Безопасный уровень

Константин Зубов, 2023

Три мира, три защищающих от радиации купола. Двести лет после войны, почти уничтожившей человечество. Время одного из миров заканчивается. Некоторые готовятся покинуть дома, чтобы начать всё заново в другой реальности. Другие – ждут Армагеддон с нетерпением. Сергей предпочитает безопасный уровень, ему почти не угрожают маньяки, церберы и оборотни. Тогда почему вокруг стрельба и взрывы? Кто управляет шоу и как устроен мир на самом деле? Сергею предстоит измениться, чтобы найти ответы…

Глава 4

До обеда я практически не работал, то и дело поглядывая на часы. Окровавленную после встречи с птеродактилем рубашку я сменил еще до прихода в офис. Рука уже не болела.

Как только прозвучал сигнал на обед, я, предупредив, что задержусь, покинул офис и рванул домой. Из происшествий запомнился только обогнавший меня на огромной скорости мотоцикл на воздушной подушке. За спиной водителя, обхватив его руками за талию, сидела девушка в черном шлеме, черной куртке и короткой не по погоде красной юбке, задиравшейся от ветра. Молодежь ехала развлекаться.

На ключевые точки я время не тратил и уже в 14:10 подходил к дому. Проверил дверь — заперто. Отлично! Софья еще не вернулась. Прошел на задний двор — тележка с зелеными ручками стояла прислоненная к углу дома точно так, как в анонсе Управляющих.

Быстрым шагом я направился к входу в подвал.

— Привет, Серега! — раздался громкий голос сзади.

Кто там еще? Я обернулся: за невысоким забором на своем участке стоял Мэйсон, он улыбался и махал мне рукой.

— Привет, Мэйсон (чтоб ты провалился), как поживаешь?

Вопрос вырвался механически, я мгновенно понял свою ошибку. Сосед будто того и ждал и начал много и подробно рассказывать о том, как у него дела сейчас, как были до переезда и как, он надеется, будут после. Все мои попытки перебить игнорировались, все намеки на отсутствие времени не понимались. Минут через десять я плюнул на приличия и, сославшись на то, что мне нужно срочно возвращаться на работу, а перед этим заскочить в подвал за дрелью, отвернулся от назойливого соседа.

— О, что ты сразу не сказал! — оживился еще больше Мэйсон. — Твоя жена рассказывала, что у вас там и холодильник, и мастерская, и еще что-то! Говорила, ты покажешь, как будет время. А со мной не пошла, хе-хе. Переживала, что б ты чего не подумал. Так что погоди, я через минутку подойду.

Я обескуражено стоял и силился придумать хоть что-то. О том, чтобы идти вдвоем, речи быть не могло. Тем временем Мэйсон зашел на задний двор.

— Ну что, спускаемся?

Звук электродвигателя, давно маячащий на грани восприятия, усилился, и его источник заехал в наш двор. Мотор замолчал, наступила тишина. Это еще что? Мэйсон и подвал отодвинулись на второй план, я пошел ко входу в дом и, повернув за угол, обомлел. На крыльце, прижавшись к двери, целовались те самые молодые люди, недавно обогнавшие меня на дороге. Парень запустил руку девушке под юбку и активно мял попку.

— Софья! — вырвалось у меня, нечто больше похожее на писк, чем на окрик, когда в девушке без шлема я узнал свою дочь. Парень испуганно отскочил. Софья же судорожно поправляла одежду.

— Ты почему не на работе? — перешла в наступление она, но я уже взял себя в руки.

— Быстро в дом, после поговорим, а ты — я обернулся к молодому человеку — выметайся с моей лужайки. Быстро!

Он хотел возразить, но понимая, что закон не на его стороне, попятился и сел на мотоцикл. Через мгновение двигатель взревел, и парень уехал.

— Папа!

— В свою комнату! Жди меня!

Ее подбородок задрожал, она постояла еще несколько секунд, потом развернулась и вбежала в дом.

— Я так понимаю, визит в подвал откладывается? — Мэйсон все еще стоял позади меня.

— Да… извини, что так вышло.

— Ничего, я пойду, — он направился к калитке, — ты это, не жести там особо.

Я несколько секунд смотрел ему в спину, а затем с ощущением, будто на плечах лежит тяжелый мешок, поднялся на крыльцо.

Дверь в комнату дочери была заперта.

— Софья, открой! — я дернул ручку.

— Уходи!

— Софья, или ты откроешь дверь, или до конца года будешь лишена всех карманных баллов, игр и каникулы проведешь в летней школе. Открой немедленно!

Когда я уже снова занес кулак для стука, за дверью послышались шаги. Замок щелкнул. Я перевел дыхание и вошел. Софья лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. В комнате царил полумрак, скудного света с улицы едва хватало.

Давненько я не заглядывал сюда, год уж точно. Девочек, чьи плакаты раньше украшали стены, за редким исключением сменили брутального вида парни с короткими стрижками и татуировками. Цветовая гамма комнаты значительно потемнела, и куда-то пропали почти все мягкие игрушки. Гнев быстро замещала растерянность. Я осторожно присел на кровать и положил руку на плечо дочери.

— Софья…

— Отстань! — она дернула плечом.

— Софья, послушай…

— Отстань от меня! — закричала она и резко обернулась. Ее лицо было в темных разводах туши потекшей от слез. — Что ты хочешь сказать?! Что я еще маленькая?! Что мне рано?! Что мне надо ходить в школу и улыбаться в идиотские камеры?! Я это слышала сто раз, не помогло, не видишь?! Я не хочу быть такой, как ты! Такой, как мама!

Она снова бросилась на подушку и уже в голос разрыдалась. А я сидел и смотрел в окно на почти голые деревья и возвышающиеся вдали на фоне серого неба зеленые небоскребы. Много слов вертелось в голове, но, как только что правильно заметила Софья, все они уже были сказаны. Тоска сжала сердце, и пришло осознание: или сейчас я нормально объясняюсь с дочерью, причем, не используя стандартные доводы, или потеряю ее навсегда.

— Я все понимаю дочь, все понимаю, — я осторожно поправил ее задравшуюся юбку, — прости меня, я был неправ.

Для начала вроде неплохо: рыдания постепенно стихли, но Софья по-прежнему не поднимала головы, должно быть, ждала продолжения. Слова с трудом строились во фразы, а еще сложнее было выпихнуть их сквозь ком в горле.

— Мы с мамой переборщили, пытаясь защитить тебя… Теперь это очевидно, — я осторожно погладил ее по голове. Она не шелохнулась. — Ты же знаешь, у меня есть только ты и она, но ничего на свете не стоит того, чтобы испортить отношения с любимым человеком до такой степени, как это сделал я… Кроме, возможно, одного — его жизни.

— А возможно, и нет, папа! — Софья обернулась, и ярость блеснула в карих, как у матери, глазах. — Возможно, стоит узнать, чего хочет сам человек? Да и неплохо самого человека для начала узнать, а не думать, как вы всегда, что я только вчера пошла в первый класс.

Да, эта орущая на меня молодая девушка действительно мало походила на ту маленькую тихую Софью. Гораздо больше она напоминала молодую Иру в минуты наших ссор. Переведя дух, она продолжила:

— В конце концов, чего вы нагнетаете? Меня по возрасту не пустят на четвертый или пятый уровень… Лучше бы за собой следили…Вы… Вы…

Она замолчала и вновь рухнула лицом на уже черную от косметики подушку. Я ее понял. Так обычно начиналась вторая часть претензий о том, что мы сами не используем даже первый уровень опасности. И так как это объяснить еще сложнее, да никто особо и не пытался, Софья совершенно логично считает, что мы делаем это из-за трусости.

— Мама тут ни при чем, доча, — начал я, хотя не испытывал никакой уверенности, что не пожалею о результате. — Это я уже очень давно взял с нее слово, что она никогда не будет понапрасну рисковать своей или твоей жизнью.

— Да никто не говорит про серьезный риск, — ее голос звучал приглушенно, но все так же резко. — Давай не будем снова о ваших погибших родственниках и тому подобном, я ж не дурочка и понимаю, что не могли они все погибнуть на первых трех уровнях.

Я дернулся, когда услышал это злое «ваших родственников», но удержался от того, чтобы поправить на «наших» — девочка никогда их не видела. В тех семьях, где старшему поколению посчастливилось выжить и жить вместе со своими детьми в одном мире, скорее всего, таких проблем не возникало.

В комнате было тихо, только за окном приглушенно завывал ветер и иногда слышался гул проезжающих мимо машин. От сидения вполоборота моя поясница и ноги начали затекать, и я осторожно пересел спиной к окну.

Только Ира знала историю Никитки. Я думал рассказать ее Валере в ответ на его откровение, но не смог. Так же, как до сих пор не мог найти момент и поделиться ею с Софьей.

Вряд ли представится более подходящий случай.

Я глубоко вдохнул и решился.

— Ты же помнишь, что у меня был брат, Никита…

— Никит, иди сюда! — я выхожу за ворота участка и зову брата. Никита меня слушается, ведь я на год старше. Он моментально теряет интерес к предмету, который они с двумя друзьями разглядывали в траве, и прибегает.

— Да, Сережа, куда пойдем?

Я подмигиваю ему и отвожу в сторону.

— Что видишь? — показываю браслет.

— Ого, третий уровень! Как тебе удалось?

— Подглядел у отца код доступа! — я очень доволен собой и наслаждаюсь восхищением брата.

— Ура!!! Теперь за неделю на те автоматы накопим! — он едва не подпрыгивает от нетерпения. — Пойдем прям сейчас?

Я оглядываюсь на дом. Сегодня суббота: отец собирается весь день смотреть футбол, а у матери день уборки. Часа три точно есть.

— Пошли, только держись за мной, — я подтверждаю выбор маршрута.

Стоит теплая июньская погода. Небо насыщенного голубого цвета. Стальные громадины небоскребов вздымаются в отдалении (в том мире, Софушка, мы тоже жили в частном секторе, как и сейчас). И мы, переполненные гордостью и страхом, трогаемся в путь.

Всю дорогу до Нижнего города я стараюсь убедить Никиту вести себя тише, не привлекать внимания: в автобусе могут оказаться знакомые родителей или просто ответственные взрослые, которые, если прознают о наших планах, могут помешать.

Солнце печет, и Нижний город встречает нас жаром раскаленного асфальта. Мы стараемся держаться в тени деревьев и невысоких домов.

Когда заходим в зону первого уровня, наши коленки трясутся, и мы замираем от каждого шороха. Через пятнадцать минут, во второй зоне, мы чувствуем себя непобедимыми исследователями космоса, героическими покорителями неизведанных миров. Страх давно прошел, отличий от безопасной зоны мы не замечаем, а баллы все быстрее падают на наш счет. Жарко. Мы сняли футболки и сделали из них повязки на голову.

— Смотри, — я показываю Никитке свой браслет, — за полчаса, пока мы тут, я получил столько же, сколько за два месяца дурацкой рекламы! И ты тоже!

— Здорово! — отзывается он, но я вижу: брат разочарован, и ему скучно. Я беру его за руку, и мы по десятому разу мечтаем о том, как на заднем дворе будем стрелять по пустым бутылкам из новых автоматов.

— Как ты думаешь, я попаду с десяти метров в бутылку из-под колы? — дергает меня за рукав брат.

— Конечно, попадешь, — я улыбаюсь ему.

— А с пятнадцати?

— И с пятнадцати.

— А в зажигалку?

— А вот в зажигалку только я смогу попасть, — я смеюсь и треплю его по голове. Мы давно идем по третьей зоне.

Перекресток. Тот самый перекресток, каждую деталь которого я знаю наизусть, ведь он постоянно появляется в моих снах. Две двухполосные дороги. Четыре светофора горят красным для пешеходов. Нас окружают пятиэтажные дома, во многих выбиты окна. На противоположной стороне — здание коммерческого банка (в банках в небезопасных секторах больше процент по вкладам и меньше по кредитам).

Мы стоим и пропускаем редкие машины.

И тут…

Дверь банка распахивается, и на пороге появляется высокий мужчина. Он одет в синий спортивный костюм, на лице скалящаяся белая маска, в одной руке пистолет, в другой черный целлофановый пакет. Он на секунду замирает, оглядывается и вот уже бежит по улице, быстро удаляясь. Мимо нас пролетает полицейская машина. Визг тормозов. Мужчина оборачивается и несколько раз стреляет. Я, как учили в школе, замираю и не отрываю глаз от погони.

Внезапно чувствую, как брат тянет меня за руку, а рядом начинает кричать женщина. Я поворачиваюсь и вижу, что Никитка встал на колени и заваливается набок, только ладонь, которую я крепко держу, не дает ему упасть. Я кричу и разжимаю руку. Он оседает. Пуля попала ему под левый глаз, из отверстия течет лишь тонкая струйка крови, а вот заднюю часть черепа снесло практически полностью.

Темнота.

Я оторвал взгляд от рукава, который теребил во время рассказа, и посмотрел на дочь: она лежала на спине, широко раскрыв глаза, и внимательно слушала.

— Много лет мои родители просыпались от того, что каждую ночь я кричал во сне, когда снова и снова видел лицо лежащего в гробу Никитки с замазанной дыркой от пули под левым глазом. Отец начал выпивать и все чаще ходить по городу на пятом уровне. Надо думать, пытался заработать мне баллов на обучение, развлечения и все остальное, лишь бы я не рисковал сам. И надо заметить, у него получилось… Когда мне было шестнадцать, и мы уже переехали в Зеленый мир, отец погиб.

Как бы то ни было, наследства мне хватило, чтобы купить новый дом и поддерживать маму, у которой к тому времени уже помутилось в голове. Она умерла через два года после отца.

Маленькая девичья ладошка легла на мое плечо. Софья привстала и посмотрела мне в глаза.

— Понимаешь, Софушка… Все бы ничего, время кое-как, но лечит.

Перед глазами плыло, сердце отчаянно билось в груди одновременно и от облегчения, и от вновь пережитого ужаса.

— Но все эти события оставили след внутри… Я ничего не мог сделать с собой… Я выходил из безопасных зон только в самых крайних случаях… А когда дело касается мамы или тем более тебя… меня всего начинает трясти… Сразу вспоминаю брата и тот проклятый третий уровень.

— Почему ты раньше не рассказывал? — теперь Софья сидела на кровати и внимательно, будто в первый раз, разглядывала мое лицо.

Действительно, почему? Для себя я отвечал на этот вопрос всегда одинаково: слишком рано — пока Софья была маленькой; неподходящее время — после того, как она выросла. А на самом деле? На самом деле потому, что всегда считал себя единственным виновником произошедшего в тот день и всего того, что произошло после. Как все это объяснить?

— Ты не виноват, — словно прочитав мои мысли, шепотом сказала Софья, — не ты придумал этот мир.

Не я. Он был таким двести лет, со дня Последней войны, и таким останется в будущем.

— Не я придумал, но для себя выбрал такой путь, — я коснулся ее щеки и попробовал улыбнуться, — прости, что и для тебя тоже.

— Ну теперь-то все в прошлом? Я вижу, ты все осознал, раскаялся, и теперь я могу после школы с ребятами бегать по третьим квестам?

Она неловко засмеялась, увидев мое ошарашенное лицо.

— Шучу, шучу, прости.

— Можешь начать с первых.

— Но первые с двенадцати лет! Они скучные…

— Вторые только с экипировкой и в группе. Пока тебе не исполнится пятнадцать, о третьих даже не упоминай при мне и маме.

Ее глаза засияли, в этот раз от радости.

— Спасибо, папочка!

Она обняла меня и поцеловала в щеку. Теперь и я буду в черной туши.

— Да, и еще папа, раз зашла речь…

В этом вся Софья, даже не знаю, откуда это у нее. Если чувствует, что гнется — гнет. Я вопросительно поднял бровь, давая понять, что легко не сдамся.

— Завтра пятница, все собираются на день рождения Маргариты, можно… я останусь у нее на ночь?

— Нет, — не задумываясь, воскликнул я и тут же пожалел о чрезмерной резкости, — не позже одиннадцати домой.

По лицу дочери я понял: это больше, чем она рассчитывала из меня выжать.

— Спасибо!

— И смотри, чтобы этот дылда свои руки не распускал!

Лицо Софьи залилось румянцем, и она спрятала его на моем плече. Дверь в комнату приоткрылась, и показалась голова Иры.

— Ух ты, — сказала она и исчезла.

Когда я спустился вниз, на кухне уже шел творческий процесс.

— Я раньше не замечал, что ты проводишь столько времени за плитой.

— Ты раньше не бывал в это время дома, — шутливо сказала она. После визита к парикмахеру ее черные волосы стали гораздо короче.

— Ах да, и мне пора возвращаться в офис, — я посмотрел на часы, — заскочил за дрелью, вчера ж ты так и не вынесла.

— Взял?

— Если бы, потом расскажу. Побежал!

— Давай!

Стационарная камера № 31270 продолжает запись.

Место действия: жилая комната на втором этаже в доме семьи Фроловых.

Девушка встает с кровати. Она подходит к шкафу, открывает секретную панель и достает оттуда толстую тетрадь. «Мой дневник», — написано на обложке. Девушка отодвигает стул и садится за письменный стол. Дневник раскрыт. Ручка дрожит в пальцах. Проходит две минуты.

«Сегодня говорила с Сергеем», — пишет девушка. Задумывается. Переворачивает ручку, стирает «Сергеем», пишет: «папой». Продолжает: «Почему? Почему он не рассказал мне раньше?».

Девушка откидывается на стуле и смотрит в потолок. Проходит две минуты.

«Папа в юности потерял брата, и это сломало его. Он чувствует вину. Теперь опекает меня, видимо, желает как-то искупить случившееся с братом. Я стала больше понимать его».

Девушка снова смотрит в потолок. Проходит три минуты.

«Он видел, как Денис лапал меня за задницу. Кошмар! Правда, не ругал. Пока. Он неплохой мужик, просто сломанный». — Задумывается. Стирает «сломанный», пишет: «сломленный». «Буду чаще общаться с ним. Нужно объяснить, что я осторожна. И пусть не в третьем, но во втором уровне ничего страшного уж точно нет».

Девушка читает дневник, закрывает, встает и идет к шкафу. Останавливается. Возвращается. Садится, открывает.

«Ах да. Чуть не забыла! В субботу днем родителей Дениса не будет дома. Я согласилась попробовать кое-что из второго уровня сексуальной шкалы. Очень волнуюсь.

Пы.сы. Интересно, что мама сегодня утром так долго обсуждала с красавчиком Мэйсоном?»

На восточном месторождении произошла крупная авария. Столько красных жирных трясущихся физиономий руководителей, сколько сегодня, я не видел уже давно. Весь день на различных уровнях решали, стоит ли приступать к срочному ремонту или спокойно ждать. Сашка недавно сказал: «В первые после Конца Цикла годы газ будет не особо нужен». Так же думало большинство. Ажиотаж постепенно спал, но мне все равно пришлось задержаться, чтобы оформлять и исправлять бесконечные отчеты.

Домой я вернулся к полуночи. Софья уже спала, а Ира лежала на диване и смотрела ток-шоу из Красного мира про отношения между заложниками и террористами в захваченном торговом центре. Я помылся и, не включая свет, юркнул в постель. Шрам после дневной атаки птицы хоть и был небольшим, но ненужные вопросы мог вызвать.

План на завтра уже созрел.