Иван да Марья

Кристина Nef, 2023

После смерти матери юная Милана возвращается к отцу, чтобы залечить горе в родимом доме. Но боги, кажется, решили иначе, включив ей любовь к приемному сыну отца. Сможет ли Милана обрести своё счастье, когда её собираются выдать замуж за другого? Удастся ли влюблённым быть вместе, где их любовь может обернуться позором на весь род и изгнанием из общины.

Глава 1

Милана

Лети, перышко,

Через полюшко,

Смахни, перышко,

Мое горюшко.

С моего лица,

Смахни пылюшку,

Обратися, стань

Моим крылышком.

Мне бы крылышки

Как у сокола,

Мне бы силушку,

Как у камушка.

Мне бы, братушек,

Как у деревца,

Мне бы жизнюшку

С нового венца…

Перышко подхватил воздушный поток и понёс с окровавленной, пропитанной болью и смертью земли!.. Оно летело через горы. Через моря и реки. Через поля… Через много лет… Пока не приземлилась на крышу избы, стоявшей в окружении старых, высоких деревьев Ольх и Осин…

Оттуда разносился, громкий раскатистый женский смех.

— Аха! Ахаха! Как это, нет духов природы?! Как это, нет силы в коряках и травушках?! Ахаха! Ахаха!!! — схватившись за живот, смеялась пожилая невысокая женщина. — Ой чадо неразумное! Насмешила ты Верчиху! Ахаха! — она похлопала себя по ключицы. — Тебя как звать-то? Имя уже наречили тебе?

— Нет. — улыбаясь во все щеки ответила я, сидевшая рядом с ней за столом!

— Сколько же тебе летов?? Семь, пять?

— Во. — я показала старушки свою ладошку, загнув один палец.

— Да??!! Ахаха!! Запамятовала поди, как ребятня нынче выглядит. Мать как величать по девичьи, Катерина Горославна!?

— Угу… Покажи. Ты же обещала. — напомнила робко я.

— Ах, сейчас, сейчас…

Женщина встала из-за стола и начала передвигаться от одной полки к другой, которыми были обставлены все стены внутри её дома. Они были завалены чашами с различными травами, мешочками с всякими кореньями, лечебными порошками и сушеными ягодами с овощами, которые висели, на верёвке, как белье на просушке. Кругом стоял яркий аромат этого всего, вперемешку с тлеющем костром из печки, топлёной на берёзовых дровах. Верчиха нюхала и кидала травы в небольшую тару из осины, держащую у себя в руке, при этом что-то бормоча себе под нос. На ней было простое однотонное платье, тёмно-синего цвета. Голова её покрыта платком, завязанным вокруг шеи.

— А тебе, сколько лет?! — мне тоже стало любопытно узнать её возраст.

Она была маленького роста, худощавой, с тонкими длинными кистями. Вся кожа её была в мелких морщинках, но при этом на лице была здоровая свежесть, и бодрость.

Я показала две свои раскрытые ладони, и сжала их в кулаки.

— Стока?!

— Ахаха! Ты так устанешь загибать, чтобы посчитать… Вон лучше глянь, кто возле тебя сидит?! — сказала она, даже не поворачиваясь ко мне.

— Ой! Это ёзэк! — я так обрадовалась, что аж подпрыгнула со стула, на котором сидела.

Ёжик был размером с дворовую собаку и улыбался как человек. Он сидел рядом со мной за столом и ел горячую похлёбку из репы.

— Кто-то ест, а ты не ешь! — ругала меня старушка, за то, что я никак не могу доесть похлёбку.

— Да куда ж они убежали окаянные!? — возмущалась Верчиха. — О!.. Вон там, кто у дверцы бегает, погляди?! — сказала она, снимая с верёвки какую-то сушеную, чёрного цвета ягоду.

Я повернула голову в сторону порога, и увидела маленького человечка, размером с мой локоток. Он был лохматый в длинных одеяниях и наверное, возраста старше чем Верчиха.

— Ты кто?! — я выпучила глаза от удивления.

Он помахал мне рукой и поднявшись в воздухе как птица, подлетел к нашему столу. Человечек налил из кашницы, себе похлёбку в отдельную чашу. И достав из своего кармана рубахи, большую ложку, начал есть.

— Дедушко он… — ответила за него женщина. — А головку подними, там видишь кого?!

Я затаив дыхание, посмотрела наверх. Там на веревки с пучками зелени, качался как на качелях, существо зелёного цвета, похожего на кота. Он сидел на ней, свесив свои задние лапки вниз, а передними держался за грозди высушенных ягод, свисавшие над ним.

— Ух ты! Котя? — обрадовалась я новому «гостю» — Звеиюска! Ты котя?!

Он, заметив меня, спрыгнул с верёвки и как все до него"чудные создания"уселся за стол, словно «муж». Ёжик налил ему чашу похлёбки и «котя» за милую душу стал её уплетать. Наблюдая, с каким удовольствием волшебные существа лопают её, у меня тоже появился аппетит, и я принялась доедать свою порцию. Когда все докушали, Верчиха села возле нас и сказала.

— Ахаха!! Силушка есть везде! Духи есть везде! Величать их Дедушко!.. Дедушко — лесной, дедушко — межевой, дедушко — дворовой, дедушка — полевой, дедушко — домовой…Вот как эти. — показала она на существ. — Они добрые. Коли случится оказия какая, проси их, они пособят. Только лакомства давай иногда…Твоя прабабка, твоя бабка, ладили с ними. Не рассказывали разве тебе?!

Я помахала головой в разные стороны.

Старушка на время замолчала, а потом, прекратив смеяться, первый раз за весь вечер, серьёзно сказала.

— Не выдержит Катерина, силушка тёмная одолевает и с ума сводит… Делает Йородивой…

Я удивилась кому это она?! Посмотрела на домовят, думая может Верчиха сего им молвила. Но они так же недоумевающее, глядели на неё, как и я.

— Так — так — так…Чего это вы все ждёте?! — спросила у нас старушка. — Ах да!!!..Уже и забыла!..А ну-ка, на! Помешай ручками. — как ни в чём не бывала, приказала старушка.

— Мешай не бойся! Хотела же узнать судьбу дорожку свою, богами данную?!

— Ага. — я снова махнула головой.

И перемешала маленькие камушки в мешочке, который мне дала Верчиха.

Старушка взяла тару с травами, подошла к печки, достала из неё уголёк и кинула в чашу. Они стали ароматно дымиться. Она закрыла глаза и начала быстро выкидывать травинки, которые не загорелись, перебрасывая их через наш стол. При этом снова проговаривая что-то непонятное, себе под нос.

Дедушко ёжик, дедушко кот и дедушко человечек, с интересом наблюдали за Верчихой. Махая головой вслед за её каждым движением. Наконец она остановилась, резко выбросив догорающие травы на стол, вместе с камушками из мешочка, который я мешала ранее. «Ёжику» даже пришлось поспешить убрать кашницу с похлебкой, чтобы ничего не попала в неё. Мы вчетвером опустили головы, внимательно рассматривая, что получилось!

— Вижу твою долю… — сказала женщина.

Я вместе со всеми домовятами, радостно захлопали в ладони. Верчиха начала читать непонятные знаки на камушках, проговаривая вслух…

— Суженный твой, не родной с тобой крови. Сила у тебя ведухи. Он же силушку свою берёт из мира Нави… Хоти не хоти, но не уйти тебе от долюшки этой! Не бранись на богов за это, всё будет, как должно быть…

* * *

Я резко открыла глаза… Из окна первые лучи Ярило Солнышко, прогоняли засидевшихся звёздочек с неба.

Приснится же такое!.. Ну и ну! Такие бредне мне во сне ещё не являлись. Верчиха? Откуда-то я знаю это имя? Надо спросить у Марфы, может она слышала о ней.

Я подошла к окну в своей комнаты, прогоняя впечатление от сегодняшнего сна. Оглядев наш небольшой дворик снаружи, с облегчением вздохнула.

Я у себя дома, а не в чудной избушки в лесу. И мне уже не четыре, а четырнадцать. Какой-то суженный? Хотя ясно. Сегодня же мой обряд совершеннолетие… Не зря говорят, что накануне могут являться странные и чудные сны девушкам. Мол их богиня Макош специально посылает, чтобы проверить насколько девушка готова взрослеть.

Я начала собираться, заправила простынь под матрас и аккуратно сложила подушки друг на друга.

Но всё таки, на всякий случай, а положу ка недоеденный кусок сладкой пастилы под кровать(которую я всегда тащу со стола, чтобы полакомиться перед сном)

Вдруг правда домовые существует, и захотят угоститься.

Я вышла из своей комнаты, в центральную часть нашей избы. Мамины покои были на втором этаже. Внизу же возле печки, ещё храпела Марфа на постели. Ей мама предлагала спать в моих или её покоях, но она сказала, что у нас там зябко, а ей милее, где ножкам тепло. Так она и спит возле печки, даже когда не холодно и мы её не топим. Марфа была лет на пятнадцать старше моей матушки, и приходилась мне тётушкой не та, которая сестра мамы или папы, а та, кто присматривает и обучает разными женскими науками. Вроде готовки, уборки, рукоделию и всяким другим полезностям… Её муж был троюродным дядей моего отца. Он погиб в битве за континентом. Детей у них не было, и после она осталось одна. Тогда папа решил взять её под свою заботу. Марфа в благодарность попросила дозволения обучать всех его дочерей, девичьими ремеслами. Так как у меня были (и есть) одни только братья (то после того случая, случившегося у моих родичей) я осталась с мамой. А Марфа со мной. И мы теперь живём втроём в этой избушки.

Я заметила на грядушки стула, возле кровати тетушки, висело очень красивое голубое платье. С белыми рюшами, покрытое серебристой росписью с разноцветными камнями.

Это наверное мне на мой праздник. Обрадовалась я.

И принялась его быстрее примерять на себя, случайно уронив стул и разбудив Марфу.

— Тю! Чё не спится ягодка?! — спросила сквозь сон женщина. — Погодь шустрая, иголки ещё не вынула! Погодь! Сейчас уколешься.

Но было уже поздно. Не успела я его надеть через голову, так сразу же больно кольнула палец, уронив платье на пол.

— А ну ступай в умывальню, потом причешись, вон все волося позапутанные.

Показала она на мои колтуны в волосах, после ночи.

— Апосле уже будем готовиться.

— Ага! — невтерпеж облачиться в новое платье, я поспешила в умывальню.

Мама уже встала и спустилась к нам.

— Мамочка, сегодня мой обряд!

Радостная подбежала её обнимать.

Она было сегодня очень бледна, и выглядела уставшей. Мама убрала прядь волос с моего лица, улыбнулась и велела, так же идти причесаться.

После умывальни и завтрака, мы с Марфой одели на меня новое платье и заплели косу с лентами под цвет его. На голову я надела узорное очелье^[2], по бокам которой были прикреплены рясны.^[3] Они свисали вертикально вниз до шеи, сделанные, из разноцветного бисера, изображающий узор огница и символику нашего рода. Я была такая счастливая, любуясь на себя в зеркало. Только вот единственное, что мне портило настроение, это мое родимое пятно. Оно было слегка розоватым, расположенным над левой бровью и чуть переходящее на веко глаза.

— Не волнуйся! Ты же знаешь, когда ты переживаешь, оно ярче становится! — сказала мама.

— Да чего ты переживаешь?! — звучным голосом, успокаивала меня Марфа. — Такая невеста выросла, вон завтра отбоя уже не будет от женихов! Все захотят свататься!!

Я обняла маму и Марфу.

— Ой, боги! Ты чего это дитё! — тетушка тоже крепко прижала меня в свои объятия и прослезившись сказала. — На женихов пока не рассчитывай, мала ещё! Это праздник благодарение богам, что ты теперь девушка и перешла из девочки в девушку, способную продолжать род наш! О суженных пока не думай! Отец велел, что замуж пойдёшь не раньше семнадцати! — помахала мне пальцем Марфа. — Ыхи! Ыхи! — она начала громко рыдать, вытирая слёзы платком. — На держи!

Тётушка протянула мне мешочек, в нём был наручный браслет из золотистых ниток и бисера с символами нашего рода, которые были и на моём очелье.

Я снова крепко обняла Марфу.

— Ты теперь взрослая моя дочка! Теперь ты взрослая… — тихо произнесла мама, и подарила мне что-то свёрнутое, в бежевую ткань.

Я развернула её, это была красивая свадебный покров и круглый медальон с непонятными рунными надписями.

— Когда-то моя матушка выходила в этом замуж, и передала мне. А ей её матушка, и так из поколения в поколение, от матери к дочери, нашего рода, мы венчались в этом. Теперь они твои…

От переполненных чувств у меня внутри, я обняла крепко-крепко маму. А Марфа не прекращая лить слёзы, обняла нас двоих. Мне было очень хорошо и радостно в тот миг.

— Но не раньше семнадцати!.. — напомнила Марфа.

Мы втроём рассмеялись.

* * *

Обряд совершеннолетие у девушек, как и все обряды по нашем обычаям проводят возле воды, рядом с капищам. В нашем поселье Липки, был только один такой в честь Бога Перуна. (Он является покровителем, всех воинов защитник, земель и родов расы великой) Это было небольшое круглый храм, с тремя залами для служения светлым богам. Он был построен в лесу, посреди столетних дубов. Самому старшему, которому насчитывают семьсот лет. Рядом бежит горная быстрая речка. Точнее не речка, а её рукав, которую в три шага можно перейти, от одного берега к другому. А вот выше по течению, ближе к горе, в самой реке опасно купаться, из-за глубины и сильного течения, оно может вынести на острые крупные камни. Речку прозвали Ведка. По поверьям именно она даёт, местным деревьям такое долголетие.

Я шла по тропинке к капищу, с шестью другими девочками от тринадцати до семнадцати лет. Эту церемонию можно осуществить, когда у девушки появляется первая кровь с двенадцати до восемнадцати. Первый обряд инициации, по обычаю, должна проводить только жрица богини Макоши. Поэтому не все девочки, когда созрели имели право к сватовству без проведенного ритуала. Мы были не одного возраста, так как жили тут все далеко друг от друга. И не у всех была возможность приехать на обряд, в первый год созревания девушки.

Поэтому устраивали его, когда был удобный случай, или же дивчину собирали в ближайшем будущем сватать. Со всеми девочками, я уже познакомилась раньше, когда жители Липки собирались для разных празднеств в капище. Все девочки были наряжены в новые красивые платья и в очелье, украшенных камнями и бисером. Моя мама и Марфа, как и остальные родственники других девиц, стояли вдоль дорожки, ведущей от речки к храму. Она по бокам была вся украшена горящими свечами, полевыми цветами, белого, фиолетово, голубого цвета. Перед входом в капище, нас ожидала жрица богини Макош. Её звали Друда — самая старая и мудрая женщиной нашего поселья. Некоторые шутили, что когда она родилась, взошёл первый росток семисотлетнего дуба. Однако же, с виду женщина была полна сил и здоровья. На ней было церемониальное белое платье в пол, с длинными рукавами и красной вышивкой. Волосы закрученные в кулю.

Все девочки поклонились ей. Она радушно нам улыбалась.

Мы встали в ряд, лицом к нашем родственниками. У всех участвующих в обряде присутствовали их отцы, братья, сестры, бабушки, дедушки и остальная родня. Мой отец с братьями жили далеко от нас, и не успел приехать к этому дню. Но папа обещал быть на второй день, с подарками для меня.

Я стояла третья в ряду. Слева от меня девочки младше, справа девочки старше.

Друда вышла в центр перед нами. У неё была лучезарная улыбка и от неё шло такое внутренне тепло, словно Ярило солнце лично наградил её частичкой своей мощи.

— Девочки! Сегодня особенный день для вас! Сегодня ваша инициация из маленьких девочек в молодых и прекрасных женщин! — говорила громко жрица. — До сего дня вы находились под опекой и зашитой своих родителей! После сегодняшнего обряда вы будете нести ответственность за себя и свою жизнь, за свои поступки, за свои слова сами… Как взрослые люди. Теперь за каждое ваше деяние, Род — Покровитель, Небесная мать и Боги, будут спрашивать с вас. А не с ваших родителей…

Она остановилась, указав нашим родственникам принести нам подношения.

Одновременно к каждой девочки подошла их мама, и подарила маленькое веретено с прялкой.

— Ваши матери предали вам символ женского предназначения!

Друда подошла к каждой девочки по очереди. Они держали веретено на раскрытых ладонях, показывая его жрицы. Женщина дотрагивалась до него и приговаривала.

— Ты теперь под защитой богини Макоши! Покровительницы всех женщин! Великая мать хвалит тебя!

— Хвала Макоши! — отвечали ей девочки.

Когда с каждой участвующей был проделан такой ритуал, я и другие девочки заулыбались. А наши родственники захлопали в ладоши.

Тем временем настал час — Поутрось.^[4]

Отцы других девочек, поднесли скамейку из храма и поставили возле жрицы.

Стало быть пришла пора ритуалу"скакануть в поневу"(Понева — это юбка, сделанная из трёх разных полотнищ)

Друда подняла её со скамейки, она тянулась до самого пола. Блестящего светло-голубого цвета.

–"Вскочить в поневу"Значит объявить себя невестой, и дать дозволения женихам свататься к вам! — объясняла нам жрица. — Юбка, обозначает круг! Это полость, способная внутри себя воплотить идею-семя. Это Луна, Земля, Вода. — улыбалась старушка, рассказывая нам про энергию круга. — Тройка — это символ небесного пути.

Это Девушка-Женщина-Старуха!

Это Рождение-Жизнь-Смерть!

Это миры Навь-Явь-Правь!..

Этот обряд символически испытывает девушек на два испытания. Физическое и нравственное. Первое прыгнуть с лавки в юбку, второе девушка должна проявить своё самосознание и непреклонную волю.

Трижды произносится"Хочу вскочу, хочу нет"как выражение её твёрдой воли.

У первых двух девочек, не получилось прыгнуть в поневу. Так как, они были ещё слишком малы, то не сильно расстроились. Теперь настала моя очередь, ко мне подошла Друда, держа в руках раскрытую юбку. Я запрыгнула на скамейку с серьёзным видом.

— Вон кака, следующая невеста у нас! Краса да и только. — похвалила меня она. — Вскоци, дитетко!! Вскоци, милое!!

— Хоцу — вскоцу, хоцу — не вскоцу! — ответила я.

И ушла на другой край, скамьи. Жрица ходила за мной, упрашивая меня теме же словам.

— Вскоци, дитетко! Вскоци, милое!

— Хоцу — вскоцу, хоцу — не вскоцу!

Махнула головой я, и вновь переместилась на другой край скамьи. Друда за мной.

— Вскоци, дитетко!! Вскоци, милое!! — повторила женщина.

Мама с Марфой настороженно смотрели на меня.

— Хоцу — вскоцу, хоцу — не вскоцу!

Я отвернулась от жрицы. И резко прыгнула со скамьи вовнутрь поневы, прямо в центр.

Друда широко улыбнулась и обвернула меня юбкой.

— Одна невеста готова у нас к сватовству! — сказала она.

Люди вокруг радостно захлопали в ладоши! Мама и Марфа были потрясены! Мама слегка улыбалась. А Марфа угрожающе помахала мне указательным пальцем."Мол смотри у меня, какие тебе женихи"

По обычаю после окончания обряда, девочки идут домой в свои избы, со всей роднёй. Где приготовлено много разных вкусностей, и празднуют инициацию. Даже если у девочки не вышло"попасть в поневу"Всё равно считается, что она перешла под защиту богини Макоши и готова к продолжению своего рода… Это праздник для всей семьи. Просто именно в этом году, к ней нельзя свататься. Ничего страшного. Обряд с поневой можно теперь повторять у себя дома, в кругу всей своей родни, только уже наследующий год. Или тогда, когда родители решат, что девушка уже достаточно взрослая для замужества.

У нас в избе, Марфа напекла пирогов и блинов, со сладкой начинкой и овощной. Запекла репу, приготовив из неё ароматную кашу. Мама пила горькую медовуху, Марфа ела пирожки. А я кружилась перед ними, в новом платье, громко распевая песни и лопая одновременно пирог из морошки с мёдом.

Так мы и веселись весь вечер допоздна, пока не наелись до отвала, и я не наплясалась вдоволь, что аж ноги гудели. Марфа как водится, захрапела возле печки, а мама сказала, что выйдет во двор подышать свежим воздухом. Она снова сделалась очень грустной и глаза у неё были какие-то не такие.

Наверное, устала за сегодня, с рассвета ведь на ногах.

Мама неожиданно обняла меня.

— Где медальон, который я дала тебе утром?! — нервно спросила она.

— Вот он.

Я вынула из кармана в своём платье, медальон янтарного цвета.

Мама одела его на меня, и посмотрела очень странным взглядом.

— Никогда не снимай его! Пусть он напоминает тебе обо мне!

Я поклонилась маме и ушла в свой угол терема, где была моя зона покоя. Аккуратно сняв и убрав свои подарки, в сундук. Не успев коснуться лицом подушки, тут же уснула.

* * *

Месяц высоко горел в небе, когда Катерина, вышла из избушки прикрыв волосы белым платком. Её длинное платье лавандового цвета, слегка колыхалось от лёгкого осеннего ветерка. Она пошла в сторону леса, босиком по сырой траве и холодному мху. Мимо спящих зверей и столетних деревьев. Только совы и филины с интересом подсматривали за ней. Так она шла, мимо капища, у которого ещё стояли цветы, после утреннего обряда. Шла мимо самого старого дуба, пока не приблизилась к речки Ведка, где она журчала громко и буйно бежала. Катерина сняла свой платок и по каменистому берегу, вошла одетая в воду… Она заходила всё глубже и глубже, пока прохладные и стремительные потоки реки, накрыли её с головой…

* * *

— О Боги, боги!! Помилуйте!! Зачем она туда пошла! Горе какое!

Марфа рыдала, склонившись возле тела мамы, лежавшего на каких-то тряпках прямо на земле, у нас во дворе.

Местные рыбаки заметили её, запутавшись в сетях, и принесли к нам раннем утром, следующего дня. Мы даже не успели заметить, что она пропала.

— Утопленница. — сказал мужчина, сняв свой головной убор.

Марфа начала громко причитать.

— Бедная Катерина! Бедная душенька твоя!

Я стояла на калитки нашего дома, не в силах не заговорить, не пошевелиться.

Марфа склонилась над мамой и обняв снова залилась слезами.

— Мы поможем с крадой^[5] — сказал старенький мужичок. — Подготовь погребальное платье, и вещи. В избу нельзя заносить.

Они подняли маму и понесли её в капище.

— Милана! Не подходи, не смотри! — крикнула Марфа.

Но было уже поздно, я увидела синее, разбухшее от воды лицо мамы…

И как будто исчезла, внутри стало холодно и пусто. Всё тело стало колотить от душевной боли. В голове будто потемнело.

Не верю что это она!

Отмахнувшись от Марфы, я побежала следом за теми, кто уносил тело мамы.

— Стойте! Стойте!

Мужчины остановились, и снова опустили её на землю. Сняв свои головные уборы.

— Мама! Мамочка! — я без страха склонилась, над её холодным телом. И начала умолять подняться, словно она всего лишь уснула.

Рыбаки смотрели на меня с жалостью, как на йородивую.

— Надобно девушку к Друди отвести, дух почистить. — сказал старенький дедок.

Марфа с большим усилием отдернула меня от мамы, и обняла. Мужчины унесли её для ритуала.

Раздался рёв лошадей возле нашей избы, это отец с Ипафием! Они приехали поздравить меня с инициацией. Я в слезах помчалась к нему…

Примечания

2

Лобная повязка.

3

Подвеска.

4

11:30–13:30 часов.

5

Обряд сжигание мёртвых на костре.