Барнаби Граймс. Проклятие ночного волка

Крис Ридделл, 2007

Барнаби Граймс – шустрый, любознательный паренёк – служит тик-такером. Это отчасти курьер, отчасти посыльный: только тик-такер должен быть гораздо быстрее первого и выносливее второго. Работа не для слабаков и недотёп! Город Барнаби знает как свои пять пальцев – каждую улицу, каждый закуток. Город этот – целый мир, полный тайн. Выполняя поручения, Барнаби то и дело попадает в переделки. Такие кошмары с ним приключались, что и злейшему врагу не пожелаешь. Об одном из этих кошмаров и пойдёт речь в нашем рассказе…

Глава 4

Мимо полной луны неслись тучи, сквозь их струящееся полотно пробивался лунный свет. И в этом дрожащем свете я увидел, как сверкнули клыки и блеснули когти. Я вмиг обнажил шпагу. Мысли путались.

Существо, уставившееся на меня с крыши напротив, поражало своими размерами и определённо жаждало моей крови. Я нацелился шпагой в точку, которую мысленно поставил меж двух горящих глаз. Во рту пересохло, как на каменоломне, а сердце стучало, словно судейский молоток. Но всё-таки… всё-таки мне было страшно любопытно.

Тик-такер я опытный и не понаслышке знаю о свирепых существах, которые встречаются в самых жутких местах города. Мне доводилось сражаться с крысами размером с кошку, я подвергался нападению орланов на Восточной набережной, а однажды пришлось схватиться даже с парочкой синемордых бабуинов, удравших с выставки диких животных Дж. В. Петтифога.

Но существо, которое сейчас предстало моему взору, оказалось ни на кого не похожим. Было что-то неестественное в его исполинских размерах и пробирающем до костей взгляде. Зло… неизъяснимое зло.

Я не двигался с места — так и стоял, со шпагой наготове. У меня подгибались колени.

А потом зверь бросился на меня.

Он летел с крыши на крышу, вытянув передние лапы, целясь когтями прямо мне в грудь, туда, где колотилось готовое выпрыгнуть сердце. Я успел лишь подумать — какой же он огромный! Намного больше, чем я предполагал. Массивные лапы, тяжёлая голова, устрашающе выпяченная грудь. Да не может природа сотворить такое!

Силуэт зверя отчётливо вырисовывался на фоне полной луны

В последний момент я резко шагнул влево и спрыгнул с парапета на плоскую крышу внизу. Над головой у меня клацнули клыки. Чудовище приземлилось на то место, где ещё секунду назад стоял я, и взревело в бешенстве.

Я запрокинул голову. И снова — эти дьявольские глаза. Силуэт зверя отчётливо вырисовывался на фоне полной луны. А потом чёрная громадина спрыгнула вслед за мной и стала угрожающе надвигаться.

Я попятился, выставив перед собой шпагу. Зверь наступал. Так и шли мы по крыше: я — от него, он — на меня, а лохматые беспокойные тучи, мчавшиеся по небу, то укрывали полную луну, то вновь её обнажали…

Внезапно я почувствовал жгучую боль в верхней части правой руки — руки, в которой я держал шпагу! — и боль эта была такой силы, что я вскрикнул. Я быстро обернулся и понял, что врезался в раскалённую металлическую трубу. Металл был таким горячим, что мгновенно прожёг ткань куртки. И сразу же в ноздри ударил сладковатый запах палёной кожи — моей собственной кожи! Голова закружилась, ноги стали ватными. Но я понимал: если я сейчас потеряю сознание — мне конец.

Превозмогая боль, я осторожно, всё так же пятясь, принялся обходить трубу, изрыгающую клубы дыма. И вдруг, сразу за трубой, в крыше, краем глаза я приметил окошко, в котором горел свет. Это была моя последняя надежда на спасение.

Я попятился к окошку. Мне всё время приходилось рассекать шпагой воздух перед собой, чтобы держать зверя на расстоянии. У того из пасти капала слюна. И вот, когда каблуки мои коснулись рамы, я остановился и — опустил шпагу.

Как я и предполагал, уловка сработала. С оглушительным рёвом зверь вновь бросился на меня: и тогда ваш покорный слуга отступил в сторону, как отступает матадор с пути разъярённого атакующего быка. Мой кровожадный преследователь с разлёту угодил прямиком в окошко. Под весом такого исполина стекло разбилось на тысячи осколков. Зверь полетел вниз, и я глазом не успел моргнуть, как оттуда раздался громкий всплеск.

Я наклонился и, стараясь не оступиться, вгляделся в зияющую дыру, куда сверзилось чудовище. Я увидел громадный котёл, в котором кипела вязкая коричневая жидкость, — клей фабрики Гревилля. Пар клубился над булькающим варевом. И в следующий миг на поверхности клейкой жижи появилась тяжёлая голова. Из пасти зверя вырвался последний, полный отчаяния словно бы не рёв даже, а стон, — и чудовище навсегда исчезло в глубине котла.

Я опустился на колени. Так и стоял некоторое время, будто в оцепенении. Мне никак не удавалось привести в порядок мысли. Нестерпимо болела обожжённая рука, я задыхался от смрада, поднимающегося из котла. Очнулся я, только когда рабочие, те, что перемешивают и разливают клей, стали кричать мне снизу:

— Эй ты, там, наверху!

— Чего безобразничаешь?

— Какого дьявола тебе там надо?

Времени пускаться в объяснения не было. Отпрянув от разбитого окошка, я достал трость из чёрного дерева, вложил в неё, как в ножны, шпагу и поспешил прочь из последних сил — у меня всё ещё дрожали поджилки. Брань рабочих постепенно стихала у меня за спиной. Я подошёл к краю фабричной крыши и стремительно перепрыгнул на выступающую колоннаду соседнего дома. Не прошло и десяти минут, как я оказался на крыше высокого здания в готическом стиле, где и находилась контора Брэдстока и Клинка.

Справа — тонкая перекрученная водосточная труба, которая спускается с крыши прямиком на тротуар. Обычно я цепляюсь за неё и с ветерком съезжаю вниз. Но только не в тот вечер. Боль от ожога нарастала. Она пульсировала, и всякий раз, как я шевелил рукой, становилась всё беспощаднее.

У меня не было выхода: оставалось взломать замок на двери, ведущей с крыши внутрь здания, на лестницу, и спуститься в контору.

Но даже это оказалось трудным. Действие, на которое у меня, здорового, ушла бы минута, отняло теперь добрых пять. И всё же, наконец, послышался характерный щелчок, замок поддался, я толкнул дверь и оказался внутри.

Контора Брэдстока и Клинка располагалась на четвёртом этаже. Я спустился по лестнице, прошёл по коридору и остановился у нужной двери, на которой красовалась стеклянная табличка с выгравированными золотом именами. Я собрался с духом, насколько это было в моих силах, постучался и вошёл.

Молодой Брэдли Брэдсток и старый Алоизиус Клинк вовсю корпели над бумагами. Их письменные столы стояли у стены по обе стороны от маленького грязного окна. Брэдсток и Клинк одновременно подняли головы, чтобы взглянуть на вошедшего.

— Ах, это вы, Барнаби! — и старый Алоизиус откинулся на спинку стула. Он демонстративно вытащил часы из кармашка заплатанного жилета и посмотрел на циферблат. — Уже справились?

— Да, сэр, — ответил я. — Все повестки доставлены.

Молодой Брэдсток поднялся, взял с каталожного шкафа, что стоял позади него, запечатанный конверт и подошёл ко мне. В конверте лежало моё вознаграждение. Молодой Брэдсток протянул мне свободную руку для приветствия — и тут же отшатнулся в ужасе.

— Голубчик, да что же это такое?! — воскликнул он. — Ради всего святого, что вы с собой сделали?!

— Ах, это! — бросил я, стараясь казаться беспечным. Разумеется, я не намеревался рассказывать о неожиданной встрече с чудовищем, похожим на волка. — Пустяки. Случайность. Задел трубу на крыше фабрики Гревилля. Ничего страшного, правда. Всего лишь небольшой ожог…

Но Брэдли Брэдсток не любил, когда ему возражали. Он вручил мне конверт с деньгами и принялся разглядывать моё плечо: кожа пугающе алела под обгорелой тканью рукава.

— Немыслимо! Взгляните-ка, мистер Клинк!

Не прошло и минуты, как рядом с нами уже стоял старый Алоизиус. Кажется, и он был весьма впечатлён.

— Выглядит скверно, мистер Брэдсток прав, — подтвердил он, сокрушённо качая головой.

— Вас необходимо показать доктору, — заявил Брэдли Брэдсток. — Это нельзя так оставлять.

— Пожалуй, юному Барнаби станет лучше, если он отведает моей целительной настойки.

С этими словами мистер Клинк вернулся к письменному столу и вытащил из ящика уже знакомую мне стеклянную бутылочку с синей жидкостью и с чёрными и серебряными буквами на этикетке.

— Настойка доктора Кадуоллэдера! — с лучезарной улыбкой изрёк мистер Клинк, собираясь налить лекарство в ложку. — Творит чудеса, юноша! Я стал принимать — и словно заново родился!

Я остановил его движением руки.

— Благодарю вас, мистер Клинк, — слегка улыбнулся я. — Но за годы моего тик-такерства случалось всякое — и порезы, и царапины. Дело неизбежное. Я сам справлюсь, если позволите.

— Как угодно, Барнаби. Как угодно. Но хуже-то не станет, если вы покажетесь доктору Кадуоллэдеру. И передайте ему, чтобы счёт за ваш визит отправил мне. — Мистер Клинк улыбнулся. — Вы — отличный тик-такер, Барнаби, я не хотел бы вас лишиться.

И он протянул мне маленькую визитную карточку с золочёными краями. В верхнем левом углу на ней был изображён солнечный диск, от которого веером расходились лучи. Я прочёл надпись, выполненную аккуратными чёрными буквами:

Я вежливо поблагодарил мистера Клинка и, спрятав конверт с дневным вознаграждением во внутренний карман, попрощался и отправился домой.

Конечно, я вовсе не собирался идти к какому-то шарлатану, наживающемуся на чужих недугах, однако был тронут заботой старого Клинка о моём здоровье. Я знал: всё, что мне сейчас нужно, — это холодный компресс и крепкий сон до утра.

Возвращаться верхоходом на этот раз я не рискнул — болела рука, к тому же снова начал накрапывать дождь, а значит, черепица будет скользкой.

Я пошёл самым обычным путём, с юго-запада двигаясь на север, к себе в каморку на чердак.

И когда я оказался на углу Уотэр-лейн и переулка Чёрной Собаки, я увидел его. Возле высокого скошенного дома. Исцарапанное, погнутое, одна ножка сломана, подлокотники и спинка перепачканы кровью — но это было оно.

Я словно прирос к месту. У меня даже рот раскрылся от изумления, а сердце бешено заколотилось в груди. Потому что там, в сточной канаве, валялось извозчичье кресло старика Бенджамина.