Почти полный список наихудших кошмаров

Кристал Сазерленд, 2017

C тех пор как дедушку Эстер Солар прокляла сама Смерть, у каждого в семье Солар есть страх, от которого ему суждено умереть. Отец Эстер страдает агорафобией и уже шесть лет не покидает подвал, ее брат-близнец не может находиться в темноте, а мама ужасно боится невезения. Эстер еще не нашла свой страх, поэтому решила бояться… всего. Тесные помещения, большие скопления людей, зеркала – под запретом. Точно так же, как стрижки, пауки, куклы и три десятка других фобий, которые она занесла в свой почти полный список наихудших кошмаров. Однажды в жизни девушки появляется Джона Смоллвуд, бывший одноклассник из начальной школы, и крадет ее телефон, деньги, рулетик фруктовой пастилы и… тот самый список кошмаров! Теперь все вещи Эстер «в плену» у Джоны, но самое странное то, что он сам предлагает ей встретиться вновь. И не просто так – а чтобы помочь ей разобраться со страхами и снять семейное проклятие…

Оглавление

3

Парень у костра

Эстер расхаживала из стороны в сторону перед входом на склад: балансировала на ржавой балке, упавшей с крыши, и время от времени поглядывала на длинные тени, отбрасываемые мерцающим светом костра на бетон. Она думала пойти на вечеринку. Возможно, даже хотела этого. Девочка спрыгнула с балки, отогнула сетку в заборе и замерла, уговаривая себя ступить внутрь. Найди Юджина. Найди Хефцибу. Все хорошо. С тобой все будет в порядке.

Но в это мгновение группа пьяных малолеток высыпала на улицу и направилась к ней. Эстер отпустила сетку и быстро, как испуганный енот, нырнула в темноту. Она не смогла бы дать внятный ответ на вопрос, почему болтается здесь, поскольку не знала его сама. Как объяснить незнакомцам, что их окружает силовое поле — гудящий невидимый барьер, — который отталкивает ее?

Поэтому Эстер взобралась по огороженной лентой, прогнившей лестнице на второй этаж склада, прошла по извилистым коридорам и расчистила себе место на полу, чтобы сесть. Надолго приникла к горлышку бутылки с вином, а после огляделась по сторонам, когда глаза привыкли к слабому освещению. Отблески костра пробивались сквозь щели в полу. Юджин не смог бы долго продержаться в этом помещении: тусклый свет постоянно подрагивал, к тому же здесь кто-то уже побывал — скорее всего, подростки, — и забрызгал все стены красной краской, похожей на кровь. Слова «УБИРАЙСЯ УБИРАЙСЯ УБИРАЙСЯ», написанные пальцами, повторялись снова и снова. У Юджина случилась бы паническая атака или самовозгорание.

Однако Эстер была чуточку смелее и, возможно, даже немного пьяна. Она лежала на животе рядом с большой щелью, откуда была видна вечеринка, рисовала узоры в пыли и, продолжая пить, смотрела, как вереница черных жучков ползет по ее предплечью и спускается к кончикам пальцев. Она была не прочь оставаться на задворках, следить за происходящим с высоты. Юджин стоял у огня и, как и она, пил вино из украденной у Розмари бутылки. Эстер некоторое время наблюдала за братом, пытаясь понять, как ему удалось вписаться в эту странную социальную головоломку, никак не укладывавшуюся у нее в голове.

Юджин пользовался непринужденной, загадочной популярностью, которая сбивала его с толку не меньше, чем Эстер. Ему полагалось быть главной мишенью каких-нибудь отморозков: он был худым, женоподобным, одевался экстравагантно, всерьез увлекался демонологией, религией и философией. Он был умным, спокойным, задумчивым и кротким, но прежде всего его звали Юджин. Средняя школа должна была стать для него ожившим кошмаром, но этого не произошло.

Дейзи Эйзен отчаянно пыталась с ним флиртовать, совершенно не замечая, что его взгляд, скользя мимо нее, то и дело останавливался на статном чернокожем парне, который что-то рассказывал группе ребят по другую сторону костра. Эстер принялась следить за его энергичными движениями: как он взобрался на наковальню, чтобы его могли лучше видеть, как держал в каждой руке по стакану и отпивал из них, пока рассказывал свою безумную историю. Этот парень двигался как персонаж театра теней, словно актер на сцене прошлого столетия. Понятно, почему Юджин был так им очарован.

А потом он обернулся.

И уже второй раз за день Эстер узнала его.

В теплом свечении костра стоял Джона Смоллвуд. Даже со своего места она видела: синяк, наливавшийся днем на его щеке, исчез, а порез на брови затянулся. Значит, он был либо а) шотландским горцем, либо б) неплохим гримером, но и то и другое казалось ей маловероятным.

Обычно Эстер не была склонна к вспышкам агрессии, однако сейчас ею на долю секунды овладело желание разбить бутылку вина о стену и выпустить Джоне кишки. Когда она вспомнила, что кровь занимает сороковую строчку почти полного списка, поперхнулась и решила ему просто врезать. Оставив бутылку наверху, она сбежала по лестнице, пролезла сквозь дыру в сетчатом заборе и направилась прямиком к костру; ярость на время вытеснила якорь тревоги из ее груди и придала необычайную смелость.

Джона не сразу ее узнал, поскольку она была в костюме Уэнсдэй Аддамс — именно такую реакцию она ждала на свои костюмы. Замешательство. Дезориентация. Это была маскировка от хищников.

Когда она находилась уже в трех шагах от него, в его мозгу что-то щелкнуло. Сопоставив ее лицо с воспоминанием «девушка, которую я ограбил на автобусной остановке и бросил умирать», Джона выкрикнул: «Вот черт!» Поспешно свалился с наковальни и, отбросив один из стаканов, бросился бежать, но было слишком поздно. Эстер была уже рядом. Она схватила его за грудки и замахнулась. Ей никогда раньше не доводилось кого-то бить по-настоящему, с намерением причинить реальную боль. Ее кулак просвистел в двух дюймах к северу от намеченной цели (левый глаз), мягко скользнул по левой стороне лба, после чего легким ветерком пролетел над волосами.

— Ты меня ударила! — воскликнул Джона, совершенно ошарашенный таким поворотом событий. — По волосам.

— Ты украл у меня деньги! И мою пастилу!

— Было очень вкусно, — он с таким смаком произнес каждый слог, что у Эстер задергался глаз, как у мультяшного злодея.

И в этот самый миг зазвучали сирены.

— Вот черт! Бежим!

Несмотря на то, что еще недавно Эстер весьма неудачно съездила ему по левой стороне головы, Джона, выбросив второй стакан, схватил ее за руку и потащил за собой вглубь склада. В первую очередь Эстер подумала о Юджине, который не мог убежать, не мог покинуть свет костра. Но крики копов уже догоняли их, лучи фонариков прыгали по стенам. Послышался лай полицейских собак, за ним — радостные визги подростков, которые знали очистительный завод как свои пять пальцев: все его закутки, секретные места, скрытые щели, извилистые проходы и достаточно большие дыры в проржавевших котлах, куда можно было пролезть и спрятаться. Они знали, что смогут быстро убежать, а потому громко улюлюкали и смеялись. Внезапно наступила тишина, как если бы завод разом их проглотил, одного за другим. Остались лишь Эстер и Джона — и их тяжелое, но тихое дыхание. Ребята понимали: несмотря на бегство, их заметили, а потому им вряд ли удастся скрыться.

Во вторую очередь Эстер подумала о том, что ей вообще не следовало бежать. Надо было остановиться и подождать, пока копы признают в Джоне Смоллвуде мелкого преступника, несколько часов назад укравшего у нее пятьдесят пять долларов и столь желанную фруктовую пастилу. Но она этого не сделала. Эстер все время бежала и бежала, а Джона не отпускал ее. Вскоре они выбрались наружу и, нырнув в ближайшую рощицу, стали пробираться сквозь кусты, но вдруг споткнулись. Она упала на него сверху; ее правое колено оказалось между его ног, а грудь прижалась к его груди, при этом ее ладонь осталась в его руке.

Луч фонарика мелькнул над ее головой. Собака зарычала. Джона ухватил ее за распятие (важную деталь любого костюма Уэнсдэй Аддамс) и притянул к себе, так что ее нос уткнулся в его шею, и ей не оставалось ничего другого, как раз за разом вдыхать его запах. Не аромат шампуня, стирального порошка или парфюма (или — будем честными, он же все-таки подросток — дешевого дезодоранта «Акс»), а именно его самого. Подобный запах ощущаешь, когда входишь в спальню человека или садишься в его машину; он не плохой и не хороший — он просто принадлежит ему. Это его сущность. Обычно на знакомство с человеком уходят годы, прежде чем ты узнаешь его истинный запах. Требуется отделить аромат духов от пота, шампуня и порошка. Однако он раскрылся перед ней уже сейчас.

Копы приближались. Джона прижал палец к ее губам, теснее привлек к себе словно в попытке сделать их тела меньше, чем они были на самом деле. Но это оказалось непросто: он был длинным, а она широкой, и ее кровь пульсировала в венах столь оживленно и шумно, что наверняка походила на маяк в темноте. Пока она вдыхала его аромат, с ней начало происходить нечто любопытное: застрявший внутри якорь слегка ослабил хватку, позволив ее легким раскрыться. Когда страдаешь тревожным расстройством, у тебя особо нет возможности сделать глубокий вдох. Твоя грудная клетка слишком узка, чтобы съежившиеся легкие могли расправиться шире половины своего размера.

И тем не менее в течение нескольких секунд спокойствия в темноте Эстер не переживала из-за велоцирапторов, пум или беспричинного вторжения пришельцев — всего того, что неизменно беспокоило ее перед сном. Она даже не сильно волновалась по поводу ареста, потому что Джона не выглядел встревоженным.

А после им в лица ударил луч фонаря: ее нос по-прежнему упирался в шею Джоны, а его палец прижимался к ее губам.

Рот Джоны растянулся в потрясающей улыбке.

— Добрый вечер, офицер, — приветливо сказал он, как будто полицейские не застали его только что в неловком положении. — Какие-то проблемы?

— Вы нарушили частную собственность, — сообщил коп, представлявший собой не более чем глубокий голос и блуждающий в темноте яркий луч.

— Правда? А мы всего-навсего хотели понаблюдать за ночными птицами. Говорят, неподалеку видели редкую сипуху… Эй, ай, эй, ладно, мужик, ладно, господи! — завопил Джона, когда коп выволок его за шиворот из-под тела Эстер. Появились еще несколько полицейских; дородная дама (наверное, бывший боец смешанных единоборств) тоже подняла Эстер на ноги и повела к мигающим огням у входа на склад.

Юджин, как выяснилось, даже не пытался убежать от полиции, поэтому никто не обращал на него внимания. Он стоял возле одной из патрульных машин, утопавших в красно-синих огнях, сунув руки в карманы, словно ждал встречи у «Старбакса», а не своего ареста.

«Прячься», — велела ему Эстер одними губами. Юджин огляделся по сторонам, пожал плечами и вернулся к костру, где собирался оставаться до рассвета, не в силах покинуть светящийся круг раньше восхода солнца. Порой, когда свет падал под определенным углом, тело брата казалось ей прозрачным. Знаете, как причудливые воспоминания из детства, не поддающиеся объяснению, полузабытые сны о чем-то невозможном? Книга, слетевшая с полки сама по себе; вдох, сделанный под водой; черный сгусток тени в конце коридора — с зубами, когтями и ослепительно-белыми глазами. У Эстер все они касались Юджина. В детстве он, сильно расстроившись или испугавшись чего-то, начинал мерцать. Словно лишь проецировался в реальность, но на самом деле не являлся ее частью и мог в любое время выпасть из нее.

Мальчик, сотканный из светлячков.

В то время, когда Ронда Раузи[12] толчком в голову усадила ее, будто преступницу, в полицейскую машину, Эстер увидела, как ее брат на мгновение растворился в воздухе. А после на заднее сиденье рядом с ней затолкали Джону. Таким образом Джона Смоллвуд в тот же день, когда ограбил ее, составил Эстер Солар компанию в ее первом аресте.

Впрочем, позже выяснилось, что они были не совсем под арестом, о чем следовало догадаться по тому, что им не надели наручники и не зачитали права. Полицейские отвезли их обратно в город, сопроводили в участок и заперли в отдельных камерах, которые они называли «обезьянником». В камере Джоны было пусто, а вместе с Эстер сидела очень худая женщина в красном парике, ковырявшая ранки на руке. Она представилась пресвятой девой Марией.

Эстер пыталась объяснить Ронде, что произошла большая несправедливость: Джону следует обвинить в краже, а ее освободить, — но женщина, пропустив ее слова мимо ушей, только сказала:

— Один телефонный звонок.

У Эстер не было телефона (само собой), и она не помнила номера никого из родственников, кроме дедушки — только это бы не помогло. Поэтому она позвонила Хефцибе.

Эстер: «Хефциба, меня задержала полиция. Передай моей маме, что нужно внести за меня залог».

Хефциба: (молчание)

Эстер: «Я так понимаю, раз ты ответила на звонок, тебе удалось сбежать, когда нагрянули копы».

Хефциба: (молчание)

Эстер: «Знаю, что мама проторчит в казино до рассвета, но ты должна ей сказать, где я, ладно?»

Хефциба: (молчание)

Эстер: «А еще я оставила Юджина на заводе одного. Можешь его спасти?»

Хефциба: (молчание)

Эстер: «Теперь я снова стану закоренелой преступницей».

Хефциба: (молчание)

Эстер: «Что ж, отлично поговорили».

Женщина-полицейский проводила Эстер обратно в камеру. На этот раз она легла на пол лицом вниз, чтобы не пришлось общаться с Джоной, который сидел со скрещенными ногами в дальнем углу своей камеры и наблюдал за ней.

— Я бы на твоем месте не лежал на полу, — сказал Джона.

На что она ответила:

— А жить мне можно?

Он продолжил:

— Подумай о том, сколько на этом полу было мочи, рвоты и крови. Сама знаешь, копам платят не так много, чтобы они тут еще и убирались.

— Вообще-то он прав, — прохрипела дева Мария. — Я только на прошлой неделе здесь нассала.

— И правда воняет мочой. — Эстер села, копируя позу Джоны, — прислонилась спиной к прутьям решетки.

После этого парня вывели из камеры: настал его черед делать звонок, который, судя по количеству криков и ругательств, прошел не так гладко, как у нее.

— Знаешь, я все думал о тебе, с тех пор как сегодня днем тебя ограбил, — сказал Джона, вернувшись в камеру. Полицейский за ближайшим к ним столом вскинул брови и посмотрел на него поверх очков. — Это метафора для… э-э-э… секса, — быстро пояснил Джона. Коп прищурился, но вернулся к своему телефону.

— О том, как получить прощение за свое чудовищное преступление? — спросила Эстер.

— Нет, о твоей странной семье — ты еще делала о ней презентацию в начальной школе.

— А-а-а, — Эстер специально перевелась в среднюю школу Ист-Ривер, поскольку никто из учеников ее третьего класса (кроме Хефцибы) туда не пошел, а значит, никто не помнил ее доклад о проклятии семьи Солар.

— Напомни, в чем там заключается их странность? Непереносимость лактозы или что-то такое?

— В точку. Они не переносят молоко.

— Нет, не то. Фобии, верно? У каждого из них свой собственный сильный страх. Боязнь пауков, высоты и все такое. Проклятие самой Смерти. То, чего ты боишься, однажды тебя убьет.

— Как ты все это запомнил?

— Когда мне было восемь, я обращал на тебя много внимания. Очень много.

Эстер покраснела, а после напомнила Джоне два правила этого проклятия:

• Проклятие могло обрушиться на Соларов в любое время без всякого предупреждения, как болезнь, дремлющая в крови и поджидающая подходящего момента для удара. Реджинальд, ее дедушка, не боялся воды до тридцати лет, пока Смерть не поведал ему, что однажды он утонет. А у Юджина, напротив, страх темноты развился еще в детстве.

• То, чего ты боишься, завладеет твоей жизнью и в конце концов убьет тебя.

— А что насчет тебя? — поинтересовался Джона. — Чего ты боишься?

— Ничего.

— Ты не можешь быть особенной и подводить остальных членов своей проклятой семьи. Хочешь опозорить свой род?

— Не смешно.

— Да, я помню тот доклад. Твой двоюродный брат боится пчел. Дядя — микробов. Дедушка — воды. Папа был ветеринаром и еще не осознал свой страх.

— Сейчас он его знает. У него агорафобия[13]. Он уже шесть лет не выходит из подвала.

— Ну вот, теперь твой черед. Ты должна чего-то бояться.

— Я не знаю.

— Уверен, у тебя есть страх. Нужно только его найти.

— Очень воодушевляюще.

— Спасибо.

Все остальное время они молчали, пока отец Джоны, Холланд, не приехал внести за сына залог (точнее забрать его, потому что официально он не был арестован). Джона выглядел бы в точности как Холланд, если бы был больше и тучнее. Большие тучные плечи, большой тучный живот, большие тучные волосы.

— Привет, пап. Мы можем подвезти Эстер домой? — спросил Джона, когда бюджетная версия Ронды Раузи выпустила его из камеры. Холланд смерил Эстер своими злобными глазками и развернулся к выходу — по всей видимости, это означало «да», потому что Джона сказал ей: — Идем.

Машина Холланда представляла собой «универсал» 1980-х годов тыквенного цвета. Кожаная рыже-коричневая обивка сидений сильно потрескалась, настолько, что оставила на ногах Эстер царапины. Но она ничего об этом не сказала — только продиктовала свой домашний адрес.

Когда машина затормозила перед старым викторианским особняком, Джона воскликнул:

— Бог ты мой!

Ее дом, как обычно, излучал яркое сияние, отчего дубы отбрасывали длинные тени на другую сторону улицы. Назары перешептывались на ветру, напевая свою тихую зловещую песенку о том, что любого, кто пожелает Соларам зла и осмелится подойти слишком близко, настигнет ужасная кара. Эстер выскочила из машины, не успела та остановиться. Вот почему она никогда не приглашала домой своих школьных товарищей.

— Эстер, подожди! — окликнул ее Джона. Девочка не стала ждать, но он оказался быстрее и догнал ее между деревьями. — Эй, у меня для тебя кое-что есть. Браслет я уже продал, денег тоже не осталось, но могу отдать тебе вот это, — он сунул руку в карман и протянул Эстер ее телефон.

— Ну надо же, спасибо.

— Прости, что обокрал тебя.

— Да, конечно.

— Еще увидимся, Эстер.

— Ни за что.

Джона послал ей воздушный поцелуй и вернулся обратно к дороге; отцовский автомобиль, тронувшись с места, покатил прочь.

Эстер разблокировала телефон. Внутри было пусто. Все ее фотографии, контакты и приложения исчезли. Мобильник полностью почистили и сбросили до заводских настроек — одним словом, подготовили к продаже на черном рынке. В списке фигурировал только один контакт: «Джона Смоллвуд»; рядом с его именем красовалось красное сердечко, а внизу был записан номер. Ее палец завис над кнопкой «Удалить». Нельзя хранить телефонные номера негодяев, которые грабят тебя и оставляют на автобусной остановке или в восемь лет бросают одну в День святого Валентина, даже если выглядят как Финн из «Звездных войн», одеваются как Бесподобный мистер Фокс и пахнут как опьяняющий парфюм.

Эстер не до конца понимала, почему сохранила его номер. Наверное, это было связано с убежденностью, что она больше никогда не увидит Джону Смоллвуда.

Однако спустя всего шестнадцать часов и семь минут ее предположение оказалось в корне неверным.

Примечания

12

Ронда Раузи — американская актриса и реслер, в прошлом боец ММА, дзюдоистка. В настоящее время имеет контракт с WWE.

13

Агорафобия — боязнь открытого пространства.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я