Все наши вчера

Кристин Террилл, 2013

Эм заперта в пустой холодной камере. Финн – в камере по соседству. Они останутся там до тех пор, пока не скажут то, что хочет знать их тюремщик. Но есть проблема: то, что он хочет знать, еще не произошло. А затем Эм находит в своей камеру записку, которая содержит несколько простых, но ясных указаний. Девушка должна отправиться в прошлое, чтобы предотвратить трагедию, которая вот-вот случится. Но для этого ей необходимо выследить и убить своего возлюбленного. А самое страшное, что автор записки – она сама…

Пять

ЭМ

Сознание вернулось ко мне прежде моего тела. Я бы запаниковала, будь у меня сердце, чтобы забиться сильнее, кровь, чтобы хлынуть, или мозг, чтобы анализировать, но я ничего не чувствовала. Не было ни ощущений, ни мыслей — лишь бескрайнее ничто.

Получилось? Или так выглядит смерть?

Ощущения начали медленно возвращаться. Первой стала неимоверная тяжесть в голове — словно деревянная колода, пригибающая меня к земле. Ну и ладно. Зато у меня снова была голова, и это такое облегчение! Потом появилась царапающая щеку шероховатая поверхность и болезненное покалывание в конечностях, напомнившее, что у меня есть конечности.

Первой моей связной мыслью было «Финн». Я попыталась пошевелиться, дотянуться до него, но меня словно лед сковал.

Я кое-как приподняла веки и мельком взглянула на размытый, чрезмерно яркий мир. Я судорожно втянула воздух в легкие, и их снова обожгло.

Покалывание усилилось и перешло в боль, острую и резкую, пронзившую мою затвердевшую плоть. Я попыталась крикнуть, но услышала лишь тихий стон и смутно догадалась, что он, должно быть, исходит от меня.

Где-то Финн позвал меня по имени.

Горячая волна прокатилась по моему телу, и мышцы скрутило судорогой. Я с трудом приподнялась на локте и извергла наружу скудное содержимое моего желудка. Ощущение было такое, словно тело пытается вывернуться наизнанку. Внезапно меня коснулись руки Финна, смахнули волосы с липкой щеки, и я благодарно прижалась к его прохладной коже.

Заклинание развеялось, и я сумела открыть глаза. Финн сидел рядом, склонившись надо мной. Судя по его виду, он не меньше моего вымотался и страдал от боли.

— Ты в порядке? — спросил он.

Я кивнула и с трудом вытерла лоб рукавом.

— Вроде да. Это было ужасно.

— Да уж. Летающий автомобиль намного приятнее.

Финн огляделся, обшаривая взглядом каждый дюйм пустого склада, как будто это была какая-то странная, чужая планета. Несколько секунд назад мы были в пустой комнате, в окружении солдат, а теперь очутились в каком-то складском помещении. Лабиринт коридоров над коллайдером сменился рядами непонятного хлама.

— Мы действительно это сделали! — сказал Финн. — Поверить не могу!

Я не разделяла его благоговейный восторг. Путешествия во времени — не чудо, а мерзость.

Финн заправил прядь волос мне за ухо таким естественным движением, словно он проделывал это ежедневно на протяжении многих лет.

— Ты как, можешь встать?

Собственное тело до сих пор казалось мне полым и нематериальным, как будто я случайно оставила часть его в будущем.

— Не знаю. Сможешь меня поймать, если я начну падать?

— Сомневаюсь, — отозвался Финн. — Но я позволю тебе упасть на меня. Это будет славное мягкое приземление.

Я улыбнулась.

— Мой герой!

И мы попытались встать. Было трудно сказать, помогаем мы друг другу или мешаем. Стоило Финну пошатнуться, и он чуть не ронял меня вместе с собой, а я — его, но мне и в голову не пришло, что стоило бы его отпустить, пока мы не поднялись с коленей в неустойчивый полуприсед.

Мы встали и попытались стоять прямо. Но как только это нам удалось, Финн ухмыльнулся и обнял меня. Он так был доволен, осилив это простое действие, что я невольно рассмеялась. Он тоже засмеялся, и вскоре мы смеялись на пару, до истерики, цепляясь друг за дружку и задыхаясь. Не знаю, что было тому причиной: затянувшаяся дезориентация после путешествия во времени или просто радость свободы, но я не чувствовала себя такой счастливой уже много месяцев. Много лет.

Но каким-то образом даже сквозь наш смех я расслышала щелчок затвора.

— Не двигаться!

Финн оцепенел у меня в объятиях, а я подняла руки вверх, как послушная маленькая пленница, каковой я и являлась. Солдат, подобравшийся к нам, пока мы хохотали, подошел поближе. Дуло его пистолета смотрело прямо мне в лицо.

— Что вы здесь делаете? — спросил он. Руки его слегка дрожали, и эта дрожь, передаваясь оружию, заставляла его подрагивать.

Я сощурилась, приглядываясь — мои глаза все еще слезились, и все перед ними расплывалось, — а потом узнала это лицо.

— Коннор?

Нам не сразу удалось его убедить, но когда я показала Коннору его собственное фото и фото его будущей жены — как я теперь узнала, ее зовут Лаура, — официантки из небольшого ресторанчика, уже дважды отказавшейся пойти с ним на свидание, — Майк Коннор начал нам верить.

Право слово, мне было бы трудно его упрекнуть, пристрели он нас на месте.

По моей просьбе Коннор провел нас в дальний угол здания. Через четыре года здесь будет засекреченное правительственное учреждение, место расположения самого большого в мире коллайдера, но в данный момент, как объяснил нам по пути Коннор, это был просто армейский склад, забитый сотнями старых автомашин, всякого снаряжения, ожидающего списания, и прочего хлама. Коннор был здесь младшим офицером, отвечающим за ночную смену.

По пути я то и дело поглядывала на него — никак не могла удержаться. Совсем недавно я видела, как умирает его более старшая версия, с сединой, подернувшей виски, и с морщинками в уголках глаз. Двух этих Конноров разделяло всего четыре года, но нынешний выглядел на добрых десять лет моложе и мягче. Будущее заставило Коннора постареть до срока, так же, как и нас с Финном. Этот молодой Коннор смотрел на меня, как на какое-то привидение, оживший призрак.

Он уже мертв, если только мы с Финном не спасем его.

— Не понимаю, — сказал Коннор по дороге. — Ну, то есть я вам верю — я же видел, как вы появились из ниоткуда, и у вас эта фотография — но у меня такое ощущение, что мой мозг вот-вот взорвётся.

— На самом деле все очень просто, — сказала я. — Вы знаете теорию относительности Эйнштейна?

Коннор уставился на меня.

— Давайте для простоты считать, что нет.

— Ну, я тоже не сказать чтоб прямо знаю… ладно. — Я тряхнула головой, чтобы в мыслях прояснилось. — По сути пространство и время — одно целое, этакий гигантский фильм, простирающийся во вселенной, именуемой пространство-время. Плотные объекты искривляют ткань пространства-времени — как батут, когда на него кто-то становится. Если взять что-нибудь достаточно тяжелое — невероятно тяжелое, — оно может прорвать дыру.

— Окей, это я уяснил.

— Так вот, в будущем правительство построит тут здоровенный коллайдер по имени «Кассандра». Когда определенные субатомные частицы будут при правильных условиях сталкиваться в нем друг с другом, эти частицы от удара сверхуплотнятся и станут достаточно тяжелыми, чтобы пробить крошечное отверстие в пространстве-времени. Мы пришли через эту дыру.

— Зачем?

— Затем, что будущее нужно изменить. Нам нужно уничтожить «Кассандру» до того, как ее построят, или миру конец. Люди не созданы для путешествий во времени.

— Но… — Коннор прижал пальцы к вискам. — Если вы уничтожите эту машину до того, как она будет построена…

— Тогда она никогда не появится, и нам не на чем будет вернуться во времени, чтобы уничтожить ее? — подсказал Финн.

— Точно!

Я кивнула.

— Это парадокс. Дело в том, что время не линейно, как мы представляем. У одного моего знакомого была своя теория насчет времени: он считал, что время — это своего рода сознание. Оно наводит порядок и бережет себя от парадоксов, которые могли бы его разрушить, — замораживает определенные события и охраняет их от изменений. Действие — например, мы что-то делаем, чтобы уничтожить «Кассандру», — встраивается, а бездействие — мы никогда не возвращаемся обратно, чтобы остановить эту машину, потому что мы не можем совершить это путешествие, — нет. Когда мы… сделаем то, что нужно, чтобы уничтожить «Кассандру», это превратится в замороженное событие, защищенное от парадоксов.

— А как вы вернетесь в свое время? — спросил Коннор.

Финн быстро взглянул на меня, прежде чем ответить.

— Мы не вернемся.

— А! — Коннор помрачнел. — Ясно. Вот, мы пришли.

Мы очутились в дальнем углу склада. В бетонном полу был устроен небольшой сток. Пять с половиной дюймов в ширину, тридцать две дырочки, а вот вмятины с пятицентовую монету размером еще нет, и стен из шлакоблока вокруг него — тоже.

— Для чего он? — спросила я. — Я об этом думала каждый день, пока сидела здесь, в камере.

Коннор пожал плечами.

— Да они тут повсюду. На случай, если вдруг система пожаротушения выйдет из строя или случится наводнение.

Какой безобидный ответ! Мне вспомнились все те ужасы, которые я себе воображала, — как я часы напролет смотрела на этот сток и представляла, как в него утекает моя кровь.

— Вам нужно узнать все, что только можно, об этом здании, — сказала я. — Все ходы и выходы. Тогда они оставят вас здесь, а не заменят кем-нибудь другим, когда займут это место. Вы — лояльный и трудолюбивый сотрудник, и вас повысят. Однажды вы услышите, что я украла ложку, и поймете, что мы готовы к тому, чтобы вы помогли нам сбежать.

— Господи, я поверить не могу, что ты действительно все это говоришь, — сказал Коннор. — Это звучит настолько невероятно!

— Ах, если бы!

— А как я в первый раз понял, что надо выпустить вас оттуда? — спросил Коннор. — Вас же здесь не было, чтобы мне об этом рассказать, пока все не произошло.

— Не знаю, — призналась я. — Наверное, те наши версии как-то сумели поверить друг другу.

Коннор запрокинул голову, словно пытался заглянуть за горизонт.

— Неужели будущее действительно настолько скверное?

Финн шагнул вперед и коснулся стены склада, той самой, которая однажды станет частью его камеры.

— Еще хуже.

Я посмотрела Коннору в глаза. Сейчас они были оцепеневшими от ужаса, но когда-нибудь они станут единственными глазами, которые за много месяцев посмотрят на меня по-доброму.

— Мы не сможем изменить ход вещей без вас, Майк. Вы — ключ ко всему.

Коннор мгновение помешкал, чтобы переварить эту мысль, и вздохнул.

— Ну, вы, наверное, уже знаете, что я собираюсь согласиться, да?

— Теперь знаем.

Коннор достал из кармана складной нож и начал отвинчивать решетку со стока. Я в последний раз посмотрела на листок бумаги, который пронесла в своем кармане сквозь время. Мне нечего было вычеркивать. Мои более ранние версии, те Эм, которых я никогда не знала, возникавшие при каждой попытке изменить время, оставили записи о каждом плане, который они испробовали, чтобы предотвратить такое будущее. Остался всего один способ, и он выпал на мою долю. Если его убийство не поможет, то уже ничто не поможет.

Я поцеловала листок и положила обратно в пакет. Если я потерплю неудачу, быть может, следующая Эм — та, которая сейчас находится где-то здесь, счастливая и беззаботная, и понятия не имеет, что ее ждет, — преуспеет. Я засунула полиэтиленовый пакет поглубже в сток, и когда Коннор стал привинчивать решетку на место, я от всей души понадеялась, что она никогда больше не очутится в этой камере и ей не придется находить эту записку.

Коннор спрятал нас в особенно захламленном уголке склада, потом принес нам крекеры с арахисовым маслом и чипсы из торгового автомата и оставил нас в списанном «Хамви». Финн поделил еду — я заметила, что он отдал мне куда больше половины, но не стала его останавливать, — и мы молча поели, умостившись на потрескавшихся кожаных сиденьях здоровенного автомобиля.

— Господи! — простонал Финн, слизывая с пальцев оранжевую пыль. — Ты помнишь, чтобы «Доритос» были такими вкусными?

— Я вообще не помню ничего настолько вкусного. — Я подцепила полоску арахисового масла с крекера и всосала его, пытаясь растянуть на подольше. — А какое тут мягкое сиденье!

Финн попрыгал на кожаной подушке.

— Это божественно!

Знаете, что хорошего в том, чтобы несколько месяцев просидеть в тюрьме? Вас потом нетрудно будет порадовать.

Остаток ночи мы провели в «Хамви». Финн сидел так близко, что мог бы прикоснуться ко мне, но не стал этого делать, и я была ему за это благодарна. Я и без того пребывала в растрепанных чувствах. Вместо этого мы просто разговаривали, и в темноте машины мне так трудно было рассмотреть лицо Финна, что мы как будто снова очутились в своих камерах. Как ни удивительно, это действовало на меня успокаивающе. Мы с ним провели массу времени, беседуя через разделяющую нас стену, и в безопасности наших собственных маленьких тюрем сказали друг другу много всего такого, чего никогда не стали бы говорить лицом к лицу. Хорошо, что можно постепенно, понемногу вспоминать, каково это — находиться в одном помещении.

— Напомни мне, что мы пытались сделать перед этим? — спросил Финн. — Ну, то есть наши последние версии.

— Мы… они избавились от Ноя Хиксона, — сказала я. Это был пункт четырнадцатый в списке. Я так долго смотрела на него, что теперь, стоило мне зажмуриться, перед глазами вставало каждое слово.

— А, ясно. От того инженера?

— Угу. Наверное, они думали, что доктор не сумеет спроектировать «Кассандру» без его помощи.

— Все так же не можешь называть его по имени, да?

Я покачала головой. Одна мысль об этом имени на моих губах вызывала тошноту.

— И я тоже, — прошептал Финн. — А как они от него избавились? Думаешь, они его убили?

— Не знаю, — отозвалась я. Я надеялась, что нет, хоть это и было глупо. Какое мне дело до того, что другая версия меня когда-то сделала с абсолютно незнакомым человеком?

— Но «Кассандра» все-таки построена.

— Получается, у нас нет выбора?

— Не думаю.

— Эм!..

— Что?

— Я понимаю, что между нами по-прежнему все сложно, и звучит это как-то по-девчачьи, но… — Финн придвинулся поближе в темноте. — Можно я возьму тебя за руку?

У меня перехватило горло. Я протянула ему руку. Наши пальцы переплелись, и так мы и держались друг за друга, пока не заснули.

Через некоторое время нас разбудил Коннор, и при свете мне оказалось трудно смотреть Финну в лицо.

— Я тут тебе принес кое-какую обувь, — сказал Коннор и бросил к ногам Финна потрепанные кеды. — Нельзя же спасать мир босиком.

Финн натянул кеды на ноги, все еще заляпанные кровью умерших в будущем солдат. Мои тюремные тапочки были тоненькими, но я уж как-нибудь доберусь в них до места, куда бы мы ни направлялись. Пока Коннор объяснял, как он планирует вывести нас со склада, Финн зашнуровывал кеды. В план Коннора входили погрузочная площадка и несколько старых деревянных поддонов — Коннор сказал шефу, что хочет приспособить их для хранения инструментов. Двадцать минут спустя мы уже лежали в кузове пикапа Коннора, накрытые брезентом вместе с пыльными поддонами, пока Коннор проезжал через караульный пост на дороге, ведущей прочь от склада.

— Ну вот, — прошептал Финн, — по крайней мере, это кажется знакомым.

Как только мы отъехали на несколько миль, Коннор остановился на обочине, и мы втиснулись в кабину грузовичка. Он отвез нас к себе домой, пустил в душ и дал свою одежду, чтобы мы могли переодеться в чистое. Я вышла из ванной — с мокрых волос капало на здоровенную черную толстовку Коннора, — и пошла искать Финна. Финн — в черных джинсах с продранными коленями и футболке с длинными рукавами — обнаружился за кухонным столом. Он ел блинчики. Коннор подвинул мне тарелку.

— Это все, что я умею готовить, — сказал он.

Я села и целую минуту лишь таращилась на стопку блинчиков, истекающих сиропом и усеянных лужицами масла. Мне хотелось свернуться вокруг них калачиком.

Не знаю, как долго мы с Финном ели, — знаю лишь, что Коннору пришлось испечь нам еще порцию, потому что первую мы смели в считаные минуты. К тому времени, когда я наконец отложила вилку, я была так набита блинчиками, что боялась, как бы меня не стошнило, — но никогда еще я не чувствовала себя так замечательно. Я наслаждалась своей тошнотой, и судя по протяжному стону Финна — он тоже.

Пока Финн мыл посуду, Коннор вышел и вернулся со спортивной сумкой в одной руке и пластмассовым футляром в другой.

— Запасная одежда, — сообщил он. — Немного медикаментов первой помощи, пара протеиновых батончиков. Не бог весть что, но…

— Это великолепно, Коннор, — сказала я. — Спасибо тебе.

— Тут вот еще… — Он открыл футляр. Внутри оказался полуавтоматический пистолет и коробка патронов. Мы с Финном переглянулись. Мы не говорили Коннору, что собираемся в кого-то стрелять. — Вам ведь это понадобится, верно?

Финн неестественно рассмеялся.

— Нет! Нам вовсе не нужен пистолет!..

— Твой пистолет, — вклинилась я. Коннор заслуживал хотя бы того, чтобы знать правду, — после всего того, что он сделал для нас. — Мы не хотим, чтобы следы привели к тебе. Ты должен через четыре года работать на «Кассандре», а если из твоего пистолета будет совершено убийство, этого ни за что не допустят.

— Я его купил на выставке оружия в Аризоне. Там регистрация не требуется. Так что никакие следы ко мне не приведут. — Он снова протянул мне футляр. — Все в порядке. Я понимаю, что невозможно изменить мир, не причинив никому вреда.

Я посмотрела на пистолет. По правде говоря, он действительно может нам понадобиться. С пистолетом можно убить издалека. Не придется смотреть в глаза тому, кого лишаешь жизни. Да, он точно нам понадобится. Я взяла футляр.

— Эм… — произнес Финн.

— Вы умеете с ним обращаться? — спросил Коннор.

Я проверила, стоит ли пистолет на предохранителе, закрыла футляр и сунула в спортивную сумку.

— Да, — сказала я, вспоминая долгие стрелковые тренировки. Джонас уводил нас в горы, и мы стреляли по грубым самодельным мишеням, прибитым к деревьям. — Умеем.

Уютное тепло маленькой кухни и вкус сиропа во рту рассеялись. Мы не на каникулах в нашем безбедном прошлом. Мы на задании. Нельзя позволить себе забывать об этом ни на мгновение, потому что воспоминания причиняют боль.

Коннор отвез нас на автобусную станцию в соседнем городке. Это оказался Октон, штат Пенсильвания. Все эти месяцы мы с Финном понятия не имели, где мы находимся. Я прижалась лбом к холодному стеклу грузовичка и смотрела на проплывающий за окном мир. Сперва вокруг были лишь пашни, припорошенные искрящимся белым инеем. Время от времени среди полей попадался дом, или ярко-красный амбар, или пасущаяся лошадь. Небо было совершенной голубой чашей, накрывающей мир: цвет был насыщенным у нас над головами и выцветал к горизонту почти до белого. Я напрочь забыла, какое же оно огромное. Мы въехали в городок, где останавливались автобусы, и у меня перехватило дыхание.

Тут были разноцветные навесы над дверями магазинов на главной улице и кованые фонари, все еще украшенные пышными рождественскими гирляндами. Люди на улицах не торопились, не шагали, опустив головы, не оглядывались, чтобы проверить, не появились ли поблизости солдаты. Когда я в последний раз была на улице, на каждом перекрестке стояли морпехи с автоматами, которые могли вообще без всяких причин потребовать у тебя предъявить документы. Мы воевали с Китаем и боялись надвигающихся воздушных налетов на Калифорнию. Группы террористов взрывали бомбы в городах восточного побережья. Даже дома люди не были в безопасности. Правительство следило за мобильными телефонами и интернетом, и достаточно было одного подозрительного слова, чтобы к тебе вломились типы из ДХС и отволокли тебя в лагерь ФЕМА как подозреваемого в терроризме.

А здесь, в прошлом, висят рождественские гирлянды. Я повернулась к Финну и увидела, что он смотрит вокруг такими же круглыми глазами.

— Неужели тут всегда было так красиво, а мы этого не замечали? — сказала я.

Финн взял меня за руку, но не ответил, и мы так и смотрели с благоговейным трепетом на наш прежний мир, пока Коннор не въехал на стоянку у «Бургер-Кинга», где нас уже ждал автобус.

Коннор купил у водителя билеты для нас и отдал мне все, что оставалось у него в кошельке. Я и хотела бы возразить — но знала, что нам понадобятся эти деньги. Пока водитель загружал остаток багажа, Коннор пожал Финну руку и неуклюже обнял меня.

— Когда я была маленькой, — сказала я ему на ухо, — у меня был воображаемый друг по имени Майлз. Фиолетовый кенгуру.

Коннор хмыкнул и отпустил меня.

— Окей.

— Этого не знает никто, — сказала я. — Вообще никто.

— А, так вот как!..

— Так я узнаю, что могу доверять тебе, — сказала я.

— Понял.

Финн коснулся моего локтя.

— Автобус сейчас отходит.

— Ну, до встречи, — пошутил Коннор. Я моргнула и увидела, как он падает на пол, прошитый пулями, и лицо у него в крови. Снова моргнула — и вот он стоит перед нами, улыбающийся, молодой и невредимый.

— Ты — самый лучший, Майк, — сказала я, и пока Коннор шел прочь, я добавила его в список людей, с которыми надеюсь никогда больше не встретиться.