Ошибки, которые мы совершили

Кристин Дуайер, 2022

«Ошибки, которые мы совершили» – трогательный, глубокий, пронзительный роман о первой любви, поисках дома и надежде на лучшее будущее. У восемнадцатилетней Эллис было трудное детство. Отец отбывал срок в тюрьме, а мать страдала алкоголизмом и закатывала истерики. К счастью, Эллис встретила Истона Олбри, и он и его братья стали для нее семьей. Они были неразлучны, но неожиданно в их судьбах случился резкий поворот. Одно поспешное решение перевернуло всю их жизнь, и отношения испортились. Эллис пришлось переехать на другой конец страны, подальше от всего, что было ей дорого. Спустя год мама Истона приглашает ее в гости на день рождения. Сначала Эллис отказывается, но потом решает приехать. Несмотря на боль и предательство, она все еще хочет увидеть своего лучшего друга, которого никогда не переставала любить. Для поклонников творчества Сары Дессен, Джона Грина, Адама Сильверы и Кейси Уэст. «Душераздирающая, болезненно романтичная и глубоко человечная книга». – Стефани Гарбер, автор серии бестселлеров «Караваль» «Роман, в котором чувствуешь себя как дома. Герои настолько реалистичны, что кажется, будто вы знакомы всю жизнь. Эта история непременно западет вам в душу». – Дженна Эванс Уэлч, автор бестселлеров по версии New York Times «Любовь и мороженое» «Великолепное размышление о разбитых мечтах и попытках загладить вину, обретении семьи и верности, а еще о том, что значит пожертвовать всем ради людей, которых мы любим сильнее всего. Дебютный роман Дуайер полон надежды и любви посреди тревоги тоски, сердечной боли и горькой сладости взросления. Он нежен и романтичен, чувственен и искренен, без единой капли пошлости». – Эшли Вудфолк, знаменитый автор романа «Когда ты была всем»

6

Тринадцать лет

Диксон учился печь.

Стойка, к которой мы обычно придвигали стулья и делали домашнее задание, была покрыта мукой и шоколадной крошкой. По всей кухне стояли мерные стаканы разных размеров, а рядом со спорящим Диксоном жужжал ярко-красный миксер.

— Я уже добавил три яйца.

Сэндри провела рукой по лбу, размазав по виску нечто цвета карамели.

— Дикси, добавь третье яйцо, или все расползется.

— Говорю же, уже добавил.

— Милый мой, посмотри на меня. Я достала три яйца. Всего три. Третье яйцо у тебя в руке.

Плечи Диксона опускаются, он откидывает голову назад и издает протяжный плаксивый стон.

— Почему я вообще должен этим заниматься?

Истон протягивает мне пакет чипсов, не сводя глаз с брата и мамы. Я беру горсть и продолжаюа смотреть послеобеденное развлекательное шоу.

— Потому что, как я уже сказала, я не собираюсь делать все за тебя. Это ты вызвался принести брауни. Я не соглашалась их печь. Я и так уже вовлечена больше, чем ты мне обещал. Добавь, пожалуйста, это яйцо в тесто, пока я не засунула в тесто тебя.

— Мама…

— Диксон, давай я помогу! — Беру из его руки яйцо, наклонившись над стойкой и заглядывая в миксер. — Добавим его и будем в безопасности. Тесто это не испортит.

На лице Сэндри отражается раздражение, она отходит в сторону, но я просто больше не могу слышать нытье Диксона. Истон щурит глаза, наблюдая, как я разбиваю яйцо в тесто. Его явно раздосадовало, что я испортила веселье.

— Ты уверена, что это не повредит? — спрашивает Диксон.

Я мою руки и беру полотенце, чтобы их вытереть.

— Понятия не имею, не будет ли тесто ужасным, но даже если и так, то причина не в яйце.

— Ты ведь поможешь мне? — умоляюще спрашивает Диксон.

— У нас еще домашнее задание не сделано, — отвечает за меня Истон, подталкивая меня плечом. — Пойдем!

Он берет наши рюкзаки с учебниками и несет в столовую, мы распологаемся за обеденным столом. Музыкальное сопровождение нам обеспечивают телевизор и продолжающие спорить Сэндри и Диксон.

В доме Олбри всегда шумно.

Истон достает из рюкзака тетрадь и открывает ее. В верхней части страницы нацарапано несколько слов.

— У тебя есть домашнее задание мистера Грейвса?

Я кивнула.

— Хорошо, тогда ты можешь сказать мне ответы, — он достал учебник.

— А это что? — спросила я.

Как будто только что заметив, он придвигает тетрадь и пытается перевернуть страницу. Но тут в комнату входит Такер со стаканом смузи в руке.

— Это его стихи.

— Стихи? — переспросила я.

— Истон пишет стихи, как девчонка.

— У поэзии нет пола! — крикнула Сэндри. — И прекрати дразнить брата.

Такер поджал губы.

— Еще как есть. И именно это он и делает.

Истон сжал тетрадь.

— Заткнись, Такер! Ты вообще еще писаешь в постель.

Такер побледнел.

— Я болел! — Он бросил на меня серьезный взгляд. — Я не писаю в постель.

Я подняла руки. Универсальный знак капитуляции. Оказаться между Такером и Истоном во время очередной ссоры небезопасно.

— Мама! — завопил Истон.

Но Такер уже, перегнувшись через стол, вырвал тетрадь у Истона.

— Глаза из огня и слова, как ножи, — прочитал Такер, подчеркивая каждый слог. Истон вскочил, его стул с грохотом упал назад. Он подпрыгивал, пытаясь отобрать у брата свою тетрадь.

— Такер, прекрати! — закричал Истон, цепляясь за руки Такера.

— Цветы, словно чувства, разнятся оттенком, — продолжил Такер, пятясь к стене, пока Истон не упал на пол. Я видела, что он вышел из себя. В его глазах блестели злые слезы, готовые вот-вот покатиться по щекам.

— Такер! — позвала я.

В столовую вошла Сэндри, и в этот момент Истон сжал кулак и ударил Такера прямо в живот.

— Истон! — закричала Сэндри, когда Такер упал,

Истон вырвал из рук брата тетрадь и захлопнул ее.

— Проклятье! — продолжила миссис Олбри, наклоняясь к Такеру. — И какого черта ты это сделал?

— Он прочитал мои стихи, — ответил Истон, едва сдерживая свою ярость.

Его стихи. Я не знала, почему это так важно, но поняла, что его мать знает, потому что с ее лица исчез гнев.

— Это не дает тебе права бить других, — вздохнула Сэндри, переводя взгляд с Такера на нас. — Ступайте отсюда. Идите в другую комнату и ждите там, когда я за вами приду.

Через час ни у кого не останется и следа от гнева, но пока он еще ярко горел, Такер держался за живот и стонал.

Дятел.

— Почему именно я должен уходить? — возмутился Истон.

— Потому что Такер лежит на полу. Уйди, пока я не уложила тебя рядом с ним.

На кухне Диксон выливал темное тесто в смазанную маслом форму.

— Если из-за вашей ссоры у меня не получатся брауни…

Истон поднял палец и провел им по поверхности теста. Диксон замер от шока. Тесто выглядело аппетитно, и я, улыбнувшись, сделала то же самое, а потом сунула палец в рот.

По лицу Диксона было отчетливо видно, что он считает нас предателями.

— Вы заразитесь сальмонеллой и умрете, а я прочитаю на ваших похоронах все эти стихи! — Он застонал, пытаясь пригладить следы, оставленные в его творении нашими пальцами. — Просто уйдите домой к Элвис.

— К Эллис, — поправила я, — больше по привычке.

— Эллис не нравится, когда к ней кто-то приходит, — сказал Истон, глядя на злополучную тетрадь. — Пойдем ко мне в комнату! — Пока мы поднимались по лестнице, он громко топал от досады.

Я тем временем прокручивала в голове слова Истона. Оказавшись в тишине его комнаты, я спросила:

— С чего ты это взял?

— Что взял? — переспросил Истон, слушая меня вполуха. Он сунул тетрадь в шкаф.

— Обо мне.

— Что — о тебе?

— О моем доме. Почему ты так сказал Диксону?

Истон, кажется, понял: что-то не так. Он смущенно прикусил губу.

— Что случилось?

— Почему ты сказал, что мне не нравится, когда ко мне домой кто-то приходит?

Он посмотрел на дверной проем, вероятно, ожидая помощи от матери, а потом повернулся ко мне:

— Потому что тебе не нравится. — Его тон подразумевал, что это очевидно. Точно так же люди говорили с моей матерью, когда она вела себя неразумно и невежливо.

Я стиснула зубы.

— Я никогда такого не говорила.

— Ну а еще ты никогда не приглашала меня к себе, — ответил Истон, подстраиваясь под мой сердитый тон, но затем сразу же расслабился. — Это нормально, если ты не хочешь, чтобы к тебе кто-то приходил.

Но это было не так. Он ошибался.

Сжав руки в кулаки, я пошла вниз по лестнице. Истон последовал за мной. Теперь пришел мой черед сердито топать. В столовой я затолкала учебники в сумку.

— Эл, не уходи. Я не… — начал Истон.

Но я не дала ему договорить.

— Пошли! — я протянула ему руку.

— Куда?

— Ко мне домой.

Истон уставился на меня. Заметно было, что в нем борются смущение и любопытство. Я спрашивала себя, разрешит ли ему Сэндри и что скажет моя мать, увидев Истона. Мама научилась принимать нашу дружбу, но это не значило, что она готова принимать его у себя дома.

Истон пожевал губу, а потом вздохнул.

— Ладно.

Облегчение от того, что я добилась своего, тут же сменилось тяжелым предчувствием того, что может случиться.

Истон собирался ко мне в гости.

Он собрал учебники и махнул, чтобы я выходила. Мы шли молча, без привычных разговоров о школе и друзьях. Лишь слышались звуки шарканья нашей обуви. Когда показался мой дом, я увидела, что гараж закрыт и маминой машины нет. Неясно, как скоро мама вернется. Она уехала еще вчера, и время ее возвращения непредсказуемо.

На крыльце лежала груда шлакоблоков, местами покрытых черной сажей, — о них тушили сигареты. Я открыла дверь, и в нос мне ударил затхлый воздух и застоявшиийся запах «Мальборо Редс». Я спрашивала себя, почувствовал ли это и Истон. Оранжевый диван истерся до грязно-коричневого в том месте, где обычно сидела и курила мать. На приставных столиках стояли пивные бутылки, а на плите — бумажная форма с едой для разогрева в микроволновке, которой мы вчера ужинали.

Я взглянула на Истона, осматривавшего комнату.

— Хочешь воды? — Больше мне нечего предложить.

— Нет, спасибо! — Он держал руки в карманах, словно боялся к чему-нибудь прикоснуться, окидывая взглядом мой дом.

Мы были не просто бедными, но еще и нечистоплотными.

— А где твоя мама? — спросил он.

— Уехала.

— А когда вернется?

Я не ответила.

— Кажется, она уехала очень давно, — добавил он.

Я пожала плечами, и мы пошли в мою комнату. Выцветшая желтая мебель и незаправленная постель теперь казались мне какими-то другими, но взгляд Истон даже не остановился на них — он рассматривал стены.

Они были плотно заклеены фотографиями разных мест со всего мира. Я вырезала их из путеводителей. Фото висели на прозрачных гвоздиках из долларового магазина, делая стены почти текстурированными. Рядом с каждым снимком я написала по два слова на языках, соответствующих местности на фотографи.

— «Ола. Грасиас», — Истон провел пальцем по краю бумаги, вслух читая слова.

— «Привет и спасибо», — перевела я, нервно переступая по ковру.

Истон стоял посреди комнаты и переводил взгляд с одной фотографии на другую.

Я ногой запихнула под кровать кучку одежды в надежде, что Итон не увидит лежавшее сверху нижнее белье. По-прежнему держа руки в карманах, он наклонился к вырезке с подчеркнутыми словами.

— Пляжи Таиланда, — громко произнес он. — Саваддии ка.

— Ты бы сказал «саваддии кхрап», потому что ты мальчик. — Я пыталась не ежиться от неловкости, пока он рассматривал стены. — О чем ты думаешь? — спросила я.

— «Гутен таг», — прочитал он, а потом тихо рассмеялся и наклонился к книгам, сложенным у стены. — Что это?

— Мне нравятся путеводители, — ответила я, теребя вылезшую из блузки нитку.

— Это заметно! — Итон глубоко вздохнул и поискал глазами место, куда можно присесть. — А почему?

— Мне нравится думать, что есть места, где все не так, как здесь. — Я опустилась на пол и открыла учебник. Истон сделал то же и наконец посмотрел на меня. Я достала тетради. — Мне нравится представлять людей, которые живут в этих местах, как они говорят.

— Например, «здравствуйте» и «спасибо»?

— Мне нравятся слова. — Я поскребла по обложке тетради, прежде чем добавить: — Если не считать Тэнни, ты первый человек, кому я это показала.

— А почему здесь больше никого не было? — спросил он.

— Наверное, потому же, почему не было тебя. — Я смотрела на свое домашнее задание, пытаясь сосредоточиться на математике, а не Истоне Олбри. Я не хотела быть честной. Я стеснялась: своего дома, своих родителей, того, кем была я.

Но Итон давил на меня, вытесняя из головы цифры и призывая обратить на него внимание.

— О чем ты думаешь? — снова спросила я.

Он продолжал рассматривать мою комнату.

— Мысли не бесплатны.

— Что? — спросила я.

— Ты не делишься ими просто так с тем, кто ничего не заплатил, — сказал он и прокашлялся. — Думаю, мы с тобой похожи.

— О, — ответила я, как будто поняла, о чем он говорит, хотя это было не так.

— Нам обоим нравятся слова.

Его стихи. Я спросила себя, являлись ли они тем же для него, давали ли слова ему свободу.

— Ты разрешишь мне почитать твои стихи?

— Возможно, когда-нибудь.

Я вжала кончики пальцев в пол, пока они не побелели, чтобы не дать Истону увидеть, как много для меня значило то, что он сказал.

— А ты знал, что в Древнем Китае те, кто хотел получить работу в правительстве, обязаны были сдавать экзамен по поэзии?

— Чтобы получить работу?

Я кивнула и снова посмотрела в тетрадь.

— Поэзия важна.

Мы слушали скрип ручек по бумаге, позволяя развиваться нашим мыслям.

— Мне нравится твоя комната, — вдруг сказал Истон.

Ему понравилось то, что я ему показала. Он знал, что это важно, хоть я и притворялась, будто все не так. И это пугало в Истоне: он всегда знал, что я имею в виду.