Шаман-гора

Константин Кураленя, 2009

Герой романа «Шаман-гора» Михаил Манычев таинственным образом попадает в начало 1860-х годов и участвует в сплаве переселенцев на Нижний Амур. Путешествие по Амуру полно удивительных и опасных приключений, авантюрных событий, встреч с новыми героями, ставшими настоящими друзьями. Опыт участника войны в Афганистане помог Михаилу выйти победителем из кровавых и жестоких схваток с бандами хунхузов и беглых каторжников. История освоения Приамурья, преемственность поколений, глубокое уважение заслуг предков, продолжение их славных деяний всегда интересны для читателя.

Глава 2

Трудовые будни

— Рота, подъём!

Сколько раз, ещё, казалось бы, совсем недавно, этот заполошный крик дневального вырывал меня из крепких объятий сна. Я с трудом разлепил глаза и по привычке откинул одеяло. Вернее, наоборот: сначала откинул одеяло, а затем открыл глаза.

В вагончике было на удивление тепло. Я посмотрел на часы. Время полседьмого утра.

— Почему в такую рань? — спросил я потягиваясь Валеру, своего соседа по половине вагончика. — Ни черта не выспался.

— Приказ комиссара отряда. А по ночам надо спать, а не интервью давать. Вон всё лицо в помаде, — ухмыльнулся он в ответ.

— Мужики, вы что, ещё не оделись? Там Коссинский уже всех на построение выгоняет, — заглянул к нам из соседней половины Нестеренко.

Я бодро вскочил и торопливо натянул на себя одежду. С первого дня попадать в число разгильдяев не хотелось. Накинув верхнюю одежду, мы дружной гурьбою вывалились на улицу. Перед строившимся отрядом с важным видом расхаживал комиссар Коссинский Саша. Следует заметить, что он один из всего отряда не служил срочную, но всякие построения и переклички любил не хуже заправского старшины. Весь остальной народ прошёл эту школу, что такое тяготы и лишения армейской службы — знал не понаслышке. Мороз на улице стоял такой, что освещавшие место построения лампочки еле-еле доносили слабое мерцание через мутные клубы тумана.

Два наших бригадира, Гранат Саша и Родин Володя, доложили о наличии в строю людей, и мы отправились на другой конец деревни в столовую на завтрак.

После завтрака мы собрались в ленинской комнате и стали обсуждать организационные вопросы. А их было немало. Справедливости ради следует отметить, что приехали мы не на пустое место. До нас здесь неплохо потрудились наши будущие коллеги — рабочие СУ-2. Они завезли и установили несколько жилых вагончиков и сборных деревощитовых домиков. В одном из этих домиков и была ленкомната.

Можно считать, что с этого самого дня и началась наша трудовая вахта.

Буквально через несколько дней появились искусственно созданные бытовые проблемы. Во всех вагончиках поочерёдно потекли отопительные котлы. Оказывается, собирали и монтировали их такие же «профессионалы», как и мы. Где-то что-то не так подключили. Где-то что-то не туда подвели. И в итоге, закономерный результат — отопительной системе пришёл капут. Пришлось срочно выбрасывать испорченные котлы, искать специалистов-печников и снимать с работы в тайге людей. Иначе мы рисковали не дожить до весны.

Людей, знающих азы печного искусства, было двое. Наш Серёга и казах Жексымбаев. И вот с утра пораньше мы с Валеркой месим раствор, подогревая его на костре, а Серёга с важным видом укладывает кирпичи.

— Смотри не подкачай. Делай на совесть. Для себя строим, — говорю я в промежутках между взмахами лопаты.

— Мастерство не пропьёшь, — авторитетно заявляет Валера, — правда ведь, Сергей?

— Смейтесь, смейтесь. Что бы вы без меня делали? Э, подмастерье, ты чего встал? — заметил он мою остановку.

— Устал, мастер, — отвечаю я подхалимским голосом.

— Замёрзнешь, на том свете отдохнёшь. А сейчас пошевеливайся, — неумолим маэстро мастерка и кирпича.

— Хотите, мужики, я вам анекдот про мастера расскажу? — спрашивает Валерка.

— Валяй, — радостно соглашаюсь я.

Серёга молчит. Понимает стервец, что сейчас в его огород прилетит камень.

Колодяжный начинает: «Приходит слесарь-сантехник на квартиру починить неисправный унитаз. Вместе с ним пацан-ученик. Сантехник спрашивает у хозяина: что случилось? А тот — так и так, мол, забился унитаз. Сантехник с важным видом проходит в туалет. Даёт пацану сумку с инструментом и говорит: смотри, как я буду делать, и учись, а когда попрошу, подашь мне ключи. Ну и давай там ковыряться всякой фигнёй в унитазе. Ничего не получается. Он плюёт на это дело. Отдаёт инструмент ученику. Закатывает рукав по самое плечо и давай в унитазе рукой шарить. Достаёт всякую бумагу, квачи, дерьмо. Почистил. Слив заработал. Сантехник поворачивается к ученику и говорит: смотри, сынок, как мастер работает, и учись, а то будешь всю жизнь ключи подавать».

Зазнайка посрамлён. Мы торжествуем.

К вечеру печь готова и даже прошла приёмные испытания.

— Ей-Богу, если бы не возбранялось, поднёс бы мастеру чарку. Чудо, а не печь, — радуется пришедший с работы из тайги Андрей.

Мы горестно вздыхаем. В отряде сухой закон. С нашим приездом даже рыбкооповским магазинам запретили торговать спиртным. В общем, во всём посёлке с нашим приездом объявлена трезвая жизнь. Местные мужички из-за этого смотрят на нас косо. То хоть по талонам две бутылки в месяц давали.

Русскому человеку не привыкать. Его ничем не напугаешь. Даже стишок сочинили: «Водка стала стоить пять, выпьем и возьмём опять. Если будет стоить восемь, всё равно мы пить не бросим. Если будет двадцать пять, будем снова Зимний брать!».

А ведь действительно, если обратиться к истории, все сухие законы, объявленные в стране, заканчивались весьма плачевно. Это законопослушные финны не спорят. Они до сих пор на выходные приезжают в Ленинград и напиваются там до поросячьего визга. В своей стране сухой закон. Благо до города на Неве два часа езды. Это уж я своими глазами видел. И даже выпивал вместе с представительницами слабого пола. Сухой закон, объявленный царём во время первой империалистической войны, окончился революцией. Сухой закон, объявленный Лениным, закончился повсеместными крестьянскими и казачьими восстаниями. Один лишь Сталин, а затем и Брежнев залили страну водкой. Пей — не хочу. Чем закончатся горбачёвские ветры перемен?.. Наверное, всю страну разнесут по закоулкам. «Молчу-молчу» — КГБ не дремлет… Я вспоминал свою единственную и нерадостную встречу с представителями этой всемогущей организации. Это была осень 1983 года.

Я и ещё два сержанта вместе с начальником штаба майором Долговым приехали в родную учебку, что находилась в славном городе Ленинграде. Мы должны были сопровождать в нашу часть, расквартированную в Кабуле, молодое пополнение. Ну а пока штабные решали вещевые и продовольственные вопросы, мы отрывались по полной программе. Зашли мы как-то вечером в ресторан в гостинице «Гавань». Гостиница огромная, высотная. На каждом этаже бары, рестораны. Мы в гражданской одежде. Присели по-плотному. В общем, веселье удалось.

Вполне закономерно, что мы дошли до кондиции, когда мужчинам требуется женское общество. Мой взор упал на девушку необыкновенной красоты. А может быть, мне так показалось, ведь выпито-то было уже немало. В общем, девчонка моей мечты. Именно такую я видел в своих суровых солдатских снах. Недолго думая, я стал её отчаянно «клеить». У людей военных нет времени на раздумья. «Кавалергарда век недолог…»

Девчонка отвечала мне полной взаимностью. Весело смеялась, охотно танцевала. Пришла по моему приглашению к нам за столик. Выпивала вместе с нами. Но при всём при этом она не сказала ни одного слова. Однако меня это не сильно смущало. Когда я выпью, я могу говорить за двоих и даже за троих. Юная красавица уже смело сидела у меня на коленях, и я был полон радужных надежд на продолжение дальнейших отношений. Но не тут-то было. Когда мечта моей истосковавшейся души ненадолго отошла по женским надобностям, к нашему столику подошли два вежливых молодых человека. Один из них достал из кармана красную книжицу. На толстой обложке золотом гордо горели буквы «КГБ СССР».

— Старший лейтенант государственной безопасности такой-то, — представился он. — Предъявите, пожалуйста, ваши документы.

Сказать по совести, на фотографии в военной форме он смотрелся гораздо шикарнее и как-то по-своему роднее. Но нам было не до лирики.

— Что, товарищ сержант? — произнёс он, разглядывая мой военный билет и командировочное удостоверение. — Употребляем? На международный скандал нарываемся? Родина вам доверила оружие, а вы дискредитируете гордое звание советского воина?

— Да вы что, товарищ старший лейтенант! — от такого поворота я мгновенно протрезвел. — Да мы за молодыми из-за Речки прилетели. Завтра назад едем. Вот зашли с товарищами посмотреть, как люди в мирное время веселятся.

— Смотреть-то можно, — усмехнувшись, протянул старлей, — руками трогать нельзя. Ты хоть знаешь, кого весь вечер лапаешь?

Я в недоумении уставился на гэбиста.

— А чёрт её знает. Она, по-моему, немая. Только смеётся и ничего не говорит, — пожал я плечами.

— Это дочь финского торгового представителя, боец. А не говорит она, потому что по-русски ни черта не понимает. И если вы за две минуты не успеете добежать до выхода из гостиницы, то ночевать сегодня будете на гауптвахте. Если бы не Афган, мы бы уже сейчас сдали вас патрулю.

— Время пошло, бойцы, — наконец-то подал голос второй гэбэшник.

Так как мы были люди военные, то дважды повторять команду не потребовалось. Уже через пару минут мы ловили «тачку», чтобы убраться от опасного места как можно дальше.

— И приспичило же тебе с этой заграничной девкой покувыркаться, — упрекали меня всю дорогу до следующего ресторана товарищи. — Так душевно сидели…

Вот такие воспоминания остались у меня от встречи с бойцами невидимого фронта. А вообще, обидно. Только в нашей стране так преданно и безоглядно любят иностранцев. Только в России им живётся во сто крат лучше, чем коренному населению. Откуда это в нас? Может быть, от Петра Первого?

Что-то я немного отвлёкся от главного. Наша жизнь понемногу стала входить в привычное русло. Наш небольшой строительный городок жил одной дружной семьёй. Только рабочий процесс всё никак не мог выйти на нормальный режим.

Я работал в тайге на вырубке леса под дорогу на промышленную базу. На всю нашу бригаду в десять человек выдали одну мотопилу «Урал» и две цепи к ней. Зато всем остальным дали по новенькому топору. Валите, ребята, лес. Ставьте стахановские рекорды. Так что в техническом оснащении мы ничем не отличались от первостроителей тридцатых годов. Одно только никто не учёл. Весь лес вокруг села Нижнетамбовское — это березняки.

В свое время наш сладкоголосый певец русской деревни Серёжка Есенин воспел в своих стихах и поэмах белоствольную красавицу русских лесов. Ничего не скажешь, красиво воспел. Но Серёжка жил в средней полосе России, и климат там гораздо мягче нашего, дальневосточного. И мне даже стыдно писать, как мы её, белоствольную, проклинали. Её и начальников, которые дали нам топоры и послали в лютый холод рубить эти самые берёзы, когда напитанный влагой ствол становится прочнее железа.

К концу первого рабочего дня все топоры были переломаны. Берёза выдержала, металл нет. Вся надежда оставалась на одну-единственную мотопилу. А что делать остальному люду? Как говорится, один с плошкой, а семеро с ложкой.

На наши просьбы выдать ещё пилы начальство отвечало отказом. Если я назову причину отказа, то вы обхохочетесь: «А вдруг вы их сломаете?».

Наш прораб Фощай попытался нас успокоить.

— Что вы так волнуетесь? Любая стройка начинается с бардака и неразберихи. Это вполне запланированное явление. Со временем всё образуется.

Когда прораб вышел из бытовки, Сашка Гранат не выдержал:

— Узнать бы, где ты родился, да отправить туда вагон презервативов. Чтобы больше не рождались такие идиоты.

Стены бытовки дрогнули от смеха. Но в дальнейшем, действительно, слова прораба стали постепенно сбываться. Сразу видно, опытный строитель. Только бы этот опыт да на благое дело.

За работой незаметно наступил февраль, а затем и март. Морозы пошли на убыль, но началась пора буранов и снегов. Нас это не пугало. Мы уже чувствовали себя старожилами.

Два месяца работы на свежем воздухе пошли на пользу. Мы окрепли физически и, насмотревшись на бардак начального периода строительства, закалились духовно. Но иногда всё-таки брала обида. Не хотелось по нескольку раз переделывать одну и ту же работу. И дело не в том, что за переделки тебе не заплатят дважды. Просто мы научились гордиться своим трудом. А исправляя чужие ошибки, мы оставались без вины виноватыми. Но деваться было некуда. Сначала привозили материалы и приказывали строить капитальное жильё, а когда мы выводили дома под крышу, приходила строительная документация на эти самые дома. Приходилось всё ломать и переделывать согласно архитектурному замыслу проектировщиков. И так везде и всюду. Только здесь я понял, как губителен для любого дела непрофессионализм, безответственность и обыкновенная человеческая глупость.

«Кадры решают всё» — этот лозунг актуален и в наши дни.

Рядом с временным посёлком начали строить общежития для встречи всесоюзных комсомольско-молодёжных отрядов из Украины, Белоруссии, Воронежа и других мест Советского Союза. Вроде бы дела заворачиваются серьёзные. Лишь бы не сглазить.

Три месяца прошло, как уехала моя мимолётная знакомая Юля, а сердце нет-нет да и ёкнет в каком-то неясном томлении. Стараюсь гнать прочь эти крамольные мысли. Но такова человеческая природа. Чем больше мы стараемся о чём-то не думать, тем услужливей наша память вытаскивает из глубин подсознания приятные воспоминания. И тут ещё весна. Потекли ручьи. Природа требует своего. Даже щепка и та наплывает на щепку. А что говорить о нас, грешных. Первым поддался зову природы наш семьянин. Он даже похудел и изменился в лице. Теперь я частенько ночую один.

На дворе апрель. На улице льёт дождь. Сидим в бытовке и травим анекдоты, а жизнь подбрасывает нам свои. Открывается дверь, и входит прораб. Саня Гранат просит его заказать фанеру на отделку веранд.

— А у вас разве ничего не осталось? — недоумевает тот.

— Да там остались слёзы. Даже на одну квартиру не хватит.

–Ну, вы как-нибудь поэкономнее. Листы ведь толстые. Может быть, их стоит расщеплять?

Саня поперхнулся на полуслове. Мы выжидающе притихли.

— Расщеплять, говорите? А вы пробовали? Да мне проще атом расщепить, — взорвался он.

Мы деликатно отвернулись в сторону, а особо смешливые выскочили из бытовки вон. И уже на улице дали волю своему хохоту.

Прораб не стал накалять обстановку и поспешил удалиться.

Саня постепенно успокоился и говорит:

— Ну, как вот работать? Позавчера подхожу к нему и говорю, что пора бы стропы поменять. Эти все поскручивало и перегнуло. Да и по технике безопасности на таких работать нельзя. И знаете, что он мне ответил?

Не дожидаясь нашей реакции, продолжил:

— А вы их кувалдой поправьте, — говорит.

— А ты ему что? — поинтересовался Шалашов Андрей.

— Ну, если только на вашей спине, говорю, то с удовольствием. Я что-то не пойму, мужики, их что там, в институтах, только марксизму-ленинизму учат, а до специальности они своим умом должны доходить?

— Да нет, в институтах учат неплохо. Просто он, наверное, постоянно всё у соседей списывал. А здесь-то не спишешь. Здесь своей головой думать надо, — слегка заикаясь, пояснил Дробнов Эдик.

— О чём вы говорите? Вон Палыча возьмите. Человек на своём месте. Тот туфту загонять не станет, — заступился за руководящий состав Нестеренко.

— Ну, ты загнул: Палыч… Палыч человек, он в строительстве собаку съел. Если бы не такие, как он, то мы бы давно в полном анусе были, — поддержал всеобщее мнение о старшем прорабе Дьяченко бригадир.

— Если говорить честно, то неплохих руководителей хватает. Просто мера ответственности разная, — встрял я в общую дискуссию о человеке на своём месте. — Если я совершу брак, то это будет небольшое по своим масштабам происшествие. И брак можно будет легко исправить. А если брак совершит руководитель? То брак совершит целый участок или даже вся стройка.

— Возможно, ты и прав, но всё равно не хрен за них заступаться. Ты забыл, сколько они нашей крови выпили? — прервал меня Саня. — Мы пролетариат, и пускай они обеспечат нам нормальные условия труда. Это их работа. А каждый получает деньги за проделанную им работу.

— А я и не заступаюсь, просто каждый судит со своей колокольни.

— Ладно, орлы, хватит дискуссий. Вон и дождь кончился, пошли вкалывать, — прекратил прения Саня.

Ну что ж, вкалывать так вкалывать. Это дело для нас привычное.