Розовый завод

Константин Иванович Кизявка, 2022

Кто мешает России стать великой державой? Ну, кроме американцев, масонов и навальнистов? Лудислав Горохов знает! И он полон сил. Так что у России нет выбора.Содержит нецензурную брань.

Глава четвёртая. Территория продаж

Я подошёл к дремлющему заводу за тридцать три минуты до открытия. Солнце уже оторвалось от горизонта, заливая заводские корпуса жёлто-фиолетовыми лучами. Длинные таинственные тени вытянулись в сторону мелкого Азовского моря.

На всякий случай постучал в двери. Эхо запрыгало внутри по колоннам и перегородкам. Затихло. Никого.

Первый работник, мужчина в чёрном балахоне, появился без пяти восемь. Торжественно щёлкнул ключом, приоткрыл дверь и пристально посмотрел на меня.

— Вы к кому, молодой человек?

— Я на работу. Лудислав Горохов моя фамилия.

— Не помню. Возможно. Зайдите внутрь, подождите начальство.

Я вошёл. Перехватило дыхание. Копейки, пятерки, десюлики… Теперь это — моё. Я буду делать настоящие машины! Своими руками! Как же это… На ум просилось просторечное «круто», но душа требовала чего-то возвышенного. Я перебрал десяток синонимов, ни один не понравился. Ладно.

Ровно в восемь в дверях случился форменный затор. Протискивались по двое и даже трое одновременно. Пыхтели, кряхтели, тужились, но лица работников не светились недовольством или злобой. Привыкли люди. Понимают. Обычный рабочий момент. Как в стоматологии, когда ребёнок кричит за дверью, никто же не врывается с дубиной спасать. Все знают, что так работают врачи. Вот и здесь. Тесно, но надо же как-то начинать рабочий день.

Странно, но я не видел женщин. Или им разрешено приходить позже мужиков, или стоят, стесняются лезть в давку. Глянул в окно. Нет. Не стесняются. Одни мужики. Что в принципе и правильно. Работа здесь всё-таки суровая, по-настоящему тяжёлая. Не для хрупких женских пальчиков.

— Вот! — человек в балахоне подвёл ко мне высокого, судя по внешнему виду — руководителя. Синий пиджак господина не кричал вызывающе, как у всякого рода клерков, а успокаивал, настраивал на долгую и продуктивную работу. — Горохов его фамилия. На работу пришёл.

Я кивнул.

Мужчина осмотрел меня с ног до головы. Хмыкнул и оглянулся по залу.

— Игнат Павлович! — заметил он в стороне, где «пятаки» смыкались с «десюликами», молодого парня, чуть старше меня, в коричневых клетчатых брюках и ярко-красном галстуке на черную рубаху. Тот метнулся к нам:

— Да, Николай Петрович! Какие задачи на день?

— Вот, смотри. Человека надо пристроить. Горохов.

— Лудислав! — добавил я.

— Лудислав! — подхватил Петрович. — И имя редкое, и Сам просил поспособствовать.

— Сам? — удивился Игнат Павлович.

— Сам, — серьёзно кивнул Николай Петрович. — В продажи.

— Ого! Ну пойдёмте, Лудислав, в офис, поставлю, так сказать, цели и задачи.

Я проследовал за энергичным парнем по витой лестнице наверх, на этот раз не в фиолетовую, а в синюю дверь.

Обнаружился большой кабинет с десятью рабочими столами. За девятью сидели сотрудники. Все сосредоточенно стучали по клавиатурам. Из аудиоколонки на книжном шкафу звучала приглушённая «Калинка-малинка» на английском языке.

— Вот, знакомьтесь, наш отдел. Здесь старшие менеджеры. Я тоже. Буду командовать лично вами. Продаём «копейки». Знаете, что такое «копейки»?

Я не обиделся. Откуда Игнату Павловичу знать, что я закончил Таганрогский институт с красным дипломом. Наоборот, терпеливо пояснил:

— Да, это первый автомобиль «РАЗа», выпущенный в 1970-м году. Ещё при советском режиме. Заднеприводный. Переднемоторный. Седан. Четыре ступени трансмиссии. Шестерни переднего хода косозубые, с постоянным зацеплением, заднего хода прямые…

— Ух ты! — перебил Игнат Павлович. — А я подумал, по знакомству. Слесарь?

— Инженер.

— Вот как! Редкая птица на нашем предприятии.

Я не понял метафору про птицу, но сделал вид, что понял, и сказал:

— Что нужно делать?

— Как что делать? Продавать. Пойдем, расскажу, покажу.

Целый час новый начальник терпеливо водил меня между «копейками» и объяснял, чем отличается входящая продажа от исходящей, какие скрипты дают максимальные закрытия, как нащупать боль клиента и правильно «демандить», чтобы достичь заветной АВС.

Я не полностью понимал, о чём идёт речь, но кивал и пытался казаться умным, потому что работать на АвтоРАЗе хотелось страшно.

Через час я заметил вчерашнего знакомого. «У Ромео». Хозяин «Бугатти — Диво». Ваал. Валик. Он тоже заметил меня, заулыбался и поспешил навстречу.

Мы пожали руки. А мой новый начальник как-то поскучнел, покраснел и маленькими шагами отодвинулся в сторону. Наверное, всё, что мог, уже объяснил.

— Как завод? — спросил Валик.

— Хорошо. Меня тут продавцом приняли. А вы «Бугатти» отремонтировали?

— Некогда было. Сегодня поеду. Может, ко мне в кабинет? Чайку попьём? У меня есть хорошая классика. «Иваново детство». Вы любите Тарковского?

Я не знаю, кто такой Тарковский, но растеряться не успел. Возле нас нарисовался суровый мужчина в военной форме и чёрных очках.

— Срочно к оперативному телефону! — сказал он моему знакомому. — Папа.

Валик поскучнел.

— Ну вот, — выдохнул он. — Снова мы с вами не пообщались. Не обижайтесь. Такое ощущение, что министр следит за каждым моим шагом. Ну пойдёмте, Юрий Владимирович.

Я проводил взглядом душевного единомышленника и почувствовал, как меня осторожно трогают за плечо. Обернулся. Шеф.

— Лудислав… Как вас по отчеству?

— Святозарович.

— Лудислав Святозарович, вы можете по свободному графику. Хотите, продавайте «копейки», хотите, чайку попейте — там каптёрка продавцов. Я вам чашечку…

— Хочу продавать.

— Хорошо. Вон видите, Аватар?

Я оглянулся в поисках высокого синего существа, но ничего похожего не обнаружил.

— Вы не туда смотрите. Вон, мужчина с толстой золотой цепухой на груди.

Я увидел пухлого толстячка, бритоголового, в подранных джинсах, расстегнутой до пупа рубахе. На груди его среди буйной поросли курчавых волос сиял рассветным огнём крест, величиной с диск переднего тормоза «пятака». Я даже подумал, что это священнослужитель, но тут же отбросил греховную мысль, ведь «роскошь — удел католического епископата, а русским духовным лицам издревле присущи скромность, пост и нестяжательство». Честно говоря, я не совсем понимаю суть последнего из этих трёх слов — «нестяжательство», но дословно цитирую один из церковных журналов, мнению которого доверяю с удовольствием и безусловным приятием. Я вообще сильно рад, что совок не смог убить русскую православную церковь, душу нашего народа…

— Увидели? — перебил поток благостных мыслей начальник. — Подойдите и впарьте. «Копейку». Я буду рядом. Подстрахую. Лады?

— Лады.

Я осторожно подошёл к толстяку, и он посмотрел на меня с интересом, какой, наверное, проявляется у влюблённого в работу энтомолога при виде доселе неизвестного науке таракана.

— Вы хотите купить машину? — спросил я отчего-то срывающимся голосом.

— Да, капитан!!! — просиял улыбкой толстяк. — Я хочу купить машину. Ты угадал. Ты просто гений дедукции!

Похвала приятно радовала, но нужно было «впаривать». И я показал рукой на «РАЗы».

— Вот, выбирайте, какой цвет нравится.

— Цвет! — хмыкнул толстяк. — Я чо те, баба? На кой мне цвет? Мне надо, чтоб они до Франции доехали.

— «Копейки»? — на этот раз удивился я.

— «Копейки», «копейки», родной. Кое-кому во Франции очень интересны наши «копейки».

— Но у них же есть «Рено», «Ситроен», «Пежо», «Бугатти»…

— Э, брат! С таким настроением ты мне слона не продашь! Ты чо, типа честный продавец?

Я моргнул.

— Ты смотри. Редкий вид. А скажи, честный продавец, по какой минимальной цене ты мне впаришь партию «копеек»?

Я растерялся. Цен местных я не знал. Знал только рыночные. Но Гришка Седов из восьмого дома говорил, что цена на «копейку» падает в два раза сразу после выезда из заводских ворот. Нужно умножить на два? Но покупатель хочет оптовую цену.

Выручил шеф.

— Сколько машин надо? — деловито спросил он толстяка.

— Я разве с тобой разговариваю? — нахмурился тот. — Я с честным торгуюсь. Какую цену скажет, по такой и куплю.

Я, наконец, умножил в уме.

— Четыреста тысяч рублей. Но на эти деньги вы можете купить приличного бэушного «Форда».

— Четыреста? — поморщился толстяк. — Ладно. Пацан сказал, пацан сделал. Заверните мне десять штук. Там перед входом прицеп. Загоните. Где у вас тут касса?

— Вон там! — заботливо подсказал Игнат Павлович. — Позвольте, я вас провожу.

И повёл христианина к месту расплаты.

Я растерялся и стоял на месте, пока шеф не вернулся.

Выглядел он странно. И вопрос задал странный.

— Вы кто?!

— В смысле?

— Вы — Бог? Просто притворяетесь новичком? Из любви к искусству? Вы скажите мне. Я не проболтаюсь. Вы проверяете «АвтоРАЗ», да? Из министерства, да? Бывший продажник, да? Признайтесь!

— Я просто продавец.

— Просто продавец, — ухмыльнулся Игнат Павлович. — Звучит как песня. Просто впарили десять «копеек», которым розничная цена «триста», по «четыреста» за штуку. Просто сделали левого навара за пять секунд — миллион. Ну конечно, конечно, я верю в любые ваши слова, дорогой мой Лудислав Святозарович!

Мне стало некомфортно, легкая тошнота подступила к горлу. Получается, что «копейки» стоят триста. Выходит, я обманул хорошего человека. Доверившегося мне. Да ещё и с крестом.

— Но бэушные «копейки» стоят двести! — возразил я неуверенно.

— Это политика «АвтоРАЗа». Мы принимаем на металл по двести любые наши машины. В течение пяти лет после выпуска. Поэтому барыгам нет смысла продавать дешевле. Ну, разве что машинке больше пяти лет. Это «пятак» стоит четыреста.

Я ясно вспомнил, что бэушные «пятаки» тоже продают по двести. Стало совсем стыдно.

— Ну пойдёмте, дорогой наш новичок! Я угощаю! Вы перевыполнили индивидуальный месячный план. Пойдёмте, пойдёмте. Чего вы так краснеете? Слава, она, конечно, тяжёлое бремя, но приятное. Вот, прошу! Сюда. Я открою вам удивительный мир «РАЗовского» закулисья. Только не забудьте потом забрать меня в те райские кущи, откуда прибыли на эту унылую планету.

Почти два часа шеф пил водку, а мне, как трезвеннику, подливал квас «Никола».

— Жальштотынепьёшь, — пробормотал Игнат Павлович, не разделяя лексические единицы. Но я понял, потому что русский квас «Никола», в отличие от западных сладких газированных напитков, не притупляет мышление, а наоборот, обостряет. — Красивый такой, умный, а не пьёшь. Жаль. Как другу должен тебе заметить. Ты не прав.

Я напрягся. Почему не прав? Я же гений продаж? Он мне сам объяснил.

— Нельзя говорить, что лучше купить «Форд». Это не патриотично. Чего краснеешь? Понимаешь? Я могу закрыть глаза, а вот коллеги могут не закрыть. С открытыми глазами будут осуждать и препоны ставить. Понимаешь? Интриги, подозрения, наветы… «РАЗ» — лучший! Всё остальное — вражеская пропаганда и дискредитация. Ты понимаешь, что такое дескри…дискредитация?

— Понимаю в целом. Лексическая семантика мне доступна: и денотация, и коннотация…

— Неважно. Так вот. Мы должны гордиться, что работаем тут. В смысле здесь. Сознаёшь? А иначе они придут и развалят. Всё развалят, шваны! Понимаешь?

— Кто они?

— А ты типа не понял?

Я догадался, что Игнат Павлович имеет в виду либералов и толерастов, которых ненавидит всякий понимающий, что происходит в России, гражданин. И кивнул.

— Понимаю я, Игнат Павлович. Я их тоже ненавижу.

— Вот, красавелла! Давай ещё по рюмочке.

— Вам уже хватит, Игнат Павлович. Давайте на этом остановимся.

В каптерке появился паренёк с бегающими глазками. Один из продавцов. Он осторожно приблизился к шефу, подобострастно улыбнулся и ласково сказал:

— Там Ваал Ваалович ищет новенького. Мы ему про вас не рассказали.

— Это правильно. Слыш, Святозарыч! Сходи от греха подальше. Встреть Ваалыча. Я тут ещё немного посижу. Не выдавай меня.

— Хорошо, — я поднялся и посмотрел на продавца. — Куда идти?

Валик ждал у лесенки к менеджерам.

— Вот, — улыбнулся он. — Освободился. Так что, ко мне? Есть, кстати, Кроненберг. Любите Кроненберга? Утверждают, будто он казуальнее Линча и не так психоаналитически формален, но Кроненберг лично меня цепляет больше. Дёргает за живое. Понимаете?

Я пожал плечами. Шеф пьян. План на месяц выполнен. Почему не посидеть с приятным человеком и не поговорить о кино.

— Вот и отлично! — обрадовался Валик. — Пойдёмте!

И потащил меня за руку куда-то вглубь магазина, потом через улицу и шлагбаум с пограничниками к огромному кирпичному зданию, крыша которого, как мне показалось, терялась в пушистых облаках. У красивой двери с надписью «Директор» дремал охранник, но, заметив нас, вытянулся в рост и отдал честь.

Странно, что мы будем смотреть кино рядом с кабинетом начальства, а то и в нём, но, может, другого телевизора нет, а директор уехал, допустим, в командировку. Приключение! Этот Валик такой прикольный!

Меня поразил лифт. Размером с зал маминой квартиры. С красным кожаным диваном, зеркальной стеной, паркетным полом. Мы вышли на третьем этаже. В широком холле у белой позолоченной колонны стоял суровый офицер в военной форме. Ничего не сказал. Видимо, Валика здесь хорошо знают и не возмущаются появлением, даже в компании с незнакомым человеком. Мы прошли по коридору, похожему на кремлёвские покои, как их показывают по телевизору, и остановились у высокой двери с золотыми ручками-грифонами.

— Ваал Ваалович! — по коридору за нами спешил тот самый офицер. — Там прибыл Юрий Владимирович! Что-то очень срочное! С безопасностью. Уровень «особой важности».

— Надолго? — с тоской спросил Валик, явно опечаленный тем, что любимый фильм посмотреть так и не удастся.

— Ну, вы же знаете Юрия Владимировича. Если «особой важности», то на полдня как минимум.

— Простите меня, любезный Лудислав Святозарович, — в глазах Ваала сверкнули слёзы. — Отчего-то не везёт нам с фильмом.

— Не расстраивайтесь! Когда-нибудь посмотрим!

— Вы думаете? Благодарю. Так приятно понимать, что вам тоже этого хочется. Возвращайтесь по той же дороге к зданию магазина. Я позвоню на КПП, чтобы вас пропустили.

— Хорошо. Я побежал.

— До свидания!

— До свидания!

На КПП дорогу преградил восточного разреза глаз смуглый рядовой с автоматом Калашникова АКС-74У.

— Дыхните! — приказал он, выговаривая «и» как «ы», а «е» как «э».

Я дыхнул.

Он принюхался.

— Пили?

— Я не пью!

— Ага, конечно! Наденьте маску.

— Какую маску?

— Обычную. Медицинскую. Карантин же в стране. Пандемия. Разве не знаете? Хотите всех позаражать?

— Скользиев! — на порог стеклянной будки выскочил старший лейтенант. — Пропусти парня! По нему звонили.

— Да пусть идёт, — обиделся рядовой. — Звонили! Я работу свою делаю. Что не так?

Я прошёл взъерошенного Скользиева и снова нырнул в торговый зал.

Ничего не изменилось после ухода. «Копеек» стало чуть меньше, благодаря золотоцепочному покупателю. В остальном те же продавцы и те же автомобили.

Шеф появился практически мгновенно.

Запах спирта колыхался вокруг него почти видимым хеморецепторным облаком.

— Иди домой! — выдохнул он. — На первый раз хватит. А то у тебя так голова болит, что работать дальше смысла никакого не вижу.