Отечественная историография весьма скупа в отношении на первый взгляд ничем непримечательной южноафриканской страны Зимбабве. Однако здесь кроется главное заблуждение. История данного государства вместила в себя загадочные каменные развалины первых африканских государств южнее Сахары, легенды о древней сказочно богатой золотом библейской стране Офир, мятежные полки знаменитого зулуса Чаки, тяжесть британского колониализма с его негласным символом – Сесилом Родсом, и, наконец, Южную Родезию – государства ставшего "раем" для белого меньшинства, узаконившего режим сегрегации, концом которого послужила кровопролитная война в Буше, длившаяся более десяти лет.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Краткая история Зимбабве с доколониальных времен до 1980 года предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Доколониальный период в истории Зимбабве
О ранних культурах, занимавших территорию современного Зимбабве известно крайне мало. Главными источниками в их изучении служат археологические находки и устные предания, сохранившиеся среди жителей Зимбабве.
Зимбабвийское плато ограничивается с севера и юга долинами рек Замбези и Лимпопо. К востоку лежит обширная прибрежная равнина, достигающая Индийского океана, а на западе леса и саванна постепенно уступает свое место мрачной пустыне Калахари.
Обилие осадков, обширные пастбища, плодородная почва и имеющийся в изобилии строевой лес, делали плато благоприятным для сельского хозяйства. На небольшом расстоянии от поселений располагались месторождения золота, железа, олова, меди[1]. Не менее важно, что большая часть местности не была заселена мухой Цеце, разносящей сонную болезнь, вызывающую сильную лихорадку с возможным летальным исходом. Все эти условия способствовали заселению данной территории различными племенами.
Первые поселения на землях современного Зимбабве датируются палеолитом. Археологическими находками данного периода являются главным образом каменные части орудий, реже изделия из кости. Более многочисленные находки мезолита и неолита — орудия труда, оружие, посуда[2]. Около 6000–5000 лет до н. э. населяющую эту территорию племена, вытеснили бушмены, оставившие после себя наскальную живопись, повествующую о нелегкой жизни охотников-собирателей. Некоторые из лучших рисунков находятся в пещерах Матопо Хиллс к юго-востоку от Булавайо, самые известные из них пещеры Бамбата, Нсватуги, Инанке и Силозване[3].
Наскальный рисунок в пещере Нсватуги
Наскальные рисунки в пещере Инанке
Бушмены повторили судьбу своих предшественников. Под напором народов банту, более развитых и агрессивных, они бежали в пустыню Калахари[4], которую они населяют по настоящее время[5].
Археология с помощью радиоуглеродного метода датирует переход к земледелию началом нашей эры. Вероятно, далекие предки нынешних зимбабвийцев, выращивали сорго, просо, бобовые и тыквенные растения. Выплавка железа была известна, однако практиковалась она сравнительно редко. В течение второй половины I тысячелетия н. э. начинается разработка месторождений золота и меди, рассыпанных по всему Зимбабвийскому плато. Здесь было обнаружено свыше 1 тыс. золотых и 150 медных рудников; а в действительности их было, вероятно, гораздо больше. В глубину шахты в среднем достигали около 15 м, но там, где это позволял уровень подпочвенных вод, они могли уходить и на 30 м. Найденные в рудниках женские кости свидетельствуют о применении труда женщин в возрасте от 18 до 25 лет. Известно, что добыча происходила зимой, в мертвый сезон для земледелия[6].
По мнению британского исследователя Бэзила Дэвидсона Зимбабве и подобные ему районы знаменуют собой высшее проявление цивилизации железного века в Центральной и Южной Африке[7].
Н. А. Ксенафонтова солидарна с этим мнением, называя районы современных государств Зимбабве, Замбии и Нигерии центром зарождения древнеафриканской металлургии железа[8].
В доколониальный период на этих землях в разные периоды существовало несколько государств. Первым из них было королевство Мапунгубве (1075–1220)[9], основанное на месте слияния рек Шаше и Лимпопо, по мнению А. Г. Дугина, племенем каранга, входящим в более общую группу шона, которая первой из банту пересекла реку Лимпопо в южном направлении и вступила в контакт с койсанами (условное название группы народов Южной Африки, представители которых говорят на койсанских языках и/или принадлежат к капоидной расе, включая бушменов и готтентотов).
«Койсаны не были склонны к созданию политий (понятие, используемое для обозначения политической организации общества от общины до государства), городов и тем более каменных стен, и в этом сходны с банту. Поэтому истоки Мапунгубве остаются загадкой. Тем не менее очевидно, что это государство было основано на линии интенсивных контактов банту, только что пришедших на эти территории, и местного койсанского населения, которое, вероятно, представляло собой не бушменов, занимающихся охотой и собирательством, но готтентотов, практиковавших скотоводство»[10].
Местоположение Мапунгубве
Развалины Мапунгубве, что расшифровываются либо как «холм шакала» либо как «холм ястреба», свидетельствует о редком явлении для поселений банту — город был окружен каменными стенами. Останки, которые, как считается, принадлежат царю и царице Мапунгубве, идентифицированы как относящиеся к койсанскому фенотипу, тогда как манера захоронений говорит о культуре банту (трупы находятся в сидячем положении, обхватив колени руками, и обращены лицом к западу).
Ландшафт Мапунгубве
Как показывает археология в строительстве в Мапунгубве, помимо стен уже активно применяли камень[11] вопреки неверным обывательским представлениям об исключительно деревянном, а то и вовсе шалашном строительстве в Африке южнее Египта. В Мапунгубве шла активная торговля с соседями через порты на побережье. Основными товарами сбыта являлись слоновая кость из долины Лимпопо, медь с гор северного Трансвааля, золото с Зимбабвийского плато. Центром торговли был город Чибуэне[12], а сама торговая сеть раскинулась от реки Лимпопо до берегов Индийского океана[13], откуда зимбабвийское золото через арабских купцов доходило до самой Индии[14]. Традиционными занятиями жителей Мапунгубве было скотоводство и земледелие. Археологические находки свидетельствуют о создании в Мапунгубве золотых украшений и железных орудий труда, что говорит о высоком развитии уровня ремесла[15].
Территория Королевства Зимбабве
С начала XIII века происходит дальнейшая эмиграция шона[16], и в 1220 г. они создают новое королевство — Зимбабве (1220–1450). Его столицей стало Большое Зимбабве, построенное к северу от Мапунгубве.
Столица представляла собой каменный город-крепость[17], схожий со средневековыми замками Европы, что свидетельствует о высоком уровне развития общества. Большое Зимбабве также превосходило Мапунгубве высотой каменных стен и масштабом городских поселений[18].
Большое Зимбабве. Современный вид.
Большое Зимбабве состояло из трех основных частей, занимавших площадь в 40,5 гектара. Это Холм Руин — скопление каменных краалей, построенных на вершине гранитной скалы; так называемый Большой Крааль, являвшийся, возможно, резиденцией правителя или церемониальным центром, который окружен приблизительно дюжиной краалей, имеющих такую же форму, но гораздо меньших по размерам; и расположенный вокруг этих двух частей город, в котором жила подавляющая часть населения. Датировка радиокарбонным методом показывает, что, хотя на этом месте и возникали периодически поселения начиная с IV века н. э., первое постоянное поселение было основано в X или даже XI веке. К XII веку Большое Зимбабве, благодаря наличию большого количества скота и близости к золотым копям, стало постепенно приобретать доминирующее положение в региональной торговле.
Холм Руин
В ранний период государства численность Большого Зимбабве составляла по разным оценкам от 1000 до 2500 человек, из которых 100 или 200 являлись правящей элитой[19]. Сейчас принято считать, что Большое Зимбабве на пике своего развития населяли от 10 до 18 тысяч человек[20].
Большое Зимбабве строилось и перестраивалось на протяжении многих сотен лет, вплоть до начала пятнадцатого века, после чего археологические данные свидетельствуют о резком социальном и экономическом спаде в государстве[21].
Один из самых известных зимбабвийских историков Дэвид Н. Бич, так описывал городскую среду: «Внутри стен, которые окружали основное поселение, хижины располагались столь плотно, что их карнизы почти соприкасались. Зеленая почва была вытоптана тысячами ног. С восхода и до заката в городе стоял ужасный шум. При определенных погодных условиях дым от сотен, если не от тысяч очагов мог создавать условия, близкие к смогу».
Далее Н. Бич отмечает, что царящая антисанитария являлась причиной болезней и едва ли могла способствовать сохранению мистического благоговения перед городом. «Зимбабве часто виделось через романтическую ауру, — заключает он, — но, возможно, клубы дыма и мухи более подходящи в этом смысле с точки зрения исторической точности. Контраст между правящими и управляемыми должен был быть шокирующим»[22].
На ранних этапах существования поселения внутри стен располагалось небольшое количество круглых жилищ, построенных из да-ш — материала, напоминающего цемент, в состав которого входила взятая из термитников глина. По мере возрастания важности Большого Зимбабве стали возводиться новые стены, которые окружали уже большую площадь. Внутри эти стены служили как в качестве опоры для домов, так и в качестве заборов, разделяющих соседние участки.
Почти миллион гранитных блоков ушло на строительство внешней стены протяженностью в 240 метров, которой был обнесен Большой Крааль. Труд людей, необходимый для того, чтобы переместить, вырезать и поставить гранитный блок на место в стене, был облегчен сочетанием географических и климатических особенностей этого места. Гранит, широко распространенный на Зимбабвийском плато, благодаря сильной разнице между дневной и ночной температурами, растрескивается, образуя параллельные трещины, и от поверхности скалы откалываются ровные слои гранита. Этот естественный процесс, который получил название «луковичная шелуха», мог быть искусственно ускорен. На вершине скалы разводился костер, скала разогревалась, а затем ее быстро поливали холодной водой.
Обычно высота стен, построенных из таких блоков, в два раза превосходила их толщину и могла достигать от 1,2 до 5 метров. Стены извивались по ландшафту, не обращая, казалось бы, внимания на все изменения рельефа. Не было прямых участков и острых углов — только изгибы. Стены Большого Зимбабве подняли мастерство создания кладки на уровень искусства. Каменные сооружения стали украшаться закругленными воротами, дверьми с деревянными притолоками, башнями и лестницами, которым придавались причудливые извивающиеся формы[23].
Все эти постройки говорят о высоком уровне развития и организации средневекового африканского государства. Европейцы, идя на поводу у своих предрассудков, долгое время считали, что их не могли построить чернокожие. Выдвигались разные точки зрения национальной принадлежности: от арабов и финикийцев до осколков европеоидной расы.
Первым из европейцев загадочные строения описал португальский исследователь Ж. де Барруш в 1552 г.: «В центре страны (Бенаметапа) стоит квадратная крепость, каменная внутри и снаружи, сложенная из камней поразительной величины, по-видимому, без применения извести… Это здание почти со всех сторон окружено холмами, на которых стоят другие строения, сходные с крепостью обработкой камня и отсутствием извести, и одно из них представляет башню высотой более двенадцати саженей». Это сообщение на долгие годы оказалось забыто[24].
В 1871–1872 годах немецкий геолог Карл Мауху заново «открыл» Великое Зимбабве, вступив в его чертоги несмотря на сопротивление местного населения. Изучив развалины, он отнес их к «финикийской» цивилизации. Мауч считал, что «Зимбабве», как он называл этот комплекс, происходит от «Симбаое», и что это производное от «саба». На основании интерпретации цитат из Библии он утверждал, что здания были построены по образцу храма и дворца царя Соломона, и что они были резиденцией царицы Сабы (или Савы):
«Туземцы признают, что они никогда не были настоль могущественными, чтобы построить такие стены, они даже утверждают, что строения могли быть построены только белыми людьми. Разве нельзя приблизиться к истине, если предположить, что финикийцы а, возможно, израильтяне тысячами трудились здесь!»[25]
Однако уже в начале XX века вышли первые исследования, опровергающие неафриканское происхождение Большого Зимбабве. Дэвид Рэндалл-Маклвер в 1906 году, и Гертруда Кейтон-Томпсон в 1931 году пришли к выводу, что бессмысленно предполагать, что разрушенные сооружения были построены кем-то еще, кроме африканских обществ. Это подтвердилось, когда позже стало возможным использовать методы датировки по углероду-14 и дополнить информацию из археологического материала результатами, полученными благодаря более систематическому подходу к устным традициям[26].
На данный момент обнаружено около 150 руин каменных поселений на зимбабвийском плато, принадлежность которых к африканской культуре в научном сообществе уже не оспаривают. Тем не менее, в будущем родезийском государстве, основанном европейцами, для самосознания белых родезийцев и националистической идеологии миф о белой первобытной цивилизации, существовавшей в дикой природе, по-прежнему имел гораздо большее значение, чем то, что могло быть подтверждено или опровергнуто научными данными. В романе родезийца Энтони Ченнелла история Большого Зимбабве предстает как падение Империи прошлого под натиском орд черных дикарей. В дальнейшем эта тема ни раз будет использоваться для поддержания идеологии расовой сегрегации[27].
Основным занятием населения королевства Зимбабве было животноводство и земледелие[28]. Выращивали хлопок, рис, ямс, просо, сорго, различные виды тыкв, бобовых, горох, земляной орех, стручковый перец и другие овощи[29]. Велась добыча золота. Торговля проходила с азиатскими и арабскими странами, главными статьями экспорта было золото и слоновая кость. В городе были развиты ремесла. Из руды выплавляли железо, из которого затем изготавливали оружия и инструменты[30]. Особое значение приобрели железные мотыги. Они настолько вошли в быт, что ими платили штрафы и значительную часть брачного выкупа (не менее 15–20 штук), фигурировали в качестве подарков и пр.[31] Что также подчеркивает высокую стоимость железа. Из золота, меди и бронзы делали украшения. В Большом Зимбабве находили большое количество останков веретен, что свидетельствует о развитости ткачества и прядения. Не менее развито было производство керамической посуды. Из стеатита, он же талькохлорит, изготавливали посуду, формы для литья, атрибуты культа.
Около 1430 г. зимбабвийский принц Ньятсимба Мутота был послан на север от Большого Зимбабве[32], где на расстоянии 350 км от него основал — Звонгомбе, будущую столицу нового государства. До сих пор дискуссионным остается вопрос о потери значения Большого Зимбабве, часть исследователей считает, что причиной этого является обеднение источников ресурсов вокруг Большого Зимбабве (в том числе плодородной земли), другая часть склоняется к изменению торговых путей, проходящих через город в результате внутренних конфликтов. Также есть мнение, что миграция на север произошла из-за залежей каменной соли к северо-востоку от Шанвэ. Однако это версия не выдерживает критики, так как вызывает много вопросов: почему тогда была проигнорированы залежи в Гокве, или еще более богатые и обильные в долине Сэйв[33]. Тем не менее, факт в том, что его политическая и экономическая роль убывала, и в 1450 г. при сыне Мутоты — Матопе, вытеснив разрозненные северные племена Тавара/Тонга было образовано Королевство Мутапа (1450–1917) со столицей государства Звонгомбе. Позже португальцы дадут Королевству Мутапа название Мономотапа, что является транслитерацией африканского королевского титула «Мвене Мутапа»[34], который изначально был прозвищем Мутоты, данное ему после покорения местных племен Читако, означающее «хозяин разрушенной земли»[35]. С подачи португальцев, а вернее благодаря путешествию Васко да Гамы, Мономотапа обрела славу таинственной золотой страны Офир, из которой сам царь Соломон получал золото[36]. Эта слава привлекала в эти земли жаждущих разбогатеть европейцев не одно столетие.
Португальская карта XVII века
Карта Роберта Бонна датированная 1770 годом.
В эпоху своего расцвета Мономотапа занимала половину территории современного Зимбабве и часть Мозамбика (между Замбези и Саби). В источниках упоминается большое количество названий племенных групп и народов, живших здесь, которые, несомненно, принадлежали к группе банту[37], преимущественно шона.
Как и говорил Васко да Гама основой торговли было золото, слоновая кость, звериные шкуры[38], также торговали железом и медью, причем не только с внутренними районами Африки, но и — через самый южный суахилийский город Софала — с другими городами восточноафриканского побережья, с Аравией, Индией, Юго-Восточной Азией. Во внутреннем обмене использовали эквивалент денег — медные слитки. Особенностью хозяйственной организации Мономотапы являлось применение ирригационного террасного земледелия наряду с типичным для субсахарской Африки ручным подсечно-огневым. Как и все народы банту на юге центральной Африки жители Мономотапы не знали ни телеги, ни плуга. Не применяли они и тягловых животных, соответственно вспашка земли, осуществлялась силами самого человека. Низкий уровень развития сельского хозяйства позволял добывать весьма ограниченный запас пищи, сильнейшим образом привязывая урожай к погодным условиям[39].
Археологи по находкам семян и косточек винограда, инжира, лимонного дерева, оливковой пальмы считают, что на склонах горы Иньянгани занимались садоводством и применяли террасное земледелие. Для предохранения естественных склонов от разрушения и для создания на них земледельческих участков, террасы укрепляли каменными стенами, делали для отвода лишней влаги каналы, запруды, дренажные трубы, позволяющие регулировать приток и отток воды на поля[40].
Вид на гору Иньянгани с запада
Вместе с тем в других местах нерегулярное применение удобрений приводило к истощению почв. Поэтому каждые четыре-восемь лет деревни снимались с места и переходили на новые территории.
Установленная система земледелия требовала больших затрат труда. В течение года было необходимо дважды обработать поле, дважды его засеять и собрать урожай. Для Зимбабве характерно обилие сорных трав и их быстрый рост, поэтому для получения хотя бы среднего урожая необходимо было производить прополку минимум 2–3 раза в сезон.
Подсечно-переложный метод обработки земли предусматривал строгое выполнение следующих операций. На девственном или необрабатываемом много лет участке железным топором вырубали кустарники и небольшие деревья, выкорчевывали пни, затем ветки, пни и стволы деревьев складывали вокруг больших деревьев и все это поджигали; после образования золы мотыгой тщательно взрыхляли почву, делая борозды 45,7 см шириной; после первого дождя на поле сажали злаки, а на огороде — овощи.
Первоначальный размер индивидуального поля составлял 0,8–1,2 га плодородной и хорошо орошаемой земли, а на сухих почвах — 1,2–2,4 га. Каждый год земледелец расширял пахотный участок минимум на 0,8 га за счет близлежащих земель. Семейный участок обрабатывался не более 2–3 лет, а затем забрасывался. Производитель постепенно, из года в год, передвигался с одного участка на другой до тех пор, пока не истощалась вся земля в районе, где расположена деревня. Таким образом, семья в год обрабатывала не более 1,6 га, а значительная часть земли оставалась под залежью, под пастбище отводилось более половины всех земель, занимаемой деревней.
Крестьянин обрабатывал столько земли, сколько мог, пропорционально количеству рабочей силы его семьи, т. е. существовала гибкая система владения в зависимости от почв, осадков и наличия работников, когда размеры участков могли время от времени то увеличиваться, то уменьшаться. Поэтому участки никогда не имели определенных границ.
Необходимо подчеркнуть, что подсечно-переложная система земледелия была эффективна лишь при наличии больших запасов свободных земель, невысокой плотности населения и достаточного количества рабочих рук. Наличие обширных незанятых земель, вероятно затормозило переход к более развитым методам земледелия[41].
Не менее важной отраслью сельского хозяйства являлось скотоводство. Скот помимо традиционной роли источника пищи, имел социальное значение, служа мерой богатства и престижа. С ним были связаны многие ритуалы, религиозно-магические представления; он входил в качестве основной части брачного выкупа, штрафов и различных подарков.
Продукты скотоводства не входили в постоянный рацион. Молоко разрешалось употреблять в пищу лишь младенцам, мальчикам-пастухам и жрецам. Мясо ели по случаю важных событий, вроде свадьбы, рождения ребенка, похорон, жертвоприношения духам предков и т. д.
До прихода европейцев скот не использовался в качестве тягловой силы.
Подобная роль скота в обществе послужила причиной того, что скотоводство носило преимущественно экстенсивный характер. Производители обращали основное внимание не на качество, а на количество своих стад, редко выбраковывая неполноценных животных забивая их. Поэтому скот по большей части состоял из местных пород низкого качества.
По остаткам костей животных, глиняным фигуркам, по изображениям на чашах из мыльного камня и дерева, найденным в большинстве каменных руин, можно выделить следующие виды животных, имевшихся в хозяйстве: зебу, быки, коровы, овцы, козы. В большом количестве разводили кур и прирученных голубей. Пастбища располагались в районах, не зараженных мухой цеце[42].
Еще одним занятием для населявших Мономотапу шона были охота, рыбная ловля и собирательство. Междуречье отличалось большим разнообразием животного мира. Здесь можно было встретить несколько видов антилоп, африканских буйволов, зебр, страусов, жирафов, львов, слонов и леопардов. В зарослях крупных рек попадались гиппопотамы. Не редки были и крокодилы. В горных ручьях, запрудах и мелких водохранилищах водилась форель и другие виды рыб[43].
В Мономотапе были развиты ремесла — ткачество, резьба по дереву из дерева и камня[44]. Судя по археологическим находкам, было распространено гончарство. Керамические изделия изготавливались ленточным методом без применения гончарного круга. Помимо ткачества, шона занимались выделкой кож. Осуществлялась покраска и орнаментовка изделий. Путешественники отмечали, что различные племена шона делали музыкальные инструменты, отличавшиеся мелодичным звучанием (имея ввиду мбиру, хотя более традиционные барабаны были также распространены). Не были забыты технологии металлургии и металлообработки.
Мбира
Шона считались одним из самых искусных металлургов в Южной Африке. Древние рудники, где кроме золота и железа добывали также медь, олово, цинк, разбросаны по всему междуречью. Близ древних шахт и рудников археологи находят остатки небольших глиняных печей, сопел, железные крицы, изделия из разных металлов. Поселения металлургов и кузнецов устраивались как вблизи рудников, так и вдали от них. О высоком положении кузнецов и об высоком значении металлургии и кузнечного ремесла в обществе говорят не только народные предания, но и археолого-этнологические параллели[45].
Традиции каменного строительства также были продолжены в Мономотапе. Всего на сегодняшний день в междуречье найдено более пятиста каменных сооружений, относящихся к разным периодам государств шона.
Эти сооружения характеризуются мощными стенами, сложенными из гранитных плит методом «сухой кладки», где украшениями служат декоративные пояса на внешних стенах строений. Особенностью сооружений является наличие лабиринтов, конические башни и «бастионы», сложная ирригационная и дренажная система. Планировка большинства каменных сооружений либо повторяла планировку местных африканских даговых хижин и типичных поселений юго-восточных банту — краалей, либо следовала естественным формам скал, камней, холмов, среди которых расположены эти строения[46].
В Мономотапе использовали примитивный календарь, который делил месяц на три десятидневные недели, но у них не было точной системы датировки лет. Накопление знаний основывалось на устной традиции, передающейся из поколения в поколение. Это способствовало формированию очень консервативного общественного порядка[47]. Письменность местными народами так и не была изобретена, вплоть до XX века. С приходом европейцев, африканцев стали учить говорить и писать на языке захватчика, поэтому нынешняя письменность африканских государств нередко основана на латинице.
Религия шона повествовала о едином творце — Мвари, однако существовало большое количество племенных и родовых духов, которые нуждались в почитании, обрядах и жертвах, вплоть до человеческих[48].
Н. А. Ксенофонтова придерживалась мнения, что Мвари представляет собой прежде всего олицетворение сил природы, нечто недостижимое, далекое и всесильное, творец мира и человека. Он не имеет отношения к частным, мелким, обыденным проблемам человеческой жизни и не воздействует на них. Под его влиянием находятся природные стихии (дождь, молнии, гром) и бедствия (наводнения, эпидемии и пр.)[49].
В стране, как и в любом развитом обществе, присутствовало расслоение по социальному и имущественному статусу. Португальцы в своих записях и отчетах выделяли знать — фумос, людей, которые «владеют землями и вассалами», т. е. прямая аналогия с феодалами, которым подчинялись вожди племен. Хронист А. Бокарро перечисляет среди вассалов Мономотапы правителей: Инаморера, владевшего землями Монгас; Макобе, возглавлявшего Барве; Чиканга, вершившего власть в Маника, и других. Кроме этих наследственных правителей, источники упоминают о должностных лицах, имевших специальные титулы и тоже входивших в верховную знать страны. Наиболее важными из них были нингомоаша — канцлер, мокомоаша — губернатор и амбуйя — министр двора. Все они являлись крупными феодалами, владели землей, имели вассалов. В то время как у рядовых жителей Мономотапы было, как правило, по одной жене, среди феодальной знати существовало многоженство. По сообщениям хрониста Д. де Гоиша, «они имеют столько жен, сколько могут прокормить, но первая считается как бы сеньорой над другими, и дети от нее являются наследниками»[50]. Здесь речь идет не об особой привилегии знати в многоженстве, а о экономической возможности, содержать более одной жены, что было затруднительно для простого человека.
Т. Бюттнер пишет — в государствах Гана, Мали, Сонгай, Канем-Борну, Конго, Мономотапа подавляющая часть губернаторов, высших придворных сановников и военачальников выходила из среды «знати по крови», т. е. находилась в родственных отношениях с верховным правителем. Напротив, часть «служилой знати», а именно чиновники двора — казначей, управляющий царскими имениями или рыболовством, сборщик налогов, — а также чиновники и вожди среднего масштаба очень часто назначались из числа членов царской дружины или бывших рабов. Процесс формирования государства во многих случаях сопровождался созданием аристократами собственных дружин, что во всей мировой истории, бесспорно, является важным показателем превращения родового общества в феодальное. Дружины состояли в основном из свободных бедняков или даже выходцев из несвободных слоев населения. Впоследствии многие из них получали земельные пожалования, и таким образом система кровного родства перекрывалась иным организационным принципом. И все же дружины не могли полностью вытеснить старую родоплеменную знать, и чаще всего она продолжала пользоваться влиянием наряду с новой служилой верхушкой. От степени могущества государства и правящей династии зависело, насколько ей удавалось замещать должности губернаторов и вождей своими ставленниками — членами дружины, придворными, приближенными лицами — и оттеснять родовую знать, в том числе даже членов царской фамилии[51].
На вершине социальной и политической пирамиды стоял верховный правитель — «Мвене Мутапа». Португальские авторы изображали его как всесильного монарха, имевшего право жизни и смерти в отношении подданных[52].
Мвене Мутапа являлся не только военачальником, но и верховным жрецом. Подданные считали его посредником между ними и верховным божеством Мвари[53]. Д. де Гоиш сообщал, что жители страны «имеют, согласно религии, несколько священных дней, в число которых входит день, когда родился их король».
Мвене Мутапа. Португальское изображение.
По сведениям того же автора, «когда Мономотапа пьет, кашляет или чихает, все, кто находится в доме, громким голосом желают ему многих лет, и то же делают те, кто находится вне дома…, и это пожелание переходит от одного к другому по всей местности, так что все знают, когда король пьет, кашляет или чихает»[54]. Подданные свято верили, что после смерти ему, подобно всем его предкам, было уготовано место в сонме богов.
Правитель и его двор строго блюли сложный церемониал. Мвене Мутапа обычно восседал на богато украшенном троне за занавесом; чиновникам, знатным вельможам, вассалам и прочим лицам разрешалось приближаться к нему только на коленях. Предметом особого почитания, имевшего глубокий символический смысл, был царский огонь. Его возжигали на священных местах во дворе правителя и поддерживали жрецы и кузнецы. Вассалы в знак верноподданнических чувств и признания верховной власти Мутапы заимствовали «священный огонь» для своих резиденций в провинциях. Вожди подвластных племен ежегодно платили Мутапе дань слоновой костью, золотом, рабами и скотом. В главных провинциях, где правили сыновья и племянники Мутапы, близкие к нему вельможи и придворные, система дани и подношений получила еще большее развитие[55]. Как видно Мвене Мутапа в своем правлении опирался на военную аристократию, священнослужителей и чиновничий аппарат. Британский историк Р. Блейк считает, что монархия Мономотапы была в некоторой степени сходна с европейскими монархиями Средневековья, хотя и уступала им в развитии технологий[56].
Вот как описывал государственное устройство Мономотапы Дуарте Барбоза (1480–1521), португальский офицер, мореплаватель и писатель в своей книге «Отчёт о странах, граничащих с Индийским океаном, и их жителях»:
«Царю Бенаметапы подчинено много царей. Он является правителем большой страны, которая идёт далеко внутрь континента, а также простирается до самого мыса Доброй Надежды и Мозамбика. Ежедневно кладут перед ним богатые подарки, которые другие цари и правители ему шлют…, каждый в соответствии со своими возможностями. Этот царь всегда берёт с собой в поход офицера, которого называют соно, с большим отрядом воинов и 5 или 6 тысяч женщин, которые также носят оружие и сражаются. С этой армией он обходит подчиненных царей, которые восстали или хотят восстать против своего государя. Царь Бенаметапы каждый год посылает людей высокого ранга из своего царства во все подвластные ему области дать им новый огонь, чтобы он мог узнать, покорны ли они ему. Это делается следующим образом: когда каждый из этих людей прибывает в какой-либо город, все огни гасятся, и когда все огни убраны, правители приходят получить огонь из его рук в знак величайшей дружбы и повиновения; место же или город, которые не желают делать так, обвиняются в мятеже»[57]. Другой португалец Сантуш утверждал, что ни один человек не говорит с королем или с его женой, не предложив подарка. «Если же он настолько беден, что не имеет ничего, чтобы предложить ему, то несет мешок земли в знак признания своего вассалитета или пучок соломы, которой кроют дома». Здесь, несомненно, речь идет о налоге, взымавшегося правителем со своих подданных в виде натуральных податей. Эти поборы можно рассматривать как типичное для всякого феодального общества присвоение на основе внеэкономического принуждения, имевшее форму ренты-налога[58].
Любопытны приводимые Д. де Гоишем данные о символах власти, которые носил при себе Мвене Мутапа: «Этот король использует два знака отличия, из которых один — очень маленькая мотыга с наконечником из слоновой кости, которую он всегда носит за поясом, давая понять своим подданным, что они должны работать и возделывать землю и зарабатывать, чтобы жить в мире, не отбирая чужое, и другой знак отличия — два дротика, показывающих, что с помощью одного он творит правосудие, а с помощью другого защищает свой народ»[59].
В годы правления Матопы границы Мономотапы определялись р. Замбези на севере, р. Саби — на юге и Индийским океаном — на востоке. В самой стране выделялись три региона по принципу доминирующей вассальной династии. В Западном регионе Гуруусва/Бутва доминировала династия Тогва. В северном регионе в долине реки Замбези Тавара/Тонга. На Востоке — Барве и Манйика. На юге, после захвата Утеве, удалось поставит прямых наместников. В первые годы существования Королевство Мутапа было раздираемо внутригосударственными конфликтами. Около 1490 года правитель Торва по имени Чангамире (не путать с Домбо 1680-х годов) успешно узурпировал трон Мутапы после убийства, действующего Мутапы Мукомберо. Он правил в течение четырех лет, прежде чем был свергнут одним из сыновей Мукомберо, Чикуйо Чисамаренгу.
Назначенный Мутапой правитель Утеве, известный как Ньямунда, воспользовавшись смутой объявил о своей независимости и начал борьбу с Мутапой за нагорье Маньики. Эта борьба вылилась в серию войн, которые фактически блокировали любые прямые контакты между государством Мутапа и побережьем в направлении Софалы.
Примерно к 1515 году Мутапа сражался с мятежниками на нескольких фронтах, некоторые из них, как в случае с Сачитеве Ньямундой и Торва Чангамире, сумели сформировать мощную коалицию[60].
Арабские купцы, наблюдая за междоусобицей не прекращали торговлю, выгода от нее перевешивала все риски. Хлопчатобумажные ткани из Индии и изделия из стекла они обменивали на золото, прибыль от таких сделок как свидетельствовал в 1518 г. один из португальцев могла достигать 100 к 1.[61] Это не осталось без внимания.
В 1505 году португальцы послали большой флот под предводительством Франсиско д'Альмейду с целью обосноваться в Индийском океане. Узнав из путешествия Васко да Гамы о торговле золотом Мономотапы с арабами, д’Альмейду было поручено закрепится на восточном побережье Южной Африки, с целью перенаправить поток золота в Европу, а точнее в Португалию. Португальцы обосновались в Софале, в нескольких милях к югу от современной Бейры вытеснив арабских купцов. Затем они направляют к правителю Мономотапы своего эмиссара, в расчете наладить торговые отношения[62]. Учитывая всю опасность мероприятия, послом назначают осужденного на ссылку в отдаленные колонии «Degredado»[63] Антонио Фернандеса. Ему удалось выполнить свою миссию. Ориентировочно в 1511 г.[64] он вступил на территорию современного Зимбабве. Фернандес установил торговые отношения, как с Мономотапой, так и с Королевством Бутуа.[65], о котором речь пойдет ниже. Однако официальные отношения Португалия с Королевством Мутапа установила только в 1560 г.[66] В том же году Гонкала да Силвейра, португальский иезуит аристократического происхождения обратил молодого Мутапу Ногомо в христианство.
Как верно отмечает А. М. Хазанов: «Вслед за солдатами и купцами, продвигавшимися вверх по Замбези, шел «второй эшелон» — представители различных религиозных орденов»[67].
Гонкала да Силвейра
Гонкала да Силвейра был одним из первых священнослужителей, вступивших на землю Мономотапы. В 1556 г. он покинул Лиссабон, где имел репутацию весьма красноречивого проповедника. Во время путешествия на Восток Сильвейра услышал об «империи Мономотапа» и, будучи в Индии, стал добиваться разрешения возглавить миссионерскую экспедицию в эту, по его словам, «духовно пустынную землю». Силвейра прибыл на остров Мозамбик, а затем перебрался на материк и провел семь недель в краале одного африканского вождя в районе нынешнего Келимане, где уговорил его вместе с 500 подданными принять христианство. Оставив там двух своих спутников-иезуитов, он поднялся вверх по Замбези и направился в столицу Мономотапы. Здесь проповедник рьяно взялся за работу, проявив истинно иезуитскую изобретательность. В докладе о путешествии отца Гонсалу, составленном иезуитской коллегией в Гоа (1561 г.), говорится: «Мономотапа послал Гонсалу Силвейре большую сумму в золоте, много коров и людей служить ему, так как португальцы сказали ему, что этот падре очень знатен и является одним из главных лиц в Индии. Но падре с великой скромностью и благодарностью за такую щедрость вернул королю его подарки». Дальше в этом документе идет многозначительная фраза, которая показывает, что Мутапа имел уже порядочный опыт общения с португальцами и хорошо изучил их нравы: «Король был изумлен, увидев среди португальцев человека, не пожелавшего золота, провизии или людей, которые бы ему служили».
Завоевав таким образом расположение правителя, хитрый иезуит с находчивостью опытного авантюриста тотчас же придумал еще более эффектный трюк, рассчитанный на то, чтобы окончательно сделать верховного правителя Мономотапы своим «духовным пленником»: «Однажды, когда он служил мессу, несколько знатных лиц королевства проходили мимо дверей и увидели на алтаре очень красивое изображение нашей мадонны, которое падре привез с собой. Они пошли к королю и рассказали, что падре имеет музинга, то есть очень красивую женщину, в своем доме и что его следует спросить об этом. Король направил ему письмо, в котором написал…, чтобы тот привел ее к нему, так как он очень хочет ее видеть. Падре завернул картину в роскошные ткани и принес королю. Но прежде, чем показать ее, сообщил ему через переводчика, что эта дама — божья матерь и что все короли и императоры мира — ее слуги. Мономотапа и его мать были в восторге от картины, которую Силвейра им подарил. Действуя столь ловко, оборотистый монах быстро продвигался к намеченной цели: примерно через 25 дней после его прибытия в страну ему удалось обратить в христианство главу государства, его мать и знатнейших людей»[68].
Мусульманское влияние, однако, вскоре заставило Мутапу вернуться к язычеству, а Сильвейра был задушен. Это события совпали с последующими стихийными бедствиями — саранча, наводнения, болезни, голод. Мутапа счел это наказанием за предательство своей новой веры, и казнил уже подстрекателей — своих мусульманских советников, и после отправил сообщение португальцам с раскаянием. Новый король Португалии, Себастьян, не принял эту оливковую ветвь и настоял на отправке в 1569 году экспедиции, чтобы отомстить за смерть пастора и подчинить африканское государство силой[69].
Не смотря на желание мести, безусловно, главной причиной португальского военного похода стала уверенность португальцев в обширных запасах золота в Мономотапе. Экспедицию возглавил бывший генерал-губернатор Индии генерал Франциско Баррето.
Баррету отплыл из Лиссабона в апреле 1569 г. на трех судах и, прибыв в Восточную Африку в ноябре, разбил лагерь в Сена. С началом сезона дождей многие члены экспедиции заболели лихорадкой. Португальцы заподозрили живших неподалеку арабов в отравлении продуктов. Тогда Баррету приказал окружить арабскую деревню и убить всех, кто попадется на пути. В это же время Баррету послал своего эмиссара к Мутапе, чтобы получить разрешение пройти в район рудников в Маника. Посланец, добравшись до резиденции короля, стал разговаривать с ним с «позиции силы». Как сообщает современник в день аудиенции эмиссар «направил какого-то португальца со стулом и ковром, которые были помещены напротив трона Мономотапы, после чего посол вошел со всеми португальцами, которые были (вопреки принятому в Мономотапе этикету) одеты, обуты и с оружием… Мономотапа встал со своего трона и любезно приветствовал его».
Вскоре эмиссар вернулся в Сена, сообщив, что правитель Мономотапы согласился удовлетворить требования португальцев. Получив столь ободряющее известие, Баррету с 500 оставшимися в живых мушкетерами направился на юг. Ему предстояло пройти через земли Китеве, владыка которого был в полувассальной зависимости от Мутапы. По свидетельству Сантуша, Баррету пришлось вести «великие и жестокие войны с Китеве, королем земель между Софалой и Маника, ибо тот постоянно старался помешать ему пройти к упомянутым рудникам, расположенным в королевстве одного из его соседей по имени Чиканга, а губернатор не мог достигнуть рудников, не пройдя через все королевство Китеве… Причиной его отказа было отчасти нежелание, чтобы португальцы имели дело и торговлю с его врагом Чиканга и доставляли в его страну много тканей и бус для обмена их на золото из его рудников, благодаря чему тот мог стать богатым и могущественным…, а отчасти нежелание, чтобы португальцы получили сведения о его стране, пересекая все его королевство». Правитель Китеве призвал своих подданных оказать упорное сопротивление португальцам. По свидетельству Сантуша, он дал незваным пришельцам «много сражений, сражаясь против португальцев очень храбро и доставляя Баррету много трудностей…». Вооруженные лишь стрелами и дротиками, африканцы воочию убеждались в превосходстве огнестрельного оружия европейцев. Будучи не в состоянии противостоять этому оружию в открытом бою, они прибегли к тактике пассивного сопротивления: прятали на пути следования португальцев продовольствие, уходили из деревень в леса, затрудняя тем самым продвижение европейцев в глубь страны. Однако португальцам удалось добраться до столицы Китеве, который вынужден был бежать в горы со своими женами и большинством горожан. Баррету предал город огню и с оставшимся войском направился в район золотых рудников. Правитель княжества Чиканга послал встретить Баррету на пути с множеством провизии и коров, взамен чего получил ткани и бусы. Воспользовавшись излишней доверчивостью этого вождя, Баррету сумел навязать ему соглашение, по которому португальцы впредь приобрели право беспрепятственного въезда в Маника и свободного обмена своих товаров на золото. Заключив столь выгодный договор, пришельцы обрели уверенность, что сумеют быстро прибрать к рукам золотые рудники. Но их ждало горькое разочарование. «Когда португальцы оказались в стране золота, — писал Сантуш, — они думали, что тотчас же смогут наполнить им мешки и унести столько, сколько найдут. Но, когда они провели несколько дней около рудников и увидели, с каким трудом и риском для жизни кафры (африканцы) извлекают его из недр земли и скал, их надежды были развеяны». После этого Баррету решил вернуться в Софалу, пройдя тем же путем, каким пришел в Маника, и готовясь к новым сражениям с владыкой Китеве. Но последний не рискнул оказать сопротивление европейцам и послал Баррету предложения о мире, «которые тот принял с большой радостью, желая обеспечить этот путь для торговцев из Софалы». Согласно договору, португальцы должны были выдавать Китеве ежегодно 200 кусков ткани, а взамен он обязывался разрешать им свободный проход через свои земли.
После похода в Маника войско Баррету направилось в Чикова, где, по слухам, находились серебряные рудники. Для этого ему предстояло пройти через земли монгас — вассалов Мономотапы, которые, по словам Сантуша, были «расположены на южном берегу реки (Замбези), как и Сена, и Тете». Сантуш характеризует монгас как «черных язычников, очень храбрых и самых воинственных из всех племен, которые жили тогда на этих реках, и поэтому они доставили великие трудности нашим завоевателям, с которыми у них было множество битв». В боях с португальцами монгас проявляли исключительное упорство и мужество. Так, перед одним из сражений вперед вышла старая женщина, которая, бросив горсть пыли в сторону португальцев, заявила, что ослепит их всех, после чего их легко будет разбить и взять в плен. Африканцы двинулись на пришельцев, настолько уверенные в победе, что взяли с собой веревки, чтобы связать португальцев, как овец. Выстрелом была убита предрекавшая гибель врагу женщина. «Кафры были крайне удивлены неожиданным событием и опечалены смертью своей колдуньи, на которую очень надеялись. Однако они были не так напуганы, чтобы оставить битву, а, наоборот, начали ее и сражались весьма храбро».
Баррету приказал подпустить наступавших плотными рядами монгас поближе, а затем с близкого расстояния открыть по ним огонь из фальконетов и ружей. По словам де Коуту, «этим залпом было убито столько людей, что поле покрылось трупами, а когда дым рассеялся, кавалерия и пехота атаковали приведенную в замешательство толпу кафров. Их рубили до тех пор, пока они не отступили, оставив на поле боя более шести тысяч трупов, не считая многих, умерших в пути». Два дня спустя произошло еще более яростное сражение. Монгас использовали боевой порядок в виде полумесяца, который позже применили зулусы в борьбе с англичанами. В третьем бою португальцы были вынуждены защищаться за частоколом, а затем отступить в Сена. Отряд Баррету уменьшился до 180 человек. Это были уже не прежние блиставшие выправкой и верившие в легкий успех самонадеянные солдаты, а истощенные и больные люди, думавшие только о том, как бы поскорее выбраться из «проклятого африканского ада». Через две недели после возвращения в Сена, в мае 1573 г., Баррету умер от лихорадки. Его преемник В. Ф. Омем погрузил остатки разбитого войска на корабли и отплыл в Европу. Первый этап войны Португалии против Мономотапы закончился для португальцев бесславно[70].
В 1571 г. португальцами была совершена повторная попытка проникновения на территорию Мономотапы в поисках золота под предводительством Гомера Фернандеса, но и она не завершилась успехом[71]. Небольшим достижением экспедиции стало основание укрепленных постов в Маникаленде[72] (восточная провинция современного Зимбабве).
В 1574 г. Омем, собрав новую армию, отплыл в Софалу. Прибыв в этот порт, он направился к золотоносным землям Маника, путь к которым снова лежал через земли вождя Китеве. На этот раз Китеве решительно отказался пропустить европейцев. Наученный опытом горького поражения, он отказался от открытого противостояния, прибегнув к уже испытанной тактике. Китеве приказал спрятать все продовольствие и засыпать колодцы. Относившийся к африканцам со свойственным португальцам презрением, де Коуту в данном случае не мог не отдать должное их стратегии. «Это показывает, — писал он, — что кафры уж не такие варвары, чтобы не суметь использовать ту же стратегию, которую применяли короли Персии…, когда в их королевство вторглись турки». После ряда стычек с аборигенами Омем достиг заветной цели и разбил свой лагерь недалеко от места, где находится современный Умтали. Осмотрев рудники, португальцы еще раз убедились, что без применения механизированного труда добыча руды будет малоэффективной. Вернувшись в Софалу, Омем решил повторить попытку завоевать Чикова, серебряные рудники которого, как он надеялся, могли бы с лихвой вознаградить его за неудачу. В Чикова португальцы предприняли интенсивные поиски серебряных рудников. Сантуш с досадой сообщал: «Ни один кафр не осмеливался указать точное местонахождение рудников, ибо они очень боялись, что португальцы после открытия этих рудников отнимут у них земли и выгонят их, и потому теперь все бежали, оставив страну португальцам, а также и для того, чтобы кто-нибудь из них не мог быть схвачен и принужден силой или пытками раскрыть тайну». Тогда Омем покинул стоянку и спустился вниз по реке к Сена, оставив в лагере 200 солдат. Укрывшись за частоколом в Чикова, они оказались в необычайно трудном положении, будучи со всех сторон окружены враждебным населением, стремившимся во что бы то ни стало избавиться от чужеземцев. «Солдаты оставались в этом месте несколько месяцев, но не нашли никого, кто бы показал им то, что они желали знать, никого, кто бы продал им за деньги провизию, которую они просили, и потому они были вынуждены отнимать ее силой у кафров». Понимая, что штурм укрепленного португальского форта — дело рискованное, африканцы покончили с врагами с помощью хитрости. Они послали в португальский лагерь представителей, которые обещали показать, где находятся серебряные рудники. Оставив 40 человек для охраны форта, солдаты двинулись вслед за проводниками. Но, как только португальцы вступили в густые заросли, три тысячи вооруженных африканцев набросились на них из засады. Колонизаторы, атакованные со всех сторон, были почти полностью уничтожены. После этого удалось преодолеть и сопротивление гарнизона в форте[73].
Хотя португальцы технологически превосходили африканцев, эта существенная разница еще не стала критической, как в войне с британцами конца XIX века, когда пулеметы косили матабеле. Для победы португальцам требовался куда большой воинский контингент, чем они себе могли позволить в Южной Африке, с учетом всех затрат на логистику и содержание войск. А вскоре Португалия — великая колониальная держава, по Иберийской унии (1580 г.) на 60 лет потеряла свою независимость в пользу Испании. Это не могло не сказаться на планах португальцев.
Не достигнув своей цели военным путем, португальцы стали активно принимать участие во внутримономотапских конфликтах, поддерживая то одного, то другого претендента на трон.
Мутапа Гаци Русере, унаследовавший трон в 1586 году, потерпел ряд неудач, среди которых были вторжения Марави во главе с Капамбо и Чикандой.
Мутапа Гаци Русере. Изображение на зимбабвийской марке
Поражения привели к восстанию в армии Мутапы, которое поддержали некоторые представители знати. Это восстание ознаменовало поворотный момент в отношениях Мутапы и Португалии, вынудив Гаци Русере, оказавшегося в изгнании, запросить помощи у европейцев. Диего Симоес Мадейра поддержал его, и в трехлетней кампании между 1606 и 1609 годами помог отвоевать трон у Матузианхе. В благодарность Гаци не только смягчил условия въезда португальцев в свою страну, но и передал в пользование Мадейре золотые, серебряные и медные рудники. Более того, португальцем было разрешено строить церкви и заниматься миссионерством, а при Мутапе для его защиты прикомандировали отряд из 30 португальских солдат с огнестрельным оружием, который просуществовал вплоть до 1759 г.[74] Казалось бы, Португалия добилась цели, однако достигнутая стабильность быстро исчезла после смерти Гаци, когда началась борьба между двумя претендентами на престол, Мавхурой Мханде и Ньямбо Капараризе. Португальцы поддержали Мавхуру[75] и с их помощью Мавхура Мханде Фелипе в 1629 г. занял трон[76]. Взамен на оказанную помощь португальцы потребовали принять вассалитет. Разоренная, уставшая от войн страна не была готова к очередному столкновению. Мавхура согласился, открыв португальцам практически беспрепятственный доступ к ресурсам своей страны.
К 1650 г. португальское влияние в рамках вассалитета превратилось в косвенное правление. Мутапа делал налоговые отчисления в португальскую казну, португальцам были предоставлены значительные земельные права вместе с обширными земельными владениями, при этом колонисты относились к местному населению как к рабам. Ситуация начала меняться с приходом к власти Камхарапасу Мукомбве в 1663 году. Отношения между Мутапой Мукомбве и португальцами медленно, но накалялись, к концу века перейдя в вооруженный конфликт.
В то же самое время португальцы теряли свои позиции на всем восточном побережье Африки. 13 декабря 1698 г. под натиском войск султана Омана Кайд эль-Ардхи пала Момбаса, затем такая же участь постигла Кильву и Пембу. Эти события означали конец португальского колониального владычества в Восточной Африке к северу от мыса Делгадо[77].
В 1704 г. заручившись поддержкой Тонги в долине Замбези и Чиканги из Маньики Мукомбве начал наступление против португальцев, которое полностью вытеснило их с территории Мономотапы. Одержав победу, он раздал земли членам королевской семьи, стремясь упрочить свое правление после почти столетней гражданской войны[78].
На основе Королевства Зимбабве, наряду с Мономотапой, образовалось еще одно государство — Королевство Бутуа (1450–1690), правило которым династия Торва[79].
Королевство Бутуа
Территориально Бутуа находилось на юге-западе современного Зимбабве. Его столицей был город Кхами. Вероятно, предками народа Бутуа были Каланга[80]. Также как и Мономотапа, Королевство Бутуа продолжило традицию городских стен и каменных строений, выработала свой культурный стиль[81]. Особенно это заметно в Кхами, который имел каменные стены и здания[82]. Помимо каменного строительства королевство Торва достигла больших успехов в керамике.
В ходе раскопок в Кхами было найдено несколько артефактов, таких как ритуальные кувшины для питья, железное и бронзовое оружие, медные предметы и предметы религиозного культа из слоновой кости. Примечательно, что среди находок оказались артефакты из Европы и Китая, что свидетельствует об активной торговле с иностранными купцами, прежде всего с арабами.
Возможно, кому-то может показаться, что Мапунгубве, Королевство Зимбабве, его наследники Мономотапа и Королевство Бутуа представляли собой примитивные монархии с неразвитыми технологиями относительно европейских стран. Однако необходимо осознавать, что Южная Африка довольно отдаленное место относительно Средиземного моря, где шла основная торговля, и вместе с тем обмен знаниями между Европой и Ближневосточными странами с их богатой историей. Южноафриканские государства не имели римского и греческого наследия с их выдающимися мыслителями и культурой. Тем не менее находясь в таком неравном положении, африканцам долговое время удавалось сдерживать европейские армии на пути вглубь континента, португальцы хотя и оказывали влияние на внутриполитические дела Мономотапы, по-настоящему закрепились лишь на побережье, и только британцы в конце XIX века смогли превратить все эти земли в свои колонии.
Перед началом описания Империи Розви, необходимо подробно остановиться на языковой группе Шона. Авторы книги «Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008» Б. Рафтопулос и А. С. Мламбо говорят о Шона, как о сложном в определении значения названия. «Это не только анахронизм; люди, о которых идет речь, были известны себе и посторонним в основном как Каранга. Также существуют различные теории, объясняющие происхождение самого имени Каранга: «народ солнца» (каланга), «сыновья младшей жены» (мукаранга) и др. Однако «Каранга» в современном значении относится к диалекту Шона, на котором говорят в южных частях Зимбабве, ныне населенных людьми, которые мигрировали туда в восемнадцатом и девятнадцатом веках из северной и восточной частей Зимбабвийского плато. Их перемещения ошибочно называют «миграциями Каранги», интерпретируя их современную идентичность, что является неверным и еще одним анахронизмом. Хотя нет никаких сомнений в том, что одни и те же люди жили в общей зоне в течение периода после 900 года, однако с течением времени они потеряли свою идентичность смешиваясь с другими народами. Те, что, вероятно, были «Карангой» в Великом Зимбабве, могли быть и «Торва» и частью «Мутапы», а позже и «Розви»»[83]. Зимбабвийский историк Джеральд К. Мазарире пишет, что Шона представляет собой слияние языковых, культурных и политических атрибутов народа, который даже не знал себя под этим именем до конца XIX века. То, что сегодня гомогенизировано как Шона, представляет собой смесь людей, которых по-разному описывали как «Ваньяи», «Абетшаби», «Каранга» или «Дыра». Гораздо позже, народ ндебеле покоривший в т. ч. Империю Розви, объединит в своем названии народности Каланга, Ньюби, Венда, Тонга, Тсвана, Сото, Бирва и Лоцви[84].
Австралийский социолог Финекс Ндхлову насчитывал восемнадцать языков: Шона, Ндебеле, Каланга, Намбья, Тонга, Сото, Домбе, Хоса, Тонга Мудзи, Венда, Шангани, Тшваво, Тсвана, Барве, Сена, Дома, Чикунда и Чева. При этом Шона и ндебеле стали в Южной Родезии доминирующими национальными языками, наряду с английским как официальным[85].
Семья шона. 1911 г.
Колдун шона. Современная фотография
Отечественные исследователи так видели этнический состав Зимбабве (Южной Родезии) на 1960 год. Народ шона говорит на языке шона, относящемся к языковой группе банту бенуэ-конголезской семьи нигеро-кордофанской макросемьи языков. Есть мнение, что свое название они получили от ндебеле в XIX веке из-за умения быстро прятаться в пещерах при нападении. Мзиликази[86] назвал их Амашона, что означает «те, кто просто исчезает». Самого слова «шона» не было в языке шона[87].
У шона выделяется шесть основных областных диалектов:
1. Каранга или «южные шона». Самая большая группа шона, которая подразделяется на диалектные подгруппы: дума, джена, мари, говора, гова, ньуби.
2. Зезуру или «центральные шона».
3. Корекоре или «северные шона».
4. Маньика.
5. Ндау.
6. Каланга или «западные шона». Подразделяются на розви, ньаи, каланга[88].
Ндебеле — народ, населяющий юго-западную часть Южной Родезии. По языку (исиндебеле) и культуре относятся к южноафриканским Банту. Наиболее близки к Зулу[89].
Воин Матебеле в танцевальном наряде, Томас Бейнс
Вождь и его жены. 1909 г.
Борьба Мутапы с португальцами привела еще к одному важному событию — возвышению Чангамира Домбо и возникновению государства Розви (1684–1834). Его происхождение неизвестно. Вероятнее всего, он был вождем племени Розви[90].
Домбо получил известность в июне 1684 года, когда он победил португальцев в битве при Маунгве[91]. Бой шел почти сутки. Воины Домбо пять раз атаковали оборонявшихся португальцев. Хотя африканцы несли тяжелые потери, они вновь и вновь бросались на врага. Наступила ночь, а битва все продолжалась. Португальцы спешно укрепляли свой лагерь. Тогда Чангамире прибег к военной хитрости, свидетельствовавшей о его воинском даровании. Он приказал разжечь костры в разных местах на значительном расстоянии друг от друга. В португальском лагере решили, что это лагерные огни вновь прибывших подкреплений противника. Среди африканских союзных воинов в португальском лагере началась паника, и многие из них бежали. За ними вынуждены были последовать и португальцы. Уловка Чангамире принесла ему успех. На лаврах победителя на сторону выдающегося африканского вождя переходили все новые и новые племена, и его силы быстро увеличивались[92]. В итоге Домбо решил, что более не нуждается в сюзерене. Подняв восстание Чангамире, разгромил карательные силы Мономотапы. Постепенно он укрепил свои позиции в западной части Бутвы, где ранее господствовали Торва, а также в землях Маньики и торговых центрах (факториях) Мономотапы, окончательно изгнав с зимбабвийского плато португальцев. На Западе среди Каланга до сих пор существует легенда о Домбо. Его помнят, как Чилисамхулу, или Нечасике, вождя племени Ньяи, который пришел из страны Венда. Несколько раз Нечасике, сопровождаемый несколькими советниками, среди которых были «Нхале и Нинембве, отец Тумбале и многие вожди, пытались завоевать Чибундуле, но были отбиты с помощью магии. Только после того, как он предложил Чибундуле свою дочь, Нечасике и его ваньяи смогли узнать секрет этой магии и в конечном итоге установить свое господство над Калангой Чибундуле». Домбо был первым из семи последовательных правителей династии Розви; все последующие были его прямыми потомками из тотемной группы мойондизво.
В 1690 г. Чангамире Домбо захватил Королевство Бутуа, некоторые из покоренных вождей впоследствии заняли важные посты в иерархии Розви. После захвата Торвы войска Розви продвинулись на север до рек Дека и Гвай, а затем в долину Замбези, где они утвердились как Намбия под Хванге. Далее было присоединено плато Себунгве и Мафимгавуци. На юге власть Розви распространилась в долину Лимпопо[93].
Расширение Империи Розви с 1690 года.[94]
В итоге Домбо став независимым от Мономотапы, нанеся ряд поражений королевским войскам, португальцам и оппозиционно настроенным малым племенам установил гегемонию на большей части территории современного Зимбабве, включая ряд территорий Южно-Африканской Республики и Ботсваны.
Среди особенностей присущих Империи Розви выделялась ее крайняя воинственность, вместе с грамотно разработанной военной стратегией. Армия Розви была многочисленной и прекрасно дисциплинированной, способной эффективно сопротивляться европейским колониальным отрядам. Правители Розви продолжили традицию каменных укреплений, заложенную Мапунгубве и Зимбабве, и частично перенятую у Бутуа. Розви выработала свою изысканную культуру гончарных изделий. Добились успеха в развитии металлургии. Также, как и у предшественников, важной составляющей экономики Розви была добыча золота. Но основой, присущей всем обществам банту, оставалось сельское хозяйство — выращивание зерновых культур сорго и просо[95]. В государстве Розви существовала развитая иерархия и система сословий. Управление обширной территорией осуществлялось сложной системой, состоящей из фактически (хотя официально они были равными с Розви) вассальных династий (Торва, Секо, Шава и др.) и региональных наместников. В случае неповиновения Чангамире (необходимо отметить, что приемники Домбо носили титул «Мамбо») направлял войска для устранения непокорного правителя. По государственному устройству, по мнению Б. Рафтопулоса и А. С. Мламбо, Империя Розви походила на федерацию, с широкой автономией в ряде регионов. Тем не менее все правители были обязаны платить дань[96]. На мой взгляд, это более соответствовало классической феодальной структуре. Важное место в иерархии занимало имперское жречество, систематизированное и централизованное. Далее шли свободные земледельцы и городские ремесленники[97].
Империя Розви активно взаимодействовала с соседями, торговала, воевала, когда более, когда менее успешно. Но все же более, потому что португальцы так и не смогли осуществить реванш и вернуть свое прежнее влияние в регионе. Ее ахиллесовой пятой стала постоянная внутренняя борьба конкурирующих между собой властных групп за влияние и сопутствующий дивиденды. Это не могло не ослаблять государство. В итоге Империя Розви не пережила наступление ндебеле.
Появление Империи Розви стало прямым свидетельством ослабления Мономотапы, в дальнейшем ее правители постоянно балансировали между Розви и португальцами, находясь то у одних, то у других в зависимости. К 1720 году правители Мономотапы перенесли свою столицу в район Тете в нижнем течении реки Замбези на территорию современного Мозамбика, чтобы быть там под защитой португальцев. То, что осталось от некогда могучего государства Мономотапа, в качестве португальской марионетки, продержалось до 1917 г., когда последний монарх Чоко восстал против правительства Мозамбика и был свергнут[98].
XVIII век прошел под доминатом Империи Розви, правители которого восседали в Великом Зимбабве, центре государства древних времен. Следующий этап в истории Зимбабве, произошедший в первой половине XIX века, тесно связан с правителем зулусов Чакой (Шакой) и бурным движением южноафриканских народов, получившее название Мфекане.
Единственный прижизненный известный рисунок Чаки, стоящего с ассегаем и тяжёлым щитом в 1824 — за четыре года до смерти
Чака — внебрачный сын вождя зулусов Сензангакона, он прошел через множество трудностей и унижений, прежде чем смог отомстить отцу за свое изгнание и стать правителем племени зулусов. Им была создана, так называемая «Черная Спарта» крайне военизированное и тоталитарное общество, где мобилизации на военную службу подлежали все мужчины, способные носить оружие в возрасте от 20 до 40 лет. Из них он сформировал несколько военных подразделений — амабуто, которые составили ядро армии. В основу своей военной организации Чака положил принципы, которые он выработал, находясь на службе у Дингисвайо. В частности, любое нарушение дисциплины или невыполнение приказа влекло за собой смерть. Он также установил жесткие ограничения на общение между противоположными полами. Все молодые девушки объединялись в женские амабуто, которые выполняли главным образом хозяйственные функции. Внебрачные связи между представителями мужских и женских «полков», если на то не было особого распоряжения Чаки, карались смертью. Разрешение же на вступление в брак получали лишь особо отличившиеся в боях воины и ветераны, увольнявшиеся с военной службы. Им была изобретена техника короткого колющего ассегая, применяемого в ближнем бою с огромным щитом, чуть ниже человеческого роста. Свое государство Чака создавал и расширял со словами: «Врагу надо наносить такие удары, от которых он уже не сможет оправиться. Либо он перестанет существовать как самостоятельное племя, либо снова попытается схватить нас за горло»[99]. Сталкиваясь с более слабыми в военном отношении племенами, зулусы убивали мужчин, насильно вербовали мальчиков для последующего пополнения армии, уводили женщин, а следом и главный символ богатства — скот. Т. е. он был одним из подвижников тотальной войны. Поражение, влекло за собой жестокое, разорительное подчинение или уничтожение, поэтому некоторые предпочитали бежать.
Две армии обрушились на север спасаясь от Чаки. Первую из них возглавлял Цвангендаба приближенный вождь племени Нгони, это имя обычно применяется для обозначения группы родственных народов в Южной и Восточной Африке, говорящих на языках подгруппы нгуни банту языков, т. е. зулусов, коса, ндебеле (матабеле), нгони и свази[100]. Примерно в 1931 г. Цвангендаба пересек Лимпопо и атаковал Империю Розви. Большое Зимбабве было разграблено. Согласно устной традиции, последний правитель Розви по одной версии был заживо освежеван, по другой — разбился на смерть, сбросившись из осажденной цитадели. Цвангендаба не остался на зимбабвийском плато, а продолжил движение на север через Замбези и в 1835 году основал Королевство Нгони на западе озера Малави[101].
Вторую армию вел за собой лидер ндебеле Мзиликази. В 1822 году один из самых способных генералов Шаки, Мзиликази, был достаточно опрометчив, чтобы оставить у себя захваченный скот. Интересно, что Мзиликази был любимчиком Чаки, тот даже вручил ему топор из слоновьей кости, второй такой топор был у самого Чаки. По началу, правитель зулусов хотел простить такую дерзость, однако остальные генералы, не без зависти, убедили Чаку, что Мзиликази должен быть наказан. Карательный отряд в 3000 человек был разбит вождем ндебеле. Тогда против него была направлена ветеранская дивизия, тому ничего не оставалось кроме как бежать[102].
Король Мзиликази. Рисунок Капитана Вильяма Корнуоллиса Гарриса, прибл. 1836 г.
Мзиликази направился на запад, а затем на север с двумя или тремя сотнями человек в высокий Вельд за рекой Вааль (Высокий Вельд — засушливое плато на территории ЮАР между реками Лимпопо и Вааль[103]). К нему насильно и добровольно примыкали все новые племена и через некоторое время у него уже была 5-тысячная армия, созданная по образу войска Зулу Чаки. Огнем и мечем Мзиликази создал к 1825 г. свое королевство, доминирующее на территории нынешней провинции ЮАР — Мпумаланга (Восточный Трансвааль). Его народ получил имя матабеле, что означает «люди с длинными щитами»[104]. По другой версии они первоначально были названы матабеле, имя которое распространено в документах XIX — первой половины XX века, т. к. британцы впервые услышали его от народов Сото-Тсвана, которые использовали множественную префикс «ма» для определенных типов незнакомых людей или префикса Нгуни «ама», поэтому британские исследователи столкнулись с двумя вариантами названия ндебеле, во-первых, произношение Сото-Тсвана (Матабеле), а во-вторых, произношение Ндебеле (Ндебеле или Амандебеле)[105]. Аналогичная ситуация в названии Шона — «Машона».
Семь лет спустя матабеле вынужденно отправились дальше на запад, в долину Марико, чтобы быть вне досягаемости от атак зулусов. Только добиться желанной безопасности им так и не удалось, вскоре Мзиликази предстояло столкнуться с еще более грозным противником[106].
Г. С. Смитард; Дж. С. Скелтон «Воортреккеры»
В 1836 году начался так называемый «Великий поход» голландских поселенцев с юга на север, не желающий жить под властью британцев в Капской колонии[107]. Покидающие колонию буры на своих повозках получили название «воортреккеры», «фуртреккеры» или просто «треккеры». Итогом Великого похода стало создание нескольких автономных бурских республик, а именно Южно-Африканской Республики (также известной как Трансвааль), Оранжевого Свободного государства (Оранжевая республика) и Республики Наталь. Также Поход стал одной из главных причин упадка и последующего распада Империи зулусов[108]. И, что наиболее важно для данного исследования — стал причиной миграции ндебеле на север за реку Лимпопо, на территорию нынешнего Зимбабве.
Мзиликази столкнулся с Воортреккерами в 1836 году. Между ними произошло несколько небольших столкновений, после чего 9 октября 1936 г. Мзиликази послал армию из 5000 воинов для нападения на буров. 16 октября 1836 года недалеко от современного города Хейльброн в ЮАР произошла Битва при Вегкопе. Войска Мзиликази окружили лагерь треккеров, представляющий собой круговую оборону из соединенных между собой повозок, свободное пространство между которыми было заполнено ветвями колючего кустарника. Лагерь обороняло всего 35 человек, вооруженных ружьями. Не смотря на численное превосходство ндебелов, штурм позиций поселенцев оказался провален. Ружейный огонь, от которого у ндебеле не было защиты деморализовал их, вынудив отступить. Мзиликази потерял 184 человека убитыми при 2 погибших бурах. Успехом лишь стала кража скота колонистов[109]. Инициатива перешла к бурам.
"Великий трек"буров
Предводители отрядов фуртреккеров Х. Потгитер, П. Уйс и Г. Мариц организовали два карательных рейда. Первый из них «Атака на Мосега» привел к разграблению поселения в Мосеге, гибели 400 ндебеле и изъятию 7000 голов скота. Второй удар «Атака на Капайн» стал настоящей катастрофой. Мзиликази, потеряв около 3000 человек, был вынужден бежать на территорию современного Зимбабве[110].
Под властью Мзиликази оставалось около 10 тысяч человек, включая женщин, стариков и детей. Тем не менее этих сил хватило, чтобы сокрушить разрозненные остатки бывшей Империи Розви. Примерно в 1840 году Мзиликази основал передвижную столицу, которую назвал Матлокотлоке в районе Булавайо-Иньяти.
Район в радиусе примерно пятидесяти миль от современного Булавайо был полностью заселен ндебеле, но само государство Мзиликази было гораздо шире. Племена на юге и западе от Булавайо, находились в прямой зависимости от матабелов. Восточное и северо-восточное плато, где жили шона, подвергались непрерывным набегам, а местные племена нередко становились данниками Мзиликази. Поэтому, ндебеле считали земли шона как минимум своей сферой влияния, что станет одной из причин будущего конфликта с британскими колонистами. Сын Мзиликази — Лобенгула относил к своим — земли шона до рек Саби и Хуньяни.
Рейды ндебеле к шона, не были просто резней с грабежом, как одно время считала британская историография, изображая ндебеле кровожадными разбойниками и поработителями[111], у агрессоров была определенная цель, будь то принуждение к вассальной присяге или кара за неуплату дани. В королевстве ндебеле была построена четкая система данников, суровая, жестокая и, без сомнения, вызывающая горькое негодование, чем-то похожая на рэкет американской мафии для «защиты». Если дань была не уплачена, либо уплачена меньше положенного, следовали жесткие карательные меры. Но это не та мрачная картина вечной резни, нарисованная ранними европейскими историками[112].
В первые годы существования государства ндебеле правитель Мзиликази стремился подчинить оставшиеся независимые правящие дома и династии Розви. Расширяя свои владения, ндебеле проявляли лояльность к религиозному культу Розви, постепенно сами становясь его частью. К 1850-м годам правление матабеле распространилось на долину Замбези, плато Мафунгавуци и Гокве, а местные вожди пополнили число данников Мзиликази[113].
В отличие от Мономотапы и Розви Королевство Ндебеле представляло собой жестко централизованную военную монархию, где главным занятием была война и скотоводство. На вершине социальной и военной иерархии находился король — инкоси, чья власть была абсолютной. Он владел всеми людьми, землей, скотом и слоновой костью, являлся верховным жрецом религиозного культа. В истории королевства было только два правителя ндебеле, но оба очень способные администраторы, люди с огромными способностями по любым стандартам[114]. В Королевстве Ндебеле существовало неравенство по национальному признаку. Те, кто в 1822 г. бежал вместе с Мзиликази от Чаки и их потомки, т. е. сами ндебеле, назывались Абезанцы. Затем шли Абенхла, представители племени сото, присоединившиеся к Мзиликази. В конце иерархии находились Амахоли, шона, завербованные в систему после прибытия Мзиликази в Родезию. Если человека из Абенхла при определенных заслугах могли поставить на ответственный пост, то к Амахоли обе касты относились свысока, с чувством превосходства. Главные командиры, индуны, почти всегда были Абезанси[115]. Рядовые мужчины ндебеле делились на 4 категории: мацеце — молодежь, не достигшая призывного возраста, которая пасла скот и проходила предварительное военное обучение; мачача — неженатые воины (разрешение жениться давалось лишь после того, как воин отличится в бою, — еще один пример зулусского наследия); мантото — женатые воины, т. е. уже доказавшие свою стойкость на поле битвы; индуны — военачальники, ближайшие советники и помощники инкоси[116]. Территория ндебеле была разделена на четыре провинции, каждая из которых подчинялась старшему индуне. Они, в свою очередь, были разделены на полковые части со строгой военной подготовкой. Сам полк (импи) состоял из 1000 воинов, всего армия к концу XIX века насчитывала по разным оценкам от 15000 до 20 000 человек[117].
Основными занятиями для матебеле, помимо войны и скотоводства, являлись ручное подсечно-огневое земледелие, обработка кожи, гончарное дело и деревообработка[118]. Как ни странно, ндебеле, считались одним из наиболее воинственных[119] и сильных племен на юге Африке[120], что они и продемонстрировали, довольно быстро сломив сопротивление шона. Почитание воинской доблести среди ндебеле прослеживается в их мифах, легендах, сказках и песнях[121], долгое время передающихся в устной традиции.
В 1852 году Британия неохотно подписала Договор о Конвенции Сэнд-Ривер, признавая независимость Южно-Африканской Республики (Трансвааль)[122]. Через два года 23 февраля британцы признали суверенитет Оранжевой республики или Оранжевого Свободного Государства[123].
Одним из первых международных решений Трансвааля была попытка разрядки отношений с Королевством Ндебеле. В 1853 году Мзиликази подписал договор с бурами; он согласился предоставить защиту путешественникам, иностранным торговцам и охотникам из Трансвааля до тех пор, пока они будут придерживаться признанного и хорошо охраняемого маршрута через перевал Мангве. Это был поворотный момент в истории ндебеле. С 1840 по 1853 год король проводил политику дипломатической изоляции. Теперь это закончилось не столько согласием, сколько благоразумным признанием непреодолимой военной угрозы. Несмотря на то, что буры могли уничтожить соседнее королевство, Трансвааль соблюдал правила сделки. Однако, это результат не честности, а неспокойной политической обстановки как внутри, так и на границах бурских государств[124].
Капская колония и бурские республики: Трансвааль, Оранжевое государство и Наталь.
В 1854 году Роберт Моффат — миссионер, исследователь, создатель письменности банту, на которую перевел Евангелие, посетил Мзиликази[125]. Мзиликази принял миссионера радушно, однако дал понять, что против его учения среди ндебеле. Мзиликази понимал, что весь общественный и политический строй, от которого зависела его собственная власть, будет разрушен христианской верой. Миссионерское христианство вступало в противоречие с военизированной государственной системой и образом жизни ндебеле, включавшем в себя многоженство, частое потребление легкого пива, бытовой шаманизм. Моффат вынужден был довольствоваться отправкой припасов в Ливингстон, а затем участвовать экспедиции, в результате которой он стал первым британцем, увидевшим Водопад Виктория и пересекшим Африку от побережья до побережья.
Роберт Моффат
Три года спустя Моффат вернулся в Матабелленд и убедил Мзиликази разрешить ему основать миссионерскую станцию в Иньяти. Некоторые из королевских советников, видевшие в миссионерах не только угрозу общественному порядку, но и наступающую пятую колонну, решительно выступили против. Но король видел определенные преимущества в присутствии белых людей. Они могли выступать в качестве переводчиков, они знали, как чинить повозки и огнестрельное оружие, миссионеры могли выполнить множество технических задач, т. к. обладали необходимыми навыками и образованием. Но самое главное — белые обладали медицинскими знаниями, даже если не все были квалифицированными врачами. В частности, Моффат лечил Мзиликази от водянки, а также подагры, которой страдал и его сын — Лобенгула[126]. В 1959 году в Инъяти начала действовать английская религиозная миссия, впрочем, попытки обратить ндебеле в христианство потерпели за редкими исключениями неудачу[127].
Роберт Моффат, будучи глубоко верующим христианином, был весьма опечален безуспешностью своих проповедей. Даже если людей ндебеле привлекала новая религия, они слишком боялись гнева монарха, чтобы креститься. Образ жизни ндебеле шокировал его. Моффат называл их «армией блудников», «нацией убийц, чья рука против каждого человека», что они поклонялись «богу войны, грабежа, мясоедения, пива и зла». К шона он относился куда более благосклонно: «более цивилизованное и трудолюбивое племя относительно ндебеле, очень высокоразвитая раса»[128].
Интересно высказывание еще одного проповедника — Дэвида Карнеги, который также в течении многих лет безуспешно пытался обратить ндебеле: «золото и Евангелие борются здесь за господство, и я боюсь, что золото победит»[129].
В 1868 году Мзиликази умер. Ему было восемьдесят, и, учитывая уровень медицины, образ жизни правителя и болезни, по-настоящему удивительно, что он прожил так долго. Нельзя не восхищаться военным и политическим мастерством этого правителя, сумевшего спасти свой народ от многих угроз и основать сильное государство.
И все же несмотря на все достоинства, Мзиликази не удалось прочно обосновать право на власть своего приемника — сына младшей жены, Лобенгулу. По закону ндебеле наследником должен быть сын «старшей» царицы, то есть той, чей отец был более высокопоставленным вождем. Покойный король был большим сторонником династических союзов и имел большое количество жен. «Старшая», однако, была дочерью вождя Уксвити, который в те дни, когда они еще были в Натале, убил отца Мзиликази. Это вызывало у короля иррациональную неприязнь к ее сыну Кулумане. По устной традиции, Мзиликази, чтобы не допустить его на трон, предал сына смерти.
После продолжительного междуцарствия при престарелом регенте по имени Номбат, Лобенгула стал правителем Королевства ндебеле в марте 1870 года. Это был умный человек с острым политическим чутьем. Поначалу его положение было не прочным, семья Уксвити не примирилась, по их мнению, с несправедливым воцарением, и желала заполучить трон. На это накладывались слухи, что Кулумана жив. В июне один из лучших полков восстал в пользу самозванца, называвшего себя Кулуманой. Лобенгула разбил войско изменников и перебил всех до единого. С этого момента, никто не смел оспорить законность правления Лобенгулы, хотя он и вынужден был несколько ограничить свою власть. Прежде всего повысилась роль совета индун, а огромные стада Мзиликази были разделены между этой высшей военной аристократией, в результате чего Лобенгула стал существенно беднее своего отца. Человек коренастый, огромного роста, Лобенгула казался гораздо более грозной фигурой, чем его отец, который был не только невысоким, но и с мягким голосом, почти женоподобным, но это было обманчивое впечатление. На деле он никогда не обладал такой же властью[130].
Изображение короля Лобенгулы. Автор Ральф Пикок, по эскизу Э. А. Маунда.
Однако Лобенгула был также, как и его отец, выдающейся личностью. Европейцы, лично встречавшиеся с Лобенгулой отмечали его манеры, называя их вплоть до рыцарскими. Известно, что с началом Первой войны Матабеле, он позволил практически всем европейцам покинуть его страну, оставив лишь двух торговцев, которых позже нашли живыми и невредимыми. Имеется свидетельство, что этих торговцев — Ашера и Фэйрбарна, он защитил от ярости воинов, угрожая им своим ассегаем. Говорили и о врожденной проницательности Лобенгулы, которая не пристыдила бы ни одного европейского государственного деятеля. Внешне он также соответствовал этим хвалебным речам — почти шесть футов два дюйма в высоту (около 188 см), крепкий и мускулистый человек. Правда с возрастом он набрал вес. К. Д. Радд, который относительно других хорошо знал Лобенгулу, говорил «что каждый его сантиметр роста выглядит по-королевски». Время от времени в прессе появлялось несколько якобы фотографических изображений Лобенгулы. Но это была не больше, чем выдумка. На самом деле Лобенгула никогда, ни при каких обстоятельствах, не позволил сделать свой портрет или фотографию. По местным поверьям считалось, что так можно похитить душу человека[131].
Одна из фотографий «Лобенгулы» в журнале"Стетч"
Лобенгула иногда мог показаться добродушным здоровяком, если не вспоминать судьбу сторонников Лжекулуманы. В руках короля находилось мощное государство, населенное воинственным народом. Поэтому, когда требовала необходимость, Лобенгула не скупился на жестокость. Также известно, что он сам ходил в атаки, чем снискал к себе еще больше уважения[132].
Сложно сказать, сколько бы правил Лобенгула если бы в Матабелленде не нашли золото. В 1867 г. впервые со времен португальцев европеец обнаружил месторождение золота на подконтрольных Лобенгуле территориях. Это место находилось недалеко от реки Умфули, в семидесяти милях к юго-западу от современного Хараре[133]. Новость начала стихийно расходится, и не могла не заинтересовать как пионеров, так и метрополию. На Лобенгулу вышли представители Горнодобывающей компании Лондона и Лимпопо (London and Limpopo Mining Company). В 1870 г. он уступил, заключив так называемою Концессию земли Тати[134]. При чем данная концессия не давала право на землю, а лишь разрешала добычу полезных ископаемых.
В 1871 г. Лобенгула предоставил концессию компании по разведке золотых приисков, которая наняла Томаса Бейнса, художника и исследователя, в качестве своего агента. В конце концов, из обоих этих начинаний мало что вышло. Деньги было трудно собрать. Золота оказалось гораздо меньше, чем ожидалось. Однако сам факт его нахождения будоражил умы многих авантюристов.
После неудачи первой концессии на время Королевство ндебеле было оставлено в покое, но только лишь на время. Когда Лобенгула подписывал договор с европейцами, мир уже знал о месторождениях алмазов на юге Африки в Кимберли (От этого места берет начало термин «Кимберлитовая трубка» — вертикальное или близкое к вертикальному геологическое тело, образовавшееся при прорыве магмы сквозь земную кору[135]), а бурские республики спорили с британцами за месторождения. Началась алмазная лихорадка, привлекающая новых пионеров, авантюристов, искателей приключений, и, несомненно, крупный капитал, заинтересованный в расширении и новых прибылях. Британия наращивала силы в регионе.
Южноафриканские события последней трети XIX века доходили до Европы и Америки в ореоле фантастической романтики. Бриллианты, золото, нашумевший на весь мир алмаз «Звезда Южной Африки» — и все на необыкновенно экзотическом фоне; Кейптаун с его разноязыким скопищем моряков из всех стран света, а вокруг европеизированного города бурлит настоящая «черная» Африка — это создавало неповторимо колоритный фон для колониальных и авантюрных романов. Райдер Хаггард в «Копях царя Соломона» и целой серии других романов, Луи Буссенар, множество талантливых и бездарных писателей отдали дань этой своеобразной экзотике. Для героев Киплинга Южная Африка — «женщина прекрасней всех, всех боготворимей», «краса ее влекла джентльменов без числа дьявольской стихией»[136].
В значительной степени именно на южноафриканском материале возникла легенда о том, что Британскую империю создала не сознательная и целенаправленная деятельность ее правящих классов, а романтика искателей приключений, возвеличенных этой легендой в ранг национальных героев. Это — киплинговский «беззаконный сброд», «легион, не внесенный в списки… пролагающий путь для других». Такую идею пропагандировали не только литераторы. Генерал Гордон, завоеватель Судана, убитый махдистами в Хартуме, говорил: «Англию сделали великой не политики. Величие Англии создано искателями приключений»[137].
Конечно, Британская Империя была создана авантюристами лишь отчасти. Они были одним из инструментов политики правительства, шедшего рука об руку с капиталом.
После открытия месторождений алмазов, численность пионеров росла быстрыми темпами. Большинство из вновь прибывших хотели разбогатеть и уехать обратно, но жизнь распоряжалась иначе. Многие из них так и не сумели реализовать свою мечту о богатстве, но смогли найти множество приключений, только не всегда со счастливым концом. Кто-то оставался добровольно, у кого-то не было денег на дорогу, численность городов и селений росла, расширялась и территория, занятая поселенцами.
В это же время Сесил Родс, будущий символ британского колониализма, вместе с братом бросает тщетные попытки выращивания хлопка, оправившись на поиск и добычу алмазов в Кимберли, что стало переломным и крайне удачным событием в его жизни.
Кимберли, 1871 г.
Кимберли, 1872 г.
Алмазная лихорадка вызвала не только бурный приток европейских иммигрантов. Она дала толчок развитию всей «европейской экономики» Южной Африки. По подсчетам известного английского экономиста С. Френкеля, к 1882 г. алмазов здесь было добыто на 26 млн. ф. ст., т. е. по стоимости больше, чем весь экспорт Капской колонии с 1826 по 1861 г. В том же, 1882 г. стоимость вывезенных из Капской колонии алмазов (4 млн. ф. ст.) превышала весь экспорт остальной Африки южнее Сахары.
Для развития горнорудного дела нужно было ввозить оборудование, для транспортировки грузов требовались железные дороги, а для них следовало начать добычу угля из недавно разведанных значительных залежей. В связи с притоком людей резко возрос спрос на предметы широкого потребления и продовольствие. Все это в комплексе привело к чрезвычайно интенсивному развитию Капской колонии и бурских республик.
В том же 1871 г. спор между Оранжевой республикой и британцами за Западный Грикваленд, где и находились богатые залежи Кимберли, завершился в пользу британцев аннексией области и компенсацией бурам в жалких 90 тыс. ф. ст.[138].
В 1876 году миссия под руководством Александра Бейли, землемера по профессии, достигла двора Лобенгулы, преследуя цель обеспечить рабочей силой предприятия по добыче алмазов. Король согласился. Следом около тридцати белых торговцев в Булавайо обратились с просьбой о постоянном британском представительстве, чему Лобенгула был явно не рад.
В 1876 г. между Трансваалем и зулусами вспыхнул военный конфликт. Британцы, воспользовавшись этим в 1977 г. захватили республику[139]. А в 1878 году британские войска вошли в Бечуаналенд. Теперь англичане находились на западных и южных границах владений Лобенгулы. В том же году, с одобрения Верховного комиссара по Южной Африке сера Генри Бартла Фрера в Булавайо направляется посольство под командованием капитана Р. Паттерсона. Капитан перед Лобенгулой вел себя вызывающе, доходя до угроз в адрес предводителя ндебеле. Затем, вопреки воле Лобенгулы, он настоял на поездке к водопаду Виктория. Он и его спутники, среди которых был сын миссионера Моргана Томаса, так и не вернулись. Велика вероятность, что их убили по приказу Лобенгулы.
Возможно, назначение Паттерсона во главе посольства было намеренной провокацией и гибель посольства от рук воинов ндебеле также входило в планы организаторов. Похоже на классический рецепт экспансии: убийство эмиссара или резидента, за которым следует карательная экспедиция и продвижение к границе[140]. Однако вторжение британцев предотвратило, а вернее отсрочили ряд событий и факторов: англо-зулусская война, восстание буров Трансвааля, настроившие британское общество против колониальных конфликтов, разработка алмазов в Кимберли, шахтах Де Бирс и открытие новых месторождений золота южнее Лимпопо, которые аккумулировали вокруг себя британский капитал и устремления авантюристов.
В 1979 году началась англо-зулусская война, как ни странно, не по инициативе зулусов. Британия, имея недавний опыт Канадской федерации, преследовала цель создания конфедерации африканских королевств и бурских республик. Под эту цель в 1874 г. был назначен вышеупомянутый Г. Фрер.
Сэр Генри Бартл Фрер
С этой же целью был связан захват Трансвааля. Препятствие в ее реализации Верховный комиссар видел в местных африканских государствах. В 1878 г. он направил зулусам ультиматум, в котором требовал ликвидации военного строя, роспуска войска, свободу миссионерской деятельности и т. д. Фрер знал ответ заранее. После отказа короля зулусов, в Зулуленд была направлена армия лорда Челмсфорда[141]. Примечательно, что зулусы, несмотря на оскорбительный ультиматум, неоднократно предлагали провести переговоры.
Кечвайо, правитель зулусов, понимал, что шансы победить «белых» ассегаем крайне малы, поэтому он закупал ружья у торговцев, охотников, в общем ото всюду, где ему могли их продать. Об официальных закупках у европейских стран не могло идти и речи, никто не согласился бы на это. Следующей проблемой стало научить воинов пользоваться огнестрельным оружием и ухаживать за ним, т. е. чистить, хранить в пригодных для этого условиях и пр. Здесь «на помощь» Кечвайо пришел английский торговец Дж. Данн, который за плату согласился обучать зулусов. На этом попытки модернизации армии не завершились — было принято решение о создании кавалерии, что было невиданным для коренных Южно-Африканских государств шагом, которая, правда, так и не воплотился в жизнь.
Кечвайо, 1875 г.
Кечвайо не успел провести модернизацию армии, вооружив ружьями лишь незначительное количество воинов. Несмотря на это, в ходе войны ему удалось не раз нанести поражение британцам. Одно из них — Сражение у горы Изандлвана привело к уничтожению 800 английских солдат и 500 ополченцев Наталя. Хотя и зулусы потеряли 3 тысячи воинов. Вот так с помощью дисциплины, щита и ассегая была разгромлена одна из сильнейших европейских армий. Это, позорное, в глазах Европы поражение, серьезно пошатнуло престиж британской военной силы. Численность колониальных войск достигла 20 тысяч[142]. Зулусы, проявив примеры мужества и героизма все же проиграли войну. Страна сначала была разделена между разными вождями под протекторатом Британии, которые не замедлили развязать гражданскую войну. А затем и вовсе была аннексирована, превратившись в провинцию Зулуленд. Для Лобенгулы это был наглядный пример вероятного будущего.
«Битва при Изандлване» Чарльз Эдвин Фрипп
В 1880 году знаменитый писатель и политик, премьер-министр Б. Дизраэли, в том числе и из-за непопулярной войны с зулусами, распустил парламент, рассчитывая переложить на него вину за последние неудачи внутренней и внешней политике. Однако выборы он все же проиграл и к власти в Британской империи вновь приходят либералы во главе с У. Гладстоном, «противника войны по личным убеждениям», по заверениям некоторых исследователей. Но по мнению К. Маркса тот был «отъявленным лицемером и казуистом старой школы»[143]. И «противник войны» выбрал ее против независимости Трансвааля, которую буры абсолютно незаконно потеряли.
Упомянув двух премьер-министров Британской империи, стоит отдельно остановится о настроениях, царящих в немалой части английского общества, и, прежде всего, в его верхушке, возведенных в ранг государственной политики. Дизраэли, например, по мнению доцента кафедры «Философия» МГТУ им. Н. Э. Баумана Л. В. Мокшанцева «Отстаивал идеи о приоритете врожденных прав англичанина перед правами человека вообще. Он восхищался британским империализмом и солидарной общностью англичан. Вся его политика велась во имя высшей расы и расовой чистоты Англии. Дизраэли первым из европейских политиков провозгласил, что «раса — это все и единственное, что создает расу, ее основа есть кровь». Под этими словами мог бы подписаться и Адольф Гитлер. Во всяком случае, в «Моей борьбе» Гитлер рекомендовал подходить к истории, пользуясь именно расовыми категориями»[144]. С ним был солидарен его «ученик» и старший товарищ А. Гитлера англичанин Х. С. Чемберлен, превознося расу и чистоту крови, где первенство отдавал англичанам — германцам, а чернокожих относил скорее к животным, чем к людям.
Томас Карлейль, один из праотцов нацизма, создатель теории «Героев», антисемит, глашатай диктатуры, восхвалявший превосходство англосаксов, писал об ирландцах: «Разве это не великое благословение — избежать участи родиться кельтом?»; большинство ирландцев были, по его мнению, «свиньями в человеческом обличье». В 1850 г. эдинбургский профессор анатомии Роберт Нокс «научно доказывал», что «источник всех бед Ирландии кроется в расе, кельтской расе Ирландии… Следует силой изгнать эту расу с земель… они должны уйти. Этого требует безопасность Англии». Ведь «человеческие качества зависят исключительно от расовой природы»[145].
А ведь ирландцы были белыми, что говорить об отношении к чернокожим. «Хрупкое равноправие… между белым охотником и африканским вождем, британским торговцем и его африканской любовницей, или миссионером и потенциальными новообращенными было в значительной степени нарушено… расовыми установками». И «с тех пор, как империя стала прочной, британцы оказались неспособны относиться к африканцам как к человеческим существам», — утверждали авторы «Прелюдии к империализму»[146].
5 июня 1873 года сэр Фрэнсис Гальтон, выдающийся английский исследователь и двоюродный брат Чарльза Дарвина, написал письмо в газету Times:
«Мое предложение состоит в том, чтобы сделать поощрение китайских поселений в Африке частью нашей национальной политики, исходя из того, что китайские иммигранты не только сохранят свое положение, но и будут размножаться, а их потомки вытеснят низшую негритянскую расу… Я считаю, что африканское побережье, ныне скудно занятое ленивыми, болтливыми дикарями, через несколько лет может быть занято трудолюбивыми, любящими порядок китайцами, живущими либо в полуподчиненной зависимости от Китая, либо в полной свободе по своим собственным законам»[147].
Вспомним стихотворение Р. Киплинга «Бремя белых» («Бремя белого человека») 1899 г.:
Несите бремя белых, —
И лучших сыновей
На тяжкий труд пошлите
За тридевять морей;
На службу к покоренным
Угрюмым племенам,
На службу к полудетям,
А может быть — чертям!
Несите бремя белых, —
Сумейте все стерпеть,
Сумейте даже гордость
И стыд преодолеть;
Придайте твердость камня
Всем сказанным словам,
Отдайте им все то, что
Служило б с пользой вам.
Несите бремя белых, —
Восставьте мир войной,
Насытьте самый голод,
Покончите с чумой,
Когда ж стремлений ваших
Приблизится конец,
Ваш тяжкий труд разрушит
Лентяй или глупец.
Несите бремя белых, —
Что бремя королей!
Галерника колодок
То бремя тяжелей.
Для них в поту трудитесь,
Для них стремитесь жить,
И даже смертью вашей
Сумейте им служить.
Несите бремя белых, —
Пожните все плоды:
Брань тех, кому взрастили
Вы пышные сады,
И злобу тех, которых
(Так медленно, увы!)
С таким терпеньем к свету
Из тьмы тащили вы.
Несите бремя белых, —
Не выпрямлять спины!
Устали? — пусть о воле
Вам только снятся сны!
Старайтесь иль бросайте
Работу всю к чертям —
Все будет безразлично
Упрямым дикарям.
Несите бремя белых, —
И пусть никто не ждет
Ни лавров, ни награды,
Но знайте, день придет —
От равных вам дождетесь
Вы мудрого суда,
И равнодушно взвесит
Он подвиг ваш тогда.
К концу XIX века идеи британского превосходства, безусловного права высшей расы на управление низшими, а в лучшем случае «просветительской или цивилизаторской миссии Британии» были весьма популярны в обществе и определяли империалистическую политику Лондона. Расизм распространился и среди британского пролетариата в представлении, что «англичанин, аристократ среди народов». Основоположница теории тоталитаризма Ханна Арендт в книге «Элементы и происхождение тоталитарного господства» констатировала: «английское общественное мнение… создало самую плодородную почву для… возникновения биологических представлений о мире, целиком ориентированных на расовые доктрины»[149].
А что думал сам основатель двух Родезий С. Родс? «Я утверждаю, что мы (англичане) — лучшая раса в мире, и что чем больше мы населяем мир, тем лучше для человечества… Просто представьте себе те части, которые в настоящее время населены самыми презренными образцами человеческих существ, какие изменения произошли бы, если бы они попали под англосаксонское влияние… Наш долг — пользоваться каждой возможностью, чтобы захватить новые территории, и мы должны постоянно помнить, что, чем больше у нас земель, тем многочисленнее англосаксонская раса, тем больше представителей этой лучшей, самой достойной человеческой расы на Земле»[150].
16 декабря 1880 года буры Трансвааля так и не смирившиеся с потерей независимости восстали, началась Первая англо-бурская война. Британцы снова несли ощутимые потери. Буры прекрасно ориентировалась на местности, знали особенности природы и фауны, и, главное, были мотивированы на отпор британцам. Армия ее Величества могла противопоставить им в основном новобранцев, остальные части были заняты в других конфликтах. Англичане несли поражение за поражением, буры осадили города и гарнизоны британцев. На свежие воспоминания поражений от зулусов, легли новые неудачи. К тому же вся мировая печать, кроме британской, выступила в защиту бурских республик, отважно сражающихся за свои независимость против самой крупной империи мира. Добровольцы с разных стран потянулись в далекую Южную Африку на помощь бурскому народу, в то время как в самом Лондоне росло недовольство непопулярной войной. В итоге Гладстон был вынужден пойти на мир с бурами. П. Крюгер в 1881 году провозгласил фактическую независимость Южно-Африканской республики, пусть и юридически она осталась частью Империи.
К негодованию британцев в Трансваале вскоре нашли золото. Началась уже золотая лихорадка, вызвавшая новый приток поселенцев и капитала.
Все эти события отсрочили нападения на ндебеле. Война с зулусами и поражение от буров временно охладили пыл британцев на дальнейшее расширение. Однако, как показала Берлинская конференция 1884–1885 годов, судьба региона была предрешена. Европейские колониальные империи, абсолютно не считаясь с мнением африканских народов, договорились о разделе Африки. Примечательно, что на земли ндебеле и шона претендовали португальцы, продвигая так называемую «розовую карту»[151]. Их планам не суждено было сбыться. Найденные залежи алмазов и золота приковали внимание британского капитала. Дальнейшая история региона тесно связана с его представителем, выдающейся и далеко неоднозначной личностью С. Родса.
Сесилю Родсу в отечественной историографии посвящено 2 монографии А. Б. Давидсона. Первая вышла в 1984 году «Сесил Родс и его время», вторая «Сесил Родс — строитель империи» в 1998 году.
Сесил Джон Родс родился 5 июля 1853 года в торговом городке Бишопс-Стортфорд графства Хертфордшир в 43 км к северо-востоку от Лондона. Его отец Фрэнсис Вильям Родс был викарием англиканской церкви. С раннего возраста Родс отличался слабым здоровьем. В 15 лет из-за обострений, как утверждают биографы, чахотки[152] (но более вероятно астмы), он был вынужден покинуть школу и перейти на домашнее обучение. Отец пришел к выводу, что местный климат идет во вред Сесилю, и решает отправить его морским путешествием к брату в Южную Африку, где тот пытался выращивать хлопок в долине Умкомази в Натале.
Сесил Родс
1 сентября 1870 года Сесил Родс высадился в порту Дурбан, но брат не встретил его, т. к. уже отправился в недавно открытые алмазные месторождения в надежде разбогатеть[153]. Брат Сесила Родса не отказался от фермы, и вскоре они вместе продолжили занятие хлопком. Собрав два скудных урожая, совпавших с падением цен на хлопок, их предприятие провалилось. В октябре 1871 года 18-летний Родс и его 26-летний брат Герберт покинули ферму, посвятив себя алмазным месторождениям Кимберли в районе не менее знаменитой фермы Де Бирс, названной в честь первых владельцев фермы голландцев братьев Де Бир[154].
В ноябре они уже добрались до холма Колсберг, крупнейшего лагеря старателей по добыче алмазов, где Герберту принадлежало 3 участка по 10 м кв. каждый.
В письме к матери Родс описал это место, на котором впоследствии был образован шахтерский городок Кимберли. «Представьте себе небольшой холм. Самая высокая его точка поднимается всего лишь на тридцать футов (9–10 метров) над окружающей местностью; в ширину этот холм — сто восемьдесят ярдов (165 метров), в длину — двести двадцать (200 метров); все пространство вокруг холма занято белыми палатками, а за ними на мили и мили — плоская равнина с пологими возвышенностями здесь и там. А теперь взгляните на холм от входа в мою палатку. Перед Вами — словно бесчисленные муравейники, покрытые черными муравьями так густо, как только можно; это муравьи — человеческие существа. Вспомните, что на этом холме — шестьсот старательских заявок и каждая из них в свою очередь разделена обычно еще на четыре участка, и на каждом из них работает, как правило, шестеро черных и белых. Значит, десять тысяч человек возятся ежедневно на кусочке земли площадью в сто восемьдесят на двести двадцать ярдов.
…По всему холму — дорожки, по ним на тележках вывозится порода… Но перил у этих дорожек нигде нет, и мулы, тележки и все остальное то и дело летит вверх тормашками вниз, в уже глубоко вырытые ямы»[155]. Вместе с тележками периодически падали и сами люди, преимущественно чернокожие рабочие, занятые в самом тяжёлом труде. К этому всему прибавлялись жара, сухость, антисанитария, эпидемии, недостаток и дороговизна самых простых товаров, чистой воды и пр. Нередким было воровство, реже убийства и самоубийства. Условия были по истине титаническими. Усилиями старателей на месте холма Колсберг со временем возникло одно из самых больших искусственных углублений в земной коре. Его назвали Большой ямой. К 1914 году, когда разработка этих копей была прекращена, глубина кратера достигла 1098 метров и из него извлекли уже больше трех тонн алмазов[156].
Дела у С. Родса относительно большей части старателей пошли неплохо, конечно, он не нашел сразу огромный алмаз и заработать состояние. Но ему удавалось добывать (а усилия не малого числа старателей оказались тщетны) алмазы, где-то с благосклонностью удачи, но главным образом благодаря тяжелому труду своему и своих работников. Также ему способствовало несколько благоприятных условий. В отличие от множества других своих соотечественников, он был не склонен впадать в депрессии, он не ставил на кон все, и в случае неудачи он мог вернуться домой в Англию, вероятно и запросить денег, известно, что до поездки в Колсберг он получил две тысячи фунтов от тети Софи, сестры своей матери. Однако секрет успеха Родса в нем самом, в его трудолюбии, упорстве, целеустремленности, а главное, в не по годам выдающимся уме и находчивости. В то время, когда его брат распылялся между золотодобычей и торговлей оружия африканским вождям, С. Родс расширял свои владения, скупая новые участки в Кимберли. В 1873 его брат продал ему свои участки и на время вернулся на родину. Через несколько лет он погибнет где-то в глубине Африки.
Довольно рано развилось у него и умение оценивать конъюнктуру рынка, также как и стремление искать новые пути для решения своих задач. К изумлению других старателей, он то привозил издалека паровую машину, то покупал насос для выкачивания воды из копей, то вдруг загорался новой неожиданной идеей — производством льда, например, а затем организовал его продажу. Родс помимо всего проявил еще один талант, который считают залогом успеха предпринимателей и менеджеров: умение находить нужных людей, привлекать их к себе и использовать. Он говорил, что каждый человек имеет цену. Разбогатев, Родс стал подкупать и покупать нужных людей. Поначалу таких возможностей у него не было, приходилось уговаривать, объяснять, сколь радужны перспективы сотрудничества, пускать в ход лесть[157].
В алмазных копях он знакомится с Чарльзом Раддом, который будет его партнером на протяжении всей жизни. В 1873 г. именно на него Родс оставил дела на алмазной ферме пока сам отправился в Англию, воплощать в жизнь свою давнюю мечту — учебу в Оксфорде. Правда Родс на тот момент был уже довольно практичным человеком, и одной мечтой дело не ограничивалось. Как говорил сам Родс: «куда бы вы ни обратили свой взгляд — за исключением науки — Оксфордский человек находится на вершине дерева»[158]. Сейчас эта фраза также соответствует действительности, при чем его выпускники достигают и научных высот.
Чарльз Радд
Поступив в известный и почетный Ориел колледж Оксфорда, Родс заводит новые, крайне полезные знакомства, например, он подружился с Джеймсом Рошфором Магуайром, ставшим впоследствии одним из трех основателей Британской Южно-Африканской компании, членом Ирландской парламентской партии и Палаты Общин парламента Британии. Позже в 1877 г. Родс вступит масонскую ложу Аполлона (сейчас значится под номером 357) при Оксфорде и через 10 лет станет ее почетным членом[159]. Понятно, что в масонскую ложу, тем более что Оксфорда не брали проходимцев, связи и влияние Родса росло.
В 1973 г., в то время пока Родс постигал науки и обрастал связями в Европе и США начался финансовый кризис, вызванный паникой спекулянтов на фондовых биржах Германии, США, Австро-Венгрии[160]. Там, где многие видели риски, Родс увидел возможности, и отучившись всего семестр он вернулся в Африку увеличивать свое пока еще скромное по будущим меркам состояние.
Кризис сначала обанкротил мелких рудокопов, владевшими лишь частью участков. Затем уже целые участки начали продаваться за бесценок, люди уезжали назад в Старый Свет и Америку, у кого не было денег на обратный путь, пытались наладить свою жизнь в Южной Африке, искали работу, иногда оставаясь на своей бывшей земле уже в качестве рабочих.
Еще до отъезда в Оксфорд С. Родс и Ч. Радд инвестировали в шахту Де Бирс, с более дорогостоящим способом добычи, но и с большими перспективами. Время благоволило к дальнейшему расширению, используя ресурсы нового источника алмазов главным делом Родса становится амальгамация — скупка и объединение множества мелких участков. Поначалу они объединяли земли не в масштабах всех алмазоносных приисков, а лишь в районе фермы Де Бирс. Да и там далеко не сразу стали полновластными хозяевами. Однако им относительно быстро удалось объединить всех местных старателей в единую акционерную компанию[161].
Чем дольше шла разработка, чем глубже зарывались шахтеры, тем сложнее становилась добыча алмазов. Возникает серьезная проблема в затоплении шахт. Родс спохватился и в этом, получив контракт на откачку воды из трех основных шахт[162].
В 1876 г. Родс вернулся в Оксфорд продолжить свое обучение. За время пребывания в Англии Родс заводит новые полезные знакомства, обретает новые знания, делами в Африке управляет удаленно, письмами через своего подельника Радда, приезжая на копи лишь на каникулах.
1880 г. ознаменовывается для Родса созданием «Компании алмазных копей Де Бирс», капитал которой на тот период времени составил 20 тысяч фунтов[163]. Много ли это или мало? Ю. Г. Коновалов в своем исследовании «XIX век: события и люди» пишет: «Обычно богатыми считали людей с годовым доходом в 10 тысяч фунтов стерлингов и выше (это почти в сто раз больше годовой зарплаты тогдашнего рабочего высокой квалификации и в десять раз больше годового дохода преуспевающего юриста). Однако и эти богачи выглядели «бедными» в сравнении с их более богатыми соотечественниками, годовой доход которых был в 15–20 раз выше. Были и сверхбогачи, например, состояние лондонских банкиров Джеймса Моррисона и Самюэля Лойда превышало 5 миллионов фунтов стерлингов»[164]. Для сравнения священник англиканской церкви получал 140 фунтов в год, 400 фунтов в год получал управляющий Банка Англии, 9000 фунтов стоило звание полковника в гвардейской пехоте[165]. В том же году Родс избирается в парламент Капской колонии от округа Беркли Уэст, где до самой смерти будет оставаться депутатом. Входя в парламент, он преследовал все ту же цель, что и при поступлении в Оксфорд — связи и расширение влияния. И вновь Родс оказался верен в своих перспективах, именно там он знакомится с губернатором Капской колонии и верховным комиссаром Южной Африки Г. Робинсоном. Ему импонировали мысли Родса о расширении британских владений. В будущем он не раз поддержит начинания Родса, став одним из рьяных его сторонников.
Геркулес Джордж Роберт Робинсон
В 1881 г. Родс оканчивает Оксфорд бакалавром искусств имея связи в разных влиятельных кругах Лондона.
В 1882 году разразился новый мировой экономический кризис. На алмазных копях — удар по тем немногим мелким владельцам, которым посчастливилось пережить прежние трудности. На месте холма Колсберг образовалась огромная яма, впадина в триста футов. Да и в других районах работать надо было на такой глубине, что без дорогостоящей техники обойтись стало невозможно.
У мелких собственников не было ни денег, ни техники. Им не осталось иного выбора как продавать свои участки. К концу 1885 года на том месте, где первоначально было 3600 участков, осталось уже только 98 владельцев. Но и эта цифра не дает верного представления, как далеко зашел процесс концентрации. Дело в том, что из 98 владельцев во всех четырех районах добычи алмазов — Колсберг Кимберли, Де Бирс, Блумфонтейн и Дютойтспан — 67 имели участки в двух последних, менее значительных. В Кимберли же осталось всего девятнадцать владельцев, в районе Де Бирс — десять.
Деньги к деньгам. Капитал «Де Бирс» к 1885 году достиг 842 тысяч фунтов. Рос капитал, росло и влияние Родса. Он становится членом парламента Капской колонии. С 1883 года Родс уже не секретарь «Де Бирс», а президент. В тридцать лет он один из самых влиятельных фигур в самой многообещающей сфере мирового бизнеса тех лет. С марта по май 1884 года Родс — казначей Капской колонии. В августе того же года Сесил заместитель верховного комиссара Южной Африки в Бечуаналенде, регион, который он называл: «Суэцким каналом, ведущим в глубь материка», и прежде всего в долину Замбези, где располагалось Королевство ндебеле. Бечуаналенд, где проживал народ тсвана, был захвачен бурами Трансвааля после вновь обретенной независимости, и на его территории были созданы два марионеточных государства. Родс получается был назначен комиссаром над территорией не подконтрольной Британии, но вскоре 4000 британских солдат, высадившихся на побережье Южной Африки, исправили ситуацию[166].
В 1885 его ежегодный доход Родса вырос до пятидесяти тысяч фунтов, к 1887 г. в районе шахты Де Бирс компания стала монополистом. Следующим шагом стала борьба с Барни Барнато, который доминировал в Кимберли. Здесь для Родса появилась проблема — разорить такую крупную компанию, крепко стоящую на ногах, было крайне долгим и сложным мероприятием. Одним из ее уязвимых мест было наличие другой крупной компании, хотя и уступавшей им обоим, в Кимберли. Это была Французская компания капский алмазных копий, владение ею могло дать Родсу значительное преимущество и вынудить Барнато к капитуляции. Родс начинает поиск инвесторов, которые могли бы дать денег на ее покупку. Ему удается выйти на самого Натаниэля Ротшильда из семейства весьма известных банкиров. И вновь действует своеобразная харизма Родса. Он заинтересовывает Ротшильда в перспективном бизнесе, и тот выделяет ему 1,5 миллиона фунтов стерлингов, баснословную сумму по тем временам[167].
С 1882 по 1888 год Родсу удалось понизить себестоимость добычи в два с лишним раза, повысить дивиденды в восемь раз, а капитал компании — почти в двенадцать: с 200 тысяч фунтов до 2 миллионов 332 тысячи. В основном за счет механизации и ужесточения мер против кражи алмазов. Так начала действовать система компаундов — лагерей, обнесенных железной оградой или колючей проволокой, за которыми содержали рабочих африканцев. За пределы компаундов они не могли выходить, их жизнь строго контролировалась. В последнюю неделю работы им давали слабительное, чтобы они не утаили алмаз, проглотив его[168]. Добыча алмазов росла не только у Родса, но и у других, насыщение рынка вызывало снижение цен, что стало одним из препятствий к увеличению прибыли Де Бирс. Но теперь, получив деньги, Родс мог стать монополистом, и уже сам устанавливать цены. Купив Французскую компанию капский алмазных копий, Родс привлек все свои связи, все свое политическое влияние, чтобы склонить Барнато к сделке. И Родс проявил гибкость, — вместо агрессии, он предложил сотрудничество, объединение, выгодное им обоим.
13 марта 1888 г. в результате слияний двух компаний образовалась знаменитая De Beers Consolidated Mines, ныне De Beers Group, чей знаменитый девиз: «A Diamond is Forever» стал названием одного из фильмов не менее известной Бондианы. Понятно, что Н. Ротшильд приобрел в ней существенное влияние[169].
Один из магазинов компании в настоящее время
Во главе компании встал совет директоров, фактически же ей руководили: Родс, Барнато и Бейт, под покровительством Ротшильда. Они получали учредительскую прибыль. Дивиденды по обычным акциям заранее ограничивались фиксированным доходом, и превышение над ним, которое было очень велико, превзойдя все ожидания, делилось между этими людьми.
Объединенная «Де Бирс» сразу же уволила двести белых горняков и снизила себестоимость добычи. Добыча одного карата стоила теперь не больше десяти шиллингов. А на мировом рынке он стоил тридцать. В следующем, 1889 году «Де Бирс» поглотила копи Блумфонтейна и Дютойтспана, а затем еще несколько более молодых копей, открытых в других районах. Родс стал контролировать добычу алмазов в Южной Африке и девяносто процентов мировой добычи. Капитал «Де Бирс» уже в 1890-м оценивался громадной по тем временам суммой — 14,5 миллиона фунтов. В ее копях работало двадцать тысяч африканцев[170].
Казалось бы, Родс достиг огромного успеха. Но в чем же была главная цель Родса. В богатстве? В алмазной монополии? В жажде власти? Нет Родс мыслил куда шире. Будучи дарвинистом, он признавал за английской нацией лучшие черты человечества. Что ее владения должны простираться по всему земному шару, а превосходство Британской империи должно быть неоспоримым. Когда Родс еще проходил обучение в Лондоне, он по своему выражению написал «черновик некоторых моих идей»:
«Часто человеку приходит в голову спросить, что есть главное благо в жизни; к одному приходит мысль, что это счастливый брак, к другому — большое богатство, и по мере того, как каждый ухватывается за эту идею, он более или менее работает для ее осуществления. Мне самому, размышляя над тем же вопросом, пришло в голову желание принести пользу своей стране…
Я утверждаю, что мы — первая раса в мире, и чем больше мы населяем этого мир, тем лучше для человечества. Я утверждаю, что каждый акр, добавленный к нашей территории, означает рождение большего числа представителей английской расы. Вдобавок к этому, поглощение большей части мира под нашим правлением просто означает конец всех войн…
Дальнейшее развитие Британской империи, это приведение всего нецивилизованного мира под британское правление, это возвращение Соединенных Штатов и превращение англосаксонской расы в единую Империю. Что за сон! Но все же это вполне вероятно. Это вполне возможно»[171]. Эта речь как нельзя лучше демонстрирует главные взгляды Родса, на фоне которых, создание Де Бирс является приятным инструментом осуществления основной цели.
В этом же русле его мечты о железной дороге Кейптаун — Каир, рассекающей Африку с севера на юг; созданная, по его завещанию оксфордская стипендия Ориела коллежа имени С. Родса нарекающая воспитывать новых колонистов[172]. И наконец, поход на север в долину Замбези, где он столкнется с Лобенгулой и Королевством ндебеле.
Королевство ндебеле, сказочный Офир, который ждет своего повторного открытия, чтобы озолотить своего «первооткрывателя». И никто не будет считаться с местным населением, даже если богатые залежи золота, также, как и Офир окажутся всего лишь сказкой.
В 1886 г. в Витватерсранде, где сейчас находится г. Йоханнесбург (ЮАР) было открыто уникальное месторождение золота. Собственно, это не одно месторождение, а гигантская группа месторождений (9 рудных полей), находящихся в грабен-рифтовом прогибе на жёстком архейском фундаменте, как говорят геологи[173].
Алмазная лихорадка, которая уже достаточно поостыла, переросла в крупный бизнес, сменилась новой золотой лихорадкой. И вновь повалил поток авантюристов. Только теперь на их пути становились богатые компании, и С. Родс прибыл на прииски не одним из тысяч, а один на тысячи. Однако месторождения были настолько обширны, что места хватило всем. Чтобы понять масштабы золотой лихорадки необходимо посмотреть на статистику. К 1896 г. Йоханнесбург насчитывал уже 102 078 жителей[174], в то время как в январе 1890 г., во время первой переписи населения, — 26 303[175].
Родс с Раддом скупили 9 отличных участков по преимуществу на западе золотоносного района и создали акционерные компании. В 1887 году все эти компании были объединены в одну — «Голд филдз оф Сауз Африка», с капиталом в 125 тысяч фунтов. При ее создании Родс оговорил за собой право на треть чистой прибыли. В 1892 году компания была переименована в «Юнайтед голд филдс» с капиталом уже в десять раз большим[176]. Наследником этой компании в наше время является Gold Fields Limited[177], которая занимает 8 место в мире по объемам добычи золота[178].
Несмотря на то, что в 1896 году Родс от добычи золота получал от трехсот до четырехсот тысяч фунтов чистой прибыли в год, что было в два раза больше прибылей от алмазов, главные интересы Родса находились на севере. Следом шли интересы Де Бирс, и только потом золотые прииски. Хотя также было бы неверным утверждать, что они его не интересовали. Как раз для привлечения людей, средств и благосклонности британского правительства Родс использовал тему золота.
С открытием трансваальского месторождения сразу же пошли слухи, что междуречье еще богаче. Недаром же от каких-то местных народов здесь остались древние рудники… Из уст в уста передавались, казалось, давно забытые рассказы средневековых португальских путешественников. Перепечатывались их старинные карты с манящими надписями: «Здесь есть золото». Авантюристы бросились к Лобенгуле за «концессиями» на поиски драгоценного метала. Его столица Булавайо стала местом паломничества и центром английских, немецких, португальских и бурских интриг.
«Белые люди приходят как волки, без разрешения, и прокладывают новые пути в мою страну», — писал Лобенгула 1 марта 1887 года британским чиновникам. Он пытался принять меры, ограничить въезд в страну, но приток европейцев все возрастал. «Сегодня еще сохраняется мир, но я не знаю, что принесет завтрашний день»[179].
«Белые люди», это не только британцы. Это амбициозные немцы, недавно захватившие колонии, мечтающие опоясать Африку кольцом своих владений, соединив Германскую Восточную Африку с Юго-Западной. Португальцы, выдвигающие свое историческое право на земли ндебеле и шона, вспоминая свои первые попытки колонизации. Буры, окруженные Британской империей, для которых не отдать Матабелленд под власть англичан стало первостепенной задачей. Военная операция с их стороны была вряд ли возможна, т. к. вызвало бы повод для агрессии со стороны британцев, а воевать на два фронта они были явно неспособны. К тому же, даже если исключить вмешательство англичан, далеко не факт, что буры бы победили потомков зулусов. Поэтому Трансвааль как мог настраивал Лобенгулу против британской короны. Бурам даже удалось в 1887 году заключить с ндебеле «Договор о мире и дружбе» и добиться ряда привилегий[180].
Матабелленд, 1887 г.
Лобенгула со своей стороны, как мог препятствовал проникновению европейцев в его страну. Запрещал строить новые дороги, вводил все новые ограничения для белых людей. Противостоял Лобенгула и на дипломатическом фронте, хотя это ему было сложнее всего, — маневрировать между англичанами, немцами бурами и португальцами, слабо разбираясь в европейской политике. Несмотря на это Лобенгула обыграл Лондон при определении границы с племенем бамангвато, где англичане хотели выступить в роли третейского судьи. Лобенгула убедил правителя бамангватов Каму на двухсторонние переговоры, чем расстроил планы британцев. Опять же последующий договор с бурами «О мире и дружбе» был наименьшим злом для ндебеле.
Лондон не устраивал такой поворот событий. И не без воздействия С. Родса к Лобенгуле был отправлен на переговоры сын Роберта Моффата, знавший Лобенгулу — Джон Моффат. Это был чрезвычайно удачный выбор, т. к. Лобенгула не просто знал его, он относился к нему с симпатией называя ласково «Джонни»[181]. Моффат своеобразно отзывался о Лобенгуле, говоря, что правитель ндебеле также лжив, как и европейцы, и безусловно демонстрирует впечатляющие качества государственного деятеля[182]. Моффат долго убеждал ндебеле об угрозе со стороны буров и могуществе Британии, желающей ндебелам мира и процветания. Поверил ли он Моффату? Безусловно нет. Вероятно, он пытался вновь столкнуть буров и англичан и уже тогда осознавал, что просто отсрочивает гибель своего государства. Американский историк Джон Гелберт (не путать с экономистом) считал, что Лобенгула надеялся на примирение с одной частью белого населения, которая затем служила бы барьером для других белых[183].
Джон Моффат
11 февраля 1888 г. Моффату удалось заключить с Лобенгулой договор о дружбе, согласно которому вождь обещал не вступать ни с кем в переговоры и никому не отдавать в аренду земли своей страны без предварительного оповещения английского верховного комиссара Южной Африки.
Для соперничавших с Британией государств договор стал неприятным сюрпризом. Португалия, Германия и Трансвааль выразили Лондону протест[184]. Времени у Лобенгулы оставалось все меньше. Король ндебеле, наверняка вынашивал мысль уйти дальше на север, как сделал его отец. Однако этот возможный поход был делом крайне рискованным, и где вероятность, что против не выступили бы индуны с молодыми воинами: «Отдать страну белым без боя!?». Это могло кончится для Лобенгулы плачевно.
Следующий шаг в этой жестокой игре предпринял лично Родс. Ему необходима была концессия на недра земель ндебеле. Наличие такой концессии фактически бы включало междуречье Зимбабве и Лимпопо в зону влияния Британской империи. Концессия дало бы право на королевскую хартию управления областями Африки, лежащими к северу от Трансвааля, но для ее получения необходимо было предоставить обоснование, которое могло бы придать ей хоть видимость законности, т. е. документ от известного африканского правителя. Таким документом и должна была стать концессия[185]. Как было отмечено ранее С. Родс стал далеко не первым просителем концессии у Лобенгулы. За ней обращались к королю ндебеле немцы, голландцы, буры и другие англичане. Но все они получали отказ. Буквально за год до посольства Родса у Лобенгулы пытались добиться разрешения на добычу полезных ископаемых молодые предприниматели Ф. Джонсон и М. Хини, немецкая группа, возглавляемая человеком по имени Шульц, Грейамстаунский синдикат послал Джозефа г. Вуда, Уильяма К. Фрэнсиса и Эдварда Чэпмена[186]. Все они получили отказ. Соответственно опасения неудачи у Родса были весьма весомые.
В августе 1888 г. с «благословением» верховного комиссара по Южной Африке и губернатора Капской колонии Г. Робинсона, он посылает самых доверенных своих людей, партнеров Ч. Радда, Ф. Томпсона и Д. Магуайера к Лобенгуле в столицу ндебеле — Булавайо. На руках у них была рекомендация комиссар-резидента Бечуаналенда С. Шиппарда[187], который вел с Лобенгулой дружественную переписку, и вместе с тем еще в 1878 г., в лучших традициях британской дипломатии, обсуждал с Родсом захват Королевства[188]. Послы всеми силами пытались предстать перед Лобенгулой честными, глубокоуважаемыми предпринимателями, которые оградят, в случае заключения договора, ндебеле от посягательств «бессовестных авантюристов»[189]. Переговоры шли шесть недель, Лобенгула, понимая, что ничего хорошего из соглашения не выйдет противился им, но посланники Родса не могли потерпеть фиаско и продолжали натиск. К тому же на их удачу в качестве переводчика выступил Ч. Хелм, который за дополнительную плату просто врал Лобенгуле, не знавшего английского языка, о содержании договора. Его перевод выглядел так:
Британцы обязывались ежемесячно выплачивать Лобенгуле, а впоследствии и его наследникам 100 фунтов стерлингов, предоставить 1000 ружей, уже устаревшей на тот момент системы «Мартини — Генри» и 100 тысяч патронов к ним[190], а также одну канонерскую лодку[191]. Взамен им было нужно разрешение на добычу полезных ископаемых силами не более десяти человек. При чем эти 10 человек не должны будут копать вблизи населенных пунктов и обязаны подчинятся законам ндебеле[192]. Фактически же договор мог трактоваться Родсом, как угодно. На всякий случай на границе Королевства расположился отряд английских солдат, готовый продемонстрировать силу британской короны.
30 октября 1888 года, неожиданно для парламентеров Лобенгула уступил. Концессия состоялась.
Фотография"Концессии Радда"с Лобенгулой
Позже, через белых поселенцев, проживающих в Булавайо, периодически получающих корреспонденцию, Лобенгула узнал, что оказывается он отдал Родсу права на весь Машоналенд (земли, заселенные шона на севере страны, являвшиеся данниками Лобенгулы,). Обнаружив обман, правитель ндебеле пошел на экстраординарный шаг, отправив своих послов, в сопровождении двух европейцев в Лондон к королеве Британии[193]. Хотя они и добрались до Лондона, и им был оказан добродушный прием, их скорее воспринимали как диковину — негров-посланников короля из далекой, богатой золотом страны Офир. Британское правительство и королева остались глухи к их словам, что, в принципе, не удивительно.
Лидер буров П. Крюгер, который также в свое время приезжал в Лондон, пытаясь добиться отмены аннексии Южно-Африканской республики (Трансвааль) перед первой Англо-бурской войной, ссылаясь на протест большинства буров и надеясь на справедливость, писал в своих мемуарах: «…Великобритания всегда остается верной себе: даже в своей заведомой неправоте она прибегает к трусливым уловками безвкусным аргументам, повторяя их до тех пор, пока все вокруг не начнут верить в ложь»[194].
Пауль Крюгер. Президент Южно-Африканской республики.
Отношения между Британией и ндебеле, очень верно охарактеризовал сам Лобенгула: «Видели вы когда-нибудь, как хамелеон охотится за мухой? Хамелеон становится позади мухи и некоторое время остается неподвижным, затем начинает осторожно и медленно продвигаться вперед, бесшумно переставляя одну ногу за другой. Наконец, приблизившись достаточно, он выбрасывает язык — и муха исчезает. Англия — хамелеон, а я — муха»[195].
В номере от 24 мая 1889 года русская газета «Биржевые ведомости» писала: «Речь идет о грандиозном проекте колонизации Африки, приписываемом британскому правительству. С этой целью уже образовалось общество капиталистов по образцу блаженной памяти Ост-Индской компании. Утверждают, что маркиз Солсбери разрешил этому обществу завладеть от имени Англии обширным пространством земли к северу и югу от реки Замбези, где не существует еще правильного правительства, следовательно, ничьи права не будут нарушены (мнение африканцев как видите не учитывается в «цивилизованном» обществе — выд. и прим. автора), и в то же время предстоит обширное поприще для всякого рода эксплуатации, на что, как известно, англичане большие мастера… Во главе вновь учреждаемого общества будут стоять главнейшие капиталисты Англии и Капских владений»[196].
Родс, заключив договор с Лобенгулой, получил право на хартию, привилегию от британской короны, означающую одобрение и поддержку на деятельность в данном регионе, а фактически его захват. Далее ему была нужна компания, которая смогла бы осуществить этот захват. Здесь стоит несколько остановиться на том моменте, почему именно компания осуществляла захват африканского государства, а не британское правительство напрямую. Дело в отсутствии ответственности короны за ее действия, в случае неудачи компании или ее столкновения с другими представителями европейских государств на континенте или крайней жестокости к чернокожему населению, репутация Великобритании страдала гораздо меньше, чем, если бы действия происходили непосредственно от нее. К тому же это был удачный способ, опираясь на средства частных предпринимателей, используя их инициативу, расширять колониальную империю. И другой важный момент — компания, завершив удачный захват, вкладывала свои финансы на развитие отраслей экономики региона, сама устанавливала торговые связи, подавляла восстания местных племен и пр., что требовало несравненно меньшей нагрузки на бюджет Империи. Однако, данная политика не означает, что британское правительство самоустранялось от вмешательства в дела компании, давая полную свободу действий. Периодически она нуждалась и в помощи британской короны. Опыт подобных компаний переняли и другие колониальные державы.
Итак, в октябре 1888 г. была создана знаменитая Британская Южно-Африканская компания (British South Africa Company (BSAC)). Ее первоначальный капитал составил 700 000 фунтов стерлингов в качестве первоначального капитала, из которых 500 000 фунтов стерлингов должны были пойти на строительство железной дороги и 200 000 фунтов стерлингов — на предварительное развитие страны. Кроме того, Родс согласился выделить из своих собственных средств 50 000 фунтов стерлингов на телеграфный аппарат и 4000 фунтов стерлингов на зарплату и расходы британского резидента в Матабелленде[197]. За свою поддержку Г. Робинсон не был забыт, а скорее плата была обговорена заранее. Робинсон впоследствии стал одним из директоров Де Бирс, акционером Central Search Company и ее преемника, United Concessions Company, а в 1896 году — директором BSAC[198].
Не смотря на, казалось бы, достигнутый успех, перед Родсом стояли серьезные задачи, чтобы получить и реализовать хартию. Ему было необходимо убедить критически настроенных политиков, направить в нужном русле общественное мнение, подавить или призвать к сотрудничеству конкурентов. Для этого Родсу пришлось вести многочисленные переговоры, чтобы пополнить ряды управления компании английской знатью — передать им часть акций, подкупать прессу и пр. Но результат стоил того. Газеты сменили позицию на диаметрально противоположную, склонив на сторону Родса общественное мнение. О Родсе стали положительно писать и «Таймс» и «Сент Джеймс гезетт». Компанию пополнили такие именитые персоны, как барон Э. Гиффорд, лорд Сесил — сын премьер-министра Солсбери, бельгийский король Леопольд II, известный своей звериной жестокостью по отношению к черному населению Бельгийского Конго[199], лорд Эбекорн — сын вице-короля Ирландии и др.[200] Компания взяла на себя обязательства по постройке железнодорожной и телеграфной линии до Замбези, что обеспечило ее дополнительным финансированием. Сыграли свою роль и мифы о стране Офир, о втором Ранде (Витватерсранд), слухи о зимбабвийском плато как об «одном огромном золотом рифе»[201].
В мае 1889 г. британское географическое общество рекомендовало компанию Родса для освоения африканских территорий. А уже 29 октября 1889 г. хартия была подписана Королевой Викторией[202]. В ней предписывалось, что компания вправе использовать «все выгоды от упомянутых концессий». Она имеет право на организацию своего административного аппарата, полиции, создание банков, акционерных обществ, выдавать концессии, распоряжаться по-своему усмотрению землей, за исключением передачи ее другому государству. Также было сказано, что компания обязана поддерживать мир и порядок, ликвидировать все формы рабовладения, не вмешиваться в религиозные дела племен, не продавать им спиртное и пр.[203] Реально же, все чернокожее население, попадающее в лоно Британской Южно-Африканской компании, никаких прав не имело. Вот высказывания некоторых именитых англичан по поводу завоеванных рас британских колоний. Сэр Чарлз Дилк и Герберт Джордж Уэллс: «голые варвары… спаслись от истребления, потому что европейцы не могли постоянно жить в их климате [в Индии]»; «единственным разумным и логичным решением в отношении низшей расы является ее уничтожение» (эта фраза принадлежит никому иному как самому Г. Дж. Уэллсу)[204]. В 1919 г. имперское колониальное ведомство Германии в ответ на версальский диктат выдвинуло следующий довод: «Англичане, имеющие опыт Южной Африки», не отрицают того, что «учитывая характер… туземцев, необходимо применять самые жесткие средства их подавления для поддержания дисциплины и порядка»[205].
В британских доминионах, получивших самоуправление, — таких как Австралия или Британская Колумбия (Канада), цветные представители населения были лишены права голоса. Именно в Британской Северной Америке — в Ванкувере, в 1892 г. впервые отмечено использование расовой ненависти как мотива для разработки законов, оскорбляющих и унижающих «небелых», и более того — можно проследить, как здесь начал зарождаться лексикон расовой ненависти, предвосхитивший словарь антисемитского «Der Sturmer» Юлиуса Штрайхера: «небелый» (понятия «неариец» еще не было) — «оскорбительное ругательство, означающее в лучшем случае «грязный переносчик заразы»»[206].
Представления о неравенстве рас были распространены не только среди британцев, речь идет о всем Старом свете. Однако колониальная империя англичан отличилась наибольшей масштабностью и присущей ей жестокостью. Уничтожение индейцев в Северной Америке, геноцид аборигенов в Австралии[207], Тасмании, неоднократное уничтожение (как минимум два явных примера — завоевание Кромвелем Ирландии и бездействие Лондона во время «Великого голода») и продажа в рабство ирландцев, концентрационные лагеря для буров в период Англо-Бурской войны, вот далеко не весь перечень злодеяний империалистов. И здесь прослеживалась не только инициатива правительства, зачастую британские подданные в колониях разделяли взгляды властей, с энтузиазмом принимаю участия в расправах над «туземцами». По словам историка Алана Мурхеда: «В Тасмании они (аборигены) были поголовно истреблены… поселенцами… и каторжниками… все они жаждали получить землю, и никто из них не собирался позволить чёрным препятствовать этому»[208]. «Охота за черными была любимым спортом колонистов. Выбирали день и приглашали соседей с их семьями на пикник… после обеда джентльмены брали ружья и собак и в сопровождении 2–3 слуг из ссыльных отправлялись в лес искать черных. Охотники возвращались с триумфом, если им удавалось подстрелить женщину или 1–2 мужчин»[209]. Перспективы ндебеле и шона были печальны, однако им повезло больше, колонизаторы нуждались в дешевой рабочей силе, так что африканцы «оказались полезны».
20 декабря 1889 г. в соответствии с хартией был принят Устав Британской Южно-Африканской компании. В нем прописывалось, что «главным объектом деятельности британской BSAC является регион Южной Африки, расположенный непосредственно к северу от британского Бечуаналенда и к северу и западу от Южноафриканской Республики и к западу от португальских владений». Т. е. BCAS претендовала не только на междуречье Замбези — Лимпопо, но и дальше на север. Также в уставе было четко прописано: «Компания всегда будет и остается британской по своему характеру и территориальной принадлежности, будет иметь свой главный офис в Великобритании, а главным представителем компании в Южной Африке и директорами всегда будут британские подданные естественного происхождения или лица, которые были натурализованы в качестве британских подданных или в соответствии с актом парламента нашего Соединенного Королевства»[210].
Получив желанную хартию, BSAC разработала свой флаг, герб и девиз, свои гербовые и почтовые марки[211]. Также вскоре начался выпуск акций компании, продажа которых принесла высокую прибыль.
Почтовая марка с гербом BSAC
Флаг с эмблемой Британской Южно-Африканской компании
Для осуществления своих захватнических планов в 1890 г. С. Родс занимает пост премьер-министра Капской колонии.
В начале февраля 1890 г. в Булавайо прибыло посольство королевы — трое рослых гвардейцев в яркой красной форме, металлических кирасах и высоких шапках. Они привезли уведомления о поддержке компании Королевой и о назначении в Булавайо английского резидента[212]. Начались долгие переговоры с Лобенгулой о допуске англичан на территорию его государства.
Тем временем уже велась подготовка к вторжению в независимости от решения правителя ндебеле. Создавались отряды двух типов. Конная полиция привилегированной компании численностью около пятисот человек. И так называемые «пионеры», т. е. золотоискатели и поселенцы. Правда разница между ними была малозаметна, они получали одинаковое жалование, по семь с половиной шиллингов в день, а после успеха предприятия по три тысячи акров земли (1200 гектаров),[213] и 15 горнодобывающих претензий. Этнический состав авантюристов был практически однороден, большинство составляли англичане, но по социальному происхождению присутствовал колоссальный разброс, рядом с выходцами из рабочего класса стояли потомки знатных семей.
Первоначально С. Родс, еще в 1889 г., планировал распространить сведения, о якобы готовившемся Лобенгулой нападении на соседнее племя бамангватов, а затем, использовав эту дезинформацию как повод, силами в пятисот человек захватить столицу Матабелленда — Булавайо, пленить или убить Лобенгулу. Однако, нанятый им человек проболтался, выпив лишнего. Сведения о плане дошли до Генри Лоха, верховного комиссара Южной Африки, который не разделял уверенности Родса. Данный план пришлось отложить в сторону.
28 июня 1890 г. из Бечуаналенда выдвинулась «Колонна пионеров» под предводительством 23-х летнего авантюриста Фрэнка Джонсона, в ее составе находился, позже ставший знаменитым, Фредерик Селус. Колонна состояла из 180 колонистов, 62 фургонов и 200 добровольцев (которые в конечном итоге сформировали ядро того, что стало Британской Южно-Африканской полицией (BSAP)). Затем к колонне присоединилась еще одна группа из 110 человек, 16 фургонов, 250 голов крупного рогатого скота и 130 запасных лошадей. Они были вооружены винтовками Мартини-Генри, револьверами, семифунтовыми полевыми пушками и пулеметами системы Максима. Также в их распоряжении находился электрический прожектор, который они использовали для устрашения воинов матабеле, следящих за колонной[214].
Офицеры"Колонны пионеров"
Учитывая позицию Лобенгулы и недавний раскрывшийся план по захвату Булавайо, Родс с подельниками решили временно не вступать конфликт с ндебеле, обойдя их земли с юга и востока, где в трехстах — четырехстах километрах от столицы Лобенгулы на территориях проживания шона (под общим названием Машоналенд) создать укрепленные форты для дальнейших действий. Данный поход не представлялся «легкой прогулкой», — тропические болезни, ядовитые змеи, пауки, клещи, муха цеце, нападения диких зверей, банальная жара и жажда, постоянная угроза нападения воинов ндебеле. Однако желание разбогатеть было сильнее возможных угроз. Примечательно, что среди этой первой группы колонистов были и женщины, правда их «можно было пересчитать по пальцам»[215].
К сентябрю 1890 г. порядком поредевшая колонна соорудила 4 форта к востоку от Булавайо. Первый форт Тули, затем Виктория, в честь королевы, Чартер, в честь компании и последний Солсбери, в честь английского премьер-министра, который впоследствии, превратившись в город, стал столицей Родезии[216]. Эти форты стали опорными точками компании и пионеров, символами колонизации.
Лейтенант Эдвард Тиндейл-Бискоу поднимает Юнион Джек на холме с видом на Форт Солсбери утром 12 сентября 1890 года.
Сами шона этому вторжению не оказали организованного сопротивления. Многие из них воспринимали колонну первопроходцев просто как большую группу торговцев и золотоискателей, которая уйдет, как только ее коммерческие желания будут удовлетворены, как до это делали португальцы и другие торговцы. Отсутствие организованного сопротивления привело Артура Кеппел-Джонса к утверждению, что белые поселенцы «оккупировали» Машоналенд, а затем «завоевали» Матабелленд[217]. Эта точка зрения игнорирует рассеянное сопротивление Шона трудовой мобилизации и сбору налогов. Сообщества Шона не могли видеть в этих действиях и требованиях логики BSAC, так как не считали себя покоренными. Более того у шона на руках было оружие, в том числе и огнестрельное, что подчеркивает их фактическую независимость[218]. Как писал Т. О. Рейнджер:
«В Машоналенде компания на первом этапе видела своей главной целью в поддержке и расширении экономической деятельности пионеров. Ее работа ограничивалась поддержкой поселенцев посредством карательных экспедиций и в привлечении работников для принудительного труда»[219].
Тем не менее успех похода бурно отразился в британской прессе, прославляющей богатство региона. Южноафриканская привилегированная компания в конце 1890 г. издает «Меморандум об условиях, на основании которых желающим разрешается изыскивать минералы и металлы в Машоналенде». Согласно нему любой желающий мог получить лицензию компании, которая предоставляла ему право на один аллювиальный участок размером 150 на 150 футов (45 × 45 м) и десять участков по 150 на 400 футов (45 × 120 м) — в районах расположения золотоносных жил. Купивший лицензию, обязывался подчиняться законам компании, отдавать 50 процентов прибыли и по 10 шиллингов в месяц[220].
С. Родс пользуясь благожелательным настроем СМИ и общества объявил, что европейцев ждут участки для десяти тысяч ферм, изобилие туземной рабочей силы и радушием ндебеле и шона. В будущую Родезию потянулись колонисты.
Конечно, вопреки рекламе, поселенцев ожидало множество трудностей. Они жили в хижинах с небольшим количеством мебели, а основные предметы домашнего обихода были недоступны. Не было стекла для окон. Дверь была настоящей роскошью[221]. Лучшее, что есть из еды — консервы[222].
Также далеко не все колонисты впоследствии разбогатели. Младшие сыны английских лордов, желая добиться славы и собственного состояния, нередко теряли на Юге Африки свои последние материальные средства. Так лорд Генри Полет, предстал перед узнавшим его человеком — босым[223]. Тем не менее, возможность разбогатеть, жажда приключений, бегство от проблем с законом, безысходность на родине и прочие всевозможные причины, заставляли людей рискнуть.
К концу 1891 г. число колонистов составляло 1500–1700 человек[224], в то время как ндебеле и шона вместе до полумиллиона[225].
Лобенгула, оказавшийся в отчаянном положении, попытался сыграть на противоречиях колониальных держав. При условии выплаты 1 тыс. ф. ст. единовременно и 500 ф. ст. ежегодно он предоставил немецкому финансисту Э. Липперту концессию на создание фермерских хозяйств, строительство городов и использование пастбищ. Однако германское правительство не поддержало Липперта, и его концессия была продана Ротшильдам, а те перепродали ее BSAC, закрепив «права» на Машоналенд за компанией[226]. Примечательно, что Липперт являлся двоюродным братом Бейта — компаньона, друга и советника Родса[227], что делает недвусмысленный намек на изначально запланированное действие.
Известие о перепродаже сильнейшим образом подогрело воинственные настроения среди подданых ндебеле. Лобенгула в очередной раз оказался между двух огней, с одной стороны его воины жаждали войны, с другой Компания, за которой стоит вся мощь Британской империи, король понимал, в этой войне ему не победить.
В 1893 г. давно зревший конфликт между ндебеле и пионерами перерос в вооруженное противостояние. Эта борьба вошла в историю, как Первая война Матабеле. При оценке силы противников можно натолкнуться на данные, что войско Лобенгулы насчитывало 80 тысяч копейщиков и 20 тысяч стрелков, вооруженных винтовками Мартини-Генри. Однако эти цифры не выдерживают никакой критики, особенно если сопоставить их с численностью колониальной полиции и колонистов. Африканцы их бы просто смяли. На деле общая численность населения ндебеле по оценкам европейских наблюдателей составляла чуть более 100 000 человек[228], из них в полках Лобенгулы могли выступить около 16 тысяч человек[229], это максимум, учитывая, что войска были ослаблены неудачным походом на северный берег Замбези и поражена эпидемией оспы. Не смотря на наличие огнестрельного оружия (1500–2000 винтовок и карабинов) и патронов, отсутствие обучения и должного ухода, делали его малоэффективным в руках туземцев, поэтому их основным оружием по-прежнему был ассегай.
Этой силе Британская Южно-Африканская компания могла противопоставить всего 750 человек полиции и чуть большее число колонистов — добровольцев и союзников из народа тсвана. Для вспомогательных работ были мобилизованы шона[230].
Поводом для войны стал рейд военного отряда ндебеле на взбунтовавшегося вассала — одного из вождей Машоналенда, который объявил, что теперь находится под защитой колонистов. В этом рейде воины Лобенгулы имели четкие инструкции о запрете каких-либо столкновений с «белыми». Хотя ндебеле удалось покарать восставших шона, подоспевший отряд европейцев вынудил их отступить, воины Лобенгулы понесли потери только убитыми в 40 человек. Восстание данников из шона вероятно также было спровоцировано администрацией BSAC всячески подогревавшей настроения против ндебеле[231], и не только в русле традиционной политики «разделяй и властвуй», речь идет о специально подготовленной провокации. Россказни про «кровавых дикарей» ндебеле и необходимость защиты шона несостоятельны по многим причинам, но самая циничная из них — набеги на шона самих колонистов, в т. ч. ради обычного грабежа.
Интересную интерпретацию провокации Родса дает П. Крюгер: «Пребывая в уверенности, что Матабелленд обладает ценными золотыми месторождениями, Родс преступил к его аннексии. Для этого он должен был вовлечь Лобенгулу в войну, и это ему удалось. Именно Родс через своего администратора сообщил Лобенгуле, что машона украли у него скот и что его долг наказать воров. Лобенгула сразу же отправил свой отряд, как это было принято в таких случаях, чтобы отомстить за ограбление. Родс использовал этот факт в качестве предлога, потребовав наказания Лобенгулы «из-за резни машона». Была ли правда в этом утверждении или нет, неизвестно. Одно можно сказать наверняка: у Родса был свой путь и своя война»[232].
Не смотря на разницу в цивилизационном развитии Лобенгула не был «дикарем, меняющим соплеменников на бусы», он прекрасно осознавал, что вооруженный конфликт с колонистами закончится не в его пользу. Слишком велико было отставание в технологиях, и, прежде всего, в средствах уничтожения других людей. Поэтому, не смотря на высокомерное отношение белых и набеги пионеров на данников-шона, правитель ндебеле всячески старался избежать прямого столкновения. В свою очередь для британцев государство Лобенгулы было соперником, препятствием, мешающим дальнейшему продвижению и развитию.
Достаточно укрепившись и получив повод для войны, глава администрации колонистов Машоналенда Л. С. Джемесон[233], после консультации с Родсом начал готовить вторжение в Матабелленд.
10 июля Джемесон послал Лобенгуле письмо, а фактически ультиматум о запрете его воинам пересекать границу. Ни в одном соглашении не было и слова про какую-либо границу, тем более что Лобенгула считал все эти земли своими. Под границей, учитывая целенаправленность постановки ультиматума, Джемесон скорее всего предполагал земли заселенными преимущественно ндебеле. Соответственно Машоналенд, в его понимании, принадлежал Короне и Компании.
Одновременно с приготовлениями к началу войны, активно обрабатывалось британское общество. В Лондон потоком шли сообщения об атаках ндебелов на шона и поселенцев. Аналогичные речи шли от заинтересованных лиц в британском парламенте. Э. Ашмед-Бартлетт, консерватор в Палате Общин, восклицал:
«Почему, наконец, правительство не даст Привилегированной компании свободу рук, чтобы покончить с атаками матабелов?»[234].
Для увеличения численности своих вооруженных сил Компания обещала каждому добровольцу после войны по шесть тысяч акров земли под ферму (2 500 га), по пятнадцать — двадцать горнорудных и по пять аллювиальных участков[235].
16 октября 1893 года колонна из сил Британской Южно-Африканской полиции (BSAP) вышла из форта Солсбери по направлению в Матабелленд. В ней насчитывалось 700 человек и неизвестное число добровольцев и мобилизованной прислуги из африканцев, при поддержке пяти пулеметов Максима. В это же время из Бечуаналенда в поддержку колонистам выдвинулось пятьсот английских солдат и офицеров, совместно с воинами Камы, вождя племени ботсванов (тсвана)[236], по пути грабя и сжигая деревни ндебелов. Лобенгула предпринял еще одну попытку договориться с европейцами, отправив посольство во главе с тремя индунами. Однако оно было обречено на провал, не для того началась война. Посольство, вопреки всем дипломатическим нормам, по прибытию в поселение пионеров было схвачено, а тех, кто сопротивлялся убили, в очередной раз показав, что европейские нормы действуют только для европейцев.
25 октября на реке Шангани навстречу колонистам выступило войско матабеле из 3500 (А. Б. Давидсон пишет о 5000[237]) человек. По доколониальным меркам армия Лобенгула была сильна, но отсутствие должной выучки во владении огнестрельным оружием, а также актуального опыта (сражения Мзиликази с бурами не берутся в расчет, т. к. события произошли достаточно давно, а у ндебеле отсутствовала письменность, так что от тех битв остались только устные предания, да отдельные воспоминания редких стариков, что не могло оказать достаточного влияния на тактику боя) ведения войны с европейцами привел к сокрушительному поражению. Полной неожиданностью для ндебеле стали пулеметы, ужасающее действие оружия такого типа войска Лобенгулы увидели впервые. В результате атаки, где обороняющиеся смогли наилучшим образом продемонстрировать преимущества нового оружия, матабеле потеряли в зависимости от исследований 500–1500 воинов убитыми, при 4 человек у колонистов[238].
Повторную попытку атаки войска Лобенгулы предприняли 1 ноября. На этот раз колонистов атаковало по мнению британского исследователя Я. Кнайта 6000 воинов и 2000 стрелков, что обеспечивало значительный перевес в живой силе. Однако эти цифры спорны, особенно касаясь 2000 стрелков, которых почему-то не использовали в первом сражении. Тем не менее ндебеле по-прежнему нечего было противопоставить пулеметам BSAC. Матабеле понесли потери в 1000–2500 человек[239]. Лобенгула, узнав об этом поражении бежал из своей столицы — Булавайо, предварительно предав ее огню[240]. Англичане 4 ноября вошли еще в охваченный пламенем город.
В то время, когда британцы проходили по остаткам Булавайо, другая часть войска Лобенгулы атаковала колонну английских правительственных войск, шедшую из Бечуаналенда. Как и в предыдущих случаях атака была отбита с незначительными потерями у обороняющихся[241].
Взяв город, британцы выделили из общих сил большой отряд для преследования Лобенгулы с остатками его деморализованного войска. Около 470 человек с тремя пулеметами Максима под командованием майора Форбса направились на поиски короля матабеле[242]. Из-за сложных погодных условий и местности погоня затягивалась, и только 3 декабря разведывательный отряд под командованием майора Уилсона смог достигнуть Лобенгулы. Из-за тактических просчетов, ошибок в разведке и переоценки своих сил, этот немногочисленный отряд, «усиленный» подкреплением капитана Борроу, а в итоге составивший всего 37 человек[243] был незаметно окружен значительно превосходящими силами матабеле, в то время как река Шангани, в результате непрекращающихся дождей сильно разлилась, отрезав белых храбрецов от основных сил[244]. Не сложно догадаться, что у «Патруля Шангани», как сейчас принято его называть, не было шансов, но надо отдать им должное, сражались воины достойно. Как сказал один из военачальников матабеле: «Белые люди умерли так храбро, что мы не стали бы относиться к ним так же, как к трусливым машонам и другим»[245]. Т. е. не уродовали тела, а оставили их нетронутыми. А другому воину ндебеле приписывается фраза: «Это были мужчины среди людей, как и отцы их были мужчинами до них»[246]. Из 37 человек, погибло 34, трое выживших были отправлены за подкреплением к основным силам, что и спасло им жизнь. В свою очередь матабеле потеряли около 400 человек убитыми[247].
Опасаясь переходить реку под защитой матабеле на другом берегу, колонисты отправились назад в Булавайо, постоянно подвергаясь партизанским атакам воинов Лобенгулы. Поражение на реке Шангани и последующее отступление стали для майора Форбса настоящим ударом, и он самоустранился от командования, передав полномочия коменданту Раффу[248], который успешно справился с задачей, вернув отряд колонистов в Булавайо, за что в последствии получил благодарность самого С. Родса[249].
«Битва при Шангани». Рисунок Ричарда Кейтона Вудвилла-младшего
Трудно назвать победу на р. Шангани большим успехом, серьезные потери и проигранные сражения, сильнейшим образом подорвали боевой дух матабеле. А смерть Лобенгулы от оспы 22 или 23 января 1894 окончательно подорвала веру в победу. Пришедший к власти самый старший, в том числе и в прямом смысле, вождь Мьяан был вынужден заключить мир. Пожилой человек, потерявший своего единственного сына в этой войне[250], после череды разгромных поражений видел бесперспективность дальнейшего сопротивления.
Победа позволила Родсу устранить соперника в регионе, расширить подконтрольные территории, подчинить своей воле матабеле, и беспрепятственно продолжить строительство железной дороги Кейптаун — Каир. Примечательно, что впоследствии она так и не была достроена. Также война с матабеле стала первой войной, где был продемонстрирован в условиях реальных боевых действий пулемет Максима. Что говорить, он показал свою высокую эффективность и ошеломляющий психологический эффект, которые испытали на себе воины Лобенгулы.
Последняя битва майора Уилсона стала в Южной Родезии памятным днём. Ежегодно 4 декабря с 1895 г. до 1920 г., «День Шангани» считался официальным родезийским праздником, после его заменил, в честь поднятия Британского флага в Солсбери 12 сентября 1890 г., «Occupation Day», т. е. «День оккупации», в 1961 г. переименованный в «День Пионеров». Новость о сражении на реке Шангани быстро разнеслась по всей Британской империи. В честь нее в разное время сочинили песни, написали книги, поставили театральные пьесы и даже сняли фильм. Мемориал, посвященный сражению, существует и работает до сих пор в независимом Зимбабве.
Один из постеров к фильму"Патруль Шангани", снятом в 1970 г.
Мемориал"Патруль Шангани"в Зимбабве
3 мая 1895 г. территория, занятая компанией С. Родса, стала официально именоваться Родезией. Европейское население страны к этому году составило уже 3600 человек. Быстро воздвигалось новое Булавайо на пять километров южнее разрушенной ндебельской столицы. Улицы прокладывались очень широкими — так, чтобы упряжки, в которых, бывало, по 12, а то и по 24 пары волов, могли разъехаться без особого труда. Делались посадки быстрорастущих деревьев. Родс призывал строить как можно больше и быстрее: «Дома, дома, дома!» И город быстро застраивался.
На месте времянок из рифленых листов железа возводились кирпичные дома. Была оборудована типография, начала выходить газета «Матабелленд таймс». Появились площадки для игры в крикет и даже скаковой круг, не говоря уже о барах и лавках. В марте 1895-го — немногим больше года после войны с Лобенгулой — в Булавайо жило больше полутора тысяч европейцев, в Солсбери — более семисот.
«Колосс Родский» — карикатура Эдварда Линли Сэмборна, опубликованная в журнале «Панч» после того, как Родс объявил о планах строительства телеграфной линии из Кейптауна в Каир в 1892 году.
Человеку, давшему стране свое имя, хотелось всячески развивать предпринимательство, насаждая «дух Сесила Родса». Он всемерно поощрял в «пионерах» надежды, что Булавайо и другие города Родезии станут новым Йоханнесбургом и Кимберли. Он даже отобрал в Кимберли тридцать молодых людей, наиболее близких его образу колониста, и отправил их в Родезию. Но жизнь там была трудной. Стоило Родсу появиться в Родезии, как поселенцы принимались жаловаться на тяготы и лишения, просили денег. Из тридцати отобранных Родсом кимберлийских молодых людей к 1896-му году в Родезии остались только двое. Остальные, по признанию секретаря Сесила Родса умерли или уехали из страны, сильно подорвав здоровье. Главное же, окончательно рушились надежды на золото, а оно-то ведь и было главной притягательной силой для первых пионеров. В начале девяностых стало ясно, что золота очень мало в стране шона, теперь — что не лучше положение и на землях ндебеле, поэтому пришлось сменить главное направление на развитие фермерского хозяйства, а значит, на еще большее ограбление африканцев.
Земельные угодья Родезии Привилегированная компания считала своей собственностью. Отчуждение земли шло так стремительно, что, когда ндебелы, отступавшие на север в конце войны 1893 года, стали возвращаться, многие их земли уже присвоили европейцы.
Африканцы быстро ощутили на себе всю полноту несправедливости, неравенства и угнетения от новых правителей. В 1894 году для проживания африканцев были созданы специальные резерваты, находившиеся под контролем туземных комиссаров. Работала над ними специально собранная Земельная комиссия. В своем докладе она предложила выделить для ндебелов и «их бывших рабов» (т. е. шонов, живших в области расселения ндебелов) два резервата общей площадью десять с половиной тысяч квадратных километров. Африканцам с их уровнем земледельческой культуры оставили явно недостаточно земель, к тому же худших. Комиссия работала в такой спешке, что один из резерватов даже не осмотрела. Для шонов же вообще не выделялось никаких территорий с фиксированными границами. Привилегированная компания считала себя вправе продать колонистам любой участок в любом районе. Поселения шонов могли оставаться на проданных землях только с согласия новых хозяев, а те соглашались лишь при условии, что вожди и старейшины выделят им рабочую силу.
В 1894 году был принят закон, по которому африканцы имели право покупки земли за пределами резерватов на тех же условиях, что и европейцы. Однако за тридцать лет африканцы приобрели всего 19 небольших ферм. В 1893 году был принят закон о бродяжничестве, на основании которого любой чернокожий мог быть приговорен к принудительным работам сроком до трех лет, в 1895 — закон о пропусках, по которому африканцы лишались свободы передвижения. При этом официально декларировалось о равенстве между чернокожим и белым населением Родезии[251].
Сильнейшим ударом для африканцев стала реквизиция скота. В начале 1896 года у ндебелов осталось лишь сорок тысяч голов, в шесть раз меньше, чем до войны 1893 г.
Вскоре после окончания военных действий, в начале 1894-го, Джемисон, как главный администратор, собрал индун и объявил, что их соплеменникам придется работать на рудниках и фермах. Как заставить работать? Способов было несколько и действовали они все одновременно.
Во-первых, вводился налог с хижины. С точки зрения европейцев, он был невелик. Но где африканцу взять деньги, если его зачастую даже не пускают на рынок для европейцев? Не сложно догадаться, что он вынужден будет идти работать на белых.
Во-вторых, создание резерватов неизбежно приводило к появлению наемной рабочей силы. В резерватах земли меньше, сама она хуже, — прокормиться труднее. И вновь приходилось идти на заработки.
Третий путь был естественнее и не требовал особых административных мер. Африканцы видели товары европейской выделки — топоры, ножи, мотыги. Оценивали их преимущества и хотели их получить. Для этого нужны были деньги, а значит снова работать на поселенцев.
Только первая мера могла работать только при широкой, устоявшейся административной структуре, наполненной чиновниками, которые могли бы реализовать и проконтролировать исполнение новых законов, требовались люди и время. Вторая временно уперлась в налаживание быта, восстановление хозяйств после войны и переездов. Третья являлась совсем вялотекущей. А BSAC и первым колонистам требовалась рабочая сила сиюминутно, и руководство компании пошло на старый проверенный метод — прямое принуждение. Комиссары по делам туземцев приказывали индунам посылать молодежь в рудники и на другие тяжелые работы на два — три месяца в году. А поскольку эти приказы выполнялись крайне неохотно и вождями, и рядовыми общинниками, для набора рабочих отправлялись полицейские отряды.
Не пренебрегла администрация Родса и телесными наказаниями. Один из очевидцев, англичанин Томсон, писал об африканцах: «Достаточно было любому из этих парней сказать по-английски «двадцать пять», чтобы вызвать на его лице грустную усмешку, — они прекрасно понимают, что это означает». Дело в том, что именно 25 ударов плетью считались обычным наказанием[252].
Русский горный инженер В. С. Реутовский находясь в командировке в Южной Африке так описывал царящие там порядки: «В социальном отношении Африка не представляет ничего поучительного: англичане из свободной страны здесь хозяйничают как варвары; и если, где еще сохранилось рабство, то это здесь, в отношениях, какие установлены во всех отраслях промышленности между «белыми» и «черными». Удивительно, как вместе с этим уживаются здесь порядки свободного обращения металла»[253].
Исходя из вышесказанного восстание ндебеле и шона было вопросом времени. И оно вскоре настало, ввиду благоприятного для африканцев события.
Карикатура на Л. Джемисона из выпуска еженедельного журнала"Ярмарки тщеславия", 1896 г.
В конце 1895 г. доктор Леандр Джемисон совершил вооруженный рейд на бурскую республику Трансвааль. Официальной его причиной было названо притеснение рабочих золотых приисков бурским правительством. Эти рабочие, называемые бурами «ойтландерами», приезжали в Трансвааль на заработки. Их число стремительно росло и к 1895 г. ойтландеров стало больше, чем буров.
Правительство Трансвааля опасаясь империалистических планов Британии ограничивало в правах этих рабочих, в частности у них не было избирательного права. Данная тема всячески раздувалась заинтересованными лицами, т. е. английским правительством и золотодобывающими компаниями, создавая образ притесненных бесчеловечной бурской властью. Однако вопрос в том, на сколько сами рабочие желали бурского гражданства? Для многих из них оно не было приоритетом, люди прежде всего стремились заработать денег, а после уехать на родину. Конечно, вопрос этот дискуссионный, но истинная суть здесь в другом, за ширмой благородной заботы о «демократии» скрывался повод военного вторжения в желании подчинить британской короне весь юг Африки. Джемисон рассчитывал поднять в Трансваале восстание среди недовольных правлением бурского националиста Крюгера, а на его место поставить пробританского политика. Если бы Джемисон одержал победу, то ему сулили значительные профанации. Но рейд завершился провалом. Этим воспользовались матабеле, учитывая, что большая часть полиции отправилась в Трансвааль[254], понесла там потери, а по прибытию обратно в Родезию частично демобилизовали, а старших офицеров приговорили к тюремному заключению. Также сказалась потеря оружия и большого количества боеприпасов. По колониальным меркам лишение как минимум восьми (в некоторых исследованиях, указывается их число до шестнадцати) пулеметов Максима[255] и трех (аналогично, до одиннадцати) легких артиллерийских орудий[256] является существенным ущербом.
Часто освободительная борьба чернокожих в Африке идеализируется, создается образ справедливого, высокоморального борца за независимость. Но это далеко не всегда так. В 1896 г. матабеле подняли восстание, убив сотни мирных жителей, включая женщин и детей. Правда такие же методы использовали сами колонисты. Поэтому здесь нет «благородных рыцарей», жестокость и ненависть торжествовала в умах воинов. Однако африканцы сражались за свою независимость против захватчиков, принесших им множество страданий. С данной точки зрения моральный перевес, безусловно, на стороне коренных жителей, а первопричина всех жертв — в колониальной политике Британии и ее проводниках — пионерах. Восстание 1896 г. отложилось в памяти зимбабвийцев как Первая Чемуренга.
Среди ученых существует определенное единодушие в отношении его причин:
— вспышки стихийных бедствий, таких как оползни, засухи и саранча, которые объяснялись присутствием белых;
— жестокость поселенцев, включая принудительный труд, изнасилования, грабежи, дискриминационные колониальные законы и налоги[257];
— рейд Джемисона, ослабивший колониальные силы.
Считается, что главным инициатором восстания был духовный лидер ндебеле Млимо, убедивший как матабеле, так и шона. Млимо призывал к изгнанию или убийству всех колонистов. Начало восстания планировалось на 29 марта 1896 г., однако уже 20 марта начались первые нападения на поселенцев, а 24 марта местные инциденты переросли в выступления практически по всей Южной Родезии. В течении недели убили 141 поселенца в Матабелленде и 103 в Машоналенде[258]. Беженцы со всей страны стекались в Булавайо. Учитывая, что большая часть полиции отправилась в Трансвааль, взяв с собой оружие, оставшиеся оказались вооружены перед лицом восставших в основном охотничьими ружьями. Большой удачей для них стала находка нескольких артиллерийских орудий и пулеметов. В свою очередь на вооружении восставших, помимо традиционных ассегаев и щитов, находились винтовки Мартини-Генри, Винчестеры и даже несколько магазинных винтовок Ли-Метфорда, а также разнообразное оружие ближнего боя.
Т. О. Рейнджер выделил религиозные воззрения ндебеле и шона, как идеологический стержень восстания, а духовенство его инициаторами. На этом фоне интересно появление Муренги или Муленги со своей военной медициной. Будучи шаманом, он обещал иммунитет от пуль тем, кто сражался против белых поселенцев[259].
Джулиан Коббинг поставил под сомнение мнение Рейнджера о руководящей роли духовных лидеров в восстании. Он отмечал, что BSAC фактически контролировала свои форты и отчасти главные дороги. Что не смотря на смерть Лобенгулы и потерю столицы государство ндебеле не прекратило существование, и по-прежнему находилось под властью военной аристократии, и именно под ее руководством вновь начались боевые действия. Также он считает, что выступления ндебеле и шона не были скоординированы, отсутствовала единая стратегия, действия восставших были разобщены. Об этом в том числе свидетельствуют — длительный временной промежуток между восстанием ндебеле и шона, при чем последние восстали только после того, как вооруженные отряды колонистов покинули Машоналенд для подавления ндебеле, а также сотрудничество некоторых важных вождей шона с администрацией BSAC[260].
Дэвид Бич также критикует позицию Рейнджера о скоординированности действий восставших. Д. Бич вводит две важные идеи, которые противоречат тезису Рейнджера. Во-первых, концепция постепенного чиндундума, восходящего распространения от области к области. Например, Кагуви и Машаямомбе были узнали о восстании и присоединились к нему во время путешествия с целью «получить лекарство от Мквати для борьбы саранчой». Д. Бич ввел идею звимуренги (множественного числа), а не Чимуренги, как правильную историческую характеристику восстания, он утверждает, что такие лидеры как, Кагуви и Машаямомбе «были разобщены и иногда соперничали, а не объединяли свои действия». Отталкиваясь от этих позиций, ученый ставит под сомнение «одновременность» и скоординированность восстания. Следовательно, не было ни религиозной ни политической общей организации[261].
«Патриотическая» точка зрения о совместном восстании ндебеле и шона против белых захватчиков является официальной в Зимбабве, т. к. позволяет консолидировать народы в патриотическом духе, особенно это было важно во время освободительной борьбы против сегрегации и правительства белого меньшинства. Однако с научной точки зрения вероятнее всего, что восстания ндебеле и шона, не были скоординированы друг с другом, ввиду значительного срока между началом атак на колонистов, далеко не дружественных отношений между ними (достаточно вспомнить набеги первых и данников среди вторых), низкий уровень развития коммуникаций, что являлось бы серьезным препятствием для слаженных действий, и наконец, полное отсутствие фактов взаимопомощи. С другой стороны ндебеле, учитывая их военную организацию, а также наличие верховного лидера, выступили единым фронтом, что не удалось сделать шона, среди которых восстание возглавили вожди Гвабаяну, Макони, Мапондеру, Мангвенде, Секе, шаманы Неанда Никасикана, Кагуви Гумборешумбу и др.
Тем не менее нельзя отрицать, что оба восстания были взаимосвязаны и взаимозависимы, тот патриотический ореол, который образовался вокруг Чимуренги вдохновлял все последующие поколения африканцев на борьбу за свою землю и общечеловеческие права.
Что касалось основных боевых действий, то с началом восстания, Булавайо в кратчайшие сроки был укреплен местными жителями и беженцами. Из мешков с песком сооружались баррикады, город по периметру обнесли колючей проволокой, а в наиболее важных местах обороны, на случай нападения ночью, закладывались пропитанные нефтью вязанки хвороста. На переднем крае часть зданий минировалась, и в случае захвата их предполагалось взорвать вместе с противником. В Булавайо поселенцы отказались от пассивной обороны и сформировали конные отряды — дозоры, в задачу которым ставилось помимо непосредственных атак на отдельные группы армии матабеле, спасение и эвакуация выживших европейцев.
В июне, наблюдая за успехами ндебеле, подняли восстание шона, чем усугубили положение колонистов. Если раньше действия компании и Родса частично оправдывались защитой шона от ндебеле, их восстание нанесло некоторый имиджевый ущерб Компании. Однако этот факт утонул на фоне сообщениях о расправах над поселенцами. Пресса в самых ярких красках быстро растиражировала убийства и в Южную Родезию потянулся поток добровольцев. Официальный Лондон также не остался в стороне, направив на подавление бунта войска, оружие и припасы.
Не смотря на численное превосходство, ндебеле, так и не решились брать штурмом Булавайо, еще были свежи воспоминания о чудовищной силе пулеметов. Также африканцы совершили серьезную ошибку, оставив в целости телеграфные столбы, дав возможность колонистам информировать Солсбери о своем трудном положении. Несколько месяцев шли колонны британских войск, полиции и добровольцев за этот период ситуация у осажденных в Булавайо существенно ухудшилась, но они продолжали держать оборону. Добравшись до города, объединенные войска оттеснили ндебеле в гористый район Матобо, где разгорелись ожесточенные бои.
Решающую роль в подавлении восстания сыграл отец скаутского движения Фредерик Рассел Бёрнхем, один из трех выживших Патруля Шангани. Он вместе с напарником прокрался в охраняемый лагерь матабеле, где в пещере расположился Млимо и дождавшись его, убил выстрелом в сердце[262]. До сих пор идут дискуссии, убил ли Бёрнхем Млимо, или же это сделал один из его ближайших шаманов, а то и вовсе простой воин. Но так или иначе, после этого события С. Родс инициировал переговоры с матабеле, склонив их к капитуляции. Освободившиеся силы были направлены в Машоналенд для подавления уже шона. Окончательно сопротивление восставших было сломлено в октябре 1897 года.
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Краткая история Зимбабве с доколониальных времен до 1980 года предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
3
Matopo Hills Cave Paintings. — URL: https://sacredsites.com/africa/zimbabwe/matopo_hills_cave_paintings.html
5
Андрианов Б. В. Народы и религии мира: Энциклопедия / Гл. ред. В. А. Тишков. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. — С. 506.
10
Дугин А.Г. Великое Зимбабве и его наследие // Geополитика. ru — URL: https://www.geopolitica.ru/article/velikoe-zimbabve-i-ego-nasledie#_ftn1
11
Hrbek I., Fasi M. Africa from the Seventh to the Eleventh Century. — London: Unesco, 1988, — P. 325.
12
Ehret C. The Civilizations of Africa: A History to 1800. Charlottesville: University Press of Virginia, 2002. — P. 252.
13
Блестящее наследие Африки // Энциклопедия «Исчезнувшие цивилизации». — М.: Терра, 1997. — С. 120.
15
Бюттнер Т. История Африки с древнейших времен. — М: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1981. — С. 77.
16
Austin R. Racism and apartheid in southern Africa. Rhodesia. — Paris: The Unesco Press, 1975. — P. 11.
18
Дугин А.Г. Великое Зимбабве и его наследие // Geополитика. ru — URL: https://www.geopolitica.ru/article/velikoe-zimbabve-i-ego-nasledie#_ftn1
19
Блестящее наследие Африки // Энциклопедия «Исчезнувшие цивилизации». — М.: Терра, 1997. — С. 136–137.
20
Kuklick H. Contested Monuments: The Politics of Archaeology in Southern Africa. in Colonial Situations: Essays on the Contextualization of Ethnographic Knowledge Stocking, G.W. (ed.) — Madison: University of Wisconsin Press, 1991. — P. 135–169.
22
Блестящее наследие Африки // Энциклопедия «Исчезнувшие цивилизации». — М.: Терра, 1997. — С. 138.
23
Блестящее наследие Африки // Энциклопедия «Исчезнувшие цивилизации». — М.: Терра, 1997. — С. 139.
24
Бюттнер Т. История Африки с древнейших времен. — М: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1981. — С. 76.
25
Kaarsholm P. The past as battlefield in Rhodesia and Zimbabwe: the struggle of competing nationalisms over history from colonization to independence // Journal of Southern African Studies. № 16 (2) — P. 156.
26
Kaarsholm P. The past as battlefield in Rhodesia and Zimbabwe: the struggle of competing nationalisms over history from colonization to independence // Journal of Southern African Studies. № 16 (2) — P. 158.
27
Kaarsholm P. The past as battlefield in Rhodesia and Zimbabwe: the struggle of competing nationalisms over history from colonization to independence // Journal of Southern African Studies. № 16 (2) — P. 158.
28
Roland O., Atmore A. Medieval Africa 1250–1800. Cambridge: Cambridge University Press, 1975. — P. 204.
30
Roland O., Atmore A. Medieval Africa 1250–1800. Cambridge: Cambridge University Press, 1975. — P. 204.
32
Roland O., Atmore A. Medieval Africa 1250–1800. Cambridge: Cambridge University Press, 1975. — P. 204.
33
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 14.
36
Линде Г., Бретшнейдер Э. До прихода белого человека: Африка открывает своё прошлое. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1965. — С. 168. 253 с.
39
Линде Г., Бретшнейдер Э. До прихода белого человека: Африка открывает своё прошлое. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1965. — С. 168.
51
Бюттнер Т. Б. История Африки с древнейших времен. — М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1981. — С. 94.
53
Всемирная история: в 6 томах. Том 2: Средневековые цивилизации Запада и Востока // Чубарьян А.О. и др. — М: Наука, 2011. Т. 2. — URL: https://coollib.com/b/323390/read
55
Бюттнер Т. Б. История Африки с древнейших времен. — М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1981. — С. 78.
57
Воронкова Г.В. История средневекового Востока. — Нижний Новгород: НГПУ им. К. Минина, 2014. — С. 83.
60
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 15.
63
Coates, T.J. Convicts and orphans: forced and state-sponsored colonizers in the Portuguese Empire, 1550–1755. — Stanford: Stanford University Press, 2001. — P. 10.
64
Austin R. Racism and apartheid in southern Africa. Rhodesia. Paris: The Unesco Press, 1975. — P. 11.
65
Changamire Dynasty // Encyclopedia Britannica. — URL: https://www.britannica.com/topic/Changamire-dynasty
66
Roland O., Atmore A. Medieval Africa 1250–1800. Cambridge: Cambridge University Press, 1975. — P. 203.
71
Линде Г., Бретшнейдер Э. До прихода белого человека: Африка открывает своё прошлое. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1965. — С. 174.
75
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 16–17.
77
Хазанов А.М. Экспансия Португалии в Африке и борьба африканских народов за независимость (XVI–XVIII вв.). — М.: Наука, 1976. — С. 202.
78
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 18.
79
Shillington K. History of Africa (revised 2nd edition). — New York City: Palgrave Macmillan, 2005. — P. 147.
81
URL: https://web.archive.org/web/20091102140815/http://encarta.msn.com/text_761572628___107/Africa.html
82
Дугин А.Г. Великое Зимбабве и его наследие // Geополитика. ru — URL: https://www.geopolitica.ru/article/velikoe-zimbabve-i-ego-nasledie#_ftn1
83
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 4.
84
Sabelo J. Ndlovo-Gatsheni. The Zimbabwean Nation-State Project. A Historical Diagnosis of Identity and Power-Based. Conflicts in a Postcolonial State. — Uppsala: Nordiska Afrikainstitutet, 2011. — P. 25.
85
Sabelo J. Ndlovo-Gatsheni. The Zimbabwean Nation-State Project. A Historical Diagnosis of Identity and Power-Based. Conflicts in a Postcolonial State. — Uppsala: Nordiska Afrikainstitutet, 2011. — P. 22.
86
Becker, Peter (1979). Path of Blood: The Rise and Conquests of Mzilikazi, Founder of the Matabele Tribe of Southern Africa
89
Большая советская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия. 1969–1978. — URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/bse/165871/Матабеле
91
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 20.
93
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 20.
94
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 23.
95
Дугин А. Великое Зимбабве и его наследие // Geополитика. ru. — URL: https://www.geopolitica.ru/article/velikoe-zimbabve-i-ego-nasledie
96
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 20.
97
Дугин А. Великое Зимбабве и его наследие // Geополитика. ru. — URL: https://www.geopolitica.ru/article/velikoe-zimbabve-i-ego-nasledie
99
Риттер Э.А. Зулус Чака. Возвышение зулусской империи — М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1989. — С. 69. 374 с.
100
Попов В.А. Нгони // Большая российская энциклопедия: [в 35 т. ] / гл. ред. Ю. С. Осипов. — М.: Большая российская энциклопедия. — URL: https://bigenc.ru/ethnology/text/2650601
102
Khumalo Clan // World Heritage Encyclopedia. — URL: http://www.worldheritage.org/articles/eng/Khumalo_clan
103
Восток Южно-Африканской Республики // Т. Г. Новикова, Т. М. Воробьёва. — М.: Роскартография, 2002. — С. 202.
107
Laband J. The Transvaal Rebellion: The First Boer War, 1880–1881. — Abingdon: Routledge Books, 2005. — Р. 10.
108
Greaves A. The Tribe that Washed its Spears: The Zulus at War — Barnsley: Pen & Sword Military, 2013. — P. 36–55.
110
Giliomee H. The Afrikaners: Biography of a People. Cape Town: Tafelberg Publishers Limited, 2003. — Р. 161.
111
Давидсон А.Б. Страны Южной Африки // История Африки В XIX — начале XX в. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1984. — С. 412.
113
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 33.
116
Давидсон А.Б. Страны Южной Африки // История Африки В XIX — начале XX в. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1984. — С. 414.
118
Яблочков Л. Д. Коренное население Британской Центральной Африки // «Африканский этнографический сборник» — М., 1958 — С. 19.
120
Карамаев С. Родезия. Неизвестная страна. — URL: http://independent-africa.ru/rhodesia/history/rhodesia-unknown-country/
121
Фадеев Л. А., Ксенофонтова Н. А. Матабеле // Народы и религии мира / Глав. ред. В. А. Тишков. — М.: Большая Российская Энциклопедия, 1999. — С. 183.
122
Eybers G.W. Select constitutional documents illustrating South African history, 1795–1910. — London: Routledge, 1918. — P. 357–359.
123
Eybers G.W. Select constitutional documents illustrating South African history, 1795–1910. — London: Routledge, 1918. — P. 281–285.
125
Труды миссионеров и сцены в Южной Африке. (Соч. Роберта Моффата) // Москвитянин, № 6. 1843. — URL: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Afrika/XIX/1840-1860/Moffat_R/text1.htm
129
Galbraith J. Crown and Charter. The Early Years of the British South Africa Company. — University Of California Press Berkeley and Los Angeles, California, University of California Press, 1974. — P. 24.
131
Wills W.A., Collingridge I.T. The Downfall of Lobengula — The Cause, History & Effect of the Matabeli War. — London: The African Review, 1894. — P. 22–23.
132
Давидсон А.Б. Лобенгула // История Африки в биографиях / Под общ. ред. акад. РАН А.Б. Давидсона; Российский государственный гуманитарный университет, Институт всеобщей истории РАН. — М.: РГГУ, 2012. — С. 154–166.
134
Galbraith, John S. Crown and Charter: The Early Years of the British South Africa Company. — Berkeley, California: University of California Press, 1974. — Р. 32–33.
135
URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B8%D0%BC%D0%B1%D0%B5%D1%80%D0%BB%D0%B8%D1%82 % D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%8F_%D1%82%D1%80%D1%83%D0%B1%D0%BA%D0%B0
136
Киплинг Р. Южная Африка // Избранные стихотворения / Пер. Ады Оношкович-Яцына. — Пг.: Мысль, 1922. — URL: http://ino-lit.ru/lit/text/1390/3063/Kipling/stihotvoreniya.htm
139
Eybers G.W. Select constitutional documents illustrating South African history, 1795–1910. — London: Routledge, 1918. — P. 448–449.
141
Morris D.R. The washing of the spears: The rise and fall of the zulu nation. — Boston, Da Capo Press, 1998. — P. 291–292.
143
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. — М.: Партийное издательство ЦК ВКП(б), 1935. Т.37. Письма 1878–1887. — С. 129.
144
Мокшанцев Л.В. Английские предшественники национал-социализма: социально-философский анализ // Гуманитарный вестник. 2019. № 1. — С. 5.
145
Саркисянц М. Английские корни немецкого фашизма: от британской к австро-баварской «расе господ» Курс лекций, прочитанный в Гейдельбергском университете. Санкт-Петербург: Академический проект. 2003. — С. 16–17.
146
Саркисянц М. Английские корни немецкого фашизма: от британской к австро-баварской «расе господ» Курс лекций, прочитанный в Гейдельбергском университете. Санкт-Петербург: Академический проект. 2003. — С. 16–17.
147
Galton, Francis."Africa for the Chinese". The London and China Telegraph. 15 (510). London, 9 June 1873. — URL: https://books.google.ru/books?id=DKZUAAAAcAAJ&pg=PA377&dq=%22Africa+for+the+Chinese%22&redir_esc=y#v=onepage&q=%22Africa%20for%20the%20Chinese%22&f=false
148
URL: https://royallib.com/read/kipling_redyard/bremya_belogo_cheloveka_original_i_raznie_perevodi.html#0
149
Саркисянц М. Английские корни немецкого фашизма: от британской к австро-баварской «расе господ» Курс лекций, прочитанный в Гейдельбергском университете. Санкт-Петербург: Академический проект, 2003. — С. 25.
150
Rhodes C (1877) Confession of faith. In: John E. Flint, Cecil Rhodes. — Boston: Little Brown, 1974, — Р. 248–252.
151
Clarence-Smith W.G. The Third Portuguese Empire 1825–1975. — Manchester: Manchester University Press, 1985. — P. 83.
153
Давидсон А.Б. Сесил Родс — строитель империи. — Москва, Смоленск: Олимп, 1998. — URL: https://e-libra.ru/read/474587-sesil-rods-stroitel-imperii.html
155
Давидсон А.Б. Сесил Родс — строитель империи. — Москва, Смоленск: Олимп, 1998. — URL: https://e-libra.ru/read/474587-sesil-rods-stroitel-imperii.html
156
Давидсон А.Б. Сесил Родс — строитель империи. — Москва, Смоленск: Олимп, 1998. — URL: https://e-libra.ru/read/474587-sesil-rods-stroitel-imperii.html
157
Давидсон А.Б. Сесил Родс — строитель империи. — Москва, Смоленск: Олимп, 1998. — URL: https://e-libra.ru/read/474587-sesil-rods-stroitel-imperii.html
159
URL: https://web.archive.org/web/20160606174033/http://www.apollo357.com/index.php/history/1870-1914
160
Kindleberger С., Aliber R. Panics and Crashes: A History of Financial Crises — New York: John Wiley & Sons, 2005. — P. 137.
161
Давидсон А.Б. Сесил Родс — строитель империи. — Москва, Смоленск: Олимп, 1998. — URL: https://e-libra.ru/read/474587-sesil-rods-stroitel-imperii.html
162
Rotberg R. The Founder: Cecil Rhodes and the Pursuit of Power. — Oxford: Oxford University Press, 1988. — Р. 76.
163
Бочкова Е.В. «Бриллианты навсегда»: история алмазной монополии «Де Бирс» // Научно-методический электронный журнал Концепт. 2016. Т. 15. — С. 2592.
165
Пикард Л. Викторианский Лондон. Жизнь города — М.: Издательство Ольги Морозовой, 2011. — С. 457.
166
Давидсон А.Б. Сесил Родс — строитель империи. — Москва, Смоленск: Олимп, 1998. — URL: https://e-libra.ru/read/474587-sesil-rods-stroitel-imperii.html
167
Epstein E.J. The rise and fall of diamonds: the shattering of a brilliant illusion. — New York: Simon a. Schuster, Cop. 1982. — URL: https://graycity.net/edward-jay-epstein/196637-the_rise_and_fall_of_diamonds.html
168
Давидсон А.Б. Сесил Родс — строитель империи. — Москва, Смоленск: Олимп, 1998. — URL: https://e-libra.ru/read/474587-sesil-rods-stroitel-imperii.html
169
Meredith M. Diamonds, Gold and War: The Making of South Africa. — New York: Simon & Schuster, Limited, 2007. — URL: https://archive.org/details/diamondsgoldwarb00mere
170
Давидсон А.Б. Сесил Родс — строитель империи. — Москва, Смоленск: Олимп, 1998. — URL: https://e-libra.ru/read/474587-sesil-rods-stroitel-imperii.html
171
Stead W.T., Rhodes C. Last Will and Testament of Cecil John Rhodes. With Elucidatory Notes to Which Are Added Some Chapters Describing the Political and Religious Ideas of the Testator. — London:"Review of Reviews"Office, 1902. — P. 58–59.
172
The last will and testament C. Rhodes // Stead W.T., Rhodes C. last will and testament of Cecil John Rhodes. With elucidatory notes to which are added some chapters describing the political and religious ideas of the testator. — London:"Review of Reviews"Office, 1902. — P. 24.
173
Лоскутов Ю.И. Золоторудное месторождение Витватерсранд (ЮАР) // Современные проблемы географии и геологии к 100-летию открытия естественного отделения в Томском государственном университете: материалы IV Всероссийской научно-практической конференции с международным участием. 2017. — С. 647.
174
The Encyclopedia Britannica. — New York: The Encyclopedia Britannica Company, 1911. V. XV — P. 432.
175
Kathy Munro. Census 1896 — The Making of Johannesburg. — URL: https://www.theheritageportal.co.za/article/census-1896-making-johannesburg
176
Давидсон А.Б. Сесил Родс — строитель империи. — Москва, Смоленск: Олимп, 1998. — URL: https://e-libra.ru/read/474587-sesil-rods-stroitel-imperii.html
179
Давидсон А.Б. Сесил Родс — строитель империи. — Москва, Смоленск: Олимп, 1998. — URL: https://e-libra.ru/read/474587-sesil-rods-stroitel-imperii.html
180
Давидсон А.Б. Сесил Родс — строитель империи. — Москва, Смоленск: Олимп, 1998. — URL: https://e-libra.ru/read/474587-sesil-rods-stroitel-imperii.html
181
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 45.
182
Galbraith J. Crown and Charter. The Early Years of the British South Africa Company. — University Of California Press Berkeley and Los Angeles, California, University of California Press, 1974. — P. 26.
183
Galbraith J.S. Crown and Charter. The Early Years of the British South Africa Company. — Berkeley: University of California Press, 1974. — P. 51.
185
Давидсон А.Б. Сесил Родс — строитель империи. — Москва, Смоленск: Олимп, 1998. — URL: https://e-libra.ru/read/474587-sesil-rods-stroitel-imperii.html
186
Galbraith J.S. Crown and Charter. The Early Years of the British South Africa Company. — Berkeley: University of California Press, 1974. — P. 50.
187
Shippard Sidney // Dictionary of National Biography (2nd supplement). — London: Smith, Elder & Co. 1912. pp. 307–308.
188
The Encyclopedia Britannica. — New York: The Encyclopedia Britannica Company, 1911. V. XXIV — P. 983.
189
Galbraith J.S. Crown and Charter. The early years of the British South Africa Company. — Berkeley: University of California Press, 1974. — P. 51.
190
Rudd Concession by King Lobengula of Matabeleland. 1888. — URL: http://www.sahistory.org.za/archive/rudd-concession-king-lobengula-matabeleland-1888 (источник)
191
The story of Rhodesia. Told in a series of historical pictures. — Johannesburg: British South Africa Company, 1937. — P. 8.
197
Galbraith J.S. Crown and Charter. The early years of the British South Africa Company. — Berkeley: University of California Press, 1974. — P. 122.
198
Galbraith J.S. Crown and Charter. The early years of the British South Africa Company. — Berkeley: University of California Press, 1974. — P. 67.
199
Зусманович А. 3. Империалистический раздел бассейна Конго (1876–1894). М.: Изд-во восточной литературы, 1962. — С. 186.
201
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 46.
202
Southern Rhodesia 1890–1950. A Record of Sixty Years Progress. — Salisbury: Published by pictorial publications syndicate, 1950. — P. — 55.
205
Саркисянц М. Английские корни немецкого фашизма: от британской к австро-баварской «расе господ». — Спб.: Академический проект, 2003. — С. 37.
206
Саркисянц М. Английские корни немецкого фашизма: от британской к австро-баварской «расе господ». — Спб.: Академический проект, 2003. — С. 39.
207
Печуров С.Л."Нацизм по-английски". Формирование фашистской идеологии в британском обществе // Военно-исторический журнал. 2013. № 10. — С. 44.
208
Яковлев Е. Война на уничтожение. Третий рейх и геноцид советского народа. — СПб: Питер, 2022. — С. 46.
209
Яковлев Е. Война на уничтожение. Третий рейх и геноцид советского народа. — СПб: Питер, 2022. — С. 46–47.
210
Charter of the British South Africa Company. — URL: https://web.archive.org/web/20131022064833/http:// www.rhodesia.me.uk/Charter.htm#
215
Rhodesia's Pioneer Women 1859–1896. — URL: https://www.geni.com/projects/Rhodesia-s-Pioneer-Women-1859-1896/14698
217
Keppel-Johns A. Rhodesia and Rhodes. — Kingston: McGill-Queens University Press, 1984. — P. 389.
218
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 47.
221
Boggie Jeannie M. Experiences of Rhodesia's Pioneer Women. — Bulawayo: Philpott & Collins (Pvt.) Ltd., 1954. — P. 116.
228
Galbraith J. Crown and Charter. The Early Years of the British South Africa Company. — University Of California Press Berkeley and Los Angeles, California, University of California Press, 1974.
229
Centenary of the Matabele War of 1893: Visit to the Laager Site near Iron Mine Hill, the Shangani Battlefield and Fort Gibbs // Mashonaland Branch of the History Society of Zimbabwe. Brochure № 10. — P. 8. 16 p.
231
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 48.
233
Ash C. T. If Man: Dr Leander Starr Jameson, the Inspiration for Kipling's Masterpiece. — Hellion & Company, 2012. — URL: https://books.google.ru/books?id=7IHTygAACAAJ&hl=ru&source=gbs_book_other_versions
237
Давидсон А.Б. Страны Южной Африки // История Африки В XIX — начале XX в. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1984. — С. 423.
238
Ferguson N. Empire: the rise and demise of the British world order and the lessons for global power. — New York: Basic Books, 2003. — P. 188.
239
Knight I. Queen Victoria's Enemies: Southern Africa. — Oxford: Osprey Publishing, 1989. — P. 35–36.
240
Ranger T. O. Bulawayo Burning: The Social History of a Southern African City, 1893–1960. — Oxford: James Currey, 2010 — P. 17.
242
Gale W.D. Zambezi Sunrise: How Civilisation Came to Rhodesia and Nyasaland. — Cape Town: Howard Timmins, 1958 — P. 148.
243
O'Reilly J. Pursuit of the king: an evaluation of the Shangani Patrol in the light of sources read by the author. — Bulawayo: Books of Rhodesia, 1970. — P. 55–56.
244
O'Reilly J. Pursuit of the king: an evaluation of the Shangani Patrol in the light of sources read by the author. — Bulawayo: Books of Rhodesia, 1970. — P. 68.
245
Burnham F. R. Scouting on Two Continents. — New York: Doubleday, Page & Company, 1926. — P. 203.
247
Centenary of the Matabele War of 1893: Visit to the Laager Site near Iron Mine Hill, the Shangani Battlefield and Fort Gibbs. — Harare: Mashonaland Branch of the History Society of Zimbabwe, 1993. — P. 13.
248
Marston R. Own Goals — National pride and defeat in war: the Rhodesian experience. — Northampton: Paragon Publishing, 2010. — P. 84.
249
Preller G.S. Lobengula: the tragedy of a Matabele king. Johannesburg: Afrikaanse Pero-Boekhandel, 1963 — P. 233–234.
250
Burnham F. R. Scouting on Two Continents. — New York: Doubleday, Page & Company, 1926. — P. 204.
251
Емельянов А.Л. Колониальная Африка южнее Сахара. — М.: Издательство «МГИМО Университет», 2011. — С. 118.
253
Вяткина Р.Р. Золото в отношениях России и Южной Африки (конец XIX — начало XX вв.) // Архивы —
ключ к истории Африки XX века. Материалы международной научной конференции. Москва. 2005. — С. 151.
254
Карамаев С. Родезия. Неизвестная страна. — URL: http://independent-africa.ru/rhodesia/history/rhodesia-unknown-country/
255
Walker E.A. The Cambridge history of the British Empire. — Cambridge: Cambridge University Press, 1959. Т. 7; Ч. 1. — P. 562
257
Raftopoulos B., Mlambo A.S. Becoming Zimbabwe. A History from the Pre-colonial Period to 2008. — Harare: Weaver Press, 2009. — P. 49.
258
Military History of Rhodesia Zimbabwe. — URL: https://kupdf.net/download/31822892-military-history-of-rhodesia-zimbabwe_59085841dc0d60b11e959e82_pdf
260
Cobbing J. The absent priesthood: Another look at the Rhodesian rising of 1896–1897 // Journal of African History, 18(1). 1977. — P. 63–84.