Поезд убийц

Котаро Исака, 2010

НАЦИОНАЛЬНЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР ЯПОНИИ. ПРОДАНО ОКОЛО 1 МИЛЛИОНА КНИГ. ОЖИДАЕТСЯ ГРАНДИОЗНАЯ КИНОПРЕМЬЕРА. ФИЛЬМ ДЭВИДА ЛИТЧА. В ГЛАВНОЙ РОЛИ – БРЭД ПИТТ. Из Токио в Мориока отправляется скоростной поезд – синкансэн. На первый взгляд, все его пассажиры – вполне обычные люди, едущие по своим обычным делам. Но кое-кто оказался здесь далеко не случайно… Сатоши – кажется безобидным школьником, и при этом 100% психопат. Умный, хитрый и очень опасный. Кимура – бывший киллер, а теперь простой работяга и алкоголик в завязке. Мандарин и Лимон – двое наемников экстра-класса. Судзуки – добродушный школьный учитель. Нанао – «самый неудачливый убийца в мире», прозванный так потому, что вся его жизнь – это вечная череда неприятностей. Мальчик – сын крупного мафиозного босса. И кое-кто еще, со своим особым заданием… Эти люди в целом никак не связаны друг с другом, и привели их сюда разные обстоятельства. Но одна лишь случайность – и линии их жизней сплетутся в тугой клубок. Далеко не все из них доедут до своей остановки. Потому что очень трудно сойти живым с поезда убийц… Как найти свою книгу от издательства Inspiria? Читайте подробный гид по книгам импринта в ЛитРес: Журнале

Фрукты

— Мандарин, что нам теперь делать? — Напротив Лимона сидит мелкий Минэгиси; его глаза закрыты, он не двигается. Его рот остается по-дурацки открытым, как будто он насмехается над ними. Это нервирует Лимона.

— А что мы можем сделать? — Мандарин деловито чешет щеку. То, что напарник растерян, что случается с ним крайне редко, придает Лимону немного уверенности:

— Это все потому, что ты оставил его без присмотра. Почему ты бросил мальчишку одного?

— Мне пришлось. Ты ведь сказал мне про чемодан, так что я должен был пойти с тобой и проверить. А чего ты еще ожидал после этого твоего заявления? Чемодан однозначно похищен… — Мандарин вздыхает. — Вот все у тебя не пойми как, все грубо и приблизительно: твои слова, твои действия, твой ход мыслей… Ты просто типичный обладатель третьей группы крови.

— Не суди обо мне по моей группе крови, — тотчас фыркает Лимон. — Нет никаких научных доказательств для подобного мнения. Только дурак может говорить о таких вещах серьезно. Если б это было правдой, то ты был бы организованным и пунктуальным просто потому, что у тебя вторая группа крови.

— Я действительно организован и пунктуален. И когда я выполняю свою работу, то делаю все четко и аккуратно.

— Ну и гордись своими победами… Слушай, я сам виноват во всех моих косяках, и моя группа крови тут ни при чем.

— Так оно и есть! — с готовностью отзывается Мандарин. — Твои провалы — прямое следствие твоего характера и полного отсутствия самокритики.

Мандарину кажется, что, стоя в проходе, он выглядит подозрительно, так что он наклоняется вперед и передвигает тело мелкого Минэгиси на сиденье возле окна. Затем наклоняет его голову немного вперед и вниз, как будто тот дремлет.

— Ну вот; так будет казаться, что он просто уснул.

Мандарин садится на центральное место, а Лимон плюхается на место у прохода.

— Кто и зачем это сделал? Как он вообще умер?

Мандарин осматривает тело. На нем нет явных порезов и не видно крови. Взявшись пальцами за верхнюю и нижнюю челюсти, он широко открывает рот мальчишки и заглядывает в его горло, стараясь не наклоняться слишком близко на случай, если там осталось что-нибудь ядовитое.

— На теле никаких внешних следов.

— Яд?

— Возможно. Или, может быть, у него была на что-то аллергическая реакция и он умер от анафилактического шока…

— На что это у него могла быть аллергия?

— Понятия не имею. Я же не создатель аллергий, забыл? Кто его знает, может, для него это оказалось чересчур: похитили, потом спасли… отсутствие сна, полное изнеможение… сердце не выдержало.

— Это вообще возможно с точки зрения медицины?

— Лимон, ты когда-нибудь видел, чтобы я читал книги по медицине?

— Ты все время что-то читаешь.

Действительно, куда бы он ни шел, Мандарин берет с собой книги — даже на работу. И читает их в любое свободное время.

— Я люблю художественную литературу, а не учебники. Так что откуда мне знать, описаны ли в медицине случаи внезапной беспричинной остановки сердца.

— И что нам теперь делать? — Лимон хватается за свои волосы и с силой тянет. — Просто доехать до Мориока, прийти к Минэгиси и сказать ему: «Мы спасли вашего сына, но он без всякой видимой причины умер в синкансэне?»

— Не забудь добавить, что деньги тоже украдены.

— На месте Минэгиси я бы порядком рассердился.

— Я тоже. Пришел бы в настоящую ярость.

— Но его папаша только и делал все это время, что сидел в своей резиденции! Развлекался там в свое удовольствие! — Они оба не знали наверняка, но ходили сплетни, что старший Минэгиси вообще отправился в путешествие со своей любовницей и их общей дочерью. — Его сына похитили, а он не нашел ничего лучшего, как поехать в путешествие со своей бабой… Вот же говнюк!

— Его дочка учится сейчас в младшей школе — говорят, она просто прелесть. А ты посмотри на его наследничка — пустышка, безмозглый, бессердечный, испорченный мальчишка… Нетрудно догадаться, кого из своих детей он любит больше. — Не похоже, чтобы Мандарин шутил.

— Ну что же, теперь он безмозглый испорченный мальчишка, который вдобавок ко всему еще и мертв. Но, может быть, Минэгиси согласится с тобой и махнет на этот факт рукой?

— Ну уж нет. Представь себе, что у тебя есть машина, которая тебе самому, может, и не очень нравится, но вдруг кто-то разбивает ее. Ты все равно разозлишься. И потом, это вопрос его репутации.

— А-а-а, да что ж такое-то! — в отчаянии восклицает Лимон.

Мандарин прижимает палец к губам и шепотом просит его вести себя потише.

— Надо подумать.

— Думать — это по твоей части.

— Ну ты и дуралей…

Лимон начинает лихорадочно обыскивать все вокруг, начиная с тела и пространства возле окна, открывает раскладные столики на спинках передних сидений, пролистывает рекламные журналы, выдергивая их из карманов кресел.

— Чем ты занимаешься? — спрашивает Мандарин.

— Подумал, вдруг где-то осталась какая-нибудь зацепка… Но тут вообще ничего. Глупый богатенький мальчишка!

— Зацепка?

— Ну, например, написанное кровью имя убийцы или что-нибудь в этом роде… Могло бы быть, верно?

— Разве что в детективном романе. Но не в реальной же жизни.

— Да, наверное. — Лимон отрешенно засовывает рекламный журнал обратно в карман кресла, но продолжает осматривать сиденье и стену вокруг тела мелкого Минэгиси.

— Сомневаюсь, что у него было время оставить нам какую-нибудь зацепку, прежде чем он умер. Тут даже крови нет, как бы он смог написать послание кровью?

Лимона немного раздражает непоколебимая логика Мандарина.

— Вот так взял и умер, даже никакой зацепки не оставил, чтобы помочь нам раскрыть это дело… На будущее, Мандарин: если ты узнаешь, что кто-то хочет убить тебя, удостоверься, пожалуйста, в том, что ты оставил для меня несколько зацепок, прежде чем умереть.

— Какие именно зацепки я должен буду для тебя оставить?

— Ну, скажем, напиши мне имя убийцы или истинную причину твоей смерти… По крайней мере, дай понять, было ли это убийством, самоубийством или несчастным случаем. Иначе мне придется трудно.

— Если я умру, то это точно не будет самоубийством, — уверенно отвечает Мандарин. — Я люблю творчество Вирджинии Вулф и Юкио Мисимы^[20], но самоубийство не входит в мои планы.

— Вирджинии… кого? Это еще кто такая?

— В этих твоих поездах, которые у тебя с языка не сходят, разобраться намного сложнее, чем в книгах. Почему бы тебе не попробовать прочесть одну из тех книг, что я тебе советовал?

— Да мне с самого детства не было никакого дела до книг. Ты же знаешь, как много времени мне нужно, чтобы закончить одну-единственную книгу… Ты вот тоже, когда я рассказываю тебе про Томаса и его друзей, вообще меня не слушаешь. Сколько ни твержу тебе их имена — никак не можешь их запомнить… Даже не знаешь, которого из них зовут Перси.

— Которого из них зовут Перси? Расскажи мне еще раз.

Лимон со значением прокашливается.

— Парсеваль — это маленький паровоз зеленого цвета. Он довольно хулиганистый и любит всякие проказы, но очень серьезно относится к работе. Он нередко подшучивает над своими друзьями, но сам довольно доверчив.

— Всегда удивлялся тому, как ты это все запоминаешь.

— Это написано на обменной карточке, которая прилагалась к моей игрушечной модели поезда. Как тебе это, а? Круто ведь, правда? Это простое объяснение, но в нем тоже есть глубина. Перси прикалывается над своими друзьями, но сам он всегда им верит, понимаешь? Это же ужас как трогательно. Я, когда до этого додумался, сам чуть не расплакался. В твоих книгах небось тоже есть такая глубина.

— Просто попытайся что-нибудь прочесть, и сам увидишь. Начни, например, с романа Вирджинии Вулф «На маяк».

— И что я из него пойму?

— Поймешь, сколь ничтожно существование каждого отдельного человека, что каждый из нас — это всего лишь крошечная жизнь среди бесчисленного множества других жизней. Осознаешь, что ты всего лишь легкая щепка, затерянная в бесконечно огромном океане времени, и тебя поглощают его волны. Это сильная книга, она тронет тебя до глубины души. Каждый маяк человеческой жизни угасает в одиночестве.

— И что вся эта хрень означает?

— Это слова одного из главных персонажей романа. Это значит, что каждый умирает. И что смерть одинока.

— Я не собираюсь умирать, — Лимон ухмыляется.

— Ты умрешь, и умрешь в одиночестве.

— Даже если умру, я все равно вернусь.

— С твоей упертостью может и так произойти… Но я когда-нибудь умру. В одиночестве.

— Вот, я тебе о том и говорю: как соберешься умирать, оставь мне какую-нибудь зацепку.

— Хорошо-хорошо. Если мне представится возможность понять, что меня вот-вот убьют, я сделаю все, что в моих силах, чтобы оставить тебе послание.

— Да, и когда будешь писать своей кровью имя убийцы, пиши разборчиво, чтобы никаких там инициалов или ребусов, хорошо?

— Не буду я ничего писать кровью… — Мандарин раздумывает некоторое время. — Слушай, а как насчет вот такого? Например, если у меня будет возможность поговорить с убийцей перед тем, как он со мной закончит, я передам ему для тебя сообщение.

— Сообщение?

— Я скажу что-нибудь такое, что его удивит и заинтересует. Например: «Передай Лимону, что ключ, который он ищет, находится в камере хранения на станции Токио». Что-нибудь в этом роде.

— Так я же не терял никакого ключа, зачем мне его искать?

— Это неважно. Я скажу что-нибудь, что зацепит его любопытство. Я уверен, что в конце концов он разыщет тебя и с невинным выражением лица попытается вежливо спросить: «Извините, а вы, случаем, не теряли какого-нибудь ключа?» Или просто пойдет и проверит камеры хранения на станции Токио.

— Ага, что-нибудь, что его заинтересует. Значит…

— И, если тебе встретится подобный человек, ты сразу поймешь, что это и есть тот, кто убил меня. Или что он имеет к этому непосредственное отношение.

— Это что, по-твоему, зацепка? Непонятно же ничего!

— Ну, я же не собираюсь передавать убийце сообщение, которое он с легкостью поймет. Ты что, думаешь, в таком случае он пойдет на сотрудничество?

— Ладно, слушай, — Лимон вдруг становится очень серьезен. — Я не собираюсь так просто умереть.

— Уверен, что нет. А если и умрешь, ты достаточно упорен, чтобы вернуться.

— Ты тоже, Мандарин. Ты и я, если мы умрем, обязательно вернемся.

— Как деревья, которые плодоносят каждую весну?

— Мы оба вернемся.

Синкансэн плавно раскачивается, въезжая в тоннель. Он приближается к подземной станции Уэно. За окном становится темно, и внутреннее пространство вагона отражается в почерневших окнах. Лимон достает из кармана кресла рекламный журнал и начинает читать.

— Эй, — тотчас одергивает его Мандарин. — Сейчас не время для развлечений.

— Я это уже сто раз говорил: думать — это по твоей части. Готовить моти — дело повара^[21], верно?

— Если я — повар, который готовит моти, то кто тогда ты?

Синкансэн начинает замедлять ход. Сначала появляются фонари на стенах тоннеля, затем они въезжают в просторное освещенное пространство. За окном возникает платформа. Мандарин встает со своего места.

— Ты в туалет? — спрашивает Лимон.

— Пойдем, — говорит Мандарин, пытаясь протиснуться мимо него в проход.

— Куда пойдем? — Лимон не понимает, что происходит, но серьезное выражение лица Мандарина производит на него впечатление, и он встает, чтобы последовать за ним. — Мы выходим? Тебе не кажется, что проехать на синкансэне всего одну остановку от станции Токио — это непозволительная роскошь?

Автоматические двери, ведущие в передний тамбур третьего вагона, открываются. За ними никого. Платформа скользит за окнами с левой стороны.

— Ты совершенно прав.

— Ты о чем это? — Лимон вопросительно вздергивает бровь.

— Сесть на синкансэн в Токио и сойти в Уэно — это роскошество. Можно же было взять билет на обычную электричку. Но кое-кто здесь выходит…

— Кто?

— Тот, кто украл наш чемодан и хочет сбежать с ним как можно быстрее.

— А-а, — Лимон понимающе кивает, — кажется, до меня дошло.

Он подходит поближе к дверям и постукивает указательным пальцем по стеклу окна.

— Если кто-нибудь сойдет на Уэно, это и будет наш вор.

Поезд начинает плавно тормозить.

— Будет легко понять, что у него в руках наш чемодан, хотя есть вероятность, что он засунул его в другую сумку. В любом случае это должна быть довольно большая сумка. Так или иначе любой, кто сойдет здесь с поезда, будет нашим главным подозреваемым. Если увидишь кого-нибудь, сразу беги за ним, — говорит Мандарин.

— Я?

— А я что, с кем-то другим разговариваю? Сам же сказал, что готовка моти — дело повара. Ты, может, никогда и не готовил моти и никогда не думал своей головой, но я знаю, что ты не раз преследовал самых разных подозрительных типов.

Раздается высокий звук тормозов, и поезд окончательно останавливается.

— А что мне делать, если их будет больше, чем один? — обеспокоенно спрашивает Лимон, пристально рассматривая платформу.

— Тогда тебе придется броситься вслед за самым подозрительным, — коротко отвечает Мандарин.

— А если подозрительных тоже будет сразу несколько человек? В последнее время практически все выглядят подозрительно.

Двери вагонов открываются. Мандарин выходит на платформу; за ним, не отступая ни на шаг, выходит Лимон. Они оба стоят снаружи поезда, внимательно глядя вдоль идеально прямой линии выстроившихся один за другим вагонов — будет нетрудно заметить, если здесь кто-нибудь сойдет. У Лимона и Мандарина отличное зрение. Если там будет какое-нибудь движение, они обязательно заметят.

Но из поезда никто не выходит.

Примерно через два вагона от них, у дверей пятого или шестого вагона, стоит мужчина, указывающий пальцем внутрь вагона. У него на голове плоская кепка, больше в нем нет ничего примечательного.

Первый вагон поезда теряется вдали, и Мандарин понимает, что он все равно не видит поезд на всю его длину.

— Трудно сказать, что происходит у первых вагонов, — ворчит он.

— Сомневаюсь, что вор находится в одном из них. Все вагоны после одиннадцатого — это «Комати»^[22], он поедет в Акита. А мы с тобой — в «Хаятэ». Сейчас «Комати» присоединен к нашему поезду, но между «Комати» и «Хаятэ» нет сквозного прохода для пассажиров.

— Ну конечно. Во всей этой железнодорожной хрени черт ногу сломит.

— Послушай, Мандарин, ты сам говорил мне однажды, что это не очень вежливо — называть что-либо «хренью».

Над платформой раздается мелодия, предваряющая отправление поезда. В поезд заходит некоторое количество новых пассажиров, но никто с него не сходит.

— И что нам делать? — спрашивает Лимон.

— Мы ничего не можем сделать, — отвечает Мандарин, — нам остается только вернуться обратно в поезд.

* * *

Тотчас после того, как они возвращаются в вагон, синкансэн возобновляет движение, постепенно набирая скорость и стремясь поскорее выбраться наверх, к дневному свету. Внутри тоже играет веселая мелодия отправления со станции. Лимон тихо насвистывает ее, направляясь к своему месту, но его настроение тотчас портится, как только он видит мелкого Минэгиси, сидящего возле окна. Он чувствует себя так, будто ему напомнили о неприятной работе, которая обязательно должна быть сделана. Да, так оно и есть, у них теперь немало неприятной работенки.

— Ну, вот и мы, — Лимон садится на свое место у прохода, скрещивает ноги и принимает расслабленную позу. — Что теперь будем делать, Мандарин?

Как всегда, его вера в повара, который готовит моти, непоколебима, и он готов переложить на него всю ответственность^[23].

— Высока вероятность того, что вор все еще в поезде.

— Остались ли у меня еще патроны? — Лимон достает свой пистолет из наплечной кобуры, спрятанной у него под курткой. Он истратил бо́льшую часть своего боезапаса, спасая богатенького мальчишку Минэгиси. — Осталась всего одна обойма.

Мандарин тоже проверяет свое оружие.

— У меня то же самое. Почти не осталось патронов. Я не предполагал, что они нам понадобятся для поездки на синкансэне. Плохо подготовился… — Затем он вытаскивает из отдельного кармана кобуры небольшой короткоствольный пистолет. — Еще у меня есть вот это, — говорит он с оттенком презрения.

— А этот у тебя откуда?

— Вчера, в том подвале, забрал у одного из парней, удерживавших Минэгиси. Он показался мне забавным, вот я и взял его.

— Забавным? В пистолетах нет ничего забавного. Даже если налепить на пистолет наклейку с Томасом, он все равно не станет забавным. «Томас и его друзья» — это для детей. Так что забавные игрушки и пистолеты — это совершенно разные вещи.

— Не в том смысле забавный, — с невеселой усмешкой говорит Мандарин. — Он заклинен. Не может стрелять. Сам посмотри.

Он направляет пистолет на Лимона, который вздрагивает и отворачивается.

— Эй, не надо так делать. Это же опасно.

— Нет же, говорю тебе, он не выстрелит. Он выглядит как нормальный пистолет, но при нажатии на спусковой крючок из него не может вылететь пуля. Дуло вроде бы чистое, но внутри пробка. Это самовзрывающийся пистолет.

— Самовзрывающийся пистолет? Это что, как «Поезд-беглец»?^[24] — Лимон думает о фильме, который смотрел давным-давно. Сам фильм его не очень заинтересовал, но ему понравилось смотреть на поезда и локомотивы. Все это его просто завораживало: вращение колес, движение соединительных тяг, густой дым, клубами вырывающийся из труб, гудение рельсов, а больше всего — подавляющая сила мчащегося вперед стального локомотива. Он не помнил сюжет «Поезда-беглеца», но и теперь мог с легкостью представить себе главного персонажа, бесстрашно стоящего на крыше локомотива, несущегося по снежным просторам. «Тот мужик тоже наверняка очень любит поезда», — с теплотой отмечает про себя Лимон.

— Да нет же; если ты попытаешься выстрелить из этого пистолета, он взорвется.

— Зачем тебе такая штуковина?

— Это ловушка. Тот парень вел себя так, будто хотел, чтобы я его у него отобрал. Я это сделал, но если б он успел потянуть за спусковой крючок, то — ба-бах! — и он был бы тем, кто смеется последним.

— Хорошо, что ты это заметил… Как это вышло, что ты у нас такой осторожный?

— Это не я осторожный, это ты легкомысленный. Если есть кнопка, ты сразу на нее нажимаешь, а если видишь, что какой-нибудь шнурок болтается, сразу за него тянешь. Если тебе придет по почте загадочный конверт, ты его сразу же откроешь и заразишься каким-нибудь вирусом.

— Что да, то да… — Лимон выпрямляет ноги и встает, затем смотрит на Мандарина сверху вниз. — Я пойду посмотрю, — говорит он, указывая подбородком в сторону головы поезда, — нет ли там кого подозрительного. У нас есть немного времени, пока мы не прибудем в Омия.

— У кого бы он ни был, этот тип наверняка его спрятал и сидит где-нибудь тихонько, стараясь выглядеть совершенно непримечательно. Так что проверяй тех, у кого будут самые невинные лица.

— Понял.

— Только не показывай им, что ты их проверяешь. Нам не нужны неприятности. Действуй тихо и аккуратно.

— Хорош уже хрень пороть.

— Я где-то слышал, что называть что-то «хренью» не очень вежливо, — язвительно парирует Мандарин. — Давай, иди уже. Если мы не найдем его, пока не приедем в Омия, у нас будут неприятности.

— Что, серьезно?

Мандарин на мгновение теряет дар речи. «Как он мог забыть о чем-то подобном?»

— Один из людей Минэгиси ждет нас на станции.

— Что, серьезно? — Когда Лимон произносит это во второй раз, он вспоминает, что действительно кто-то должен будет ждать их прибытия, чтобы удостовериться, что мелкий Минэгиси и чемодан с деньгами в безопасности.

— Ты прав. Неприятности.

Примечания

20

Вирджиния Вулф (1882–1941) — британская писательница, одна из ведущих фигур модернизма. В результате продолжительной депрессии, вызванной в том числе внешними обстоятельствами, покончила с собой, набив карманы своего пальто камнями и утопившись в реке Уз.

Юкио Мисима (1925–1970) — японский писатель, один из наиболее значительных японских авторов второй половины XX в. Покончил с собой, совершив харакири, после неудавшейся попытки государственного переворота.

21

В оригинале Лимон произносит весьма емкую пословицу: моти ва моти-я, которая дословно переводится как «моти (то есть рисовое тесто) — забота (хозяина) лавки, где продают моти», и имеет значение «пусть каждый занимается своим делом».

22

Комати — так же как и Хаятэ, одна из линий синкансэнов Тохоку. Была введена в эксплуатацию в марте 1997 г.

23

В оригинале отношения Лимона к способностям своего напарника выходить из затруднительных ситуаций и принимать ответственные решения описаны емким идиоматическим выражением тарики-хонган, означающим «спасение верой в будду Амиду».

24

«Самовзрывающийся пистолет» пишется как бо: хацу кэндзю:, в связи с чем увлекающийся поездами Лимон вспоминает фильм «Поезд-беглец» (1985 г., реж. А. Кончаловский), название которого в японском переводе начинается тем же иероглифом: бо: со: киканся.