Максимилиан, раскрой глаза

Кристина Акопян, 2021

Внимательны ли мы к близким людям, особенно к своим детям? Знаем ли, чем они живут, с кем общаются, чем увлекаются? Задумываемся ли мы над тем, что их волнует и тревожит? Пожалуй, в ритме современной жизни – не всегда… Трагическая судьба главного героя – это роковая цепь неизбежных событий, заставившая подростка один на один остаться с ужасной проблемой – насилием со стороны взрослого человека, нанёсшего ему неизлечимую психологическую травму. И даже самый близкий человек – мать – не захотела заглянуть в душу своего сына, понять его, она лишь вымещала на нём детские обиды на своих родителей, оправдывая это желанием вырастить настоящего мужчину… К ней пришло понимание, но сыну это было уже не нужно… И осознание невозможности всё вернуть и предотвратить трагедию отрезвляет её, заставляет испытать настоящую материнскую любовь, желание защитить своего ребёнка, закрыть его от всех бед и несчастий. Но, к сожалению, слишком поздно…

Глава III

В коридоре колледжа были вывешены работы самих студентов: пейзажи, портреты, батальные сцены в миниатюре, анималистка, натюрморты, сюрреализм. Свет в коридоре был погашен. Окно в конце коридора в пол хорошо освещало коридор вечерним естественным светом. Тени от картин падали справа налево, и это придавало дополнительный объём рисункам, будто картина уходит вглубь или, наоборот, выдвигается вперёд — это как посмотреть на тени. Я услышала шаги: судя по цоканью каблуков, женщина. Она шла ко мне со стороны длинного окна в пол, свет за её спиной затемнял её черты, лица разглядеть было невозможно, только фигуру.

— Вы кого-то ищете? — спросила молодая девушка, блондинка, с очень белой кожей.

— Добрый вечер, меня зовут Амелла, я ищу одного из ваших студентов, возможно, уже бывших, точно не известно. Кто может дать информацию?

— Всё зависит от того, какая информация вам нужна и о ком речь, — у неё заблестели глаза, возможно, ей показалось что я журналист — так часто думают обо мне, когда я разыскиваю кого-либо. Но это лишь мои догадки.

— Его зовут Максимилиан, больше сведений нет, его последний раз видели в апреле прошлого года, — я прервалась, чтобы показать ей изображение работа Максимилиана, но замедлилась: у моей собеседницы поменялось выражение лица. Молодая девушка уже стояла близко от меня.

Она нервно поглядывала по сторонам, зачесала шею и не знала, куда деть руки. Явно забеспокоилась, услышав имя Максимилиан.

— Вы знаете его? Я бы хотела встретиться с ним, его рисунок заинтересовал моего клиента. — Мне не дали договорить.

— Он уже здесь не учится. Решили приобрести его работу «Чёрный мак»?

— Мы не покупаем «Чёрный мак», мы покупаем другую: на картине мужчина с собакой. Вы видели «Чёрный мак» или слышали о нём раньше?

— Какие мужчина и собака? О таком я не слышала здесь, и, наверное, никто не слышал. Максимилиан за все годы нарисовал одну картину, после колледжа. Он, кроме классных заданий, ничего не рисовал кистью, — она говорила очень убедительно, я не могла не поверить. Но как же схожесть стиля и слова Салом?

— Я уверена, что вы о какой-то из них не знаете, у меня сведения, что картину с собакой нарисовал этот молодой человек, об этом сказал владелец… А где вы видели «Чёрный мак», — прервала я сама себя, — если он нарисован был после колледжа?

— «Чёрный мак» видела в галерее, я туда заходила, эм, более года назад, весной, он приносил работу в галерею. Так все молодые и непризнанные художники делают, так как нет спроса на их творчество, пока они не знамениты. Максимилиан сейчас здесь не учится, его отчислили. — Прозвучали страшные слова — «его отчислили».

Это значит, поиски продолжаются, нужно идти дальше.

— Вы можете дать его адрес, номер телефона? — Конечно, это против правил: без оснований не имеют права давать адреса студентов. Только сейчас было лето, в здании почти нет людей. Ну и что скрывать: рассчитывала, что пойдут навстречу.

— Мы так не делаем, нельзя просто так отдать адрес незнакомцам.

— Вот его рисунок, рабочее название «28», на картине нет ничего, кроме этой цифры, посмотрите, — я продемонстрировала ей экран телефона.

Не особо вглядевшись, она узнала с первого взгляда, развернулась лицом к большому окну и зашагала обратно, откуда и выходила, а я за ней. Была надежда, что адрес или номер телефона я заполучу.

— Рисунок, который я вам показала, как считаете, похож на «Чёрный мак» по стилю? Мог бы Максимилиан специально придерживаться одних и тех же оттенков, сохраняя свой почерк? — я хотела разговориться с ней, мнение не было важно, так как оно не имело значение.

— Вы знаете, у Макси нет стиля, — она обернулась, цоканье каблуков прекратилось, — Макси различает не все цвета, — она уставилась на меня, её взгляд говорил: «Ну что, вам ещё нужен художник, не различающий цвета?»

Я не ответила, мой мозг анализировал его рисунки и критиковал себя за то, что не догадался сам: конечно, он дальтоник, кто бы мог ещё отказаться от ярких красок в пользу всех оттенков серого. Но как же красные блики в глазах человека и на лепестке мака? Мой подбородок опустился к груди, хотела предвидеть реакцию мира на художника, не различающего цвета, к тому же автора всего двух картин. Джекпот или холостой выстрел?

Виды дальтонизма довольно разные, человек может видеть цвета в других оттенках в зависимости от отсутствия того или иного рецептора. Для кого-то всё в чёрно-белых тонах — монохромный дальтонизм, довольно редкое явление. В таком случае мог ли Максимилиан вообще различать оттенки серого и изображать тени? Было не ясно. Одно было ясно: узнав об этом, Валериан не продаст за назначенную сумму, а прибережёт за двойную стоимость.

Наши шаги продолжились по коридору. Подняла взгляд обратно на стену коридора: разглядывать работы студентов — картин больше нет, дальше на стенах висели фотографии молодых ребят и девушек с их именами. Вглядывалась в лица и имена, чтобы найти Максимилиана, да и просто искала знакомые лица среди именитых художников — не нашла никого.

— Здесь его нет, на стене выпускники этого года, — прокомментировала девушка. — Я вам покажу его фото в личном деле, если не знаете, как он выглядит. — Кажется, кое-кто стал добрее, я была за это благодарна.

— Спасибо, это было бы прекрасно, если честно.

Просторный кабинет с высокими потолками, одно окно располагалось в полутора метрах от пола, уличный свет освещал очень скудно.

Девушка включила настольную лампу, включила компьютер, взяла ручку и бумагу и ждала, наверное, пока что-то загрузится.

— Почему его отчислили? — от неловкого молчания и любопытства спросила я.

— Максимилиан пропускал занятия и промежуточные тесты, семинары, он и не сопротивлялся. Кажется, и против не был. Я точно знаю: первые два года он посещал все занятия, сдавал все тесты, работы, участвовал в активностях. Остальное пусть сам расскажет, я вам назвала причину отчисления, которую сама знаю.

— Он нарисовал две прекрасные картины, думаю, ваш ректор ещё пожалеет, что его отчислил, — чувство обиды за автора такой прекрасной работы переполняло меня. — Все гении проходили через унижения и недооценку. — Слово «гений» ей явно не понравилось: сморщилось прекрасное личико.

— Согласна, «Чёрный мак» — неплохая работа.

«Неплохая», — возмутилась я про себя.

— Про эту, с собакой, не слышала и не видела. Мы с ним ходили в один класс по живописи. — Она сомкнула губы, кажется, хотела ещё рассказать что-то важное, но побоялась сказать лишнее. — У него явно есть талант и видение, которого нет у многих из нас, но случилось то, что случилось. — Она стала печатать на клавиатуре.

— Но у него был конфликт с кем-нибудь из руководства колледжа? — Я просто не выдержала, моё любопытство лопнуло. За пропущенные занятия могут отчислить, но могут и дать поблажку, если студент сдаёт сессию, имеет талант.

Девушка опустила глаза, у неё искривился рот, приподнялась левая бровь, а руки начали что-то искать на столе. Искать было нечего: на столе был идеальный порядок, ручка и бумага лежали перед ней. Я точно решила, что было что-то, о чём нельзя говорить. Перестав «что-то» искать, она поспешно взяла ручку и бумагу, написала адрес и протянула мне квадратный жёлтый стикер. «Жёлтый, — подумала я, — а автор одной из самых крутых работ, что я видела, может не различить этот цвет».

— Вы ещё его фото хотели мне показать.

— Я вам распечатаю.

Она распечатала. Пока бумага выходила из принтера, сотрудница колледжа поспешно отключила компьютер, нажала на кнопку монитора и встала с места.

Чёрно-белое фото на половину страницы. Распечатка фото получилась с преобладанием чёрной краски, лица почти не разобрать, фото как на паспорт было сделано на фоне обоев, свет падал не на всё лицо, а лишь на правую половину. В общем, запомнить это изображение было невозможно, кроме того, что мужчина на фото был с отросшей щетиной, а волосы неопрятно уложены на голове.

— Может, вы покажете его фото на мониторе, на распечатке не разобрать? — попросила я в то время, когда она уже встала с кресла.

— Я уже отключила компьютер.

Теперь я поняла, почему так быстро: видимо, передумала в процессе общения показывать мне лицо разыскиваемого.

Шла я с нераспознаваемым фото Максимилиана по сумеречной улице городка. Отблески заката уже еле виднелись на небе, мимо проходили одноэтажные дома, потом парк, который когда-то было кладбищем, а сейчас у могильных плит — высокие деревья, кипарисы, ивы, сосны, даже лавочки для отдыха.

«Все мы там окажемся», — подумал я. Странные, навеянные кладбищем чувства — мы всегда думаем о смерти, как о наказании или конце жизни. Мы умрём, и ничего не будет иметь никакого смысла: были мы живы или нет, что мы делали и как жили — для мертвеца не будет иметь смысла, он превратился в пепел. Там человек не думает, не чувствует. Из этого следует, что смерти бояться не нужно, не нужно, если на кону только твоя жизнь. На меня кладбище наводит грусть не от страха собственной смерти, а от страха смерти близких: я воображаю, как там, под землёй, лежит кто-то — очень близкий сердцу человек.

Но вернёмся к моей истории.

Адрес на жёлтом стикере оказался в другом городе. Так: середина лета, вечера тёплые, ночи короткие — времени терять я не хотела. Решено: еду сейчас, а не завтра с утра.