Спаситель

Константин Хорс, 2023

Манипулируя общественным мнением, могущественные силы внедряют через соцсети программу, направленную на мотивирование пользователя к саморазвитию. Используя труд профессора нейробиологии, они улучшают алгоритм работы программы и порабощают сознание пользователей. Объединяя цифровые копии людей в одну сеть, эти силы получают огромную власть, в борьбе за которую не останавливаются ни перед чем.

Глава 2

На аккуратных, вымытых улицах французской столицы царил ажиотаж. Сегодня долгожданная премьера нового фильма! Кинотеатры, словно разворошенные муравейники, наполнились разноцветной толпой посетителей. Все стремились попасть на первый показ. Впервые анонсированный три месяца назад остросюжетный фильм, снятый по мотивам компьютерной игры, был долгожданным событием.

Еще до выхода в свет фильм приобрел массу фанатов, благодаря грамотной рекламе и социальным сетям. Вооружившись футболками, кепками, попкорном и газированной водой они с нетерпением ждали начала сеанса. Казалось, в воздухе вот-вот появятся искры от напряжения людских страстей.

В одном из таких кинотеатров, неотличимые от общей массы, ожидали четверо молодых парней. Они не общались между собой и находились в разных концах очереди, готовой ворваться в кинозал и насладиться каскадом событий и спецэффектов. Объединяло их лишь то, что все четверо были арабы. Даже опытный глаз не смог бы распознать в них компанию. Каждый из них выглядел абсолютно нормально, модная одежда и прическа, блеск предвкушения в глазах. Пожалуй, единственное сходство было в однообразии стиля одежды — на манер 80-х годов XX века: цветные кроссовки, узкие джинсы и мешковатые белые кофты; впрочем, большинство в очереди выглядели так же.

И вот началось! Двери распахнулись — и людская масса, будто морская волна, устремилась занимать места. Все расселись, надели 3D-очки и, с нетерпением просмотрев рекламу будущих премьер, замерли в едином порыве. Как только на экране зазвучала знакомая музыка, и появился всем известный логотип кинокомпании, зал затих, и только редкий нахал позволял себе хрустеть попкорном, вызывая молчаливое негодование соседей. Молодой француз со своей подругой увидел, как сидящий рядом араб надел наушники.

— Посмотри, — кивнул он в его сторону, обращаясь к девушке, — этот идиот решил послушать свой саундтрек.

— Да, каких только чудиков не увидишь, — откликнулась она, презрительно ухмыляясь. Молодая особа вальяжно растянулась в удобном кресле, обитом синим бархатом, подчеркивая своей неприличной позой пренебрежение к окружающим.

В дверь аппаратной, где скрывается таинство кино, уверенно постучали, как к себе домой.

— Наверное, начальство, — подумал техник и, нехотя поднявшись, направился открывать.

Как только он повернул ручку, дверь резко распахнулась, больно ударив в лоб ошарашенного техника; в комнату ворвались двое: крепкий коренастый чернокожий со свирепым выражением лица и щуплый араб. Оба были лет двадцати пяти, хорошо одетые, в строгих костюмах из шерсти синего цвета с отливом. Чернокожий, не теряя времени, ударил техника в шею электрошокером. Мощный разряд вышиб сознание из несчастного, и беспомощное тело с грохотом рухнуло на пол, словно мешок с костями. Нападавший тут же взобрался на лежащего без чувств бедолагу и принялся его душить. Убийца знал свое дело, и скоро все было кончено. С чувством выполненного долга он поднялся с бездыханного тела и, осмотревшись, замер на середине комнаты, напоминая часового на посту.

Араб, сопровождавший убийцу, действовал не менее решительно и хладнокровно. Только они ворвались в помещение, закрыв дверь на замок, он устремился к компьютеру, с которого осуществлялось управление показом. Уверенно, словно делал это неоднократно, араб вставил флэш-карту в компьютер и запустил программу, установленную на ней. После того, как загрузка сторонней программы на компьютер кинотеатра была завершена, он достал флэш-карту и нажал кнопку ввода.

Публика в кинозале была уже всецело вовлечена в происходящее на экране, благодаря 3D-технологиям и потрясающей акустике. Вдруг невообразимая боль пронзила всех собравшихся, словно через уши в мозг воткнули раскаленные иглы. Люди корчились в страданиях, принимая нелепые позы, падали на пол, кто-то пытался закричать, но лишь издавал чуть слышный звук, похожий на скрип старой мебели.

Сползая с кресла на пол от невыносимой боли, молодой француз краем глаза заметил соседа араба. Он сидел как ни в чем не бывало и с явным наслаждением наблюдал за происходящим.

В кинозале, охваченном ужасом, лишь четверо арабов, предусмотрительно надевших наушники, благополучно избежали страданий. Убедившись, что все идет как надо, они направились к двум основным выходам. Поскольку все четверо сидели у проходов, им не пришлось пробираться через несчастных любителей остросюжетных фильмов, умерщвляемых изуверским способом.

У дверей арабы достали из объемных одежд взрывчатку с прикреплённой к ней скотчем шрапнелью. Каждый знал свое дело, словно это житейская рутина; ловкими движениями заминировав двери, они направились к запасному выходу. Лишь капли пота, выступившие на их лицах, выдавали титаническое напряжение воли и предельное сосредоточение.

Когда они шли по кинозалу, большая часть посетителей была еще жива, у многих из глаз и ушей обильно сочилась кровь. Но холодящее душу зрелище не пугало молодых людей. В ушах у них звучала песня — красивый мужской голос читал нараспев восьмую суру Корана. Последним шел тот, что еще пару минут назад наблюдал за надменными французами, сидящими в параллельном ряду. Он на мгновение задержался у тел несчастных. Теперь эти горделивые безбожники лежали у его ног, в агонии, отчаяния и боли. Глаза его пылали неестественным светом, словно внутри его бушевало пламя. «Сегодня мы совершили великое дело. Сегодня возмездие обрушилось на головы неверных, и огонь ада ждет их», — думал он, и эта мысль приводила его в исступление и невообразимый восторг.

К нему подошел соратник, дернул за рукав, кивнул головой в сторону двери; без лишних промедлений оба направились к запасному выходу из кинотеатра.

На улице они увидели, что их братья уже сидят в машине, сером невзрачном Пежо. Ласковый вечер обнимал приятной прохладой и легким осенним ветерком, но подобные мелочи их интересовали. В машине тот, что указал последнему из них на выход в кинозале, снял наушники и тронул за плечо сидящего за рулем; и все четверо устремились прочь с места жуткой расправы. Один из них так и сидел в наушниках, слушая песнью снова и снова, глядя в окно горящими глазами.

Тем временем щуплый араб и его чернокожий брат уверенным шагом вышли из здания кинозала и сели на заднее сидение тонированного Мерседеса бизнес-класса. Респектабельный автомобиль направился в сторону одного из неблагополучных районов Парижа, не нарушая скоростной режим.

После окончания фильма из кинозала никто не вышел, и сотрудницы, сидящие у дверей, недоуменно переглянулись. По прошествии десяти минут одна из работниц решила зайти и проверить, почему люди не торопятся как обычно. Она схватилась за ручку и деликатно отворила дверь. Яркая вспышка света, словно застывшее в вечности мгновение, заполнило все вокруг нее. Громкий хлопок ошарашил сидящих у соседнего выхода коллег незадачливой работницы кинозала.

Девушки, еще не осознавая, что происходит, поддались инстинкту и бросились бежать, забыв про двух подруг у злополучной двери. Сотруднице кинозала не довелось увидеть вспышку и услышать взрыв. Очнувшись спустя мгновенье после него, она обнаружила, что лежит на полу, и в ушах у нее жуткий свист. Ничего не понимая, девушка попыталась подняться, но, к своему удивлению, не смогла этого сделать. Вокруг стояло облако пыли, и какая-то липкая жидкость испачкала ее платье. Осмотрев себя, она увидела, что вся в крови, и сознание тут же покинуло ее, что избавило беднягу от неминуемых страданий.

Посетители кинозала, те, что ожидали следующего сеанса, словно стадо обезумевших животных, устремились к выходу, после взрыва не замечая упавших и топча их, если те преграждали путь к спасительным дверям. На улице, вместе с персоналом и охранником, с облегчением и любопытством наблюдали за происходящим. Многие уже успели включить камеры телефонов с целью запечатлеть момент и выложить в интернет.

Кто-то из живущих по соседству догадался вызвать жандармерию, и те не заставили себя ждать. Через пять минут здание кинозала было оцеплено, и близлежащие улицы перекрыты. Зевак оттесняли на безопасное расстояние, и на дурацкий вопрос «что происходит» жандармы сухо рекомендовали обращаться в пресс-центр.

Капитан спецотдела Жан Лефош в своей машине с тревогой ожидал саперов и новостей. Глаза его нервно и бессмысленно оглядывали местность и толпу любопытных. Хорошенькая молодая особа привлекла его внимание. Она одна из многих, каких сотни тысяч на улицах Парижа, но он смотрел на нее, сам не понимая почему. Подъехали кареты скорой помощи. В глубине кварталов слышался надрывный вой пожарной сирены.

— Опять заставили улицы и не дают пожарным проехать, — сказал водитель, курносый парнишка двадцати лет.

«Совсем еще молодой, три месяца на службе, а уже разбирается в этом дерьме», — ворчал про себя капитан Лефош.

Он пристально смотрел на ту молодую даму и пытался понять, чем она привлекла его внимание. Девушка с каштановыми волосами, в черном осеннем плаще и с шарфом на шее заметила, как пристально за ней наблюдает офицер в машине. Она мило улыбнулась и уверенным шагом пошла в сторону «скорой». У машины девушка вновь повернулась к офицеру и посмотрела ему в глаза. В ее взгляде не было и намека на кокетство, она словно бросила вызов. В то же мгновенье сильный взрыв разметал ее хрупкое тело на ошметки. Взрывная волна подбросила и перевернула автомобиль скорой помощи, а зевак рядом с эпицентром взрыва скосило, словно траву.

Лефош сам не понял, как оказался на полу машины. Его сознание повисло в оглушающей тишине. Секунда тянулась вечность, но мысли проносились со скоростью света. Постепенно какофония звуков возвращала его к вопиющей реальности — реальности, в которой царила паника и ужас. И словно кто-то включил звук на полную громкость. Капитан услышал вопли раненых, крики коллег и хаос происходящего.

Осмотревшись, он понял, что не ранен, теперь предстояло осмотреть улицу. Лефош медленно открыл дверь, вывалился из автомобиля, уверенно поставил ноги на ширину плеч, придерживаясь правой рукой за двери машины. Картина перед глазами заставила капитана оцепенеть от ужаса, словно оголенный нерв сознания поразили электрическим током.

Повсюду валялись разорванные тела, кричащие от боли раненные в лужах крови. Казалось, будто мостовую облили кровью из пожарного шланга. Перевернутая машина скорой помощи догорала в пяти метрах от эпицентра взрыва, а назойливые зеваки, те из них, кому посчастливилось остаться целыми, разбежались.

Краем глаза Лефош заметил, что парнишка-водитель как-то странно, неестественно сидит в кресле автомобиля. Капитан решил посмотреть, но ноги не слушались. Шагнул и чуть не упал. Он присмотрелся — и все стало ясно. Голова водителя склонялась на грудь, но левый висок было хорошо видно, и отчетливо была видна тонкая струйка крови, сочившаяся красной линией, обозначившей финал толком и не начавшейся жизни.

На следующий день дождливая пелена затянула небо над столицей Германии, казалось, будто все промокло насквозь.

Толпы людей на улицах вечернего Берлина тянулись к центру выразить свой протест и степень недовольства политикой. Однако промозглый город, вместо воодушевленного, единодушного стремления, навевал унылую атмосферу, словно потоки людей — лишь рутина конвейера на фабричном производстве в раз и навсегда утвержденном плане.

Несмотря ни на что, многие из протестующих были полны решимости заявить о себе. Некоторые искренне верили, что у них все получится, и протесты многих тысяч действительно повлияют на руководство страны.

В назначенное время на площади, в количестве достаточном для значительного, они начали декламировать лозунги на ближайшие окрестности надписями с развернутых в толпе транспарантов.

Все требования и ультиматумы, произносимые на митинге, немцам были уже хорошо знакомы. И большая часть добропорядочной Германии разделяла тревоги и устремления харизматичного вида граждан, с хорошими ораторскими навыками, регулярно выступающих в защиту социального здравомыслия. Однако хроническое пренебрежение властей превращало изначально вполне очевидные и естественные просьбы в нечто одиозное, нечто до глубины, до боли знакомое.

Среди прочих, в толпе митингующих попадались подозрительного вида персонажи. Как правило, бритоголовые мужчины крепкого телосложения. В основном они концентрировались у трибун и вели себя вполне благообразно. Миру и спокойствию, кроме особо впечатлительных ораторов, ничего не угрожало. И простому прохожему могло показаться, что это обычная ярмарка или фестиваль.

Ловкие торговцы предлагали все необходимое для вкусной прогулки без отрыва от происходящего. Лотки, украшенные разноцветными шариками и лентами, словно лучики солнца, добавляли оптимизма в банальную серость дождливого дня.

Дети по большей части не понимали происходящего и стремились заполучить как можно больше сладостей и цветных флажков у незнакомых взрослых, раздававших их всем бесплатно.

В пивных было не протолкнуться. Сегодня основной темой разговора за кружкой пива была не спортивная жизнь, а политика, как в старые добрые времена.

Пеструю гармонию толпы разрушили два молодых человека в белых спортивных костюмах, с капюшонами на голове. Их отличие было разительное. Центральной темой мероприятия было засилье мигрантов с востока. Лица неевропейской внешности старались не посещать подобные собрания. Тем не менее никто не обращал на них внимания: одни праздно шатались с чувством сопричастности, другие заслушивались очередным горлопаном с трибуны.

Первый двигался в центр площади, едва сдерживая страх. «Братья рассчитывают на меня, я должен исполнить волю Всевышнего. Он выбрал именно меня! — судорожно размышлял араб. — Шейх не простит мне слабости, я должен!» — отчаянно убеждал он себя, с усилием передвигая ноги навстречу неизбежному. Казалось, все вокруг подозревают, знают, зачем он здесь. Вот-вот какой-нибудь неверный схватит его и закричит на всю площадь. Стараясь не поднимать глаз, он то останавливался, то нетвердым шагом протискивался в толпу.

Второй уверенным шагом приближался к трибуне, свысока разглядывая окружающих. Казалось, что все эти ничтожества, сытые и довольные, боятся даже взглянуть в его сторону. Из наушников протяжным напевом лилась седьмая сура Корана.

«Эти нечестивые собаки, пожиратели свиней, даже не знают, что сегодня на них падет кара Всевышнего! — яростная гордость переполняла его при мысли о тех, кто окружал его сейчас. — Меч Господа покарает их за грехи и то зло, что есть они сами».

Так бы и случилось, но на пути гордыни встал страх. Его перепуганный друг вынырнул из толпы на полицейского, в трех метрах вокруг которого не оказалось никого. Он словно оцепенел от неожиданной встречи и замер, не в силах двинуться с места. Патрульный сразу обратил внимание на подозрительного субъекта и уже сделал шаг к нему навстречу. Правая рука потянулась к пистолету, а левая поднималась раскрытой ладонью на уровень лица араба. Взрыв убил их обоих и еще с десяток человек вокруг.

Ударная волна прокатилась по всей площади. Второй араб прошел метров пять и повторил судьбу первого. Еще один взрыв прогремел в ста метрах от трибуны. Толпа замерла от неожиданности, а через мгновенье пронзительный вопль разорвал пелену небытия. Люди бросились врассыпную, прочь от гибели, не разбирая пути. Взрывы произошли в разных концах площади, и ужас погнал несчастных навстречу друг другу.

Стоявший в оцеплении полицейский Ганс Швальдер не мог поверить в происходящее. Бывалый солдат, прошедший Ирак и Афганистан, не был готов увидеть взрыв на улице Берлина. Словно оказавшись в дурном сновидении, ошарашенный блюститель порядка наблюдал за происходящим.

Очередь сверху буквально скосила семью на его глазах. Увидев искры разлетающихся рикошетом пуль, Швальдер мгновенно собрался. Кошмар еще не закончен, все в самом разгаре! Полицейский сразу определил, откуда ведется огонь; стрелок засел на крыше здания, у которого стоял Швальдер.

«Бежать к нему на крышу и пристрелить гада!» — машинально принял решение Ганс.

Но очередь не стихала, с каждым мгновеньем унося все больше жизней.

«Да сколько же у него патронов!» — в отчаянье подумал полицейский, уже подбегая к подъезду.

И вдруг Швальдер увидел ребенка, забившегося под мусорные баки. Маленький мальчик истерично рыдал, а рядом, с простреленной головой, лежало тело его отца. Ганса захлестнуло волной эмоций, он уже не мог себя контролировать. В тот же миг он оказался у мусорного бака с поднятым вверх пистолетом. Увы, стрелка не было видно. Отбежав на пару метров в сторону, он увидел силуэт на крыше и уже было вскинул руку, крепко сжимавшую пистолет. Но тут на него наскочил кто-то из толпы и опрокинул на мостовую. Люди, разбегавшиеся с места бойни, в панике не замечали ничего вокруг. Единственное, что имело значение для них, — это спастись!

Швальдер вскочил, понимая, что каждая секунда промедления означает ещё одну смерть. И снова истеричная масса помешала открыть огонь. Ганс заорал во все горло:

— Черт, пошли все вон, убирайтесь, иначе всех перестреляю, ублюдки!

Для придания словам большей убедительности он дважды выстрелил в воздух — толпа отринула, и Ганс тут же вскинул пистолет в сторону крыши.

Будто чувствуя опасность, террорист отошел дальше от края и стрелял уже в центр толпы. В отчаянии Швальдер бросился к подъезду, попутно распугивая окружающих выстрелами в воздух.

Ворвавшись в здание, он устремился наверх к выходу на крышу дома и буквально взлетел по лестнице, уже предвкушая, как расстреляет сволочь, засевшую на крыше. Уже на последнем этаже Швальдер услышал глухой хлопок. Наверху его ожидало лишь разорванное в клочья тело, ошметки от которого долетели до соседнего здания.

Опустошенный Ганс свалился на кровлю, потеряв всякий интерес к происходящему. Но вдруг с противоположной стороны площади, будто эхо, долетел звук второго взрыва. Обернувшись, он увидел, как нечто разлетелось по крыше, словно новогодняя хлопушка.

«Еще один», — безучастно выдохнул Швальдер, он вдруг перестал замечать вопли толпы и дикий хаос, творившийся внизу. Эмоции закончились, и сама жизнь перестала вызывать интерес.

В кабинете начальника он пытался изобразить участие, но ничего путного из этого не выходило.

Эрнст Манхейм, крупный мужчина высокого роста, с лишним весом, внешне напоминал нечто доброе, рассудительное и правильное. Круглое лицо и нос картошкой, под которым красовались роскошные усы, создавали образ классического бюргера.

Всю свою сознательную жизнь он прослужил в полиции, где, собственно, и приобрел лишний вес и обширную плешь. Манхейм всегда старался отстаивать подчиненных и тем самым поддерживать дух братства и ореол непогрешимости профессии. Даже когда он ругался, его мягкий, но внушительный баритон никогда не срывался на крик.

— Я работаю в полиции уже больше тридцати лет и не помню ничего подобного, — задумчиво констатировал Манхейм. — Сегодня мы подвели людей, которые доверяют нам, верят, что мы можем их защитить.

Казалось, будто он вот-вот сорвется и начнет разнос офицеров, сидящих напротив. Просто пока не зная как начать, начальник полицейского участка подбирает подходящие ругательства.

В воздухе физически ощущалось чувство вины, Швальдеру уже хотелось скорее принять ответственность на себя, освободиться от гнетущей прелюдии.

— Мы до сих пор не можем точно установить количество погибших и пострадавших, — вздохнул Манхейм. — Да что там, мы даже не знаем, сколько этих подонков было и как они действовали.

Эрнст уже набрал воздуха для следующей реплики, как вдруг зазвонил телефон, стоявший по правую руку от него. Угрюмо посмотрев на дребезжащий генератор плохих новостей, с не скрываемой неохотой Манхейм снял трубку. По мере того, как он слушал, лицо его менялось от угрюмо-печального выражения к воплощению раздраженной неприязни. Звонок длился не более минуты, но смог кардинально поменять настроение начальника.

Швырнув трубку, Манхейм решительным взором, в котором содержалось все то, что он не мог сказать вслух, уставился на Швальдера.

— Ганс, объясни мне, какого черта ты там вытворял!

— Я пытался выполнить свой долг, спасти людей, — безучастно выдавил Ганс.

После пространного бурчания Швальдера во взгляде Манхейма, помимо прочего, появилось решительное недоверие. В сети он сразу наткнулся на кричащий заголовок с приложенным к нему видео.

— Подойди сюда! — скомандовал Эрнст, решительным жестом указав на монитор.

Опустошенный Швальдер приблизился к столу начальника. Тот молча указал на видео, будто хотел ткнуть носом нагадившего котенка.

Прочитав короткую статью размером в один абзац, Швальдер напрягся, словно по жилам пустили ток.

— Включи ролик! — повелительным тоном приказал Манхейм.

После просмотра Ганс погрузился в пучину смятения, он не понимал, чего в нем больше: возмущения, страха или ненависти. На видео был запечатлен он сам, и как раз в тот момент, когда выстрелами в воздух разгонял толпу. А в заголовке статьи жирным шрифтом красовалась сенсация — «Террорист переоделся полицейским».

— Начальство требует решительных мер, — раздраженно выпалил Манхейм, — и я намерен эти меры принять, а потому до конца расследования ты отстранен!

Швальдер молча вышел из кабинета начальника и сумрачной тенью потянулся к ближайшему бару. Казалось, будто хмурое небо впиталось в жизнь, превратив ее в нудную пытку. Он не обращал внимания на унылые, пустые силуэты прохожих и проезжавших мимо автомобилей.