Отыщи меня в своей памяти

Королева Ульяна (2025)

Работа по серии книг «Вечники» Е. Булгановой Сентябрь. Лиде семнадцать, и она идёт в новую школу после того, как частично потеряла память. Девушка пытается не зацикливаться на забытом, не ищет новых знакомств, хочет всецело сосредоточиться на учёбе. В это время старый друг, наоборот, ищет всевозможные способы вернуть то, что было. Да и не только он ищет встречи с позабывшей всё Наследницей.

Глава 14. Лазарь

Тучи переставали быть такими плотными и беспросветными, постепенно растворяясь, а крупные мокрые капли — падать на землю так часто. И только единицы попадали на медленно идущего парня. Хотя в тот момент он едва ли мог судить о собственной скорости: молодой человек будто летел, взмывал высоко над землёй удаляясь всё дальше и дальше. Причиной таких ощущений был полёт его радости, которая, как огонь поднимает в небо воздушный шар, силилась каждый раз, когда Лазарь возвращался в воспоминаниях к событиям, произошедшим менее нескольких часов назад.

Он всё ещё не мог поверить, что это было на самом деле. А ещё не мог понять, почему Лида так быстро переменила своё к нему отношение. Она же почти месяц игнорировала его, а потом вдруг начала сама проявлять к нему дружелюбие. А сегодня… Лазарь чуть не сошёл с ума, когда девушка первая обняла его. Это было не так, как он обнимал её в прошлую пятницу: тогда он хотел утешить подругу, а сейчас она сделала шаг навстречу, потому что захотела этого.

Может, теперь она доверилась ему? Если так, то это возлагает большую ответственность: не только защитить, но и не ранить.

Однако все серьёзные мысли, возвращавшие его на грешную землю, отступали, стоило ему вспомнить свой учащённый пульс, маленькое хрупкое тело девушки в его руках и щёку напротив сердца. Он чувствовал, как её пальцы легонько сжали ткань пальто на спине, когда как его дрожали, лёжа на скользком материале куртки.

Именно в то краткое мгновение Лазарь в полной мере понял, насколько сильно скучал по Лиде, по долгим разговорам, её тёплому взгляду, становившемуся восторженным, когда он рассказывал что-то, что она едва ли смогла бы найти хоть в одной книге, вопросам, которые вечник даже не предполагал, что могут возникнуть. И лишь сейчас он осознал, как рад тому, что эта девочка, всегда умеющая найти неприятности на свою голову, снова есть в его жизни. Идя с ней по вечерним мокрым улицам маленького городка, он не представлял, как мог пережить все те месяцы, начиная с февраля, такие пустые и холодные, без единого лучика надежды.

Но теперь, ускоряясь, чтобы не промокнуть насквозь, почти бегом передвигаясь по осеннему скверу с плотным ярким ковром опавших листьев на асфальте, Лазарь был счастлив.

Правда, его радость несколько омрачала горечь на языке — вкус обмана. Он ведь раньше не врал подруге. Да, утаивал правду, недосказывал, интерпретировал, чтобы уберечь её, но не врал. А за эти пять недель их знакомства почти всё, что он рассказывал, было ложью, основанной на правде, но далеко ушедшей от неё. Конечно, сейчас парень мог оправдываться тем, что просто не имел права посвящать её в истину, касающуюся забытого ею года, его жизни и их взаимоотношений, дыбы не навлечь вновь гнев Призрачных Судей, но это было не тем, чем нужно. Лучше бы ему дали рассказать всё, включая самые неприглядные моменты, могущие отпугнуть кого-угодно, чем так изворачиваться.

Однако теперь в сердце проклюнулся маленький росток надежды, вселявший веру в то, что совсем скоро, через каких-то несколько месяцев, которые быстро пройдут, он сможет объясниться с Лидой, сознаться, выложить всё как есть. Он также заставлял себя думать, что девушка, услышав его историю, сразу же простит его за враньё и утайки, примет новую реальность и всё вновь будет как раньше.

Любой, взглянув на ситуацию со стороны, без сомнений сказал, что подобный расклад событий невозможен: люди вообще редко склонны прощать от чистого сердца, а если и делают это, то через немалое время, а в таком тяжёлом случае с примесью мистики наиболее вероятно, что Весна вообще захочет оборвать все связи с ним. Будь Лазарь в том же состоянии, что и год назад, то сам думал бы также, опираясь на свою логику и опыт в психологии, но сейчас здравые мысли из головы изгоняло приятное чувство, поднимавшееся из живота и распространявшееся по всему телу, которое заставляло его чувствовать себя более молодым, словно в первую пору своей юности, ещё не обременённую ношей лет и знаний об уготованной нелёгкой длинной жизни. Это ощущение то гнало его по улицам, бежало вместе с ним под редкими водяными каплями, то, наоборот, замедляло или вовсе останавливало, чтобы поглядеть на обычный городской пейзаж, видимый каждый день, в котором в этот вечер замечалась нежданная красота. Оно приятно щекотало его изнутри, вызывая желание улыбаться всему миру, смеяться, как в далёком детстве. Вечнику даже казалось, что его счастья хватит на всех в этом городе, а то и в мире.

Подобное состояние для него было в новинку: никогда раньше в нём не сливалось единовременно столько эмоций. Это были восторг, радость, лёгкий мандраж и толика грусти, делавшая остальное более ярким, будто расцвечивая. В этот момент он, пожалуй, был способен сделать что угодно: вдохновение, желание действовать, менять мир взыграли в нём с новой силой.

Квартира встретила его теплом, таким приятным после долгого пребывания в сырости. Она даже перестала ощущаться пустой, словно в каждом уголке, каждой вещице были приятные воспоминания этого вечера. В такой обстановке любое дело идёт легче, так что Лазарь сразу принялся проверять альбом, который обещал показать однокласснице в грядущий четверг. Про него он упомянул не просто так. Готовясь к этому учебному году как к операции по восстановлению их с Лидой дружбы, парень не раз старался проанализировать то, что ей нравилось, интересовало её, чтобы воспользоваться этим для возможности появления общих тем для разговоров. Так память и подбросила ему картины, как девушка с горящими глазами внимала всем рассказам о его прошлом, местах, в которых побывал, любым необычным историям, слышимым им за всю его долгую жизнь, и с какой сосредоточенностью могла долго разглядывать вложенные между листами его дневника рисунки и фотографии. После этого у неё обычно возникало ещё больше вопросов, переводивших беседу на новый, ещё более увлекательный виток.

Поэтому ещё прошлым летом Лазарь завёл толстую книжку в твёрдой обложке, в которую в прозрачные пластиковые кармашки вкладывал снимки из поездок на Родину и в прочие страны и города за последние двадцать лет. Но этого он посчитал недостаточным и специально, договорившись с несколькими актёрами, должных сыграть родителей и его самого, съездил в тур по всем тем местам, которые так живописно описывал подруге в этот вечер, где на фоне многих достопримечательностей делал фотографии, которые сыграли бы позже роль семейных, делающих всю созданную им историю более реальной.

Снова лгать, тем более про родню, не хотелось ещё больше, чем про иное. Да только отсутствие рассказов о ней могло бы вызвать подозрения у любого, тем более что он принял роль ещё не сепарировавшегося подростка и, по идее, вся его жизнь в глазах других была связана с «отцом». Лазарь сам начинал чувствовать себя артистом в какой-то пьесе, у которой не было нормального сценария, и все действия были чистой импровизацией и придумывались на ходу. Ещё до начала учёбы он думал, что будет режиссёром в этой постановке, ведь из всех её участников только ему были известны примерный её план, придуманный им, и конечные цели, да вот только всё с самого начала вышло из-под контроля. Вечник ещё пытался вернуть себе бразды правления, чтобы снова иметь возможность пытаться управлять действом, но те слишком быстро унеслись, оставив его разгребать свои проблемы как простой участник.

Только теперь ему начинало казаться, даже, скорее, его одолевало неясное предчувствие, что игра поворачивала не в то русло, принимая не те обороты, на которые был расчёт. Однако обосновать это было невозможно: с начала учёбы не успело произойти ничего, повлиявшего на план настолько разрушительно или неожиданно, чтобы приходилось кардинально его менять. Так что наиболее правильным было забыть про это беспокоящее чувство и продолжать плыть по течению.

Хотя теперь хотелось забыть не только об этом, а вообще обо всём, чтобы четверг наступил как можно скорее.

***

После среды, в которую парень, как в тумане, делал кучу домашних заданий, выполнял разные домашние дела просто так слонялся по квартире он как в бреду ходил по комнатам утром четверга. До назначенной встречи с Лидой оставалось ещё три часа, но все вещи уже были собраны и положены в рюкзак, ожидающий своего часа на крючке в прихожей. Ждать сил уже не было, но выходить на встречу, даже если бы он полз со скоростью улитки, тоже было слишком рано, и ему только и оставалось, что беспорядочно, периодически останавливаясь передвигаться по помещению.

Лёгкий мандраж был с ним ещё с подъёма, сопутствовал ему в течение всего прошедшего с него времени и, похоже, не собирался отпускать до конца дня. Парень бродил, на автомате для себя выворачивал пальцы и занялся самым бесполезным из всех возможных дел: продумыванием диалогов, которые имели бы место произойти сегодня. Сначала он только придумывал ответы на возможные вопросы, темы, на которые можно будет плавно перейти, но потом этого стало мало.

Вечник заметил на столе карандаш и чистый лист бумаги, видимо, оставшийся от черновиков его сочинения, и ухватился за идею. Он словно безумный программист стал чертить блок-схему, аккуратным почерком прописывать варианты развития их сегодняшней беседы. Места внутри ромбиков и прямоугольников было мало для всех заметок, поэтому пространство вне их также заполнялось ровными строчками. На одном листке место слишком быстро кончилось, и ем пришлось брать ещё, чтобы и те так же быстро покрылись геометрическими фигурами с подписями.

Из этого малоадекватного, даже несколько фанатичного, состояния его вывела вибрация в кармане джинсов. Он отложил канцелярию, которой уже стало сильно больше, достал телефон и увидел на дисплее сообщение от Лиды, где она спрашивала, в силе ли их сегодняшние планы. Парень быстро заверил, что ничего не отменилось и скоро зайдёт за ней, и отложил мобильник.

Только выключая устройство, Лазарь краем глаза заметил часы. Было самое время ему выходить, и, если бы не смс девушки, он, увлеченный своим бессмысленным занятием, безнадёжно опоздал бы. Парень мельком взглянул на свою писанину и ужаснулся: какое же странное помутнение на него нашло, что он целых два часа потратил на… это. Увидь это Валерий, ещё долго припоминал бы ему, шутя, что и старшего друга настиг старческий маразм. Выбежав из прихожей, вечник накинул поверх рубашки пальто, схватил рюкзак и выбежал из квартиры, застёгиваясь уже на ходу.

Всё же вышел он несколько позже, чем следовало, поэтому на каких-то участках маршрута шаг перемежался с бегом. Благо, погода была подходящей: следов дождя, не прекращавшегося весь прошлый день, почти не осталось, только асфальт кое-где темнел влажными пятнами, солнце светило ярко, но уже без того тепла, бывшего в достатке весь сентябрь, а ветер, хоть и присутствовал, был не таким сильным и не сдувал, как во вторник. Народа несмотря на рабочее время было море, поэтому порой, чтобы не застрять в заторах, возникавших перед пешеходными переходами, приходилось ещё ускоряться и протискиваться меж недовольных прохожих.

Улицы посёлка в отличие от городских были тихи и безлюдны; на местах, обычно занятых машинами хозяев домов, ничего не было, так что казалось, что кусочек мира здесь вымер. Дом подруги тоже признаков жизни не подавал: ни одно окошко не горело, что, впрочем, было понятно, учитывая, что день в самом разгаре. Он пришел как раз вовремя, минута в минуту. Конечно, это не очень хорошо, но он хотя бы не опоздал.

Стоя у калитки, Лазарь написал сообщение: «Я у твоего дома, выходи». И только под ним высветилась надпись «Прочитано», как стал слышен шум поворота ключа в замочной скважине и быстрых шагов, будто девушка всё время стояла у двери, ожидая знака от него. Короткий скрип калитки, и Лида уже радостно улыбалась ему.

Она сделала шаг вперед и тут же — назад, будто не определилась, чего хочет: просто поздороваться или обнять, и стала уже сконфуженно отступать, опустив голову, как парень сам подошел и аккуратно приобнял за плечи. Не нужно было начинать встречу с неловкости.

И это почему-то напомнило ему прошлую осень: вот они обнялись, наверняка поболтав перед этим с мамой Верой о делах, связанных с заграничным лечением, а сейчас сядут в машину и поедут к ним с Валерием, где их уже точно ждёт Анна с очередным кулинарным шедевром на кухне. Эта мысль задержалась только на считанные мгновения и растворилась, когда они пошли по дороге в сторону парка, через который собирались добраться до кинотеатра.

Они ещё накануне в переписке договорились, что пойду пешком, и ничуть не пожалели. Солнце, будто поддерживая их, стало чуть-чуть пригревать, а деревья на аллеях приветливо шелестели кронами, словно тоже участвовали в разговоре школьников, который размеренно тёк, что можно было подумать: он и не прекращался с их прошлой прогулки вовсе.

Лида расспрашивала его о прошлом, правда уже не о самом Израиле, а о школе, в которой тот якобы учился. Личного опыта в этой области у него особо не было, точнее, он ограничивался тем, что Лазарь несколько лет назад, нанеся грим профессора Гольдмана, прочитал несколько лекций для старшеклассников по истории в ортодоксально-религиозной школе, в качестве приглашенного преподавателя. Но ему провели экскурсию, видимо надеясь, что такой именитый учёный сумеет замолвить словечко за учебное заведение, в которой подробно рассказали об используемых методиках обучения, создаваемой атмосфере, уклоне в патриотическое воспитание и расхвалили все технические новшества, коих было множество. Именно бывшим учеником этой школы парень и решил себя представить, подкрепляя полученную информацию дополнительно вычитанным в сети.

–Ну, учеба с пяти лет, с детского сада, по сути, до шестого класса считается начальным образованием. Там вообще красота: письменных домашних заданий у нас, как, вроде, и везде, тогда не было, только попытки раскрыть наши творческие и научные способности и привить любовь к учебе. На сколько я знаю, в России с первого класса письменные домашки, верно? — он повернулся к подруге и с удовольствием поймал внимательный заинтересованный взгляд. Дождавшись согласного кивка, вечник продолжил:

–Вот в средней школе уже почти как здесь: всё усложняется, сразу много новых предметов, куча заданий и постепенная подготовка к сдаче Государственных Выпускных Экзаменов. Но, впрочем, самого жёсткого периода там я не застал: ушёл после восьмого, в девятом учился уже здесь.

–А почему этап, который ты проучился здесь, самый тяжелый там? — девушка смотрела серьёзно, будто слушала не простой рассказ, а очень важный урок.

–В Израиле аттестат зрелости — теудат багрут. В университеты принимают только с полным багрутом, а требования для его получения для многих непосильные. Это не только два обязательных предмета, а целых семь, также нужно брать дополнительные дисциплины, без которых заветного документа тебе не видать. И, каким бы ты ни был умницей-отличником, если у тебя не набрано часов физкультуры и участия в волонтерской программе, то плакали все надежды. Да и в старшей школе учиться три года вместо двух. Так и с ума сойти недолго!

Похоже, ему удалось произвести на Лиду сильное впечатление.

–Ужас-то какой! — воскликнула она. — Как же хорошо, что у нас с этим гораздо проще! Тебе, наверное, после такого учиться у нас гораздо легче, да?

–Не сказал бы, — губы растянулись в легкомысленную усмешку. — Среднюю школу я заканчивал уже здесь и должной стрессоустойчивости израильского старшеклассника получить не успел. Да и требования к учебе, имею в виду промежуточный результат, по крайней мере в моей прошлой школе, хоть она и была спортивной, были куда выше, чем там. Так что с ЕГЭ я страдаю наравне со всеми!

Последнее, конечно, откровенная ложь, но лучше так: не стоит раздражать никого его наплевательским и слегка пренебрежительным отношением. На результаты экзамена ему было крайне всё равно: для него-то он ничего не решает! Безусловно, участие в нём он примет, чтобы до последнего не выходить из образа, но, как его одноклассники, дополнительно готовиться дома точно не будет. Однако его неправдивый ответ вызвал сочувствие собеседницы, кольнувшее его теплом, будто иглой.

–Очень понимаю тебя, — голос звучал грустно, и она, как в прошлую их встречу поддерживающе сжала его руку. — Главное не убивайся совсем, как говорит моя мама: «Лучше закончить школу с красным лицом и синим аттестатом, чем наоборот».

–Полностью согласен, поэтому не нервничаю! А ты-то мать в этом аспекте слушаешься? — а вот и отличная возможность разузнать о её самочувствии, ощущениях в школе и вне.

–Ну-у-у… — красноречиво отведенные глаза и саркастическая улыбка сказали всё лучше любых слов.

–Только не говори, что сотка за ЕГЭ важнее здоровья! — претензия была в данном случае не обоснованной, но Лида об этом не знает, поэтому и её можно использовать. — Нельзя из-за экзамена убиваться, на его результатах жизнь не заканчивается!

«Тем более, что она у тебя вечная».

–Понимаю, — было видно, что такая беседа с ней заводилась уже не единожды, но всё равно девушка не выказывала раздражения, показывая, что на самом деле осознавала всё, ей сказанное, — но для меня эти результаты на самом деле важны, без них дорога в хороший университет для меня будет закрыта.

Последнее она говорила с таким пылом, будто пыталась что-то ему доказать, но, как только закончила, сильно прикусила губу, словно уже начинала жалеть, что открыла ему слишком много. Чтобы сгладить возникшее напряжение, Лазарь отпустил руку, под которую вёл подругу, и ею же обнял её за плечи.

–Не спорю, но будь внимательна: Большой Брат следит за тобой! Замечу хоть след переутомления — буду надолго вытаскивать тебя, вот как сейчас!

–Эй! Мы так не договаривались! — Лида поддержала его шутку и сквозь деланно возмущённый возглас пробивался сдерживаемый смех. Чуть успокоившись, она аналогичным жестом положила руку на его плечо (по крайней мере, попыталась — роста недоставало, и её ладонь застыла где-то на лопатке, и сказала, — А если серьёзно, то дальше библиотеки ты меня всё равно не оттащишь, и то, только если скажешь, что там мы будем учиться.

«Это шутка или намёк? Впрочем неважно: судьба, видимо, сегодня на моей стороне! Упустить эту возможность значит быть полным идиотом».

–Не думай, что я не запомню! Теперь после школы сразу будем идти туда, — Лида лишь радостно засмеялась, что наталкивало на мысль, что именно этого она и хотела. Всё же девушку понять трудно, даже если это твоя подруга.

Так, хохоча и подшучивая друг над другом они шли в сторону кинотеатра. Времени оставалось предостаточно, так что одноклассники могли позволить себе не спешить, расспрашивая друг друга обо всём на свете. Лазарь прощупывал почву и решил, когда беседа зашла в сторону глупых историй, поведать ей ту, которая очень смешила её во время их пребывания в Петербурге — про пакости, совершенные им и другими студентами ещё в тёмное средневековье, над их профессором. И его ожидания оправдались: девушка была в восторге, как и тогда, когда услышала её впервые, и заливисто смеялась. Отойдя от этого состояния, она задала вопрос, которого он не ожидал, но при этом ответ на него был готов:

–Лазарь, можешь объяснить одну вещь? Вот ты такой весёлый, коммуникабельный, столько всего интересного знаешь, прямо душа компании! Только почему ты почти всегда один в школе, ну, или только с Ростиком?

–Даже не знаю, как-то никогда с друзьями не складывалось. Ровесники меня всегда сторонились, я никогда не понимал, почему всё так, думал, что со мной что-то не то. Но потом я немного повзрослел и смирился с этим. Так и привык. Хотя порой это вынужденное одиночество меня расстраивает.

И опять врёт. Нет, это было правдой, но уже немного неактуальной: он уже века назад перестал об этом задумываться, потому что научился использовать эмоции людей в свою пользу, как делал с Музой Львовной, и о чём говорил Лиде раньше.

–Правда? А почему так происходит? Тебе разве не хочется узнать причину? — девушка старалась не выдавать, насколько сильно её волновала эта тема, но у неё не совсем получалось.

–Хочется узнать, но я пытаюсь не зацикливаться на этом, не быть же мне всеобщим приятелем! Да и не так уж я одинок: мы же с тобой неплохо общаемся, да и с Ростиком тоже, — подруга слегка покраснела, но он не понял, из-за чего. Для того, что он хотел сделать, сейчас был не лучший момент, но он решил рискнуть, — Почему ты так взволновано? У тебя тоже было такое?

Он знал ответ на этот вопрос и сам, но главное заключалось в другом: скажет ли она его. Смог ли он добиться её доверия, и захочет ли она открыться ему? Ему удавалось сохранять внешнее спокойствие благодаря многовековому опыту, но сердце колотилось о стенки груди как сумасшедшее.

Подбрасывало дровишек в огонь то, что девушка не спешила отвечать. Она задумалась, отвела взгляд, хотя раньше смотрела на него, и стала нервно кусать губы. Было видно, как она колеблется, и Лазарь уже начал жалеть, что задал этот вопрос, когда Лида снова взглянула на него и начала говорить:

–Да, это было с тех пор, как я была совсем маленькой, ну, лет пять. Дети без всякой на то причины начинали плакать и бояться меня, или родители не давали отпрыскам со мной общаться. Потом в началке это же продолжилось, ну а в средней школе меня просто игнорировали. Подруга только недавно появилась, и ты с Аминой, — первые слова она произносила напряжённо, но потом стала говорить свободнее. В голосе слышалась обида на прошлое, которую подруга безуспешно пыталась скрыть, но к концу уже начала улыбаться. — Я долго думала, что просто пугала кого-то своим внешним видом, искала в себе что-то отталкивающее, но так и не нашла точной причины такого поведение.

«Оу, такого я не ожидал. Думал, скажет пару слов, чтобы сохранить вежливую беседу, а тут… Она и раньше, когда, как я считал, делилась со мной всеми мыслями и секретами, ни разу не упоминала, что сомневалась в своей внешности. Как это вообще возможно?! Лида же видит себя в зеркале и должна понимать, ну, замечать… что красивая, в общем…» Лазарь сам смутился от этой мысли: раньше он не обращал внимания на то, как девушка выглядит. В смысле, помнил её черты, по которым бы узнал из тысячи, но никогда даже не задумывался о том, какая она, не пытался оценить образ, просто никогда не заострялся на этом.

Вернее, только в цели анализа, когда пытался убедиться, что Креон её отец, но вынес только информацию про средиземноморский тип внешности и черты русской красоты. А сейчас ему словно с глаз стянули пелену, за которой он увидел длинные блестящие волосы, струившиеся по плечам и спине поверх пальто, изящные росчерки бровей на аккуратном овале лица и яркие, как зелень лесов, глаза за длинными пушистыми ресницами. Пауза затянулась из-за неожиданного для него открытия, но постарался вернуться к беседе, но не отпуская эту идею:

–Я бы никогда не подумал… Главное, не волнуйся так: ты не одна, я с тобой, твои подруги тоже. А из-за внешности, даже не думай комплексовать! Ты ведь… ну… очень милая, — теперь уже он покраснел, как самый настоящий подросток. Сейчас говорить эти слова было особенно неловко, хотя за всю свою долгую жизнь ему доводилось раздавать множество куда более бесстыдных и откровенных комплиментов, а тут от «милой» засмущался. Что это с ним такое?!

Хотел как лучше, а вышла ещё одна неловкая ситуация. Лида тоже залилась краской и робко поблагодарила его: видно не привыкла даже к таким обычным приятным словам. Однако незадачливых подростков спас торговый центр, через дверь-вертушку которого они уже проходили. Это было то же место, где они были позавчера, только людей поменьше, а за стеклянными витринами разнообразных магазинчиков не стояли поражающих размеров очереди.

Девушка первая встала на эскалатор, а Лазарь — на ступеньку ниже, так что их лица оказались на одном уровне. Лида быстро сориентировалась и перевела застопорившийся диалог на тему выбора мест в зале. Прикидывая варианты рассадки, они немного посмеялись, что какие-бы места они не выбрали, им обязательно «повезёт», и перед ними сядет кто-то, загораживающий обзор, что снова сумело сгладить положение. Только у кассы они окончательно определились: решили не мучиться и выбрать те же места, что и в прошлый раз — центральные на последнем ряду.

Вечник, не имевший богатого опыта похода в обыкновенные кинотеатры, ориентировался исключительно на видимое в кино и предложил спутнице выбрать закуску к фильму, и уже через несколько минут они благополучно сидели в зале со средним стаканом попкорна, вставленным в специальное углубление подлокотника между их креслами, и болтали, делясь предположениями касательно фильма, совсем не обращая внимания на начавшуюся рекламу.

Парень был немало удивлён, что Лида выбрала именно исторический фильм — сам посчитал этот вариант слишком занудным, чтобы предложить подруге — но удивление было приятным: может, хоть в подсознании у неё осталась любовь к истории, которую у него, вроде, вышло ей привить. У него не было никаких высоких ожиданий к этой картине, как, впрочем, и к любой другой, но атмосфера заставляла его воодушевлённо ждать начала.

Бюджет был в разы меньше, чем у того, что они смотрели на днях, если верить написанному в интернете, но при этом действие было куда более захватывающим, да и актёрский состав был подобран весьма удачно. На костюмы и реквизит создатели тоже не скупились, так что происходящее на экране выглядело аутентично, за исключением пары мелких исторических ляпов, которых нельзя было избежать в силу того, что фильм был художественный, а не документальный.

Как и в прошлый раз, Лазарь постоянно оборачивался на соседку, чтобы понять, нравится ли ей то, что происходило на экране, и сейчас, девушка увлеченно наблюдала за действием, в глазах загорелась искорка интереса, которая делала её образ ещё более очаровательным: взгляд следовал за героями, губы слегка приоткрыты, и лёгкий румянец расцветил щёки.

Перед зрителями разворачивалась грандиозная битва, приковывающая всеобщее внимание, но парень наблюдал не за ней, а за подругой, от которой теперь не мог отвести глаз. Они были в разлуке чуть больше шести месяцев, что, по сути, очень короткий срок, и внешне она не могла особо сильно измениться, но что-то всё же было не то. Взгляд, ставший таким серьёзным, наполнившийся грустью, не покидавшей его. Вот что отличало эту девушку от Лиды, с которой он познакомился. У той девочки не было бремени знания о вечной жизни, странных знакомств, кошмаров, покинувших сны и воплотившихся в реальности, стольких потерь и непомерно высокого груза ответственности Наследницы, который он сам сомневался, что смог бы вынести… и таинственной «амнезии», которая, может, и забрала все эти страшные воспоминания, но оставила за собой другой неизгладимый след.

Видно, он смотрел на неё дольше, чем думал. Девушка, наверное, почувствовала его взгляд и повернулась к нему. Почему-то стало так же неловко, как когда во вторник Лазарь машинально взял её за руку, чтобы успокоить после скримера, но только Лида сконфуженной не выглядела, наоборот, весело улыбалась. «Может, всё-таки не заметила, а то мало ли, что могла обо мне подумать…» Похоже, так и было: подруга наклонилась близко к его уху и тихо, прикрывая рот ладошкой, чтобы никому не мешать, спросила:

Конец ознакомительного фрагмента.