Мой истинный враг

Крис Карвер, 2022

8 лет назад в полнолуние оборотни из стаи Сэлмон убили мою семью. Из чувства вины они взяли маленькую меня под опеку.8 лет спустя бывший в длительном отъезде Мэтт Сэлмон возвращается домой.Мне уже 18, но я все еще их всех ненавижу.Особенно его. Ведь он оказывается моей истинной парой.

Глава 2

— Джордан, шериф у себя?

Ребекка садится на стол помощника и болтает ногами до тех пор, пока вышеупомянутый помощник не дает ей подзатыльник. А потом тыкает ручкой в лоб.

— Убери свою задницу с моего стола.

Ребекка обиженно пыхтит, спрыгивая на пол:

— Не очень-то и хотелось. Так что с шерифом?

— Ее нет.

Джордан прячет взгляд. Ребекке становится смешно. Он серьезно думает, что она не выучила его наизусть за все те годы, что приходит сюда? Он всерьез думает, что Ребекка не чует своим курносым носом, когда тот покрывает эту старую преступницу, именующую себя шерифом? Ох, Тара. Если ты жрешь там бургер, прикрываясь папкой с нераскрытым делом, тебе не жить!

— Ладно, — подыгрывает она и делает вид, что собирается уйти… А сама проскальзывает в узенький коридор, ведущий к кабинету шерифа города.

Джордан орет вслед:

— Бекка, я же сказал, что ее нет!

— Да-да, я поняла! Я тут просто… погуляю!

И она припадает ухом к шерифской двери. Отчетливое копошение и шелест бумажных пакетов сменяются тихими матюками, когда Ребекка выкрикивает:

— Тара! Эй, я знаю, что ты там, я слышу, с какой скоростью твои челюсти пережевывают очередную гадость! Я слышу, как счетчик уготованных тебе судьбой лет отматывается вперед с каждым укусом, ты знаешь, сколько калорий в той булке, которую ты съела на завтрак? Да-да, у меня есть шпион в твоем участке! Выплевывай эту дрянь и выходи!

Она опирается о стену, скрещивает руки на груди и ждет. Несколько сотрудников проходят мимо, осуждающе мотая головой. Бекка лишь подмигивает им, улыбаясь. На какую-то минуту в кабинете повисает такая глухая тишина, что она раздумывает, уж не пришло ли в голову этой строгой и во всех смыслах немаленькой женщине вылезти в окно? За тишиной следует чертыхание. Ребекка сгибается пополам, хохоча, но тут же выпрямляется, когда дверь распахивается, и пышная темнокожая женщина с жутко недовольным лицом выходит в коридор.

Она смотрит на Ребекку так, словно готова ее убить. Та в ответ улыбается и хлопает шерифа по круглой щеке.

— То, что ты не пролезла в окно, только подтверждает мои слова о том, что тебе категорически запрещено есть ту мерзость, которую ты пыталась съесть тайком от меня.

— Ты говоришь с шерифом Кломонда.

Эх, Тара. Если бы твои слова хоть раз действовали.

— Сегодня четверг. По четвергам мы ужинаем вместе. Это происходит уже целых восемь лет, не пора ли тебе смириться с этим?

Она подхватывает ее под руку и ведет к выходу. По пути Тара благородно дарит Джордану ночное дежурство, а Джордан дарит Бекке проклинающий взгляд. Не то чтобы она к таким не привыкла.

— Что я сделала в своей жизни не так, если ты свалилась на мою голову?

— Дай подумать. Ты подружилась с моей мамой, когда тебе было десять. Потом, в колледже ты подружилась с моим отцом. Ты познакомила их друг с другом, была подружкой невесты на свадьбе и, собственно, позволила мне родиться.

— Это была самая большая ошибка в моей жизни.

Они заказывают два вегетарианских бургера, смузи для Тары и диетические котлетки для Бекки. На все это богатство на их столе Тара смотрит чуть брезгливо, чем очень сильно потешает Ребекку, которая нападает на свой бургер с завидным энтузиазмом.

— Видишь? — прожевывая и отхлебывая холодный чай из бутылки, говорит она. — Я ем траву. А мне восемнадцать, мой организм априори не приспособлен есть траву в этом возрасте. Давай, у тебя получится!

Она протягивает руку и подбадривающе хлопает шерифа по плечу.

Тара закатывает глаза и цепляет вилкой полоску капусты из салата. Жует, не скрывая своего отвращения.

Ладно, она капризничает. На самом деле Ребекка знает, насколько важны для нее эти ужины по четвергам, потому что они похожи. Потому что Бекка потеряла родителей, а Тара потеряла ребенка пару лет назад. У них кроме друг друга никого нет, так что ужинать вот так вместе раз в неделю — все равно что на целый час возвращать себе семью.

— Как дела в колледже?

— Сучий Харрис! — начинает Ребекка, получает скомканной салфеткой в лицо и извиняется. — Ладно-ладно, не выражаться при шерифе, я помню! Но никто не просит его быть таким мудаком! Прости. Серьезно, он три раза за эту неделю заставил меня переписать эссе! Даже говорить о нем не хочу!

Она присасывается к чаю, Тара смеется, наконец расслабляясь и заставляя себя откусить от отвратительного бургера крошечный кусочек.

— А еще сегодня Сэлмонский сынок приезжает, — Бекка заглядывает в пустую бутылку и, удостоверившись, что там ничего нет, отставляет ее от себя.

Тара промокает губы салфеткой.

— Это тот, что младший? Как там его? Мэтт?

— Угу.

— И?

— Ничего. Мне все равно. Пока есть ты, скайп, Эмма и рябиновая дверь в мою комнату.

Она улыбается уголком губ. Тара накрывает ее руку своей.

— Нож, что я тебе подарила на прошлый День рождения, все еще у тебя, верно?

Мэтт не рассчитывал, что ужин пройдет так хорошо. Он ожидал неловких пауз между стандартными вопросами, которые заданы чисто из вежливости. Ожидал настороженности, взглядов исподтишка и хотя бы небольшой доли холода в голосах родных. Но все проходит на удивление спокойно, отец с интересом слушает о его работе, о том, как в Лондоне обстоят дела с ценами на продукты и медикаменты, мама расспрашивает о колледже и девушках, Мэтт немного смущен, но рассказывает о том, что, расставшись с Дженнифер год назад, так никого и не встретил. Единственная, кто не проявляет энтузиазма в разговоре — это Эстер. Мэтт и не ждет от нее ничего, потому что Филип предупредил, но не может на нее не смотреть, ведь она так сильно изменилась и выросла. Из маленького остроконечного ребенка превратилась в яркую, современную девушку.

— Ты ходишь в частную школу? — наконец решается он.

Эстер роняет вилку, как будто сам факт того, что Дэн обратился к ней с вопросом, наводит на нее ступор.

Она отвечает однозначным:

— Да.

— А твой парень?

— Тоже.

Мэттью не дурак и прекрасно понимает, что более развернутого диалога с младшей сестрой ему в ближайшее время не полагается. Поэтому он кивает и поворачивается к Филипу, чтобы расспросить его о работе в больнице и о том, какова сегодняшняя статистика болезней на взрослую долю населения Кломонда.

Примерно к десерту со стороны улицы раздается гул подъехавшего автомобиля, а еще через пару минут входная дверь распахивается и с силой захлопывается, сменяясь шумным шарканьем ног по ступенькам наверх, на второй этаж.

И вот в эту минуту в столовой повисает напряженная тишина.

Все смотрят на Мэтта, Мэтт смотрит на маму. Она делает глубокий вдох, а потом, едва заметно улыбнувшись, зовет:

— Ребекка, милая! — шарканье на секунду затихает. — Не хочешь кусочек вишневого пирога?

— Благодарю, я поужинала!

И Мэтт вдруг понимает, что ему очень нравится этот голос. Но ему не нравится презрение и пропитанный ядом холод, что обнимает каждое слово плотным тугим комком.

Мама вздрагивает и не дышит до тех пор, пока Ребекка не закрывает дверь в свою спальню с громким хлопком.

Филип тихо, но не без облегчения выдыхает. Отец подбадривающе кивает Мэтту и возвращается к своему пирогу. А сам Мэтт хочет понять, как родные упустили момент, когда мама потеряла этот свой всегда уверенный альфа-взгляд, сменив его прозрачными кристаллами в уголках глаз и дрожью на кончиках пальцев.

Он откладывает в сторону приборы и испытующе смотрит на маму.

— Когда я был подростком, нам запрещалось опаздывать на ужин даже на тридцать секунд.

— По четвергам Ребекка ужинает со своей крестной, мы не можем запретить ей этого, сынок.

— Я думал, у этой семьи есть традиции.

— Верно, и она не нарушает их. Есть лишь четверг, который посвящен ее собственной маленькой традиции. Это все.

«Что с тобой стало, мама», — думает Мэтт.

«Что с тобой стало, раз эта девчонка вьет из тебя веревки?»