Из жизни замечательных друзей. Сборные рассказки

Константин Крюгер

Чем стремительней бежит время, тем чаще, вопреки течению реки Леты, с любовью и печалью я вспоминаю давно и не очень ушедших товарищей и родных. Эта, уже шестая, книга рассказок посвящена друзьям, почившим и ныне здравствующим. Во все времена и при всех системах существовали отдельные личности, чьи установки на жизнь не совпадали с существующими жёсткими требованиями к творчеству, морали, бытию. Благодарю судьбу за то, что значительная часть моего окружения вышла именно из этой когорты.

Из цикла: Друзья

Памяти ушедших

Чем стремительней бежит время, тем чаще, вопреки течению реки Леты, с любовью и печалью я вспоминаю давно и не очень ушедших друзей и родных.

Несмотря на нежно-трогательное, подкреплённое ностальгией, отношение к жизни в реалиях Советского Союза, я должен признать, что та эпоха стоила жизни и здоровья многим из близких.

Самые талантливые и самобытные натуры и, как следствие, обладающие существенно более тонкой нервной организацией, острее чувствующие и сильнее переживающие, попадали в «тупик», упершись в окружающую, непробиваемую социалистическую действительность. Плотно идеологизированный — «шаг вправо, шаг влево — расстрел» — «Совок» не давал возможности творческой самореализации думающему хоть чуточку иначе индивидууму.

Мой закадычный ещё с институтских времён (а это более 40 лет) друг Женька «Джефф», тоже «балующийся» мемуарами, так высказался по этому вопросу: «Про самореализацию. Мне кажется, возможность такая всегда была, но она требовала существенного компромисса. А многие люди, о которых ты пишешь, как раз-то и не хотели идти на компромисс!».

Просвета «в конце туннеля» не предвиделось: в 70-е и до второй половины 80-х никто не мог и предположить, какие крутые перемены нас ждут впереди — рухнет Берлинская стена, сменится строй, появится частная собственность, и станет реальностью создание и развитие собственного бизнеса. Как не вспомнить слова Макаревича о том, что в те годы он никак не ожидал, что в Союзе рок-музыка может стать профессией.

Лет десять назад, во время поездки во Вьетнам, в одном из монастырей я видел дом буддийского монаха Тхить Куанг Дыка, совершившего акт публичного самосожжения на одном из оживлённых перекрёстков Сайгона в 1963 году в знак протеста против преследования буддистов и других инакомыслящих.

Мои бескомпромиссные неординарные друзья не поднимались до таких высот гражданского протеста, но и не видели ни малейшего шанса воплотить в жизнь свои мечты, творческие задумки и идеи, не поступившись принципами, которыми дорожили. Поэтому, они сжигали свои жизни, уходя в параллельную реальность, при помощи алкоголя и «расширяющих сознание» препаратов.

Перечитывая недавно классика Советской литературы Юрия Нагибина, я неожиданно нашёл подтверждение своим мыслям: «Какой душевной силой, каким мужеством, смелостью и верностью выбранному пути надо обладать, чтобы выстоять против чудовищной машины насилия и уничтожения! Но иногда иссякали внутренние ресурсы, металл ведь тоже устает, а человеческое сердце не из металла, и они давали себе перевести дыхание, отключиться — стаканом водки, уколом в вену, чтобы затем снова в бой».

И снова ремарка «Джеффа»: «Создаётся впечатление, что тогда было очень плохо, а теперь стало очень хорошо. Не уверен, что многие из наших друзей, вошедшие в жесткое противоречие с системой тогда, ужились бы с нынешней. И компромиссов она требует не меньше!».

Идея Ден Сяо Пина «Одна страна — две системы», как всегда, «удачно» воплотилась у нас, только последовательно, а не в параллель. Не завершив строительство развитого социализма, Россия смело шагнула в капитализм, набивая своим гражданам все возможные шишки на этом пути. Соглашусь с Женькой: установившийся в стране порядок хотя и существенно отличается от социалистического, но большинству наших, не подходивших под общую мерку приятелей — нонконформистов вряд ли бы пришёлся по душе. Хотя, как мы все знаем — у истории нет сослагательного наклонения! И ничего нельзя утверждать наверняка.

Во все времена и при всех системах существовали отдельные личности, чьи установки на жизнь шли вразрез с существующим строем, навязывающим свои жёсткие требования к творчеству, морали, бытию. Безвременно покинувшие нас друзья-товарищи никогда не ратовали за стихийный анархизм, отрицающий любую власть, но жёсткие и давящие рамки «соцреализма» во всех без исключения проявлениях жизнедеятельности не давали им дышать свободно!!!

К сожалению, лучшие уходят первыми!

Шапка из дорогого меха

«Где мои семнадцать лет».

В. Высоцкий

Осень 1975 года знаменовалась важным событием, первого ноября Андрюшке «Крексу» исполнялось 19 лет. И как уже повелось, решили тёплой мужской компанией отметить знаменательную дату в Пивном Баре, только никак не могли определиться в каком.

* * *

Начало традиции положили мы с Мишкой «Хиппи» на втором курсе. Приглашая институтских друзей на празднование Дня Рождения, я узнал, что они на ту же дату уже ангажированы моим шапочным знакомцем с параллельного потока на отмечание его 19-летия. Именно тогда и выяснилось, что у меня имеется полный «тёзка» по рождению: мы появились на свет в один день одного месяца и одного года и в роддоме им. Грауэрмана. С этого момента и завязалась наша с Мишкой крепкая, многолетняя дружба, длящаяся по сей день.

Первый совместный именинный «курултай» мы устроили в Останкинском Пивном Баре, расположенном в Марьиной Роще. У Мишкиного одногруппника «Пахомыча» там работали два знакомых официанта, проходившие как «Чук» и «Гек». Они и организовали праздник в отдельном банкетном зале, расположенном на втором этаже заведения. Правда, у зала этого наличествовал один серьёзный минус — он не отапливался. А учитывая дату — 11 января, температура в предоставленном помещении здорово бодрила. Заботливые «халдеи», кроме как принести пару электрических плиток и поставить на пол (чтобы хотя бы ноги не очень мёрзли), ничем помочь не смогли.

Компания друзей-товарищей подобралась значительная! Мы с Мишкой пригласили всех: бывших одноклассников, сокурсников по институту и прочих приятелей — соратников молодецких игрищ и забав. Присутствовали даже две дамы: моя названная сестра Маша и «Кукина» очередная пассия.

Пиво, как несерьёзный для такого торжества напиток, в расчёт не бралось, закупились вином «Иверия» в товарном количестве. Пили портвейн с тоста́ми, чокаясь полулитровыми пивными кружками, значительная часть которых многочисленных здравиц не выдержала. «Чук» и «Гек» регулярно подносили новые бокалы и активно участвовали в веселье, пока один из них не заснул, свернувшись клубком около дверей, что совершенно не помешало продолжению банкета. Несколько утомлённый «Нильсон» присел отдохнуть на одну из плиток, и запах палёной материи (до тела джинсы не прогорели) вызвал следующую волну веселья и заметное оживление.

Окончания праздника память участников толком не сохранила, но отдельные эпизоды в голове зафиксировались. «Крекс», очнувшись в вагоне метро уже после прекращения движения, всю оставшуюся ночь бродил по путям, выискивая выход на улицу. «Малыш» почему-то проснулся в угольном бункере на Таганке, по соседству с Машиным домом, и прибрёл домой под утро чёрный, как трубочист.

По странному стечению обстоятельств, после нашего торжества Останкинский Пивбар вскоре закрыли на ремонт, а затем и вовсе перепрофилировали. Но мы тому непричинны!

* * *

«Первый блин» вполне удался и настолько понравился друзьям, что многие последовали нашему примеру. Сначала Вовка «Афанасий» в «Клешне», затем «Кука» в пивном баре в Мневниках с удовольствием отгуляли свои праздничные даты.

Итак, большинством голосов после недолгих споров мы убедили виновника организовать торжество в «Ладье», самом популярном центрово́м Московском Пивбаре, более известном как «Яма».

Дебютный визит в «Яму» я осуществил ещё старшеклассником, знакомясь со злачными местами столицы. Заведение совершенно не впечатлило, хотя и выглядело вполне прилично — столики на четверых и обходительные официанты. Вкуса пива в те годы я ещё не распробовал, предпочитая по малолетству квас, да и очередь на входе «отсюда до завтра» абсолютно не радовала. В институтские годы «ячменный напиток» меня зацепил, и «пивняк» в компании друзей и сокурсников я посещал регулярно, однако внутренний интерьер уже изрядно изменился. Бар из «сидячего» перешёл в другую категорию: длинные и высокие прямоугольные стойки-столы разгородили помещение от подвальных окошек-бойниц к центру. Официантов заменила стандартная застеклённая витрина с холодными закусками и непрерывно подносимыми с кухни тарелками с варёными креветками. Вдоль витрины шла рельса, по которой двигали подносы к кассирше — такой привычный «сам бери» советский сервис. Толпа желающих попасть в «Ладью» стала ещё больше, но мы к этому времени освоили вход с «заднего крыльца»: через боковую арку и внутренний дворик.

В двух шагах от пивной, в Столешниковом переулке располагался фирменный винный магазинчик, всегда радующий посетителей широким выбором веселящих напитков. Из представленного ассортимента нас особо радовала «Хирса», белое креплёное вино с минимальным содержанием сахара, стоившее рубль семнадцать за пол литра.

* * *

Погодой начало ноября не радовало — дождь пополам со снегом. Вместе с именинником и Вовкой «Афанасием», укупив впрок семь бутылочек, мы на скорую руку слегка размялись в расположенном по соседству кафе «Арфа», греясь и убивая время до подхода остальных гостей. Покинув через полчаса заведение, мы услышали знакомый голос. Шурка «Портос» очень любил повокалить на улицах родного города: он, Мишка «Рыба» и ещё несколько приглашённых тоже подтянулись ранее назначенного срока и скрашивали ожидание употреблением всё той же «Хирсы», укрывшись от ненастья в арке дома напротив.

Объединившись, мы дружной гурьбой проследовали в «Яму». Первое ноября пришлось на субботу, поэтому, как обычно по выходным, очередь на вход загибалась за угол дома, и её конец терялся в рано наступивших зябких сумерках. «Портос» просочился в заведение проторенной тропой через «заднее крыльцо», после чего запустил нас со словами «Где вы ходите?! Я с утра стою, место держу, а вас всё нет!». Сдав верхнюю одежду в гардероб, мы с немалым трудом отыскали стойку, за которой вольготно расположились трое мужиков среднего возраста. Слегка потеснившись при нашем появлении, «соседи» в дальнейшем перебрались за другой стол по мере прибытия остальных приглашённых, но периодически подходили чествовать именинника.

Веселье сразу пошло бурно. Пиво, удачно наложившись на портвейн, «своё действие оказывало» точно по Ленчу: «в самую мозгу скорострелкой бьёт!». С определённого момента походы за очередной порцией пенного осуществлялись самыми крепкими, да и те, отправлялись «в путь», отталкиваясь от стойки, как пловец от бортика бассейна.

Именинник, в силу субтильности комплекции, слабел от алкоголя чрезвычайно быстро. Так и на этот раз, уже через пару часов Андрей ещё стоял на ногах, но окружающую действительность воспринимал «как сквозь сито». С приходом запоздалых гостей тосты и поздравления возобновлялись с новой силой, но «Крекс» уже «ушёл в себя» и не очень осознавал происходящее. Учитывая, что стемнело рано, и домой ждал «путь неблизкий», наиболее трезвые участники предложили завершить банкет и сопроводить именинника. Но внезапно возникла преграда, причём в лице самого «Крекса».

Утром знаменательного дня папа с мамой одарили Андрея «элитной» шапкой-ушанкой из меха сурка. Издали она смотрелась номенклатурной ондатрой, которую любили носить торговые и партийные работники среднего звена. Хорошо представляя, во что может вылиться празднование, «Крекс» предусмотрительно оставил дорогой подарок дома и выдвинулся на гулянье в вязаном «петушке». К завершению праздника, неоднократно поведав друзьям о родительском подарке, Андрюшка совершенно запамятовал, что перед уходом забросил коробку с «драгоценной» шапкой на шкаф в своей комнате. Когда гардеробщик на его номерок выдал родную куртку с какой-то «беспартийной» вязаной шапочкой, у юбиляра случилась истерика. Именинник настаивал на версии циничной подмены и требовал вызвать милицию. Присутствующий при этом случайно «зашедший на огонёк» участковый настоятельно порекомендовал протрезвиться и назавтра приезжать разбираться.

Появляться дома без драгоценного головного убора «Крекс» отказывался наотрез. Ситуацию исправил бесшабашный «крик души» пьяного в дым Володьки «Афанасия»: «Эх, Андрюшка! Да не в энтим дело!». На именинника он впечатления совершенно не произвёл, но произнесённая в сердцах и с театральным надрывом тирада привлекла внимание окружающих. К общему удивлению, спас положение, как ни странно, один из наших изначальных «соседей» по столу. Будучи сильно не в себе, он вошёл в отчаянность Андрюшкиных обстоятельств и в порыве нетрезвой доброты на пару суток одолжил свою изрядно потрёпанную шапку из крашеного пыжика, взяв при этом торжественное обещание вернуть. Повеселевший «Крекс» тут же выдал готовую версию: «Дома скажу, что малость извалял по дороге, а дальше что-нибудь придумаю!». Счастливое разрешение проблемы тут же бурно отпраздновали.

Мы с «Афанасием» из последних сил доволокли усугубившего бесчувственного именинника до его квартиры, прислонили к двери и, нажав кнопку звонка, стремительно испарились.

Утро началось тревожным звонком Андрюшки: «Ты всё помнишь?». «Почти. А в чём дело?». «Откуда вторая ондатра взялась?!». Больше всех удивилась мама Андрея, увидев невменяемого сына в приличной зимней шапке вместо спортивного «петушка», в котором он уходил на торжество. Следующие два дня всей компанией разыскивали широкой души «мецената», своих координат не оставившего. Совестливый «Крекс» обнаружил его вечером понедельника всё в той же «Яме», куда зарулил наудачу. Восторг мужика от возвращения «дорогой пропажи» мог сравниться только с его необычайной щедростью, результатом которой стало появление Андрюшки домой в состоянии, сильно превосходящем именинное.

А взятая друзьями на вооружение универсальная Вовкина фраза: «Да не в энтим дело!», объясняющая и окончательно разрешающая практически все безнадёжные вопросы, применялась ещё многократно в соответствующих жизненных ситуациях.

Владимирские именины

«Как зовут — не помню!»

Недавняя встреча с приятелем Гурзуфской поры воскресила из забвения события почти забытого посещения славного города Владимира. Мы с хмельным хохотом, перебивая друг друга, взахлёб делились обрывками сохранившихся воспоминаний, заседая в уютной беседке посреди «фазенды» героя опуса, под закупленную с перспективой «белую» и шашлык от популярного мясного супермаркета. Когда же хозяин после продолжительных поисков всё-таки изыскал среди старых бумаг чудом уцелевшую фотографию, вызвавшую новый взрыв веселья, я твёрдо решил положить на бумагу все перипетии того путешествия.

* * *

Как и многие авантюры той поры, эта тоже началась в пивной «Больная Голова». Прозванное так из-за дислокации в Большом Головином переулке на Сретенке, заведение служило местом регулярных встреч московских «гурзуфцев», и, особенно, студентов, расположенных на Садовом Кольце, институтов. Олежек, четверокурсник «Плешки», не являлся исключением. Июньским вечером он в компании своего Гурзуфского приятеля Игорька и его невесты отмечал в «Голове» окончание летней сессии. И уже изрядно «принял на грудь», когда жених и будущий зять внезапно заявил о твёрдом намерении познакомиться с потенциальной тёщей и собрался незамедлительно отбыть в тёплое Лазаревское, место её постоянного проживания. На гребне общей алкогольной эйфории Олег пообещал не оставить товарища и проведать друзей в будущем семейном гнезде на Кавказском побережье. Сказано-сделано! Вскоре чудесным образом соблазнив в поездку свою тогдашнюю пассию Викторию — девушку весьма строгих правил, он отправился в путь.

Вопреки запоздалым, уже на подъезде к полустанку, опасениям Олега о возможной алкогольной «амнезии» приглашавших, в Лазаревском дорогих гостей встретили с царским почётом. Кормили на убой и увеселяли, как могли. Брат невесты «на лодочной на станции работал спасателем» со всеми вытекающими: рассеканием на приписанном к спасбригаде спортивном карте по невеликому посёлку, регулярными заездами в винный; разнообразными водными аттракционами, и даже серфингом. Всевозможные дозволенные и недозволенные удовольствия сыграли с приехавшей парочкой москвичей странный фокус — они разбежались. Виктория подружилась с отдыхающим на море питерцем, а её теперь уже бывший схлестнулся с группой студенток из Владимира и проводил досуг с ними. Одна из владимирских барышень увлеклась оставшимся в одиночестве москвичом не на шутку, но ничего предосудительного ему не позволяла. После недели активного отдыха Олег «бобылём» с Кавказа улетел в Крым, в «родной» Гурзуф.

* * *

Тем летом в начале 80-х во время очередного Гурзуфского заезда мы с братом и познакомились с компанейским москвичом по прозвищу «Слоник». Этимология «псевдонимов» всегда являлась для меня загадкой. Олежка не напоминал одноимённое животное ни обличием, ни габаритами. Симпатичный мальчуган среднего роста и весьма худощавой комплекции пользовался заслуженным интересом у отдыхающего прекрасного пола со всех долов и весей Советского Союза. Обладая отчаянным куражом и не заморачиваясь съёмом даже временного жилья, он проводил ночи то в лодках местных рыбаков, то в садовых беседках вместе с меняющимися пассиями.

Пёстрый отпускной калейдоскоп Крымских подруг несколько затмил образ «тургеневской» барышни, миловидной старшекурсницы Владимирского Пединститута, горестное расставание на Кавказском курорте и её приглашение в родной город на празднование своего осеннего Дня Рождения.

Но девичья память, вопреки поговорке, оказалась твёрдой и цепкой. Упорные сентябрьские звонки и призывы дали нужные плоды. И после традиционной (первая суббота сентября) Гурзуфской «стрелки», у Олега «взыграло ретивое». Когда он поделился своими планами посетить флагманский город Золотого Кольца, мы с Борькой долго не размышляли. Всегда лёгкие на подъём и не связанные на тот момент серьёзными узами, мы сразу «ответили радостным согласьем».

В пятницу, накануне запланированного визита, я мимоходом заскочил в «Огонёк», наш центральный ресторан районного масштаба. Там напоролся на Эдуардика «Родственника», и вместе с ним засиделся до глубокой ночи с двумя впервые встреченными и сильно нетрезвыми «джентельменами удачи», с которыми очень долго обсуждал гипотетические возможности приобретения пистолета «Стечкин». Как следствие, выезд в соседний областной центр состоялся практически немедленно после моего запоздалого возвращения домой, т.е. на первой утренней пятичасовой электричке.

На вокзале Владимира нас встретила радостная именинница с двумя подружками и мы сразу проследовали к ней домой на праздничный завтрак. Сильно удивило наличие родителей: в нашей компании такого рода мероприятия обычно проходили в их отсутствие. Но после того, как папа именинницы повторно поднял тост за долгожданного «московского гостя со товарищи», я понял, что Олег не совсем правильно оценивает свой статус в качестве «посторонним в». За богато накрытым столом при всей семье и «нейтральных наблюдателях» неприкрыто звучали намёки на будущую счастливую жизнь молодых. Совокупность происходящего на торжественной трапезе явно напоминала обрученье. По ходу затянувшегося застолья гипотетический тесть огласил дальнейшую программу пребывания: после ознакомительной прогулки по городу нас ожидал помпезный ужин в центральном, элитном Владимирском ресторане — родители уже полностью проплатили банкет, но сами идти не собирались. После празднования нас ожидали домой «баиньки». Исходя из предусмотрительно озвученного папой распределения спальных мест, стало ясно, что будущие «родственники» твёрдо уверены в сугубой серьёзности отношений «молодых». «Слоник» был абсолютно не готов к такому развитию событий и совершенно опешил от происходящего, особенно, когда во время посещения расположенного неподалёку альма-матер «невесты», её сокурсницы поссорились, не поделив роль свидетельницы.

Сама «новорожденная» вела себя очень скромно и, несмотря на употреблённые напитки, сначала как-то дичилась нас с Борькой в отличие от подружек, сразу активно пошедших на контакт. У меня создалось впечатление, что именно родители серьёзно настроились сбыть дочь с рук, воспользовавшись подвернувшимся случаем. Но поразмышлять на эту тему и трезво оценить ситуацию не удалось: после ознакомительной экскурсии по окружающему микрорайону с активным применением «пшеничного» вина на институтской спортплощадке мы вернулись к «молодой» домой — девушкам необходимо подготовиться к торжественному выходу в свет.

* * *

Пока дамы переодевались и причепуривались, мы под руководством хлебосольного хозяина ещё усугубили «за новорожденную и её родителей», так что в «Нерль» явились в «самую плепорцию». За столом на восемь персон в центре зала и напротив сцены, кроме «молодых», восседавших во главе стола, разместились мы с Борисом, две уже знакомые будущие педагогини и молодая семейная пара их сокурсников. Веселье сразу пошло бурно, и танцевать мы начали, едва заиграла музыка. Озирая помещение во время плясок, я неожиданно наткнулся взглядом на знакомые лица. Московские подружки Людка и Нелька, продавщицы «Берёзки», в компании двух мужичков что-то активно отмечали за столиком у дальней стены.

Нас с Людмилой связывали к тому моменту длительные приятельские отношения, подкрепляемые эпизодическим «поддруживанием» и деловым сотрудничеством. Она проживала недалеко от меня на улице Трофимова, и познакомились мы много лет назад в общественном транспорте. Сильно ослабленный гуляньем накануне, я не смог удержаться и погладил по спине сидящую передо мной симпатичную платиновую блондинку в нарядном и воздушном, явно импортном платье, наглядно обрисовывающем выдающиеся формы. Прежде я нерешительно кивал ей, регулярно встречая утром в 12-ом номере трамвая по дороге на службу. Реакция меня потрясла: «Тебе неважно? Хочешь, пешочком прогуляемся?!». За три пройденные остановки мы обменялись всей информацией, необходимой для дальнейшего развития отношений.

Задорная и добросердечная Людка не чуралась всевозможных земных радостей, при этом оставаясь продавщицей до мозга костей. В отличие от большинства известных мне барышень, её заветной мечтой было не удачное замужество, а приобретение личного автотранспорта. Вскоре после своей ранней женитьбы я познакомил торговую красотку со своими новыми предприимчивыми абхазскими родственниками, активно заинтересованными в остродефицитных, продававшихся в «Берёзке» заграничных товарах. Один из них, Гиви, деятельно поспособствовал исполнению Людкиного сокровенного желания, а позднее одарил «боевую» подругу ребёнком, что совершенно не повлияло на её «modus operandi». Сыночка воспитывал Людин строгий папа-отставник вместе с мамой, заведующей детским садом. А веселушка — продавщица продолжала в свободное время с удовольствием употреблять так любимый ею «шампусик» в компании «загадочных» мужчин.

Когда я подсел за столик международного «квартета», выяснилось, что два немца-интуриста, посетившие магазин на Ферсмана, «ничтоже сумняшеся» пригласили понравившихся работниц валютного прилавка составить им компанию в трёхдневном туре по Золотому Кольцу. Я настолько естественно влился в весёлые посиделки, что совершенно не заметил «окончания банкета» по случаю Дня Рождения. Когда в зале начал медленно гаснуть свет, мы обнаружили, что остались в ресторане одни, остальные столики давно опустели. Интуристов с дамами ожидали два номера в расположенной неподалёку гостинице «Владимир», я же оказался совершенно один и сильно не в себе на мокром тротуаре вдали от родного дома.

Первые минут сорок, останавливая все проезжающие машины, я без малейших колебаний требовал довезти меня до 13-ой Горбольницы, как-то запамятовав, что пребываю во Владимире. К счастью, уже пятый притормозивший автолюбитель оказался москвичом и, уточнив название улицы, доходчиво растолковал, что я нахожусь в другом городе. Это бы меня не сильно расстроило, но мелкий дождик вносил в текущее положение некоторый дискомфорт.

Усилившийся, перешедший в летний ливень дождь вкупе с обрушившейся после бурно проведённого дня усталостью активно понуждали искать место для ночлега. Адрес принимающей стороны я забыл напрочь, хотя при подходе к дому именинницы обратил внимание и на его номер и на табличку на двери квартиры. Как ни странно, в состоянии изрядного алкогольного опьянения при ослабевшей текущей памяти остальные отделы мозга начинали работать с неожиданной активностью: во всех подробностях сразу вспомнился популярный телефильм «Старший сын». И уподобившись главному герою, я решил попроситься переночевать в первое же светящееся окно. Немедленно выплывшие из подсознания «Море по колено!», «Всё по плечу!» и другие соответствующие положению пословицы и поговорки убеждали в правильности выбранного решения. Как назло, вокруг ресторана в пределах видимости господствовало сонное царство, свет не горел ни в одном окошке. Пройдя пару кварталов по абсолютно безлюдной улице, я заметил во втором ряду домов, в стандартной пятиэтажке синее сияние телеэкрана в окне последнего этажа. Уже собираясь нажать кнопку звонка, я обратил внимание на струящийся свет из приоткрытого чердачного люка, к которому вела практически вертикальная лестница. С трудом преодолев четыре широко разнесённые ступени, я оказался в неожиданно уютном и чистеньком жилище неизвестного обитателя. Даже раскладушка у малюсенького мансардного окошка была аккуратно застелена вполне приличным одеялом. Не чуя под собой ног, я рухнул в койку и вырубился.

* * *

Воскресное утро разбудило гулом автотранспорта, доносящегося даже до моего высокого убежища. Между зданиями просматривался широкий проспект с бурным движением легковушек и изредка вклинивающихся рейсовых троллейбусов. Вспомнив, что накануне от вокзала мы добирались до места назначения именно этим транспортом, решил прокатиться наудачу. Будучи ярко выраженным урбанистом, я себя уверенно ощущаю в любом, даже совершенно незнакомом городе, чему дополнительно способствует неплохая ориентация в пространстве. Примерно представляя направление движения, сел в первый же подошедший троллейбус и начал до боли в глазах всматриваться в пробегающие за окнами пейзажи, стараясь зацепиться хоть за какой-нибудь ориентир из вчерашнего дня.

И — вот оно! Я узнал расположенный недалеко от вожделенной дислокации институтский стадион, на котором мы резвились. Правда, пока шло осознание, проехал ещё остановку, но это уже роли не играло. На тот момент меня занимал процесс опознавания нужного здания среди одинаковых «хрущёвок» и, самое главное, определение правильного подъезда. Расположение квартиры на лестничной площадке первого этажа я помнил отлично, а вот номера память не сохранила.

Как ни странно, дом узнал сразу, а вот с подъездом пришлось повозиться. Я взобрался на приступку, проходящую вдоль всего фасада дома, и робко постучал в предполагаемое окно. Попытка успехом не увенчалась: из-за шторы появилась недоуменно-раздраженная мужская физиономия. Фиаско не смутило, и я передвинулся к соседнему подъезду.

Изумление Бориса, прореагировавшего на дробь по раме и уставившегося мне в лицо, не поддается описанию. Хотя именно он, как позднее рассказал «Слоник», на ночные опасения хозяев, встревоженных исчезновением одного из гостей, бодро заверил: «Брат — кремень! Нигде не пропадёт! Не первый раз!».

Перебравшись через подоконник, я немедленно отправился в ванну, помыться и «почистить пёрышки», вызвав оторопь и нездоровый всплеск веселья у «поправляющегося» хозяина. После широкого утреннего застолья второй день до мелочей повторял предыдущий, только без похода в ресторан. Ближе к ночи «молодая» с подругами, едва сдерживая слезы, посадила нас в предпоследнюю электричку, и я её никогда больше не видел.

Но самое удивительное, что и Олегу после нашего визита никто не докучал. Как отрезало! То ли мы произвели неизгладимое впечатление на родителей девушки, и они не решились вверить судьбу своего единственного чада в руки безбашенного москвича со товарищи. Или же сама виновница торжества сделала надлежащие выводы из неординарного заезда столичных молодцов.

На мой запоздавший на 30 лет вопрос об имени «избранницы», Олег честно ответил фразой, приведённой в эпиграфе. Хотя и чрезмерно употреблённый во время шашлычных посиделок алкоголь вполне мог вызвать эффект ретроградной амнезии.

Володя. Триединая история любви

«От женщины, как от смерти, никуда не уйдёшь!»

М. Горький

Я впервые увидел «Во» в первой половине 70-х на одном из «сейшенов», куда он объявился в компании знакомцев с Варшавки. С двумя из них он обучался в небезызвестном «ТехникАме» на улице Нагорной, на которой и проживал. Ввиду господствующего на Варшавке сленга, тяготеющего к минимализму, у большинства аборигенов присутствовали практически индейские прозвища: «Ра», «Га», «Ли», «Ги», так что Вовка «Во» отлично вписался в дружную компанию. Крепкая рабочая семья его родителей несказанно радовалась получаемому сыном техническому образованию, но их очень огорчала совершенно бесполезная и непонятная тяга Вовки к рисованию. И когда он с «ТехникАмом» расстался, подвыпивший в расстройстве отец в сердцах обозвал сына «никудышным мазилой», серьёзно и надолго подорвав его уверенность в себе.

Ещё до отчисления по причине «веселости нрава» Володя познакомился с второкурсницей Ириной с параллельного, «девичьего» факультета, готовящего программисток — перфокарточниц. Пролетарская семья избранницы проживала в подмосковном Ступино, а девушка квартировала у удачливого дяди, выбившегося в прокуроры одного из районов столицы. Горячая взаимная любовь продолжалась все годы обучения избранницы, причём ничего предосудительного Ирка не позволяла, а «Во» не настаивал, невзирая на свободу нравов, царившую в компании. Он твёрдо решил, что Ирке суждено стать его второй половиной, и берёг её. Расписаться жених планировал после завершения Ирининой учёбы. Сам он в тот период трудился оформителем на «свечном» заводике недалеко от дома, практикуя и развивая недюжинные художественные способности, ярко проявившиеся ещё в раннем детстве.

Окончание «Техникама» Володиной суженой совпало с открывшимся у меня «флэтом²». Родители разъехались по отпускам и командировкам, и на две недели я стал счастливым обладателем трёхкомнатной квартиры. «Во» доверительно поведал деликатность ситуации, и ему на весь период «первой брачной ночи», переходящей в «медовые» полмесяца, была выделена дальняя, родительская спальня. Правда, молодым недолго удалось насладиться «таинством» келейно, ввиду резко уплотнившегося населения жилища. Устроившийся на работу в новый ДК 1-го ГПЗ неподалёку, Борька «Ра» повадился ночевать в комнате «молодожёнов» на складном диванчике, вынудив их вести себя неслышно в присутствии постороннего и перенести любовные игры на дневное время. Это не помешало «Во» торжественно объявить себя с Ириной мужем и женой и анонсировать скорое бракосочетание.

Большинству друзей Ирка нравилась. Простоватое, но симпатичное веснушчатое личико полностью компенсировалось точёной фигуркой и потрясающей красоты ногами. Более стройных и правильной формы ножек я больше не встречал, в полном соответствии со строками Пушкина «…вряд ли Найдете вы в России целой Три пары стройных женских ног…». Тем более, что девушка охотно их демонстрировала, в основном рассекая по квартире в накинутой на складное тело великоватой рубахе жениха.

После возвращения моих родителей суженые разъехались по домам, но уже через неделю осчастливленный Володька позвал поехать с ними третьим в Ступино, знакомиться с роднёй невесты. К нашему удивлению, семейный кров мы обнаружили пустым. Ирина решила сделать родителям сюрприз, а они, в свою очередь, надумали неожиданно проведать дочь в Москве. Мы разминулись, но с удовольствием провели уик-энд в малогабаритной, очень уютной двухкомнатной квартире в центре небольшого городка. Для компании Ирка вызвонила бывшую одноклассницу, «пеструшку — невозможницу» весьма озорного нрава, и время пролетело незаметно. Оба дня пешком «по холодку» мы прогуливались минут тридцать до Иркиной дачи-фазенды, где «на природе», ограниченной четырьмя сотками, устраивали пикник «сухое с фруктами». В качестве первого ингредиента выступал папин спирт, приличные запасы которого обнаружились в подвале домика, а яблоки ранних сортов отлично шли как закуска.

Гром грянул примерно через полтора месяца после «обручения». К тому времени пара «голубков» заселилась к «Малышу», воспользовавшись отъездом его «предков» на дачу. В один из дней Ирина, вернувшись слегка навеселе от «высокопоставленных» столичных родственников, во всеуслышание объявила, что передумала выходить за Вовку ввиду его полной бесперспективности. На присутствующих многочисленных гостей тирада произвела впечатление разорвавшейся гранаты. Мы с «Нильсоном» едва успели перехватить «Во», метнувшегося к балконным перилам — полёт с четвёртого этажа «сталинского» дома ничего хорошего не сулил. Опешивший «Крекс» активно принялся утешать отвергнутого Ромео, снова и снова наполняя его стакан утоляющим боль души портвейном «Три семёрки». Вероломная Джульетта, чтобы пресечь попытки уговоров и наглядно доказать невозможность возврата к старому, увлекла «слабого на передок» и влюбчивого хозяина квартиры в ванную, откуда торжественно вышла в блаженной истоме минут через сорок. К этому времени отвергнутый жених уже не мог сказать «мама», но из последних сил осуществил попытку удавить неверную, окончившуюся полным фиаско. Неожиданно сторону изменщицы принял Борька «Ра», во-первых, озвучивший тезис о «праве на самоопределение» любой особи, а во-вторых, поддержавший Иркину теорию о никчемности бывшего жениха. У Бориса с Володей давно происходили серьёзные трения на почве различия взглядов на рок-музыку и изобразительное искусство, в которых оба считали себя непревзойдёнными специалистами.

История повлияла на «Во» необычным образом. Вместо того, чтобы пуститься во все тяжкие, он, наоборот, начал шарахаться от любых представительниц прекрасного пола. Регулярно приводимых для него барышень, он без всяческих причин смешивал с грязью, и мы серьёзно опасались его перерождения в ярого женоненавистника.

* * *

Образ предательницы сильно запал Вовке в душу. Примерно через год после трагического разрыва он позвал меня в «Огонёк», центральный Автозаводский ресторан. И там незаметно указал на неторопливо фланирующую между столиками совсем юную практикантку, разительно похожую на былую любовь: «Как думаешь, такая же сука?!». Проверять не стали и ушли восвояси.

Спустя ещё год Володя, наконец, появился у «Малыша» не один. Его сопровождала весьма симпатичная молодая особа, отдаленно напоминавшая Ирку, но заметно фигуристей и существенно интересней внешне. На слегка скуластом выразительном лице сразу привлекали внимание огромные карие очи, шапка крупными волнами вьющихся тёмных локонов до плеч дополняла весьма приятную глазу картину. «Ирэна!», — представил спутницу «Во». К этому времени он окончательно утвердился в желании стать профессиональным иллюстратором; жанровые зарисовки и небольшие пейзажи начинающего художника даже напечатали некоторые второстепенные издания, так что степень уверенности в себе и самооценка существенно выросли. Девушка смотрела на спутника во все глаза и ловила каждое слово, так что мы перестали тревожиться за друга, в конце концов, встретившего настоящую любовь.

В начале 78-го на нашу с Галкой свадьбу Вовка появился с Ирэной, закрепив таким образом её статус «официальной» подруги.

Через полгода озабоченный Володя перехватил меня по дороге со службы и срочно увлёк в районную рюмочную для серьёзного разговора: «Ирэнка залетела! Что делать?!». Выяснилось, что «строгие родители суженой постоянно проживают на родине отца, в Грузии, где будущий тесть занимает ответственную должность мастера цеха на Кутаисском автомобильном заводе. Много лет назад, проходя стажировку на ЗиЛе, он познакомился с юной москвичкой, немедленно женился и увёз к себе на Родину. Там у молодых родилась дочь, но в школу её отправили уже в Москву, под присмотр бабушки. Девушка делит приличную двушку с бабулей неподалёку, у метро «Пролетарская». Верный принципам «Во» вываживал Ирэну восемь месяцев, дабы убедиться в прочности чувств, потом случился очень болезненный, первый и единственный «акт любви и нежности», и теперь невеста «в положении». «Таинство» осуществляли, предварительно зарядившись «Белым Медведем»³ и на скорую руку, чтобы успеть до возвращения бабушки от подруги, и толком он ничего не помнит. Но результат налицо: у девушки «прекратились «краски», набухла грудь, вырос аппетит, и её прёт, как на дрожжах!».

Жениться Вовка не отказывается, но «получается очень некрасиво, и по словам Ирэны — папа обладает очень вспыльчивым нравом и в гневе страшен!». Мой совет — открыться бабуле не пришёлся «Во» по вкусу, но общение с потенциальным тестем пугало ещё больше.

Известие о беременности внучки произвело на пожилую даму эффект обрушения мира. «Зять меня убьёт!», — уверенно заявила старушка. «За то, что не сохранила нашу девочку, зарэжет, не моргнув глазом!». Но, тем не менее, шустро и деловито организовала визит к знакомому гинекологу.

Итоги осмотра потрясли всех, но жениха особенно. Ирэна оказалась девушкой, а беременность — ложной. «Пациентка настолько уверовала в произошедшее оплодотворение, что организм повёл себя соответствующим образом!», — доктор очень веселился: «Такие случаи известны, но происходят крайне редко!».

Посещение врача произвело на Вовку совершенно угнетающее действие. После известия о произошедшем фиаско над ним не издевался только ленивый! «Тренируйся на кошках!» и «Сначала теорию изучи!», — самое безобидное из того, что «Во» довелось услышать. От Ирэны его отвратило полностью, и он наглухо замкнулся в себе.

Успокоившаяся бабушка поехала восстанавливать нервную систему к дочери с мужем, а внучка пустилась во все тяжкие. Складывалось впечатление, что после произошедшего афронта она желает удостовериться в собственной сексуальной полноценности путём проверки поголовно на всех знакомых молодых людях. В квартире Ирэны стоял непрекращающийся «дым коромыслом» и очередь привечаемых поклонников. Эпизодически присылавшийся из Кутаиси и до того неприкосновенно хранимый бабулей коньячный спирт теперь активно употреблялся тестируемыми, вызывая известный каждому выпивающему «эффект сухостоя», к заметному удовольствию вошедшей во вкус барышни.

Естественно, известия о непотребствах в хорошо известной квартирке не улучшали морального состояния «Во», и друзья опасались повторения попытки суицида. Но судьба Володю берегла: он нашёл забвение в любимом творчестве. Именно в тот период плодами упорного труда, наконец, заинтересовалось одно из Ленинградских издательств.

* * *

В очередной наш с Галкой визит в «Огонёк» знакомая официантка Любаша (сестра друга детства), заговорщицки кивнула в сторону молоденькой напарницы: «А твой-то дружок зачастил. Сидит, молчит и смотрит. Того и гляди — накинется!». Большой специалист по связыванию друзей и знакомых узами брака, Галина активно взялась за устройство Володиной судьбы. И уже через пару месяцев мы торжественно свидетельствовали во Дворце Бракосочетаний в торце огромного дома на Варшавском шоссе, а затем, после заезда на смотровую площадку на Ленинских горах, праздновали в ресторане «Прага».

Сама свадьба ничем особым не запомнилась, кроме «товарищеского недоразумения» между «Нильсоном» и отцом невесты, к которому Мишка приревновал свою даму. Мы с Галкой, благополучно отбыли домой и не поехали провожать молодых на вокзал в свадебное турне в Ленинград вместе с большинством гостей.

О «продолжении банкета» поведал Игорь «Бамбина», заскочивший «на огонёк» через неделю после торжества по дороге к очередной пассии, продавщице нашего «Универмага». Утром в спальном вагоне обнаружилось одиннадцать гостей, которые бурно, включая два посещения милиции, сопровождали молодожёнов в городе на Неве во время их «медового» уик-энда. Яркие красочные подробности, приведённые Игорем, вполне подтверждали прозвище «Секрет великого рассказчика», но на неподготовленного слушателя производили шоковое впечатление.

Спустя некоторое время выяснилось, что Людмила выбором профессии обязана матери, на тот момент занимавшей ответственный пост метрдотеля в поплавке «Сокол» около Большого Краснохолмского моста на Таганке. Один из трёх стоящих на приколе Московских плавучих ресторанов, «Сокол» выделялся обилием посещавших его офицеров из расположенных поблизости Военных Академий и спекулянтов — «коллекционеров» от небезызвестного магазина «Нумизмат». Последние бурно отмечали в питейном заведении особо удачные сделки под музыку ресторанных лабухов. Всей компанией мы зачастили в ставший «родным домом» кабак, тем более, что в отличие от Автозаводского «Огонька» «товарищеские недоразумения» в «Соколе» случались крайне редко из-за расположенного практически напротив 37-го отделения милиции.

«Ресторанная» тёща зятю очень благоволила, но рода его занятий не понимала: «Что это за картинки?! На них разве как следует проживёшь?! Заканчивай курсы официантов, и я тебя мигом в люди выведу! Мэтром станешь в приличном месте! У меня концы — на самый верх идут!». Володю очень раздражала базарная напористость и похвальбы Людкиной матери, но из-за горячей любви к жене он стоически терпел.

У нас с Галкой родилась дочь, и я всецело увяз в домашних делах и заботах и на продолжительный период несколько отстранился от компании друзей. Когда же я снова вернулся в привычный круг общения, то с изумлением узнал, что «Во» резко порвал с Людкой, одномоментно развёлся и холостякует у родителей. Причин коллизии никто из знакомых точно назвать не мог, но ходили неясные слухи об измене молодой жены с красавцем мясником, завсегдатаем «Огонька», подтверждаемые якобы брошенной в сердцах бывшим мужем фразой: «Все они суки из одного теста!».

Людмила, эпизодически встречаемая во время регулярных заходов в «Огонёк», вела себя приветливо и относилась к «своим» клиентам с прежним пиететом. Правда, её бывшая наставница, Любаша, по секрету шепнула: «Ученица то моя переживает очень! Закладывать за воротник начала!». Но на работе это, видимо, не сказывалось, и скоро Людмилу повысили до старшей смены. Они с Любашей начали работать в «противофазе», так что в любой визит я попадал к одной из «своих» официанток.

Вовка по традиции ушёл в себя и живопись.

Маршруты его жизненных странствий больше не пролегали через Автозаводскую, у меня на Нагорной никаких дел не было, и жизнь развела окончательно.

* * *

Уже в первой половине 90-х, работая в синдикате старинного друга Петровича, мы с напарником «Зямой» неоднократно поставляли английский зелёный горошек в коммерческий магазин «Продукты» в самом конце Нагорной улицы, где должность зам. директора занимал мой старинный знакомец по «стриту» и Гурзуфу Владимир «Осташка». В очередной раз получив деньги за товар, я оставил «Зяму» выпивать с Вовкой. А сам, пребывая в тот период в «сухом» режиме, распрощался с приятелями, сел на автобус 44-го маршрута в направлении дома и уткнулся в книгу. Через пару остановок кто-то весомо хлопнул меня по плечу: «Привет! Сто лет, сто зим!». Я поднял голову. Надо мной стоял «Во», чувствительно раздобревший, с изрядно поредевшей шевелюрой, но вполне узнаваемый. Присев рядом, Вовка начал подсчитывать сколько лет не виделись, забросал вопросами о старых общих друзьях, текущей жизни, матримониальном статусе, детях и прочей всячине. О себе гордо поведал: принят в Союз Художников в подсекцию «Открытки», женат на врачихе. Автобус доехал до платформы «ЗиЛ» в самом начале Варшавки, и Володя сорвался на выход. Мы даже не успели обменяться телефонами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

«Флет» — свободная от родителей жилплощадь — сленг.

3

«Белый Медведь» — коктейль из водки с шампанским.