Книжная лавка

Крейг Маклей, 2012

Если вы думаете, что книжный магазин можно сравнить с сонным царством, то глубоко заблуждаетесь. На самом деле жизнь в «Книжной лавке» бьет ключом. Управляющий магазином, импозантный итальянец Данте, скрывает от своей авторитарной мамочки страшную тайну. Продавец Себастьян в стремлении получить от жизни все заходит слишком далеко. Интеллектуал Олдос, чья эксцентричность не пользуется популярностью у прекрасного пола, оказывается «темной лошадкой». За скромной внешностью ворчливого старичка Эбенезера прячется тонкая романтическая натура влюбленного рыцаря. Неуравновешенная психика кассирши Мины – еще полбеды, зато ее муж в буквальном смысле слова вооружен и очень опасен. Автор повествования, помощник управляющего, мечтает совсем о другой жизни, но боится что-то менять. Однако после судьбоносной встречи с необычной покупательницей становится понятно: перемен не избежать. События развиваются с такой скоростью, что работники «Книжной лавки» едва за ними поспевают. Еще и магазин оказывается на грани закрытия. Кто победит – скромная «Книжная лавка» или огромная международная корпорация, поглощающая все на своем пути? И смогут ли герои воплотить свои мечты?..

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Книжная лавка предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Craig McLay

Village Books

A Novel

VILLAGE BOOKS

© Craig McLay 2012

Глава 1

Обожаю книжные магазины. И то обстоятельство, что уже три года работаю помощником управляющего в одном из них, лишний раз это доказывает.

Во-первых, там всегда тихо. Уж не знаю, почему близость книг заставляет людей переходить на шепот, но факт налицо. Во-вторых, здесь в одном месте собрано все научное и культурное наследие. Пройдитесь между стеллажами, и вы совершите увлекательное путешествие во времени от прошлого к настоящему — Гомер, Шекспир, Сервантес, Пруст, Диккенс, Оруэлл, Набоков, Мейлер, Уоллис. Все здесь. Лишь протяните руку — и соприкоснетесь с выдающимися достижениям великих. А в-третьих, здесь на вас не кидаются сразу пять продавцов, стоит лишь переступить порог. Нет, это вам не магазин электроники. Большинство работников торговли не понимает: покупатель вовсе не хочет, чтобы его преследовала целая толпа. Вот почему столько народу предпочитает ездить в автосалоны по воскресеньям.

Магазин «Книжная лавка» занимает примерно три тысячи квадратных футов на двух этажах. Я менеджер так называемой «зоны номер один». Это значит, что в мои владения входят секции художественной литературы, истории, науки, архитектуры, путеводителей и драматургии — в общем, почти весь первый этаж. Наверху находится «зона номер два», состоящая из книг о здоровом образе жизни, бизнесе, полезных советов и детской литературы.

Соседство бизнеса и здорового образа жизни может показаться странным, но и ту и другую область объединяет поклонение гуру. Идет ли речь о диетах или инвестициях, люди с восторженным благоговением внимают болтовне любого выступающего на телевидении идиота. Даже если этот идиот толстый или бедный (или и то и другое одновременно). Такова уж человеческая природа. Многие не любят думать сами, когда кто-то другой готов делать это за нас. Мы, конечно, ни за что не признаемся, но на самом деле скорее совершим ошибку в составе большой группы, чем осмелимся от нее отделиться. Даже если все остальные считают, что приобрести акции печально известной корпорации «Энрон» — отличная идея.

А вот работать в детском отделе — все равно что быть заброшенным в горячую точку. Каждый день родители оставляют детей одних в предназначенном для них уголке (хотя, смею заметить, на табличке ясно написано, чтобы не бросали отпрысков без присмотра). Милые чада тут же начинают ломать конструкторы и сбрасывать книги с полок, а что они вытворяют с деревянной железной дорогой — передать страшно. Даже торнадо не так разрушительны.

К счастью, я за этот отдел не отвечаю, но последние несколько месяцев неофициально занимаюсь еще и «детьми», потому что менеджер, Миша, ушла в декретный отпуск и выйдет ли на работу — неизвестно.

Миша недавно родила девочку весом меньше трех кило, которую назвала Наташей. Надо заметить, Наташа ни капли не похожа на мужа Миши, немца Гельмута, зато поразительно напоминает торгового представителя «Хакамото букс», низкорослого нигерийца по имени Саймон. Он что-то слишком часто заходил к нам узнать показатели по продажам — особенно учитывая, что японская эротика в нашем магазине представлена всего парой экземпляров. Все знают, что Миша ушла от Гельмута, увезла дочку на свою историческую родину, в Эстонию, и возвращаться пока не планирует.

Вот еще одна особенность книжных магазинов — со стороны кажется, будто все тихо и мирно, а внутри кипят нешуточные страсти. Близость к продуктам мыслительной деятельности величайших гениев и сумасшедших (что иногда одно и то же) удивительным образом воздействует на мозг. Поместите двадцать невротиков разной степени сдвинутости в замкнутое пространство вроде нашего, и глазом моргнуть не успеете, как начнут твориться странные вещи.

Возьмем, например, Мишу. Они с Гельмутом познакомились через сайт, задача которого — сводить непривлекательных североамериканцев средних лет с юными красавицами из стран бывшего Варшавского договора, которым требуется помощь в иммиграции. Гельмут был активным участником клуба свингеров, поэтому Миша стала не только гражданкой Канады, но и членом «Эротик». Клуб располагается в ветхом сером здании без окон в двух шагах от аэропорта. Своеобразный фитнес-клуб для тренировки гениталий. Мы ни о чем таком не подозревали, пока Миша не перебрала сливовицы на прошлогоднем рождественском корпоративе и не проговорилась, что некоторые «встречи» снимаются на камеру.

Когда мы искали в Интернете эту съемку, двигал нами отнюдь не кинематографический интерес. Оказалось, на левой груди у Миши — татуировка Северного полушария, а на правой — Южного. Мой друг Себастьян остроумно заметил, что с такой картой полярник Скотт обязательно добрался бы до полюса, а не замерз насмерть — бедняге было бы чем обогреться. Я обрадовался, когда узнал, что Миша уходит. Не то чтобы мы не ладили, просто при виде ее в голове начинала крутиться песня, которую дети поют в воскресной школе, — «Он держит в руках весь мир».

Нашего управляющего зовут Данте Андолини. Лет тридцати пяти, безнадежный маменькин сынок. А маменька — монументальная женщина из Калабрии по имени Лукреция, сын ласково прозвал ее Вельзевулом. В двенадцатилетнем возрасте Данте лишился правой брови и частично утратил подвижность правой руки после несчастного случая с петардой. Он очень стесняется своих увечий и, разговаривая с людьми, старается поворачиваться левым боком. К этой особенности еще надо привыкнуть. Когда мы только познакомились, все время возникало впечатление, будто Данте обращается к стоящему рядом невидимке.

Данте — ипохондрик. Виновата в этом его мамочка. А если быть совсем точным, Данте стал ипохондриком, потому что боится, как бы его мать не узнала, что он гей. Лукреция ревностная католичка и подобных мыслей даже не допускает. Упорно продолжает верить, что сын просто еще не встретил «ту самую». Для нее это аксиома, не требующая доказательств. Считая, что сыночку нельзя доверить такое важное дело, как выбор матери ее будущих внуков, Лукреция взяла все на себя. Даже зарегистрировала Данте на нескольких сайтах знакомств. Настояла на том, чтобы на фотографии отсутствующая бровь была подрисована, и составила текст, который хоть и изобиловал грамматическими ошибками, зато выставлял сына как самого влиятельного, харизматичного и сильного итальянского мужчину после Сильвио Берлускони.

Лукреция отбирает кандидаток и ведет переговоры вплоть до обсуждения первого свидания, после чего незадачливому сыночку настоятельно рекомендуется отправиться в определенное место к определенному времени. Чтобы избежать этих встреч, Данте приходится выдумывать болезни со страшными названиями, которые якобы сразили его всего за несколько часов перед свиданием с очередной Анжеликой, Натальей или Кристиной.

Сначала было легко — хватало обыкновенного гриппа. Но время шло, и Данте пришлось стать изобретательнее в сочинении диагнозов. Он вынужден был обратиться к серьезным источникам — медицинским сайтам и официальной веб-странице клиники Мэйо. Ознакомившись с многочисленными описаниями страшных, коварных заболеваний, угрожающих среднему человеку, Данте всерьез начал бояться, что страдает некоторыми из них.

Несколько месяцев наседаю на Данте, чтобы нанял нового менеджера второй зоны. Уже октябрь, скоро начнется предпраздничная инвентаризация. Работы невпроворот, и мне надоело быть одним из трех сотрудников, у кого есть ключи. Остальные двое — Данте и Мина, старший кассир. Быть обладателем ключей — значит постоянно открывать и закрывать магазин, а это весьма утомительно.

А хуже всего то, что Мина часто берет отгулы. Меня вечно вызывают на работу как раз тогда, когда собирался выспаться после поздней смены. Особенно это неприятно, если вечер я провел в «Фальстаффе», за честно заработанной пинтой-тремя, успешно вытолкав за порог магазина припозднившихся бездельников, которые «просто смотрят». Пора уже Данте найти нового человека. Если этого не случится в ближайшее время, пожалуюсь его маме.

Направляясь в крошечный кабинет Данте, чтобы в очередной раз затронуть больную тему, чуть не спотыкаюсь об Эбенезера Чиппинга. Тот стоит на коленях перед серией «Коулс нотс», краткими изложениями произведений классической литературы. Эбенезер — школьный учитель на пенсии, вдовец, работает неполный день в вечернюю смену. Ужасно ворчлив, но лучше его в продаваемом товаре никто не разбирается. Остальные мистера Чиппинга побаиваются, уважительно называют «сэр». Я формально являюсь его начальником, поэтому обращаюсь к нему просто «мистер Ч.».

Единственный человек, относящийся к Эбенезеру Чиппингу безо всякого почтения, — Фермина Маркес, испанская эмигрантка, владелица находящегося через дорогу кафе «Оле». Она зовет мистера Чиппинга Эбби. Кажется, он в нее влюблен, но сам ни за что не признается, а спрашивать не собираюсь — опасно для жизни.

Зато свою легендарную ненависть к кратким изложениям Эбенезер не скрывает. Несколько раз ловил его на месте преступления — пытался вернуть все книги на склад или оставить для них как можно меньше места на полке.

— Добрый вечер, мистер Ч. Опять краткие изложения переставляете?

Эбенезер только хмыкнул:

— Самый страшный удар по литературе после телевидения. Проклятый Лоджи Бейрд.

Сзади кто-то робко пискнул:

— Но, сэр, как же Зворыкин?

Оборачиваюсь и вижу дреды Олдоса Швингхаммера. Олдосу лет двадцать с чем-то, исключен с философского факультета, тоже работает неполный день — по вечерам, иногда днем. Кожа у него белая, как у Дракулы, происходит он из славного рода известных швейцарских промышленников, но почему-то старается выдать себя за ямайского серфера — дреды, пестрые рубашки, сандалии с открытыми носами. Думает, что людей эксцентричных чаще считают гениями. А Олдос очень хочет, чтобы его считали гением. Намерен стать автором первого великого философского трактата XXI века.

— Чума на оба их дома, — перефразировав цитату из «Ромео и Джульетты», бормочет Эбенезер. — Иди-иди, нечего большевистскую идеологию разводить.

Но от Олдоса так просто не избавишься. Хватается за любую тему, в которой разбирается, — а ему кажется, что это все темы на свете. Вдобавок каждый разговор умудряется перевести на себя.

— Телевидение — главный предмет моей диссертации, — объявляет Олдос. Хотя самого при невыясненных обстоятельствах «попросили» из университета в середине первого года и до диссертации дело так и не дошло. — Считаю, что человек стремится к великим свершениям, когда осознает, что целых семь миллиардов людей даже не подозревают о его существовании. А телевидение и Интернет мою гипотезу только подтверждают. Я называю это аксиомой Швингхаммера.

Сократив отведенное под краткие содержания место практически вдвое, Эбенезер поднимается.

— Швингхаммер, ты балда. Аксиома — принцип, не требующий доказательств. А еще надеешься потрясти то немногое, что осталось от интеллектуальной элиты, своими бреднями, когда сам аксиомы с афоризмами путаешь.

Олдос улыбается — как ему самому кажется, снисходительно. Подобный фокус он проделывает часто. Этим Олдос хочет сказать: «Вы просто не в состоянии уяснить мою мысль». Но со стороны выражение лица выглядит бессмысленным. Не удивлюсь, если его когда-нибудь насмерть забьют дубинками во время крестьянского восстания в какой-нибудь слаборазвитой банановой республике.

— Уж вы-то, сэр, должны меня понять! — произносит Олдос. Потерпев очередную неудачу в стремлении шокировать всех своими интеллектуальными способностями, решил создать братство непонятых. — Вам ли не знать, как трудно донести до непросвещенной толпы свои идеи! Поэтому я здесь. Хочу понять обывателя, чтобы потом он понял меня.

Эбенезер тоже улыбается, но гораздо более уничижительно.

— Мальчик мой, ты здесь только потому, что в университете вместо трудов Канта поглощал психотропные субстанции. Не трудись, я сэкономлю тебе время. Обыватель — невежественный, ленивый, мелочный, зашоренный и легко убеждаемый. Не сомневаюсь: когда ты все-таки опубликуешь этот свой грандиозный опус, нынешнее поколение фигляров будет превозносить тебя как величайшего мыслителя после того психолога из телевизора, доктора Фила. Но боюсь, теория твоя, сколь глубоко она ни проникала бы в суть человеческой природы, будет вытеснена на последние страницы глянцевыми фотографиями Пэрис Хилтон без трусов и сияющего всеми зубами Брэда Питта.

Олдос пожимает плечами и спрашивает меня, какие будут распоряжения. Велю, чтобы убрал то, что плохо продается, — нужно освободить место для надвигающегося неумолимо, как цунами, праздничного завоза. Иначе через пару недель в буквальном смысле слова утонем в книгах. Олдос кивает и уходит. Отдавать распоряжения Эбенезеру не решаюсь. Он здесь работает дольше, чем я. Пусть проводит очередной вечер в бесплодных попытках уговорить работающих матерей среднего класса купить Хемингуэя или Менкена вместо Дэна Брауна, Дженет Эванович или истории отважной африканки, выжившей после женского обрезания, — в общем, чего-нибудь такого, что советовала почитать Опра в своем шоу. Труд Эбенезера тяжел и неблагодарен, но он несет этот крест с гордостью.

Я его понимаю. Вчера пришел в ужас, увидев, что почти все книги Харлана Эллисона попали в категорию «задних». Наш товар условно делится на «передний» и «задний». Вперед выставляют новые книги, на дальние стеллажи — старые. Категория «задних» состоит еще из двух подвидов, «А» и «Я». «А» — более новые или более востребованные произведения, «Я»… сами понимаете. Но можно опуститься еще ниже, в категорию БНИ — Больше Не Издается. БНИ означает, что тираж уже нельзя вернуть издателю.

Вообще-то по правилам книгу необходимо возвращать, как только она станет «задней». Но я часто отказываюсь делать это чисто из принципа, отчего возникает серьезная проблема со свободным местом — новый товар поступает постоянно, а полки не резиновые. Но мне все равно. Лучше верну миллион романов Даниэлы Стил или Николаса Спаркса, чем отошлю обратно хоть одного Патрика О’Брайана или Ричарда Форда.

Только не подумайте, будто я сноб. Ничего подобного. Не всем быть авторами «Улисса», и слава богу (дважды пытался прочесть эту книгу, но оба раза не продвинулся дальше сотой страницы). Ничего не имею против романтических комедий. У издателей это вообще любимый жанр — в наше время складывается ощущение, будто читают одни женщины. Почти все мои знакомые мужчины, включая тех, кто работает в нашем магазине, за эту неделю не прочли ничего, кроме инструкции, как разогреть в микроволновке лазанью быстрого приготовления. Женщины чаще мужчин поступают в университеты и, надеюсь, вскоре обгонят нас и на карьерной лестнице. Патриархальный строй умирает. В отличие от любителей жесткого мордобоя или долбежки по барабанам я этому только рад. Если женщины во власти не дадут человечеству повзрывать все вокруг, я только за. Впрочем, про Маргарет Тэтчер этого не скажешь.

Погруженный в подобные мысли, завернул за угол и в буквальном смысле слова столкнулся с самой неординарной женщиной из всех, кого встречал.

Она стояла около стеллажа с драматургией и порывисто обернулась в мою сторону, вовлекая в водоворот из рыжих волос, улыбок и вопросов.

— А еще пьесы Мамета есть?

Я сражен в самое сердце и выпаливаю первое, что пришло в голову:

— Выходите за меня замуж!

Женщина смеется и показывает левую руку. Чувствуя первобытную ревность пещерного человека, вижу кольцо с бриллиантом такого размера, что внутри его можно лазерную установку спрятать.

— Извините, — произносит покупательница, — но вас опередили.

Затем указывает на полку.

— Вот «Олеанна», а где «Пашем на скорость»? А «Сексуальные извращения в Чикаго»? Мы с нашей труппой хотим поставить одну из них.

— Значит, вы актриса?

Женщина принимает картинную позу.

— Только не говорите, будто не узнали!

Ловлю себя на том, что улыбаюсь, как идиот, но ничего поделать не могу. Так всегда бывает, когда встречаю красивую обаятельную женщину. В последний раз похожий конфуз вышел год назад, во время собеседования с бывшей моделью — та желала устроиться кассиром на неполный день. По счастливому совпадению работает она хорошо, но скажу честно: нанял я ее не за это. Правы женщины — мы действительно зацикленные на внешности лопухи.

— Да, надо чаще ходить в театр, — говорю я, протягиваю руку и представляюсь.

— Леа, — отвечает она и слишком сильно сжимает мои пальцы — мол, это чисто формальное знакомство, никаких недомолвок. Ха-ха. — Труппа у нас чисто женская, «Олеанна» могла бы подойти, но там слишком мало ролей со словами.

Леа ставит тонкую книгу обратно на полку.

— Может, попробовать что-нибудь из классики? На нее авторские права приобретать не надо. Видите ли, мы стеснены в средствах. Может, посоветуете что-нибудь?

Кривлю губы и изображаю глубокую задумчивость, хотя сам о театре ничего не знаю. Хорошо, если смогу не перепутать Беккета с Брехтом.

— Хмм…

— Наша режиссер любит пафос, греческие трагедии и все в таком духе. Заикалась насчет «Орестеи», но меня от одного имени Клитемнестра смех разбирает. — Леа фыркает. — Видите? Нужно что-то другое.

Она корчит гримасу и глядит на часы. Циферблат повернут на внутреннюю сторону запястья. Я тоже пытался так ходить, чтобы не царапать часы, когда расставляю на полках книги, но никак не могу приучиться. Наверное, гены виноваты.

— К сожалению, пора бежать. Но спасибо за помощь. Надеюсь, скоро увидимся.

Последняя фраза звучит так, будто сказана не из вежливости, а всерьез. Мою крошечную необоснованную надежду гасит одно важное соображение — она ведь актриса. Если главный талант актрисы — уметь нравиться, считайте меня ее поклонником, но теперь Леа ушла, и, скорее всего, больше я ее не увижу. Увы. С этим трудно смириться, но любой мужчина каждый день встречает множество привлекательных женщин, и с большинством из них завязать роман не получится. Даже если вы — Хью Хефнер в расцвете сил и случайные связи — часть вашей работы.

Но эта женщина особенная. В меня будто молния ударила, раньше такого не испытывал. Легкие покалывания — да. Примерно то же самое ощущаешь, когда пытаешься выдернуть из розетки застрявший штепсель. Однако этот мощный разряд мог бы расколоть древесный ствол. В воздухе висит запах озона и обгорелых волос, а ты валишься навзничь с ошарашенным, но удивительно спокойным лицом.

Хочется бежать за ней вслед, но что толку? Она уже помолвлена. К тому же рискую быть принятым за ненормального. А если свадьба все же не состоится и когда-нибудь мы встретимся снова, хочется, чтобы меня запомнили как обаятельного и чуть застенчивого парня из книжного магазина, который был готов взять ее в жены с первой же минуты. Можно начать разговор с удачной шутки на эту тему, потом вскружить ей голову каскадом фирменного остроумия, уговорить Леа выпить со мной кофе, сходить в кино, в ресторан и только после этого сделать предложение руки и сердца по всем правилам. Желательно уложить это все в один вечер.

Впрочем, это все пустые фантазии. Скорее всего, наша встреча была первой и последней.

Ощущая и грусть, и облегчение одновременно, разворачиваюсь и шагаю в кабинет управляющего. Там сидит единственный человек в этом магазине, всеми силами старающийся избежать свиданий.

— Привет, Данте. Как самочувствие?

Данте, как обычно, уставился в монитор.

— Как думаешь, что страшнее звучит — компартментальная гидродисплазия или тентикулярный гангреноспермафорит?

Я поморщился:

— Второй, конечно! Еще спрашиваешь. Кстати, что это за болезнь? Нет, не надо. Не говори. Лучше не знать.

Кроме ипохондрии, в Данте сильнее всего раздражает то, что он удивительно импозантный мужчина — несмотря на отсутствующую бровь. Вылитый Джордж Клуни, только итальянец. Как истинный сын своего народа, одевается так, что все остальные рядом кажутся чернорабочими. Женщины на него просто кидаются. Поэтому Данте предпочитает не рисковать и отсиживается в кабинете.

— Может, покинешь сайт клиники Мэйо хоть на пару минут и найдешь, наконец, нового менеджера второй зоны?

— Уже нашел, — с гордым видом кивает Данте.

Не спешу радоваться. Данте часто говорит, будто что-то сделал, а сам только планирует. Когда-нибудь. Может быть.

— Серьезно?

— Она только что ушла.

Я поражен до глубины души.

— Что, прямо сегодня?

— Минуты две назад. Ее зовут Леа. Леа Дэшвуд. Приступает с понедельника. Учить ее будешь ты.

Признаюсь, дошло до меня не сразу.

— Что?..

— Да, она вроде пытается пробиться в актрисы, но опыт работы в книжном магазине имеется. Думаю, скоро освоится.

Боже правый.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Книжная лавка предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я