Подставка для луны

Константин Рыжков

Случившееся много лет назад уже не кажется реальным, забываясь с каждым днем все больше. Но иногда обстоятельства складываются так, что прошлое возвращается, а потерявшему надежду дается второй шанс. Стоит ли пытаться, или это все – обычная иллюзия, готовая растаять при первых лучах летнего солнца?

Глава 2

— Что, серьезно? Десять лет уже прошло? — Алексей повел бровью и озадачено посмотрел куда-то в стену.

— Да, представь себе. А я ведь его хорошо помню, как будто вчера видел, — задумчиво откликнулся Павел и облокотился на спинку стула. Прислоненный к ней бильярдный кий, небрежно задетый плечом, начал было медленно падать на пол, но реакция, как обычно, не подвела, и Павел в последний момент успел придержать его. Все же тридцать лет — это еще далеко не старость.

— Мужики, я все понимаю, — вмешался в разговор Жора, — но давайте мы эти мрачные темы обсуждать не будем. Мы отдыхать пришли.

— Рад твоей жизнерадостности, — заметил Алексей, потирая лоб и глядя куда-то вдаль. Говорил он как всегда неторопливо, но больше остальных. — Но тут, видишь ли, вопрос такой. В некотором роде, дань уважения. Тем более у Павла это в свое время был лучший друг, они с первого дня за одной партой сидели. Помнится, и в походы вместе ходили чуть ли не каждые выходные.

— Было такое, — откликнулся Павел, — в последний раз за месяц примерно до того. Но Жора прав, наверное, не самая приятная это тема, расскажите лучше у кого как дела, а то мы в последнее время редко собираемся. Я про вас, считай, уже не знаю ничего.

— Вот, — Жора отвлекся от стола, вокруг которого ходил до этого кругами, высматривая лучшую точку для удара. — И я о том же. Что нового? Алексей, с тебя начнем.

— Почему с меня? — Алексей изобразил удивление. — Я что, по-вашему, тут самый разговорчивый?

— Нет, просто у тебя всегда вагон хороших историй, — ответил Павел.

— У меня-то? Ну, как скажете. Если очень вкратце, госслужба идет своим чередом. Как обычно, всю неделю не вылезал из судов. И ладно если еще дело свое. На днях коллега на больничный отправилась, и вручают мне по такому случаю рано утром стопку документов: беги, говорят, заседание через полчаса. И это мне еще повезло, что мы в соседнем здании сидим. Но давайте начистоту, я когда это вообще читать должен? По дороге полистал, на месте поимпровизировал, иными словами, опозорился по полной программе. Но и это не все, естественно. Возвращаюсь к себе, а мне еще одну такую папку дают, это, говорят, добавка, — Алексей нервно усмехнулся, оглядев друзей своим привычно пристальным взглядом. Впрочем, Павел смотрел куда-то в стену, а Жора все еще выбирал точку для удара, не отводя глаз от бильярдного стола.

— У тебя еще от жизни такой глаз не дергается? — поинтересовался Павел.

— Не-а, как только начнет, уйду, — отозвался Алексей.

Жора, наконец, нашел нужную точку и резким, хорошо поставленным ударом вколотил шар в угловую лузу, после чего выпрямился во весь свой высокий рост.

— Я тебе давно предлагаю фирму открыть, — заметил он.

— Звучит как всегда заманчиво, но на такие авантюры я пока не готов. И кстати, у тебя же есть фирма? — спросил Алексей.

— Ну как бы не моя она, долго объяснять, — хитро улыбнулся Жора.

— Ты вообще чем занимаешься-то? — вмешался Павел. — Я все никак не запомню.

— Всем понемногу, юруслуги разные, с недавних пор правовое сопровождение выборов на местах. Не хочешь, кстати, на месяц в командировку, на севера? Это как раз скоро будет, заодно подучу новой тематике.

— Если даже и хочу, меня не отпустят, — вздохнул Павел.

— У вас в принципе отпуск не дают? — спросил Алексей.

— Почему же, дают, но нечасто и не месяц сразу, а я еще отдохнуть хочу. Чья там очередь бить кстати?

— Твоя, — отозвался Жора.

Павел неторопливо поднялся со стула, прихватил кий и направился к столу. Жора в это время прихлебывал из кружки, Алексей же по привычке ходил из стороны в сторону.

В воскресный день на бильярде было многолюдно, пожалуй, даже слишком. Но у троих работающих людей не было возможности выкроить другое время, и потому друзья уже успели смириться с некоторой толчеей и фоновым шумом.

Пока Павел целился, Жора вдруг решил спросить у него:

— Ты кроме наших посиделок бываешь где-то вообще?

— На работе, — улыбнулся Павел, делая короткий замах и выбивая шар, впрочем, неточно.

— Нет, я серьезно спрашиваю, — не унимался Жора. — Ты взрослый вроде уже, ни семьи, ни друзей, кроме нас с Лехой.

— Что ты до него довязался, у меня точно такая же история, — вмешался Алексей. — Это ты у нас все успеваешь.

— Да мне и не надо особо, — ответил Павел. — Меня как-то все пока устраивает. А ты, Жорик, и правда, думаешь, что все в твоем ритме живут?

— Да ну вас, — Жора немного театрально махнул рукой, после чего направился к столику, наливать себе чай: ничего другого во время воскресных встреч он не пил, неизменно оправдывая эту привычку потребностью садиться за руль.

Сделав глоток, он то ли возмущенным, то ли наставительным тоном продолжил:

— Вам, господа, нужно что-то менять в жизни, иначе так и будете мхом зарастать. И ладно Алексей, его уже не спасти, — он иронично посмотрел на друга, получив в ответ не менее ироничную улыбку, посылающую по известному адресу, — А вот тебе, Паша, точно нужно, помяни мое слово.

— Я подумаю над своим поведением, — полусерьезно отозвался Павел.

Игра продлилась в общей сложности пару часов, прошедшие за разговорами и игрой почти незаметно. Разве что к концу ее тем для обсуждения становилось все меньше: новости закончились, а свежие анекдоты были рассказаны. Так что вскоре друзья покинули зал и переместились на крыльцо.

На улице было немного прохладно и не так душно: с реки тянул ветерок, временами заметно усиливаясь и вороша волосы на голове. Солнце светило не по-летнему мягко и в тоже время по-летнему тепло, периодически скрываясь за редкими торопливыми облаками. День планировал превращаться в долгий приятный вечер с медленно гаснущим небом и едва заметно остывающим воздухом.

Алексей глубоко вздохнул, и привычная его одышка на минуту отступила. Впрочем, почти сразу он рефлекторно потянулся в карман, за пачкой и зажигалкой.

— Может, хватит уже? — укоризненно заметил Жора. — Из тебя уже песок сыплется.

— Песок — дело хорошее, — парировал Алексей. — Тут река рядом, будет очень кстати.

Павел обернулся к Жоре:

— Бесполезно это, как ты хотел? Я его с первого курса перевоспитываю, и все без толку. А ты сейчас решил этим заняться.

— Одуматься никогда не поздно, — наставительно заметил Жора.

— Господа, — раздраженно перебил их Алексей, — у нас темы для разговора закончились, что ли?

— Мы просто за тебя волнуемся, — Жора усмехнулся, похлопав друга по плечу.

— Я очень польщен, — сыронизировал Алексей. — Но почему-то мне хочется обсудить что-то более интересное, чем состояние моих легких.

— А все уже, — посмотрев на экран телефона, заметил Жора. — Поздно обсуждать, мне домой пора. Супруга заждалась и еще кое-какие дела по дороге. Так что всем до скорого.

Попрощавшись с другом, направившимся к парковке, Павел и Алексей выдвинулись в другую сторону, вдоль по набережной. Оба жили поблизости и легко могли добраться домой пешком. Благо, возвращаться им было по пути.

— Послушай, — начал Алексей почти сразу, — мы вот начали говорить, а дальше резко сменили тему. Если тебе, конечно, не хочется обсуждать…

— Про Виталика? — догадался Павел с полуслова. — Да почему же, что такого? Хорошо, что вспомнили.

— Ты просто никогда толком ничего не рассказывал. Нет, не про то, что случилось, это все знают. А вообще про него. Он, как помню, только с тобой и общался нормально.

— Хочешь знать, каким он был человеком?

— Представь себе, да. Считай это банальным любопытством, но иногда бывает вот так, что куча времени прошла, а начинаешь задумываться, какие люди тебя окружали раньше, кем были, чем дышали, так сказать. Если ты пока еще помнишь что-то, будь другом, расскажи.

— Ну, раз так, почему нет, — оживился Павел. — Мы с ним всего два года были друзьями, с первого курса. Вторая парта справа, помнишь, наверное?

— Как же не помнить, я за вами сидел, — улыбнулся Алексей. — Вы оба высокие, прятаться было хорошо во время опроса.

— Да, а перед нами парта пустая была, такая подстава, — вспомнил Павел.

— И все же мы не про парты начали говорить, — заметил Алексей.

— Ты прав… Он на самом деле очень общительный был. Просто как-то все вне учебы, и потому мы этого толком не замечали. Точно знаю, что было у него много старых друзей со школы, да и просто знакомых. Так много, что он дома не сидел почти никогда. А еще он все лето с природы не вылезал, хотя и в остальное время любил за город выбраться, поэтому его и не видели кроме как на занятиях.

— Он вроде и тебя как-то сагитировал в поход пойти?

— Да, было такое. Там вообще интересная история, — Павел улыбнулся. — У меня день рождения в апреле, как ты помнишь. Так вот, подарил он мне туристическую фляжку. Я еще шутил, почему она пустая.

Алексей рассмеялся.

— И раз такое дело, — продолжил Павел, — я его спросил, а зачем она мне вообще? Я человек городской, дальше парка не хожу. А он мне сказал, что надо это исправлять, и с тех пор два года таскал он меня по лесам, по горам. По крайней мере, когда у меня было свободное время.

— А сейчас ходишь?

— Нет, — отозвался Павел, — как-то перестал сразу, сначала не до этого было, потом не с кем. А в последние годы и вовсе забыл про это дело.

— Понимаю.

Остаток пути прошел в молчании. Павел глядел по сторонам и ловил легкими плывущий с реки немного сырой воздух. Алексей же просто смотрел перед собой, как будто вспоминая что-то. Наконец, дойдя до перекрестка и обменявшись рукопожатиями, друзья разошлись в разные стороны.

С этого момента Павел остался наедине с собой. Некоторое время он продолжал разглядывать происходящее вокруг: это, по его мнению, было лучшее средство, чтобы отвлечься от неприятных мыслей.

Город тем временем жил привычной жизнью. Чуть опустевший летом из-за отсутствия дачников и разного рода отпускников, он все же был многолюден, как и полагается в погожий воскресный день далеко после полудня.

Вот прошла навстречу шумная компания молодежи, празднующая то ли окончание сессии, то ли и вовсе свой выпуск. Пролетел, едва не задев плечо, велосипедист, припавший к рулю и пытающийся маневрировать на узком тротуаре. Мелькали другие случайные лица, проезжали автомобили, менялись по ходу движения деревья и вывески. Приятная неторопливая суета пыталась затянуть, и быть ею затянутым было бы для Павла лучшим вариантом.

Но ничего не помогало, мысли не выходили из головы, и касались они, как бы странно это ни звучало, похода десятилетней давности. Павел рассказал все как есть, умолчав только об одном: было еще нечто, не дававшее ему покоя с тех пор. А началось все до смешного просто…

Стоял такой же погожий день, как и сегодня. Солнце светило с ослепительно-синего неба, покрытого редкими мазками облаков, кудрявых и безупречно белых. Ветер сбивал жару, не давая воздуху излишне накалиться, отгоняя его куда-то на юго-восток при первых признаках подступающей духоты.

Так же шумела молодая листва, так же рвалась вверх высокая трава. А за городом все это ощущалось еще сильнее.

Платформа, тянувшая вдоль путей на добрую сотню метров, упираясь в самом своем начале в небольшое здание вокзала, напоминавшее скорее кассу с буфетом, была в тот день наводнена людьми. Большая группа, примерно человек из сорока, готовилась выйти в лес, в сторону гор, которые незаметно, по мере движения на запад, вслед за неспешно плывущим по небосводу июньским солнцем, прорастали из невысоких поначалу холмов.

Павел и Витя (так он называл друга, сокращая имя «Виталий») стояли чуть в стороне от остальных, на дальнем краю платформы, обрывавшейся в этом месте у густых зарослей кустарника. Отсутствие перил еще больше усиливало эффект от такого резкого перехода, прочерчивая границу между привычной асфальтово-металлической цивилизацией перронов, столбов и рельс и совершенно другим миром, в котором следы человека ограничивались только протоптанными кое-где тропами и редкими просеками, прошитыми поблизости от железной дороги черно-серебристой нитью линий электропередач.

Друзья готовились перейти границу между этими мирами, столь разными, что сложно было поверить в то, как существуют они одновременно, бок-о-бок друг с другом.

У ног поместились два плотно набитых рюкзака: Витин был как всегда защитного цвета, Павел же взял ярко-синий, что тоже вполне удобно: с таким сложно пропасть из виду как в лесу, так и в большой компании.

Витя по старой своей привычке смотрел куда-то вверх, на сосновые верхушки, обозначавшие начало леса почти сразу за станцией. И это был не внимательный взгляд человека, ищущего глазами что-то конкретное, а скорее мечтательный взор не успевшего повзрослеть романтика. Таким его Павел и запомнил. И помнил таким до сих пор.

— Нет, вот серьезно, мы могли и сами пойти. Или собрать получше компанию. Зачем такой толпе садиться на хвост? — Павел ворчал, но делал это настолько умиротворенно и добродушно, что отторжения его слова вызвать не могли. — Весь смысл в том, что ты сюда уходишь отдохнуть от суеты. А мы, получается, взяли суету с собой, и теперь придется терпеть ее до конца недели.

— У нас были другие варианты? — выразительно спросил Витя, после некоторой паузы добавив. — Какую бы ты группу собрал?

— Да хотя бы Толика…

— В лес твоего Толика.

— Я его туда и предлагаю послать, но вместе с нами, — усмехнулся Павел, отчего Витя тоже не удержался и прыснул.

— Да нормальные люди вроде, — он попытался все-таки переубедить друга.

Павел демонстративно положил руки на пояс.

— Ты их видел? В поезде?

— Конечно, видел, — кивнул Витя. — Люди как люди.

— Вот это-то меня и пугает, — заметил Павел. — У нас полгруппы пенсионеров и чудиков каких-то. Сверстников вообще, по ходу, нет, тем более, девчонок.

Витя, надевая рюкзак, внимательно и саркастично посмотрел на друга:

— Вот не говори только, что ты здесь для обустройства личной жизни. Как бы сказать тебе, это так не работает, и есть способы попроще.

— К счастью или к сожалению, но нет, не для этого, — возразил Павел. — Просто компания людей втрое старше тебя — это как бы не самая интересная компания.

— Какая есть, — Витя слегка пожал плечами, ровно настолько, насколько позволяли ему это сделать лямки рюкзака. — На крайний случай можешь ни с кем кроме меня не говорить. Буду в ближайшие дни твоим пресс-секретарем.

— Вот этого еще не хватало, — усмехнулся Павел, тоже закидывая рюкзак на плечи. От этого он стал выглядеть до нелепости ярко: кислотно-синий цвет добавился к зелени куртки и ярко-красному пятну бейсболки, козырек которой оказался у Павла почти на макушке.

— А вообще, — заметил Витя, — сюда сходить нужно обязательно, на эту гору.

— Да, слышал, желания на ней исполняются и все такое. Стандартная реклама.

— Я не про это, — покачал головой Витя. — Просто в таком известном месте стыдно не побывать, если живешь рядом. Ты уже по каким только буреломам со мной не ползал, а тут, считай, прогулка, но такая, без которой тебя серьезно никто в нашей среде не воспримет. Это, не знаю, примерно как любить какую-то группу, но ни разу не сходить к ней на концерт.

— Это я тоже слышал, — отмахнулся Павел. — Ты меня окончательно убедил еще в тот момент, когда мы сели в поезд. А теперь уже в любом случае поздняк метаться.

— Вот и хорошо, — согласился Витя.

Как раз в это время руководитель группы начал, насколько было возможно, созывать всех собраться ближе к зданию станции, чтобы скомандовать о начале выхода.

После был спуск на тропу и довольно долгий переход до широкой поляны, где планировался первый, весьма непродолжительный по времени привал.

Павел с Витей договорились идти не быстро, постепенно перемещаясь в хвост колонны, где было значительно спокойнее и тише, хотя бы уже оттого, что громогласный голос ведущего группу Белякова, постоянно что-то командовавшего и объявлявшего, туда не долетал. К тому же здесь было гораздо просторнее: Павел давно заметил, что в первые часы после выхода все куда-то торопятся и стараются попасть вперед, в самое начало группы.

Павел привычно говорил с другом обо всем понемногу. Вчерашние дела никак не вылетали из головы, а оттого непроизвольно, в том числе от навалившихся тишины и свободы, хотелось решить все оставшиеся проблемы. Или же наоборот, это было средство привыкнуть к резкому изменению обстановки, адаптироваться к ней, отчего мозг непрерывно обращался к тому, что в данный момент было совсем не существенно и не важно. Но затем, по мере удаления от станции, слов было все меньше, а спокойствия все больше. Свежий лесной воздух действовал бодряще и в то же время опьяняюще, немного кружа голову и создавая странное ощущение нереальности происходящего. Болтать уже не хотелось.

Теперь шедший впереди друга Павел лишь изредка оборачивался, чтобы обменяться улыбкой, означавшей, что все идет ровно так, как и должно быть. Внимания на остальных они с Витей обращали немного. Уж, и правда, очень разномастный в этот раз подобрался коллектив, «от пионеров до пенсионеров», как выразился Беляков еще на станции.

Иногда их обгоняли другие туристы, или наоборот, они обгоняли кого-то, остановившегося для перевязывания шнурков на обуви, а также для приведения в порядок другой одежды и амуниции. Так друзей обогнала уже не одна компания. И вот снова, судя по торопливому звуку шагов, кто-то собирался это сделать, отчего Павел уже привычно сместился на обочину, на секунду остановившись. А потом у него внутри что-то резко перевернулось…

Мимо торопливо прошла компания из трех молодых девушек, наверное, даже сверстниц. Первый две спутницы о чем-то негромко и с улыбкой переговаривались. Их Павел не рассмотрел и никогда бы, наверное, не запомнил, если бы не третья, идущая следом.

Около лица мелькнула темно-русая волна волос, собранных небрежно и одновременно изящно. Мечтательное и какое-то неземное лицо с тонкими, но хорошо запоминающимися чертами. Столь же неземной взгляд серых глаз. То ли улыбка, то ли нет. И в довершение образа плеер, черные провода которого прятались в высоком вороте белой с зелеными полосками куртки.

Ничего сверхъестественного в ней не было, ни Витя, ни спутницы этой девушки тоже ничего не замечали. Но, как случается сплошь и рядом, Павел на мгновение разглядел нечто, что недоступно увидеть другим, и оттого потерял дар речи.

Всю оставшуюся дорогу до привала он шел молча, изредка отзываясь на Витины реплики, благо тот и сам не был настроен на разговоры, наслаждаясь природой. Павел же продолжал идти за ней следом. Лица он теперь не видел, только волнистые пряди волос, легкий рюкзачок и общий силуэт, врезавшийся впоследствии в его память так, что даже по прошествии десятка лет вспоминался ему во всех деталях.

Почему-то он вспомнил Сольвейг. Павел даже не понял, почему пришел к нему в голову именно этот образ, разве только оттого, что природа вокруг почти такая же, как у Ибсена, в его норвежских горах. Такие же камни, сосны, реки и озера. Поэтому пусть будет Сольвейг, по крайней мере, пока он не узнает ее имени.

И стоило, пожалуй, окликнуть ее, в это нет ничего такого. Можно было даже для приличия сказать что-то дежурное про рюкзак или шнурки. Хотя нет, она в наушниках, не услышит, а касаться как-то не ловко…

— Значит, решено, — подумал Павел, — разыщу ее на привале и там заговорю с ней…

На этом воспоминание оборвалось, ведь на привале Павел ее не нашел, даже при том, что туристов было немного. Поэтому картина, развернувшаяся ненадолго перед его глазами, уступила место реальности.

Павел не запомнил, как оказался в подъезде, как вызвал лифт к себе на девятый этаж, как открыл последовательно два замка на входной двери. Только что он был на улице, а через какой-то миг уже осознал себя в квартире, сидящим в кресле и даже не переодевшимся: хорошо, что хоть обувь по привычке была оставлена на давно не чищеном коврике, разложенном у порога.

Комнатное окно с самого утра оставалось открытым настежь, отчего сквозь москитную сетку в помещение затекал прохладный, наполненный звуками улицы летний воздух. Лучи уже невысокого солнца вскользь проникали в комнату, ложась отдельными полосами на обои где-то под потолком и на верхотуру большого гардеробного шкафа.

На светлых следах, которые оставляло солнце в пространстве комнаты, в ее воздухе можно было разглядеть отдельные пылинки, пролетавшие подобно искусственному снегу за стеклом растрясенного снежного шара. Время от времени они ложились на свободные и не очень поверхности вроде письменного стола и умещавшейся на его краю неровной стопки бумаг, принесенных когда-то с работы на выходные. Но если одни пылинки под действием сквозняка садились на стол, то другие в то же самое время взмывали с него вверх, так что это назойливое подобие снегопада продолжалось и явно не собиралось заканчиваться.

Некоторое время Павел просидел в кресле, откинув голову и будто бы собираясь задремать. Но затем, вспомнив что-то важное, торопливо поднялся и направился в соседнюю комнату, которая обычно пустовала и использовалась им как склад. Зачем ему две комнаты, Павел и сам не мог объяснить. От родителей он съехал почти сразу после выпуска, сняв именно двухкомнатную квартиру. Выходило дороже, но для себя он почему-то решил, что одной комнаты будет мало, а потому остановился на более просторном варианте. В результате жил он в зале, там же принимал редких гостей, а спальня почти сразу стала складом, где кроме велосипеда, швабры и других громоздких вещей находился разве что комод, заполненный до отказа всем, чем Павел обычно не пользовался. Он представлял собой своего рода хранилище для предметов, которые еще были нужны, но сказать для чего именно, их хозяин уже затруднялся.

Именно к комоду направился Павел, как могло бы показаться со стороны, даже несколько торопливо. Какое-то время он открывал один за другим перегруженные ящики, выкладывая и меняя местами их более или менее бесполезное содержимое, пока, наконец, не достал то, ради чего начал свои поиски.

Фляжка за эти годы ничуть не испортилась: из качественного метала, хорошо сделанная, она не потемнела и не заржавела, разве только запылилась немного. Так что пяти минут под краном вполне хватило для того, чтобы придать ей изначально присущий серебристый блеск.

Закончив с поисками, Павел вернулся в кресло и вновь расположился в нем почти неподвижно, неспешно перебирая пальцами гравировку на фляжке. И нужно ли говорить, о чем он думал в этот момент? Очевидно, о том, как странно иногда бывает: время проходит, все вокруг меняется до неузнаваемости, но каким-то чудом от прошлой жизни остаются такие вот странные, вполне осязаемые следы, которые доказывают, что все это не сон, не фантазия, а реальность, пусть и давно прошедшая.