Мещанский Урбеч. Околофилософский дневник о том, как я начал завтракать, и к чему это привело

Константин Худяков

Эта книга – умный собеседник, которого нам часто не хватает в жизни. Девять визитов в кафе, девять поводов задуматься о цели существования; о своей роли в глобальных процессах. Улыбнуться остроумному решению сложной дилеммы. Услышать в какофонии постмодерна чистый голос здравого смысла…Эта книга для тех, кто хочет научиться мыслить самостоятельно и для тех, кто уже умеет. Польза, удовольствие и миниатюрный объем – как в легком завтраке перед началом трудного рабочего дня.

Психологическая практика длиною в жизнь

N+1-ое августа, четверг. Сырники и фильтр «Кения».

Их было двое: один выше, другой ниже, один старше, другой — ну, вы догадываетесь.

Когда один молчал, другой говорил, а говорил он почти всегда.

Умнее всё же был тот, который молчал.

Получается, что быть идеалистом — жизненно необходимо, а быть материалистом — невыполнимая задача даже при большом желании, к тому же дело неблагодарное.

Можно сколько угодно понимать, что материя первична, что мир материален, но человеку всё равно не обойтись без частички идеалистического восприятия. Может, и не каждый день мы обращаемся к вопросу «Зачем мы живем?», но, при случае задавшись этим вопросом, мы вряд ли удовлетворимся примитивно материалистическими ответами.

Желание заняться поиском смыслов преследует нас всегда и всюду — пока мы малы (чтобы разобраться, куда мы попали), в подростковом возрасте (чтобы понять, чем можно отличиться), в зрелом возрасте (чтобы найти что-то новое, ведь старое наверняка не удалось), да и в преклонном возрасте, чтобы подстроить ответ под то, что мы успели сделать и при случае научить жить других. Окружающие (как профессиональные психологи, так и те, к кому мы волей-неволей прислушиваемся: блогеры, лидеры мнений, соседи, писатели) порой начинают нас учить жить намного раньше, чем мы готовы это воспринимать. Они создают и распространяют информационный шум, предлагая «свои» модели, часто тоже где-то подслушанные. Но разве может пытливый ум удовлетвориться этим?

Очевидно, что наличие жизненных целей подразумевает необходимость той или иной оценки их достижения. Я всегда считал: давать оценки человеку и его жизни можно только после смерти, по итогам, так сказать. Но в последнее время, не без влияния определенных людей, обратил внимание на то, что такой подход нельзя применить к оценке собственной жизни: в конце концов, после смерти нам будет уже всё равно, как оценивают нашу жизнь другие люди; мы об этом не узнаем. Выходит, что жить ради чужих оценок неверно, потому что предварительные оценки будут всегда преждевременными, а жить ради конечных оценок — бессмысленно, ведь мы о них не узнаем.

По всей видимости, «миллениалы» (раз уж мы начали с материалистов и идеалистов, почему бы не продолжить плодить ярлыки?) стремятся не столько найти смысл жизни, сколько искать выход из навязанной ими самими или обществом безвыходной ситуации, вплоть до депрессии.

Ситуация усугубляется тем, что мы постоянно становимся жертвами когнитивных травм — особенно хорошо это видно по нашей реакции на новости, на информационные качели. Помню, меня увлекло одно событие (оказавшееся в итоге не слишком важным), и я ловил себя на том, что непрерывно листаю и обновляю ленту новостей, испытывая настоящий информационный голод. Возможно, подобное было не только у меня, и в этом случае реакция меняется от «ну ладно, наверное, не всё так плохо» до «неужели всё действительно так плохо», и мы медленно сходим с ума, пока нам не предложат новую, более актуальную тему, с такими же качелями. И как же быстро мы забываем о том, что не давало нам спокойно жить!

Решения этой проблемы пока нет (как и должного осознания ее наличия), но она действительно влияет на качество нашей жизни, мешая сфокусироваться на собственных проблемах и их решении. Возможно, способами преодоления дискретной, но длительной тревожности являются переход к длинному мышлению, написание дневников, чтение, анализ и обсуждение книг, составление собственных образов из прочитанного — иными словами, насыщение мозга с одной стороны абстрактными глобальными задачами, с другой — практическими малыми (например, работой, которая позволяет блокировать информационный шум).

Нас окружают страхи — и от беззаботного существования, присущего нам в детстве, мы переходим к тревожности. Мы чувствуем, что на нас давят самые разные факторы: токсичные люди в нашем окружении, гендерное неравенство, экологические проблемы, да что угодно, но желательно, чтобы проблема возникала не по нашей вине, а решение находилось за пределами нашей компетенции. В этом случае достигается максимально удобное соответствие образу «героя против системы».

Было бы упрощением считать, что отдельный человек абсолютно бессилен перед проблемами современности («не мы такие, жизнь такая!»), но и сваливать на него всю вину и ответственность тоже неприемлемо. Сейчас мы больше склонны искать, чем находить — это увлекательный процесс, не имеющий реального конечного результата, и, к сожалению, на этом этапе можно сильно задержаться. Получается эдакая «бесконечная психологическая практика», и в этом случае, действительно, идеализм как простой ответ на вызовы, поставленные перед нами нашим же мозгом — прекрасный (если не сказать — идеальный) выход, спасение для тех, кто начал чувствовать бессмысленность своего нынешнего существования, но не хочет этим закончить.

«Ни бог, ни царь и не герой»¹³ — но кто-то же должен быть, не так ли?

Когда происходит или намечается землетрясение, мы исследуем земную кору, изучаем и интерпретируем сигналы, чтобы понять, где, когда и при какой совокупности условий бить тревогу. Почему мы не делаем этого с людьми и с обществом, с отношениями? Что мы думаем о стихийных бедствиях? Что они неизбежны, фатальны и случайны. Тем не менее мы стараемся их избегать, пытаемся спастись и прилагаем усилия, чтобы подготовиться к ним. Что мы думаем о социальных бедствиях? Что это всё рукотворное, что это можно уговорить, пережить или не замечать. Почему от неизбежных стихийных бедствий мы спасаемся, а от избегаемых социальных — нет? Почему мы охотнее боремся с невидимым врагом, чем с теми процессами и явлениями, которые непосредственно нас касаются?

Популярность психологических услуг и их суррогатов в виде, например, мотивационной литературы хочется, как и всё иное, объяснить спросом. Но чем объяснить сам спрос?

В то время и в том месте, когда мне пригодилась бы психологическая помощь (всегда хочется верить, что эти времена уже позади), рынок психологических услуг не был так развит. Приходилось справляться с вопросами к себе и к жизни, просто созерцая и размышляя «в вакууме», без посторонней помощи. Живешь, как персонаж какого-то романа, желательно — приключенческого, и не особо отдаешь себе отчет в том, что жизнь — рутина, а не борьба, а если и борьба, то оканчивается она рутиной, победил ты или проиграл.

Когда я мысленно общаюсь с психологом (к настоящему психологу стоит идти, наверное, когда признаешь наличие проблем, вот я и не иду)¹⁴, я жалуюсь ему на недостаток уважения со стороны окружающих. Я не знаю даже, откуда это взялось: почему я считаю, что есть какой-то недостаток; почему кто-то вообще должен меня уважать, да и как оценить уровень этого уважения? Это, по-моему, прекрасный пример мотивации к неопределенным (и потому бесконечным) действиям: «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что»¹⁵. Считаю, что главнее понять не «что нам нужно делать», а «почему мы не можем просто ничего не делать?». Несмотря на то, что часто можно слышать о необходимости позитивной программы в любых начинаниях («бороться за что-то», а не «против чего-то»), я предлагаю сфокусироваться именно на «барьерах жизни», на негативных обстоятельствах, раздражающих нас. Определить, что не дает покоя, и держаться изо всех сил за этот источник беспокойства, хранить его, терять, когда надоест, а потом находить снова, переоткрывая не цели жизни, а барьеры жизни. И по мере сил преодолевать их, на то они и барьеры.

Но не только мы сталкиваемся с барьерами, но и барьеры сталкиваются с самым опасным врагом человечества — ленью, а точнее, с естественным механизмом защиты от ненужных действий. Сложно убедить себя в том, что выдуманный барьер должен быть преодолен просто для того, чтобы нам было чем заняться. Если увлечься проматыванием вперед процесса преодоления барьеров, мы всё равно упремся в бесполезность через несколько повторений «и что тогда?».

В этой мысленной борьбе, которая возникает при противодействии выдуманных целей или барьеров с выдуманными причинами их не преодолевать, и проходит жизнь. Глобально лень как идея о том, что нам не нужно совершать определенные действия, соотнеслась с возможностью придерживаться такой позиции и институционализировалась¹⁶ — наступил бум делегирования. Мы пытаемся переложить всё — принятие решений, решение проблем, поиск истины, труд — на кого-то другого. Это предрасполагает нас к придумыванию заведомо неразрешимых проблем и формированию спроса на психологические и, шире, другие услуги неочевидной полезности.

«Ни бог, ни царь и не герой» — но, пожалуй, не я.

Примечания

13

«Никто не даст нам избавленья: ни бог, ни царь и не герой — добьемся мы освобожденья своею собственной рукой» — фрагмент из «Интернационала», международного пролетарского гимна.

14

Да, согласен, вместо того чтобы писать этот дневник, можно было просто сходить к психологу. Но так ведь интереснее, правда?

15

«Поди туда, не знаю куда» — советский полнометражный мультипликационный фильм (1966 год) по мотивам русских народных сказок, в частности «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». По мотивам этой сказки также поставлена пьеса «Про Федота-стрельца, удалого молодца» Л. Филатова. Сюжет заключается в том, что царь, желая извести стрельца и жениться на его супруге, придумывает для главного героя испытания, последнее из которых априори невыполнимо.

16

Превратилась в институт, то есть в форму организации отношений с установленными правилами, нормами и саморегуляцией. Иными словами, лень перестала быть редким и опасным для жизни исключением, а стала массово приемлемым и вполне жизнеспособным шаблоном поведения.