановилась, стараясь увидеть перед собой хоть что-то, и пока глаза привыкали к черноте, она неторопливо продвигалась вперёд, в сторону кухни, которую освещала последняя, оставшаяся в живых свеча. Преодолев длинный коридор до середины, она встала, как вкопанная, не ожидая, что в этой темноте встретит его.

— Феликс, ты напугал меня… — как можно непринуждённее сказала она, — здесь же совсем ничего не видно!

Её глаза, успевшие слегка адаптироваться к темноте, заметили его серьёзное лицо, вся весёлость которого будто улетучилась. «Что опять с ним такое? — думала она. — И почему он здесь?». Предположив, что он направлялся в туалет и ждёт своей очереди, она собралась обойти его, но он даже не шелохнулся, стоя на месте и не пропуская её в узких стенах коридора.

— Мне, правда, стало сложно дружить с тобой… — повторил он то, что уже произносил часом раньше, но теперь это зазвучало совсем по-другому. Какая-то страшная догадка, словно вражеская сила, начала подбираться к ней, заставляя осмыслить эти слова по-новому. Что-то было не так в его голосе, в его взгляде, в его позе. Разнервничавшись, что он поджидает её в темноте, чтобы что-то сказать, она рефлекторно отшатнулась назад и вопросительно посмотрела на него.

— Ты понимаешь, о чём я? — повторил он, будто этот вопрос должен был каким-то образом всё объяснить.

В голове резко прояснилось, и чуждый смысл этих слов на мгновенье привёл её в оцепенение. Приоткрыв рот от беспомощности и не издав ни звука, она впала в ступор. Видя её замешательство, Феликс нагнал разделявший их шаг и оказался к ней настолько близко, как мог позволить себе этим вечером, держа её в танце. Он тихонько прислонил к её щеке горячие пальцы, и, видимо, ощутив разную температуру, поторопился убрать руку, и с существенной осторожностью коснулся её кожи лишь согнутыми фалангами. Затаив дыхание и глядя во все глаза на лучшего друга, она молилась, чтобы заблуждаться в догадках о его мыслях, нечаянно не осквернить их дружбу и не ошибиться в его намерениях. Возможно, это всего лишь проявление дружеской нежности? И чтобы убедиться в том, что её внезапные догадки — лишь иллюзия и неверное толкование, дурацкое, ложное предчувствие, Алекса вынужденно ждала. А он, не сводя с неё глаз, смотрящих из тёмного неотчетливого лица, спустил осторожную ладонь с её щеки и, поддев её точёный подбородок большим пальцем приподнял её сопротивляющееся лицо. И вот, когда, казалось, что она совсем перестала дышать, он обхватил растопыренными пальцами её лицо и, подталкивая её в затылок, притянул к себе, зажав её рот своими неподвижными губами.

«Что это?!» — сознание парализовало. Что-то непривычное, чужое прильнуло к её губам. Алекса, лишённая отчётливости мыслей от шампанского и неожиданной выходки своего лучшего друга, шокированная этим притеснением, бездействовала, вцепившись в его руки. Ощущая непередаваемую мягкость его губ, чего не было у других мужчин до него, она всё больше поражалась тому, что чувствовала. Его губы были слишком мягкими, будто горячее желе. А когда он несдержанно шевельнул в ней языком, её сознание вскрикнуло от нестерпимого отвращения. Вся она, целиком, её тактильные ощущения, начали противиться, вмиг отрезвив и возвращая на место бесконтрольный рассудок. Феликс, не выпуская её из рук, двинулся на неё, силой направляя в спальню. Неужели он, продолжая целовать её, не чувствует этой страшной невыносимой тошноты? Этого отторжения? И неужели всё, что теперь останется между ними, — это воспоминание о мерзком, бесчувственном, противоречащем поцелуе? И в этот самый момент, когда уже не было сил стерпеть то, что никогда не станет приятным и чувственным, когда последнее помутнение выветрилось из неё в момент проникающих, смутных, отвратительных ощущений, она осознала, что превратилась в заложницу роковой ошибки.

«Что же это такое? Мой лучший друг домогается меня, лежит на мне, не отрывая своих губ, а я не могу прекратить эти противоестественные действия? Боже, он ведь мне как брат!». Порываясь немедленно прекратить это случайное помешательство, она в ужасе распахнула глаза, будто желая проснуться от кошмара, и, резко оттолкнув его, прижалась к изголовью кровати. Ошарашенная тем, что произошло, она с презрением и упрёком смотрела на того, кто посягнул на святое. Феликс сидел, опустив голову, и, пытаясь отдышаться, приходил в чувства. Она больше не могла сдерживаться, веки её дрогнули, внутри всё беспомощно сжалось, и она, уткнувшись в подушку лицом, так отчаянно заплакала, что он буквально оторопел.

— Зачем ты это сделал? — её голос срывался. — Ты вообще знаешь, что ты наделал, Феликс?

— Я прошу тебя… только не плачь… — взволнованно мельтешил он перед ней, но не решался дотронуться, как раньше, когда успокаивал.

Эмоциональное переживание только набирало обороты, в Алексе сгущались мрачные мысли, которые только усугубляли чувство болезненной утраты и того факта, какая теперь пропасть образовалась между ними из-за мгновенной глупости и мимолётной слабости.

— Что же ты наделал! Ты всё сломал, ты всё испортил… — хлюпала она носом, готовая провалиться сквозь землю. — Разве ты не понимаешь, что теперь ничего уже не будет, как раньше?

— Прости меня, пожалуйста. Я только одного прошу — перестань плакать. Не надо так плакать… — раздавленный её слезами, просил он.

— Мы столько лет дружили… Я всегда ценила это, как ничто и никогда в этой жизни! — твердила она, чувствуя болезненную неизбежность. — Как? Как теперь возможно вернуть всё назад и сделать вид, что ничего не произошло? Я… я… доверяла тебе… Что теперь?.. Ближе тебя у меня никого не было и нет!

— Прости меня, умоляю! Прости, — пододвинулся он ближе, — только перестань плакать… остановись…

Алекса ощущала, как он ёрзает, не находя себе места, и чувствовала, как ранит его то, что она так горько плачет, и что причина этих слёз — никто иной, как он сам.

— Я так не смогу… — захлёбываясь, вздыхала она.

— Я виноват перед тобой… Я знаю… Прошу тебя, не плачь только… Не плачь… не плачь… — всё настойчивее и трагичнее звучала его просьба.

Его голос дрожал, он то и дело закрывал лицо руками, потом вскакивал, ходил по комнате, возвращался, гладил её по голове, просил успокоиться. От сильнейшего стресса она устала и ненадолго успокоилась, но потом нерв снова рвался, и она опять начинала плакать.

— Если когда-нибудь сможешь, прости меня… — бледный и злой, он истреблял свои слёзы, зажимая их пальцами в уголках глаз. — Я всё испортил, я себе этого никогда не прощу. Я тебя об одном прошу — перестань плакать. Я не могу это больше слышать! Пожалуйста, перестань!

Вот ключевые слова, которые переворачивали с ног на голову её мир — он всё испортил, всё разрушил, всё обесценил! Она ненавидела его за это.

От неожиданности того, что произошло в следующую секунду, Алекса даже вздрогнула — Феликс выругался, с силой хлопнул себя по ушам и, скривив лицо в ужасной гримасе от боли, зажал уши.

— Прошу тебя… — процедил он сквозь зубы, теряя терпение, — перестань плакать! Я больше не могу видеть твои слёзы! Ты знаешь, я готов убить за них!

Алекса очумело взглянула на него мутными, раздражёнными от слёз глазами.

— Ты убиваешь меня тем, что плачешь, — сказал он холодно и жёстко. — Не надо больше!

Этот его беспощадный удар по ушам подействовал на неё, и она замолчала, обнаружив, что он тоже по-своему страдал. Тихо и неподвижно Алекса ещё какое-то время лежала, чувствуя себя опустошённой, уязвлённой и сонной, а когда он едва дотронулся до её плеча, она вздрогнула, ведь, впав в это забытье, она забыла, что не одна.

— Прости меня, — полушёпотом повторил. — Мне пора ехать…

Он ещё минуту посидел, внимательно глядя на неё, встал и вышел из комнаты. Между тем Алекса всё же заставила себя сползти с кровати и выйти в коридор, чтобы проводить его, а вместе с ним и призрак их крепкой дружбы. Она не поднимала на него своих глаз, потому что ей было стыдно и обидно за то, что он, зная о каждой её пережитой эмоции, посмел приблизился к ней, как к женщине, но не как к загадочной, недосягаемой, интригующей женщине, а как к досконально изученной биографии с болячками, романами и душевными травмами. Прислонившись спиной к двери, опустив заплаканное лицо и шмыгая растравленным носом, Алекса молча наблюдала за тем, как он надевает свои красивые туфли, ведь даже в том, как он одевался, ощущалась вина, покорность и молчаливая просьба о прощении. Когда он был полностью готов, он поднял с пола сумку, вздохнул с тяжёлым сожалением и облокотился на стену справа от неё. Некоторое время они просто стояли — он находился в напряжённой задумчивости, а она — в каком-то пустом безразличии ко всему, как бывало с теми, у кого резко заканчивалось что-то налаженное и хорошее. Выстраданная, обласканная, необходимая им двоим дружба вскрыла ту запретную дверь, которой они так или иначе сознательно сторонились.

— Я хотел попрощаться с тобой… — тихо, почти неслышно, сказал Феликс.

И тут её безразличие сменилось каким-то злорадством, ведь она не была ни в чем виновата, и поэтому ей не хотелось испытывать чувства неприятной опустошённости и страдать из-за того, чего она не делала и чего не желала. Оставалось лишь одно средство, чтобы избежать этого болезненного состояния, а именно — сделать что-нибудь, чтобы испытать сильнейшую эмоцию, яркий всплеск и перебить душевный разлад, как-то вернуть свой организм к жизни, к мысли, к ощущению. Ей необходимо было сотворить лёгкое безумие, допустить любое эмоциональное вмешательство, ведь только резкий, смелый и безрассудный бросок в крайность мог повлиять на её безжизненность. И тогда, осознавая безвозвратно утраченное время их дружбы, она решилась поставить более конкретную точку во всей этой истории. С какой-то неистовой искромётностью, с глазами, в которых бил ток злости и мести, она приподняла правую ногу и упёрлась стопой в стену прямо между его ног. Переведя взгляд с неё на то, что теперь находилось почти рядом с его ширинкой, он на секунду замешкался, но она не дала ему возможности опомнится, подтянула стопу, упершись носком в его ягодицы, и, согнув колено, резко приблизила его к себе. Он не сопротивлялся, выпустил из рук сумку и, слегка опешив от такого жеста, стоял, откинув руки назад, боясь дотронуться до неё и тем самым вновь вызвать её слёзы. Опустив глаза, Феликс следил, как её коленка поднималась к его паху. Её глаза выражали гнев и отчаянье, прежде чем они примкнули друг к другу губами — скользящими, ласкающими. Вся боль сгустилась в их языках, боль от томления, боль от желания выразиться.

Как такое возможно? Как это дикое отвращение и омерзение от его первого поцелуя могли превратиться в ненасытное желание обладать? Алекса властвовала над его губами так, что ей даже показалось, что он стал немного отставать — его уста ослабли от её дикого напора. Одержимая злостью, она всё продолжала упиваться его губами, будто говоря ему тем самым: «Давай, давай же брать всё, без остатка! Ты ведь этого хотел! Этого! Так возьми! Возьми всё целиком! Всё равно грешок уже совершён, так пусть он останется в памяти не распутным, отвратительным, невнятным поцелуем, а порочным, сладострастным, ненасытным слиянием с человеком, с которым меня больше ничего не связывает. Во имя нашей дружбы, пусть я запомню тебя будоражащим воображение мужчиной, а не жалким ничтожеством…».

Брезгливость сменилась жгучим сексуальным влечением… Как же получилось так, что она вдруг смогла возжелать человека, которого она даже мысленно не допускала до своего тела, как мужчину. Алекса пробовала его на вкус, как не пробовала никого другого, лишь потому, что все они были мужчинами, а он был её лучшим другом. С раздражением она ощущала его невозможную сладость, вкус его губ, языка, щеки. Не было сил остановиться, не был сил оторвать от себя его мягкий горячий рот. «Как это возможно? Чем ты пахнешь, чёрт побери? — кричал её разум. — Я никогда не встречала такого дурманящего, секретного запаха, вызывающего ещё большую жажду обладания. В моей жизни были подобные эпизоды, но здесь другое… настолько сильный контраст… от неприятного к такому необъяснимому наслаждению».

— Я сейчас сойду с ума от твоего запаха… — прошептал он с закрытыми глазами, всё больше наваливаясь на неё и прижимая к двери.

— Я этого и добиваюсь… — сказала она и, схватив его за ягодицу, мягко дёрнула на себя.

«Неужели я произнесла это вслух, — опешила Алекса. — Я что, пытаюсь соблазнить его? Соблазнить лучшего друга? Одурманить его голову? Нет, это не я! Я не могу хотеть этого мужчину! Это противоестественно! Надо остановиться!».

— Больше не повторяй того, что ты сейчас сделала… — тёплый воздух из его рта проник в её ухо. — Я терплю из последних сил…

Конец ознакомительного фрагмента.