Новак Джокович – герой тенниса и лицо Сербии

Крис Бауэрс

Новак Джокович не просто один из величайших в мире теннисистов – в сущности, он полномочный представитель своей родины, Сербии. А это – задача непростая, если вспомнить о той реакции, которую вызвали в мировых СМИ действия Сербии в югославских войнах 90-х гг. ХХ в. По сей день у многих людей слово «Сербия» ассоциируется со словами «кровавые преступления». В исследовании Криса Бауэрса, посвященном Джоковичу и его родине, по сути, два главных действующих лица. Одно – это сам Новак, сначала мальчик из небогатой семьи, которому посчастливилось встретить женщину, не только научившую его играть в теннис, но и открывшую путь к славе первой ракетки мира; затем подросток и юноша, поставивший перед собой великую цель; и наконец – нынешний Новак Джокович: суперзвезда мировых турниров, любимец Сербии и основатель известного благотворительного фонда своего имени. Подробно, с увлечением (и не обходя острых углов) рассказывает автор об этой незаурядной личности, о его победах и поражениях, о силе воли и необычайной целеустремленности, о достижениях на корте, прославивших его родину. Вторым действующим лицом является сама эта родина, Сербия. Бауэрс откровенно высказывается о ее роли в войнах 1990-х гг. и предлагает свое объяснение истории и жизни народа с его непростым прошлым. Кроме того, в книге изложены взгляды самого Джоковича, которыми он поделился с автором, рассказывая о своей деятельности в качестве представителя Сербии в мире.

Глава Третья

Ноле и Еца

Известно высказывание, что за каждым успешным мужчиной стоит сильная и влиятельная женщина. Это изречение понемногу утрачивает справедливость в нынешних социальных обстоятельствах: в условиях распада браков, однополых связей и групп вместо прежних семейных структур. Но в применении к Новаку Джоковичу оно по-прежнему остается в силе. За его успехом, несомненно, стоит женщина. Эта женщина — Елена Генчич.

Возможно, когда-нибудь наделенный богатым воображением кинорежиссер снимет фильм о взаимоотношениях Джоковича и Генчич. И, может быть, назовет его «Ноле и Еца» — именами, которыми эти двое звали друг друга («Ноле» — типичное уменьшительное от имени «Новак», а «Еца» или «Ека» — распространенная в определенной возрастной группе короткая форма имени «Елена»). Это будет сдержанный и строгий фильм, где особую роль будет играть выражение глаз мальчика, играющего Новака, и такую же ключевую роль — классическая музыка, — может быть, «Адажиетто» из 5-й симфонии Малера, как в потрясающем фильме Лукино Висконти «Смерть в Венеции» (1971 г.). Необычная, врезающаяся в память музыка — и необычные, не поддающееся никаким стандартным попыткам классифицировать их, отношения между двумя людьми. Скорее всего, Джокович стал бы прославленным теннисистом и без Генчич, но наверняка без нее он не стал бы той личностью, какой является сейчас.

Генчич работала не только с Джоковичем, но и с Моникой Селеш, и сыграла небольшую, но значительную роль в годы становления Горана Иванишевича как спортсмена. За все это Елена Генчич вправе претендовать на звание одного из выдающихся теннисных тренеров своей эпохи. Впрочем, она не только отрицала сей факт, но даже не любила называть себя тренером. Во времена, когда практически было невозможно заниматься чем-либо профессионально, не имея официального образования, она вела тренерскую работу вплоть до последней недели своей жизни, ни разу не сдав квалификационных экзаменов или тестов на тренера. В университете она получила диплом по истории искусств, ее второй специальностью была психология, карьеру она строила как продюсер, редактор и режиссер на телевидении.

Елена Генчич, дочь серба и австриячки, родилась в октябре 1936 г. Ее семья занимала в Югославии довольно видное положение. Дед, Лазарь Генчич, изучал медицину в Вене, стал руководителем в системе здравоохранения и основал военный госпиталь. Он твердо верил в то, что в здоровом теле — здоровый дух, и требовал, чтобы его дети и внуки занимались физкультурой на свежем воздухе каждый день, в любую погоду.

Двоюродный дедушка Елены занимал пост министра внутренних дел в первом правительстве Югославии после Первой мировой войны. Отец, Йован, мечтал о карьере пианиста, и хотя его мечта не сбылась, он стал уважаемым юристом. Известная актриса Ана Маринкович (1882–1973) приходилась Елене теткой. В детстве, следуя примеру отца, Елена училась играть на фортепиано и достигла неплохих успехов, но ее подлинной страстью были два вида спорта — теннис и гандбол. Она входила в сборную Югославии по гандболу и завоевала 32 национальных теннисных титула.

В то время теннис был спортом любителей, а Югославия — страной с социалистической (контролируемой государством) экономикой. Генчич не приходилось ни за что платить, но от нее ожидали отдачи — пусть обучает спортивную молодежь. Поэтому неофициальной тренерской работой она занялась еще задолго до того, как в 1976 г. закончила участвовать в турнирах.

В Югославии в 1950–1960-х гг. поездки за границу разрешались только двум лучшим игрокам. Сопровождающей свиты, как это принято сегодня, им не полагалось. Генчич нередко приходилось играть в Уимблдоне или в Форест-Хилс (бывшем месте проведения Открытого чемпионата США) уже на следующий день после утомительного путешествия. Одно из поражений в самом начале турнира побудило ее задуматься о помощи таким игрокам, как Селеш и Джокович. «Я знала, что когда перестану участвовать в турнирах, то буду помогать молодым играть в теннис, — рассказывала она, — особенно тем, у кого нет тренера. Мне хотелось объяснять и показывать им, как надо играть, поэтому я воспользовалась поражением во втором круге в Форест-Хилс, чтобы заняться покупкой книг. В Америке публикуются отличные статьи и книги по теннису, поэтому я не покупала ничего другого, только эти книги, особенно Вика Брейдена, и собирала библиотеку».

Когда в 1968 г. теннис стал профессиональным видом спорта, Генчич исполнился 31 год, и она уже, говоря объективно, вышла из того возраста, когда ракетка могла бы стать для нее единственным источником средств к существованию. К тому же в это время начала складываться ее карьера на телевидении. Но, как и следовало ожидать, к Генчич обратились с просьбой заняться организационной стороной тенниса. Поскольку она выступала за белградский клуб «Партизан» (ведущие европейские клубы объединяют разные виды спорта, поэтому к белградским клубам «Партизан» и «Црвена Звезда», широко известным своими футбольными командами, относятся также и команды по другим видам спорта), то руководство клуба пригласило известную теннисистку присоединиться к их работе. Дальше ее ждало место президента клуба, а возможно, и Югославской федерации тенниса. Так она и продвигалась вверх по непрофессиональной административной лестнице, совмещая эту деятельность с основной работой на телевидении. Эта двойная жизнь ей явно доставляла радость.

Два мира Елены Генчич никогда не соприкасались. Ее карьера на телевидении не имела никакого отношения к спорту. Она работала почти исключительно над передачами, посвященными культуре, преимущественно истории сербского и мирового искусства, а также над программами о классической музыке и театре. Каждые пять лет она меняла направление, поскольку ее интересы были разносторонними. Но в сфере спорта на телевидении она не работала никогда, так как на югославском телевидении политические и спортивные репортажи были объединены в одной редакции, а культура и искусство — в другой.

Ситуация начала меняться с наступлением 1980-х гг., когда Генчич, отметившая к тому времени сорокалетие, обратила внимание на одну девочку, которая выглядела слишком маленькой для своих восьми лет. Она была этнической венгеркой из Нови-Сада, города на севере Сербии, 20 % населения которого составляли этнические венгры. Девочку звали Моника Селеш. «Она была такой маленькой, совсем крошечной, — вспоминала Елена Генчич, — но я разглядела что-то у нее в глазах. Я всматривалась в глаза каждого ребенка. Когда ко мне приводили мальчика или девочку и им хватало выдержки смотреть на меня дольше 10–15 секунд не отводя взгляд, я говорила: „У этого ребенка есть умение сосредоточиваться, мотивация и терпение — возможно, он будет старательно тренироваться“. Обычно, когда заговариваешь с шести — или семилетним ребенком, он быстро начинает смотреть по сторонам. Некоторое время я наблюдала за Моникой. Ее отец Карой пригласил меня к ним в Нови-Сад. В общей сложности я проработала с Моникой более трех лет и часто сопровождала ее в поездках».

Во многих источниках говорится, что Елена Генчич тренировала Монику. Но ее официальным тренером Генчич никогда не была. Она была капитаном команды юниоров Югославской федерации тенниса и сопровождала самых одаренных спортсменов в поездках. Больших достижений ждали не только от Моники Селеш. Еще один способный югославский теннисист, хорват Горан Иванишевич, был всего полутора годами старше Моники. Вместе с Селеш и Иванишевичем Генчич побывала на турнирах в Брюле, Германия (на родине Штеффи Граф), и в Блуа, Франция. Но единственными официальными тренерами Моники Селеш считались ее отец Карой и брат Золтан, проводившие вместе с ней на корте долгие часы. (Моника не считает своим тренером даже Ника Боллетьери, хотя признает, что он оказал ей неоценимую помощь.)

Смена рода деятельности Генчич, вероятно, к тому времени уже назрела: с трудом верится, что при таком складе характера она могла не стать тренером по теннису. Тем не менее именно в ходе наблюдения за Селеш ее спортивное и педагогическое «я» собралось в единое целое, что в конце концов и сделало ее официальным наставником молодых теннисистов. Однажды, находясь в отпуске по болезни, она сказала себе: «Елена, рано или поздно ты все равно уйдешь с телевидения. У нас нет тренера, а ты ведь в университете вела занятия по теннису, твое второе образование — психолог, так почему бы тебе самой не стать тренером? Любого можно научить форхендам, бекхендам и смэшам, но гораздо труднее объяснить, как выигрывать матчи и быть психологически устойчивым. Как распознать будущего чемпиона? Возможно, я и сама чему-нибудь научусь!»

Это было не просто обучение. Елена Генчич была одной из семи детей в семье (четыре девочки и три мальчика), но своих детей не имела. Работой с Селеш началась ее «большая семья», то бишь подготовка нескольких способных молодых игроков.

Селеш очень высоко отзывается о наставнице:

«Я отношусь к ней с большим уважением не только за ее достижения в теннисе, но и за все, что она сделала для женщин и девочек Сербии. Женщин не ставили в один ряд с мужчинами, у них не было таких же возможностей: моему отцу всегда приходилось сражаться за то, чтобы нам предоставляли удобное место для тренировок, я начинала играть на автостоянке, и это было одной из причин, по которым мы решили уехать, когда мне исполнилось 11 лет — зачастую мы просто не могли найти корт. Елена стала первопроходцем в женском теннисе. Ана Иванович и Елена Янкович, вероятно, даже не сознают, скольким обязаны ей. В последний раз я видела Елену Генчич, когда мне было 11 лет, но до сих пор очень тепло вспоминаю о ней. От нее исходило тепло, она всегда улыбалась. Эта добрая душа посвятила свою жизнь теннису в стране, где женщинам не было места в спорте».

Испытанием для «доброй души» стала работа с юным Иванишевичем, который уже тогда слыл неуправляемым ребенком. «Когда мы оставались с ним вдвоем, у меня не возникало никаких трудностей, — рассказывала Елена Генчич. — Мы с Гораном и Моникой всюду ездили вместе, и все спрашивали меня, как я справляюсь с Иванишевичем. А я отвечала: „Он замечательный!“ Я никогда не говорила ему обидных слов, всегда была настроена позитивно. Неприятности с ним возникали у всех, кроме меня. И Моника помогала мне справиться с Гораном — они очень сдружились. Я относилась к ним как к родным детям».

В общих чертах все так и было, но ошибается тот, кто думает, что все шло как по маслу. На европейский чемпионат в Гейдельберге, в котором участвовали спортсмены младше 14 лет, Генчич привезла обоих своих подопечных. 12-летняя Селеш выиграла, чего от нее и ждали (всего четыре года отделяли ее от победы на Открытом чемпионате Франции), а Иванишевича дисквалифицировали в полуфинале за неподобающее поведение и по меньшей мере одну сломанную ракетку. «У него разыгрались нервы, — признавала Генчич, — это было отталкивающее зрелище».

Однажды Генчич, Селеш и Иванишевича поселили в одном гостиничном номере — на престижном турнире «Оранж Боул». Явно провоцирующая ситуация для неуправляемого ребенка. Как-то днем, когда Генчич и Селеш прилегли вздремнуть, Иванишевич оторвал голову у куклы, которая принадлежала Селеш. «Елена наказала меня, — вспоминает Иванишевич. — Сказала: „Больше не смей так делать“, и мне пришлось бегать несколько кругов только потому, что я оторвал кукле голову». На вопрос, зачем ему понадобилось калечить куклу, Иванишевич отвечает: «Кукла была противная и действовала мне на нервы. В 12 лет творишь всякие глупости». Селеш не припоминает подобного случая.

В 1992 г. президент государственного туристического агентства Genex предложил Генчич стать директором теннисного лагеря, который предполагалось организовать в туристическом комплексе агентства в Копаонике. Копаоник — центр горнолыжного спорта и пешего туризма в горах на границе Сербии и Косово. В зимние месяцы курорт пользовался популярностью, но летом, несмотря на живописность ландшафта, туда мало кто приезжал. Поэтому организация летней теннисной школы и обустройство пяти хард-кортов напротив небольшого торгового центра казались удачной идеей.

Генчич заинтересовалась этим предложением, однако посчитала проблематичным срок работы летнего лагеря — девять недель. Она еще не брала отпуск, но даже если бы ей дали сразу все полагающиеся дни, то девяти недель все равно бы не набралось. Руководство югославского телевидения пошло Елене навстречу — решило дать ей три дополнительные недели отпуска, — и Генчич согласилась. Вопрос об оплате не возникал — Генчич ничего не требовала, а лагерь был государственным. Ей было предоставлено необходимое теннисное оборудование и выделено по одному тренеру на корт. У Генчич появилась возможность разработать свою программу тренировок, объяснять тренерам их задачи, осуществлять за ними строгий надзор и следить за всеми кортами на правах руководителя. Поскольку ее имя кое-что значило для родителей юных спортсменов, лагерь быстро сделался популярным.

В первое же утро, примерно через час после начала работы, Генчич обратила внимание на мальчика, который не входил в группу теннисистов, но стоял, прижавшись к ограде одного из кортов, и пристально наблюдал за происходящим. Поначалу ей было не до него, но мальчик не уходил, и она, разговаривая с одним из тренеров, заметила, что у них появился увлеченный зритель. Потом руководительница лагеря перешла на другой корт. Мальчик следовал за ней — он явно хотел видеть то же, за чем наблюдала она. Он оставался на своем посту до конца тренировки.

Когда в лагере был объявлен обеденный перерыв, Генчич подошла к мальчику.

— Привет! я видела, ты смотрел на нас. Ты знаешь, что это за спорт?

— Да, это теннис, — ответил мальчик. — Месяц назад в Белграде я пробовал играть.

— Сколько тебе лет?

— Пять.

— А ты хотел бы играть с нами? — спросила Генчич.

— Я как раз ждал, когда вы меня позовете.

Дерзость мальчишки стала для Генчич неожиданностью.

— Ладно, — сказала она, — можешь позаниматься с нами сегодня днем. Как тебя зовут?

— Новак. Новак Джокович.

— Долго ты здесь пробудешь?

— Все лето.

— Ты что же, живешь здесь?

— Мама с папой здесь работают, у них пиццерия напротив кортов.

— Сможешь прийти в два? Сейчас у нас двухчасовой обеденный перерыв, а в два мы продолжим занятия. Ракетка у тебя есть?

— Есть.

— А обувь и все остальное?

— Тоже есть.

— Хорошо, тогда до встречи в два.

Прежде чем уйти обедать, Генчич подозвала тренеров:

— Пожалуйста, понаблюдайте за этим мальчиком. Особенно за его глазами. Он пришел сюда один, без родителей или еще кого-то — любопытно!

В Копаонике Генчич жила неподалеку от кортов, в многоэтажном доме, и видела корты из своего окна. В половине второго посмотрела вниз: мальчик уже ждал ее с сумкой. Так что Генчич вернулась на корты раньше, чем требовалось.

— К сожалению, — соврала она, — я забыла, как тебя зовут.

— Меня зовут Новак, — ответил мальчик. — Не забывайте больше.

— Извини, сынок, больше никогда не забуду.

Переведя взгляд на его сумку, Генчич продолжала:

— Итак, давай поговорим о теннисе. Что у тебя в сумке?

— Все, что мне нужно, — и он показал ей одну ракетку, одну бутылку воды, два напульсника, полотенце, банан и три чистых майки.

— Как ты узнал, что тебе понадобится?

— Видел по телевизору.

— И кого же ты видел?

— Сампраса, Агасси, Эдберга.

Шла вторая неделя «Уимблдона», и по телевидению часто показывали теннис.

— Кто собрал тебе сумку? — продолжала расспросы Генчич. — Мама?

Мальчик сердито нахмурился.

— Я сам! Ведь это я буду играть здесь в теннис, а не мама.

— Ох, Новак, опять я ошиблась! Ты уж извини меня, пожалуйста.

Только в декабре 2012 г., спустя более чем 20 лет, Джокович признался Еце, что в тот раз он соврал и что сумку ему действительно собрала мама. Впрочем, насмотревшись тенниса по телевизору, это же он объяснил матери, что именно должно лежать в сумке. Но дело, конечно, было не в том, кто и что положил в спортивную сумку. Мальчик показал, что у него есть характер, и Генчич это поняла. «Пять лет, а уже такой самолюбивый! — вспоминала она. — Он считал, что я обязана помнить его имя — а я и не забывала, я испытывала его, как делала всегда, а его умение смотреть прямо в глаза во время разговора сразу навело меня на мысль, что это незаурядный мальчик».

Конец ознакомительного фрагмента.