НА РУСЬ!

Константин Кураленя, 2019

Приключения в средних веках продолжаются. Герой романа попадает в плен к монголам. Его везут на казнь к Угедэй-хану. Но верные друзья приходят на помощь. С уйгурами принцессы Тань Я он вынужден идти в поход на Русь. Внук Чингисхана Батый заливает кровью непокорных русов. В дремучей дальневосточной тайге у целебного источника Луиза обретает новую жизнь.

Глава 1.

ПЛЕН

Невыносимо.

Голова болела невыносимо. От этой нестерпимой боли стонала и молила о пощаде каждая клетка моего многострадального тела. Ощущения были такими, словно по мне прошлись катком. Что со мной произошло? Почему моя бедная головушка нещадно колотится о тёплый шерстяной палас — словно стараясь выбить из него пыль? Я с трудом открыл запорошенные пылью веки и попытался избавиться от режущей глаза боли. Но не тут-то было. Руки оказались крепко скрученными за спиной.

— Ты не издох ещё, сын шакала? — склонилась надо мной пренеприятнейшая рожа и обдала вонью давно немытого тела и «ароматом» нечищеных зубов.

Я поморщился и отвернул голову в сторону. Хотя наверняка от меня пахло не лучше, переносить пытку смрадом было выше человеческих сил. Перед глазами мерно вздымался лошадиный бок. Я повернул голову в другую сторону. Такая же картина. Всё ясно: я лежал на притороченных к бокам двух лошадей носилках.

— Пить, — просипел я пересохшими губами.

— Ослиной мочи не желаешь? — ухмыльнулась рожа.

— Пить, чучело нестроевое! — повторил я более доходчиво.

— Ах ты! — замахнулся на меня камчой конвоир.

Парень почувствовал, что его оскорбляют, но не мог понять как, и на всякий случай решил меня припугнуть.

Я равнодушно прикрыл глаза. Одной болью больше, одной меньше — какая теперь разница.

— Не сметь! — раздался откуда-то сбоку властный голос. — Если с ним что-нибудь случится, я вместо него Угэдэй — хану отдам твою ослиную шкуру!

— А нужна ли хану шкура этого осла? — просипел я.

Через мгновенье в поле зрения показался и хозяин голоса — спасителя. Это был воин средних лет. Его лицо украшал сабельный шрам, протянувшийся от виска до подбородка. Судя по богатой одежде, воин был не из простых.

— Чего он хочет? — спросил заступник.

— Пить просит, — недовольно буркнула рожа.

— Ну так напои! — раздражённо бросил командир. — Ещё не хватало, чтобы он из-за твоей тупости от жажды помер. Угэдэй-хан за его голову золотую пайцзу посулил, такчто ухаживай за ним, как за родным братом.

— Он столько наших воинов загубил, а мы перед ним будем на карачках ползать, — отвернув рожу в сторону, пробубнил караульный.

— Если понадобится, ты за ним будешь задницу подтирать! — властно пресёк его недовольство командир и, сдавив пятками лошадиные бока, скрылся из виду.

Зажмурившись, пиля живительную влагу, и в голове постепенно прояснялось. Сделав последний глоток, я оттолкнул подбородком горлышко бурдюка, и тут всё окончательно встало на свои места.

«Твою в артиллерию монгольскую мать! Я не погиб и сейчас в таком незавидном положении еду в гости к своему закадычному «дружку» Угэдэю», — засаднила в мозгах неприятная догадка. А затем все мысли вытеснила одна: «ЛУИЗА!». И перед моими глазами, словно в цветном калейдоскопе, закрутились события последних дней. Вот я сражаюсь один на один с молодым монголом.

— Их передовые отряды сбили заслон! — слышится крик верного оруженосца Барони.

— Вот и всё, Урус, — презрительно улыбнувшись, прошипел мой противник. — Посмотришь с Небес, с каким удовольствием я буду ласкать твою жену.

Я вспоминаю, что молодого монгола зовут Кучу. Он любимый сын Угэдэя. Его злопамятный хан-отец отправил парня на мою поимку. И даже сейчас, качаясь связанный на попоне, я с ненавистью заскрипел зубами.

Жену мою захотел, гадёныш! Лучше бы он промолчал, и я, может быть, не сделал бы того, что сделал.

Одним из моих принципов было не трогать людей, оставивших след в истории, дабы эта самая история не претерпела кардинальных перемен. А этому гаду захотелось быть равным своему деду Чингисхану. Тот любил унижать поверженного противника, насилуя на его глазах жён и дочерей.

Подпрыгнув над летящей под ноги саблей, я махнул своими клинками навстречу друг другу. Рассекая дождевые капли, сабли встретились на шее моего врага. Голова Кучу отделилась от плеч, подпрыгивая и разбрызгивая в разные стороны кровь, улетела во тьму.

— Дерёшься ты гораздо хуже, чем разрабатываешь планы операций, — сплюнул я на камни вязкую слюну. — Сидел бы себе в штабе.

— Господин, надо уходить! — вновь прокричал Барони.

— Трубите отход, — устало произнёс я и направился к распахивающимся воротам.

«Ты хоть понимаешь, что теперь с нами будет? — проснулся внутренний голос. — Ты оставил без головы сыночка Угэдэя. Хан итак спит и видит, как сдирает с тебя с живого кожу, а тут ещё и сынок по твоей воле отправился в страну вечной охоты».

Перед глазами возникла другая картинка из того же прошлого. На ходу застёгивая перевязь с саблями, я выбегаю в коридор и нос к носу сталкиваюсь с Барони.

— Господин, они пробили стену, — произнёс он.

— Позаботься о принцессе! — приказываю я.

Во дворе плясали огни факелов и размазанными пятнами суетились тени людей.

— Командир! — услышал я голос Диландая. — Обвалилась левая опора ворот.

— Что монголы?

— Собираются штурмовать!

— Приготовить камнемёты! Крепёж на ворота! Стрелки на стены! Заградительный отряд к пролому! — отдавал я на бегу команды.

Взбежав на стену, я вгляделся в темноту. В стане противника царило оживление, но в атаку никто не шёл.

«Решили дождаться рассвета и действовать наверняка, — понял я. — Хорошо. За это время мы успеем укрепить ворота связанными из брёвен щитами».

Все от мала до велика занимались подготовкой к отражению штурма: на кострах кипела смола, у баллист суетились артиллеристы. Лица людей сосредоточены и серьёзны — в них ни капли страха. А я в который раз восхищаюсь готовностью своих товарищей по оружию принять удар судьбы, каковы бы ни были его последствия.

Из-за спины в сопровождении Барони появилась Луиза.

— Тебе же нельзя, — поморщился я.

— Ещё не скоро, — серьёзно ответила она.

Несмотря на трагичность ситуации я невольно улыбнулся. Вот упрямая девчонка! Если рожать не скоро, значит можно лезть под монгольские стрелы.

Светало. В стане неприятеля наметилось оживление. Весь огонь их камнемётов переключился на заделанную брёвнами брешь. Снаряды, начинённые порохом и огненной смесью, один за другим падают на брёвна. И вот уже не удаётся залить бушующее пламя.

— Ул-ла! — раздаётся клич со стороны монгольской рати и конница устремляется вперёд. Следом бегут лёгкие пехотинцы, вслед за ними выступают тяжело бронированные воины.

— Огонь! — отдаю я команду.

Теперь уже заработали наши камнемёты. Свист стрел, огненные вспышки и грохот разрывов, ржание лошадей и крики людей — всё смешалось в единое целое под названием «война».

Меткие попадания вражьей артиллерии разметали горящие брёвна и всадники устремились в брешь.

— Женя! — позабыв о конспирации, кричит Луиза.

— Там справятся! Не высовывайся! — грожу я ей кулаком.

Стоящий напротив пробоины заградотряд выставил вперёд длинные рогатины. Лучники почти в упор бьют по перемахивающим через пламя всадникам. Стрелы с бронебойными наконечниками сбивают отчаянных кавалеристов прямо на остриё упёртых в землю рогатин и в полыхающий огонь.

Над крепостью поднялся приторный дух палёного человеческого мяса. От вытекающего из корчащихся в огне тел жира огонь разгорается ещё больше. Многим удаётся прорваться. Во дворе вспыхивает рукопашная схватка.

— Отсекайте пехоту! — кричу я стрелкам и, перемахнув через перила, устремляюсь вниз. Барони мчится следом за мной. К воинам заградотряда подоспели женщины и крючьями стаскивают всадников наземь. Мы с оруженосцем вламываемся в самую гущу сечи и вносим посильную лепту.

В первых лучах восходящего солнца блестят окровавленные клинки, и монголы откатываются назад. Отставшие становятся добычей женщин.

Штурм отбит. Обе стороны зализывают раны. Я не думаю, что на этом всё успокоится. Уж слишком решительно настроены монголы. Вперёд их толкают не только приказы десятников, но и голод. От тех же языков я слышал, что у неприятеля появились случаи людоедства.

«Не всё коту масленица, — злорадно думаю я, глядя на спины улепётывающих воинов. — Пора и вам сходить туда, куда вы посылали других!».

Хуже всего то, что у монголов есть резервы, а наших бойцов можно пересчитать по пальцам.

«Эх, — вздыхаю я о несбыточном. — Нам бы свежих воинов сотен десять, и неизвестно в чью сторону склонилась бы чаша весов победы».

До вечера мы отбили ещё два штурма. Оба Луиза просидела в башне под присмотром Агуды. К закату стоять у катапульт стало некому. А монголы пошли на очередной штурм. Это были последние силы, которые они могли противопоставить нам. Несколько десятков воинов собрались вокруг меня на крепостной стене.

— Мёртвые сраму не имут! — произнёс я свою последнюю речь.

Я стоял на высокой стене и смотрел на копошащихся внизу людей.

— Повелитель, монголы подтащили таран! — донёсся до меня хриплый голос.

— Смолу! — приказал я.

— Не поможет. Над ним крепкий навес, — ответил Дилан — дай. — Да и ворота держатся на честном слове.

— Крепить ворота с нашей стороны! — махнул я рукой в сторону ворот.

— Некому, — спокойно произнёс Диландай, прикрывая меня щитом от очередной порции монгольских стрел.

Сразу две стрелы с противным стуком пробили кожаную обивку и, задрожав оперением, застряли в деревянной основе щита. Диландай небрежно смахнул их саблей и одним ловким движением кинул её в ножны.

— Как Адзи? — поинтересовался я.

— Рвётся на стены, — ухмыльнулся куин.

Он был воином, и определённое им самим короткое время оставшейся жизни нисколько его не смущало.

— Теперь уже можно, — отрешённо произнёс я. — Теперь всё можно.

— Но ваш сын? — голос Диландая дрогнул.

— Мой сын никогда не станет рабом! — стиснул я зубы.

Из-под крепостных стен раздался дикий вой. Опрокинутая вниз кипящая смола всё-таки достигла цели.

Я поймал себя на мысли, что всё это уже происходило со мной. В далёком 1934 году в моих снах, которые я тщетно пытался расшифровать.

— Барони не пускал меня к тебе, — капризно произнесла принцесса, прижимаясь ко мне плечом.

Рой летающих стрел и неприятный свист зажигательных снарядов не производил на неё абсолютно никакого впечатления. Настоящая амазонка и жена солдата!

В серебристой миниатюрной кольчуге работы лучших чжурчжэньских мастеров, с золотой цепью, толщине которой мог бы позавидовать любой из братков девяностых годов двадцатого века, она появилась на стене сразу же, как только я снял свой запрет понимая, что отмеренное нам время подходит к концу. Попытки вернуться в свой век так и не принесли желаемых результатов.

Мимо нас прогремели латами несколько воинов, спешана подмогу в сторону ворот. Адзи перегнулась через каменный зубец стены и стала комментировать события.

— Бьют тараном в ворота! Смола горит прямо на навесе, но они не отходят.

— Осторожнее! — предостерёг я её.

— Прикажи сбросить на них камни, — повернула ко мне голову Адзи. — Ой!

Я с ужасом смотрел на торчащее из-под её ключицы оперение тяжёлой бронебойной стрелы и не знал, что делать.

— Что это? — девушка посмотрела мне в глаза. — Ты чего-то испугался?

Из очерченных пушистыми ресницами глаз, набухая, покатились две крупные слезы. Лицо Луизы побледнело, немного широковатые скулы вмиг обострились. Она пошатнулась и медленно подняла руку к стреле.

— Больно, — прошептала девушка и стала оседать.

Выйдя из оцепенения, я подхватил ставшее безвольным тело на руки и поднял лицо к небу.

— Почему её, а не меня?

Ко всему безразличные небеса подобные крики слышали не один миллион раз и всегда оставались равнодушными. Не может солнце светить одинаково для всех, и если ты не баловень судьбы, то тебе уготованы рай на небесах и великие страдания на земле.

Окружающий мир во всём своём многоцветном великолепии в одно мгновенье стал серым и безликим. Моя мечта, моя любовь, моя Адзи смотрела на меня угасающим взглядом. Круг замкнулся. Вечность сделала свой очередной ход. Я прижимал хрупкое тело любимой женщины к груди и чувствовал, как из него вытекает жизнь. Рядом суетился Барони, нодаже у него не было веры в исцеление своей принцессы.

— Её надо к святому источнику, — сказал он, потупив глаза. — Боги освятили надеждою воду жизни, она ей поможет.

Я раньше слышал об этом источнике (гораздо позже, в тысяча девятьсот восьмидесятых, он станет называться Анненские Воды),но находился он не близко. Выбраться из осаждённой крепости и добраться до него представлялось практически невозможно. Но если имеется хоть один шанс из тысячи, его надо использовать. Тем более я знал, что если отправлю Барони, то он обязательно дойдёт. А иначе как бы я его встретил в 1933 году? Даже если не удастся спасти Луизу, молодой тудири должен жить, в противном случае разорвётся связавшая нас цепь событий.

— Диландай! — прохрипел я.

— Я здесь, командир.

— Только тебе верю, тебе и Барони, — произнёс я, глядя ему в глаза. — Ты всё слышал?

— Всё.

— Сможете?

— А как ты?

— Я вас прикрою, а потом догоню. Воспользуйтесь подземным ходом.

— Давай лучше я? — взгляд куина стал просящим.

Но я знал, что если монголы не найдут моего тела, они не успокоятся — по всем тропам устремятся отряды преследователей. И тогда, обременённые раненой, мои друзья вряд ли сумеют уйти. А я хотел, чтобы Луиза жила и родила дочь. Барони её вылечит, я был в этом уверен. Парень настоящий тудири, и я не раз убеждался в его могуществе.

И вот небольшой отряд из восьми человек скрылся в подземном ходу. Я поднапрягся и сдвинул рычаг, удерживавший массу камней над входом. Раздался грохот. Когда пыль улеглась, я увидел, что место входа надёжно замуровано.

— Вот и всё, — произнёс я вполголоса. — Все пути отрезаны.

Слышались крики монголов, добивающих раненых. Мне показалось, что в живых остался лишь я. Поднявшись на стену, я встал в нишу, прикрывавшую спину и бока, готовый отдать свою жизнь, нозадорого. И вот на стене показались первые враги. Они бросились на меня, азартно размахивая кривыми саблями.

— Накось, выкуси! — хмыкнул я, отводя удар клинка первого противника одной саблей и взмахивая второй.

Удивлённые глаза монгола на отлетающей в сторону голове тоскливо посмотрели на остающееся на месте тело. Вероятно, в первый и последний раз судьба подарила им такой шанс — посмотреть на себя со стороны. Я же больше не смог подмечать все тонкости происходивших вокруг меня событий. На меня навалилась куча озверевших монголов. Они все во чтобы то ни стало хотели полоснуть меня саблей.

И вновь моя душа покинула тело и наблюдала, как прижатый к крепостной стене воин бьётся с насевшими на него врагами. Две сабли в руках устроили настоящий хоровод смерти. Камни под ногами стали скользкими от пролитой крови. Он уже стоял окружённый горой трупов, сбиваямон — гольскую прыть.

Наконец-то не стало желающих лезть в мясорубку из сверкающей стали.

— Вот так-то, — удовлетворённо произнёс воин, утирая локтем мокрое от пота лицо. — У нас не забалуешь.

— Урус, ты покойник! — в бессильной злобе завыли стоящие по сторонам монголы. — Мы выпустим твои кишки и подвесим тебя на них на самой высокой ёлке!

— Было бы любопытно на это посмотреть, — усмехнулась моя душа, вернувшись в своё тело. — Ну чтоесть ещё желающие отправиться на встречу с великим Тенгри?

Желающих не было. Но и продолжаться так долго не могло.

«Сейчас вызовут лучников», — отрешённо подумал я. Но произошло то, чего я совершенно не ожидал: откуда-то сверху на меня упала сеть и прочной паутиной окутала руки и ноги.

— А-а-а! — бросились ко мне стеснявшиеся до этого враги. Я попытался выхватить нож и располосовать мягкие оковы, но слишком ничтожным было расстояние, разделявшее меня и монголов. Поняв тщетность своих усилий, я гордо выпрямился и прищурился навстречу летящей ко мне смерти.

«Всё-таки не один ухожу», — подумал я почти счастливо, почувствовав, как нож в моей руке вспарывает брюхо нарвавшегося на него воина. После этого в голове вспыхнул разрыв гранаты, и всё погрузилось во тьму.

И вот теперь, придя в себя, связанный и болтающийся на конской попоне, я понял, что судьба приготовила мне новые испытания. Но я жив, и значит не всё ещё потеряно.

— Истыбай! — послышался голос командира. — Уруса ни в коем случае не развязывать. Если будет нужда, то только под прицелом пятёрки стрелков с готовыми для стрельбы луками. Уж слишком этот багатур прыткий.

— Слушаюсь, повелитель, — осклабился мой страж. — От меня не уйдёт.

— Что ты всё радуешься, чмошник? — раздражённо произнёс я. — Достойная слава для воина — трястись от страха перед раненым и связанным противником!

— Но-но! — ткнул в меня древком копья Истыбай. — Приказ темника — закон. Если бы не он — корчился бы ты у меня сейчас от боли как червь навозный.