Конституция мира. Книга вторая. Бытие

Константин Владиславович Саркисян, 2023

Эта книга – не очередная фантазия или размышление на тему жизни, конца света или предсказаний. Это один большой ответ на вопрос: кто мы, и что мы делаем не так?! Больше ненужно спрашивать в чём смысл жизни?!. В этой книге вы узнаете всё о жизни, и как она устроена. Знания, которые заложены автором в этой книге, прятались и хранились от людей. Знания, которые выложены на страницах этой книги, дают безграничную духовную силу. Мы те, в кого мы верим.

Глава четвертая. Чужой крест

Я стоял на крыше собственного дома и смотрел на небо. Мой взгляд пытался проникнуть сквозь пространство атмосферы. Мне казалось, что кто-то так же смотрит на меня сверху вниз. Но небо было чистым, и даже проплывающих мимо облаков не было. Небо словно замерло. Мне хотелось, чтобы так было всегда. Но однажды нам сказали, что началась война и нам лучше уезжать из города. Мои родители так и сделали. Мне пришлось покинуть город, который мне тогда казался родным домом. В моей жизни изменилось всё. В голову лезла куча вопросов, на которые мне так толком никто и не мог ответить. И вот я в другом городе, за тысячу километров от родного дома и моих друзей. Просидев пару дней дома, я понял, что так больше не может продолжаться и надо обзаводиться новыми друзьями.

Я вышел во двор и какое-то время просто сидел на скамейке. Я знал, что незнакомец привлечёт внимание местных ребят. Так и произошло. Через какое-то время вокруг меня стала толпиться детвора и задавать кучу вопросов: откуда я? кто я? что я тут делаю?.. Я пытался отвечать, и в конце концов ко мне подошёл, видимо, самый главный мальчик и предложил вступить в их дворовое братство. Я спросил: «А что это такое?» Он ответил, что братство — это команда, которая держит в безопасности район от прихода чужаков и помогает своим в трудную минуту. Он был настолько убедителен, что я сразу поверил в благородность действий дворового братства. Но одного моего согласия было мало. Надо было ещё доказать, что я достоин называть себя членом братства. Мне сказали, что каждый через это проходит. Их вожак отвёл меня в соседний район, показал мне легковую машину и сказал, что эту машину угнал местный хулиган и я должен её вернуть хозяину. Я спросил, кто хозяин, но меня сразу заткнули и потребовали выполнить задание, или в противном случае меня изгонят из братства, даже несмотря на то, что я живу в этом дворе.

Тогда мне казалось, что выбора в такой ситуации нет: надо идти и делать, что просят, или ты станешь изгоем. Мы, люди, — социальные существа. В одиночку мы не выживем. Но теперь я понимаю, что выбор был и есть всегда. Это была ловушка, в которую меня бросили потехи ради. Это была машина прокурора. Я разбил стекло и влез в салон. Я смотрел на руль, и мне даже в голову не пришла мысль, а как я вообще собираюсь заводить эту машину? В экстремальной ситуации мы всегда боимся задавать вопросы, дабы нас не посчитали идиотами. Вот и я не стал спрашивать этого вожака братства, как я заведу машину. В дальнейшем я всегда так поступал. Я всегда соглашался на невозможное, главное, чтобы никто не увидел страх в глазах. Я лучше скажу: «Да, я могу!», но потом облажаюсь, чем поддамся страху и не попробую. Пока я пялился на руль, на замок зажигания и на ребят, прячущихся за деревьями, дверь машины распахнулась и меня за шею вытащили на улицу. Я почувствовал только два сильных удара в области лица. Это был хозяин машины, который в это время вышел покурить и увидел, как я разбивал стекло и лез в салон. Мой отец разобрался с этим инцидентом, но я был жестоко избит и несколько недель не выходил во двор. Меня просто использовали, и манипуляция удалась.

Прошли годы, и этот случай стёрся из памяти, словно его и не было. Я устроился на работу в компанию, и дела шли хорошо, пока в один прекрасный момент меня не уволили. Потом дикие скандалы с женой, которые привели наш брак к распаду. Жизнь словно рушилась у меня на глазах. Тогда мой друг посоветовал мне сходить к ясновидящей-целительнице. От безысходности я не знал, что делать, и решил, что вдруг она поможет.

Я вошёл в тёмную комнату, увешанную иконами и свечками. Посреди комнаты стоял деревянный стол времён Советского Союза. В комнату меня провела девушка и посадила за стол. Через некоторое время вошла женщина средних лет и стала пристально смотреть на меня. Потом взяла длинную спичку и зажгла от свечи.

— На вас страшное проклятие. Я вижу женщину в белом. Она навела на вас порчу и проклятие на смерть. Вы должны умереть страшной смертью! — томным голосом произносила она, изредка поглядывая на мои дорогие часы.

— Я не знаю никакую женщину в белом, — утвердительным голосом произнёс я.

— Вы даже не представляете, с чем вы столкнулись, — повысив немного тональность, произнесла она. — Это чёрная магия! Какой-то сильный колдун на вас наложил проклятие, и в этом ему помог ваш друг. Вы его знаете! Он может работать с вами.

Это я сейчас вижу, как она путалась в «показаниях». Она сначала говорила одно, потом быстро меняла информацию. Но она была очень убедительна в своих словах, и я тогда испугался. Она заставила меня испугаться. Когда сеанс закончился, я отдал ей неплохую сумму, но она сказала мне, чтобы я пришёл ещё, ведь за один сеанс проблему не решить. Я ходил к ней год и оставил огромную сумму, на которую можно было купить небольшой загородный дом, а если даже не дом, то уж точно участок земли. В моей жизни ничего не изменилось, кроме того, что я потерял работу, жена так и не вернулась, а меня в очередной раз обманула шарлатанка. Почему я ведусь на такие вещи? Почему человеку так легко было мной манипулировать? Я долго думал, пока не понял, что дело было в моих чувствах. Только так люди могли делать со мной всё, что они хотели. Они били по моему слабому месту — по моим чувствам. Это была моя неуверенность в себе.

На улице стояла на редкость солнечная погода. Это было начало осени. Я ехал в полупустом автобусе. Я всегда садился возле окна. Эта привычка садиться возле окна распространялась на любой вид транспорта, включая и самолёты. Голова была, как всегда, загружена проблемами, и в связи с этим я забыл купить проездной билет. На одной из остановок вошёл контролёр. Его грузный голос протрубил на весь автобус, чтобы пассажиры приготовили билеты. К его внешнему виду не хватало лишь автомата Калашникова. В этот момент я вспомнил, что забыл купить билет, а штраф платить мне не очень хотелось, тем более сумма не такая уж и маленькая. Я тихонько встал с места и направился в заднюю часть автобуса, надеясь успеть выпрыгнуть до того, как контроллер доберётся до меня. Так и произошло. Автобус остановился на следующей остановке, и я вышел как ни в чём не бывало. День хоть и был солнечным, но настроение контролёр мне подпортил. Я оглянулся вокруг, чтобы сориентироваться, где я и в какую сторону мне идти. Садиться на следующий автобус смысла не было, потому что я понимал, что, проверив мой автобус, контролёр перейдёт и на следующий. Я сел на скамейку автобусной остановки и стал ждать непонятно чего и кого. Вокруг ни единой Души и, кроме старой полуразрушенной церкви, не было ничего. В жизни я на дух не переносил здания больниц и церквей, и это было оправдано. Миссия у обоих лечить, но видят ли они причину болезни?!

Но что-то внутри меня шептало, чтобы я вошёл туда. Время у меня есть. Спешить мне некуда. Почему бы и нет?! Я перешёл дорогу и направился к полуразрушенному зданию старой церкви. Когда я вошёл в помещение, в нос ударил дикий запах церковных свечей и мира. И в этот самый момент мышцы напряглись от увиденного. В храме не было ни икон на стенах, ни подсвечников возле икон, ничего, что говорило бы о том, что когда-то тут кто-то молился или священнослужители проводили службу. Так обычно выглядит дом в черновой отделке. Но тогда непонятно, откуда этот запах свечей и церковного масла. Всё это было очень странным и удивительным.

Я прошёл вглубь зала и стал осматриваться. Затем под моей ногой что-то хрустнуло. Я посмотрел на пол и увидел под ботинком маленький крестик с распятием. От этого мне стало не по себе. Я поднял крестик с пола и стал стирать с него грязь. Маленький, никому не нужный крестик лежал у меня на ладони, словно кусок мусора, и в то же время целая эпоха человечества уместилась у меня в руке. Крохотный символ истории целого мира. Я не был крещён и никогда не носил крестики на шее. Но этот крестик мне захотелось положить в карман. Я не знал, что дальше буду с ним делать. В этот момент дверь в церкви скрипнула, и в помещение вошла пожилая женщина. Я стоял у окна так, что она меня не сразу заметила. Я нашёл ответ на вопрос, откуда этот запах. Она вошла в помещение, зажгла свечку в дальнем углу зала и достала из кармана какую-то фотографию. На тот момент мне показалось, что это икона. Я стоял у окна, не двигаясь и надеясь, что старушка меня не заметит и мне удастся покинуть здание. Она стояла спиной ко мне и что-то шептала про себя, но при этом не крестилась, как обычно положено при молитвах. «Странная старушка», — подумал я.

— Вы давно тут стоите? — вдруг произнесла она, не поворачиваясь ко мне лицом.

— Да нет… Я только что зашёл… — ответил я.

— Здесь уже четыре года, как нет церкви, — продолжила она, — здание хотели снести и построить заправку. Но ни то ни другое так и не сделали.

И в тот момент, когда я решил покинуть храм, она развернулась ко мне и стала смеяться. Я остановился, думая, что она хочет мне что-то сказать, но она продолжала улыбаться, не отрывая от меня взгляда.

— Почему вы смеётесь? — спросил я.

— Что ты искал тут? — спросила она.

— Да, в общем-то, ничего… Я просто решил зайти и посмотреть…

— Посмотреть на что? Ты же не любишь такие места.

— Что вы имеете в виду? Какие такие? — удивлённо спросил я.

— Подойди ближе… Не бойся…

— Да я и не боюсь! — сказал я и направился в её сторону.

— Держи… — она протянула мне одну свечу. — Ты можешь зажечь её и вспомнить о том, кто тебе был ближе всего, и попросить Бога о защите этого человека. На этой фотографии мой сын. Его убили на бессмысленной войне. Я каждый день прихожу сюда и зажигаю свечку, чтобы Бог уберёг его на том свете. Я не смогла его защитить на земле и прошу Бога, чтобы Он смог его защитить там, на небесах, потому что он сам не сможет защитить себя. Он был как лист, упавший с дерева на землю… Куда ветер дунет, туда он и полетит. Он поддавался любым манипуляциям. И самое ужасное, что мой муж был первым, кто дунул в него, и он полетел не туда…

— В каком смысле дунул? — спросил я.

— Мой муж был священником в этой церкви. Он был до мозга костей богобоязненным человеком. Он отдал всю свою жизнь церкви и её морали. Он слишком часто говорил про то, как Христос наш отдал Свою жизнь, чтобы мы спаслись… Он словно вбивал в маленький ум нашего сына вину за то, что случилось с Иисусом две тысячи лет назад. Поначалу я была не против его домашних проповедей, но потом Пётр, наш сын, стал себя плохо чувствовать. Мне тогда казалось, что это переходный период, не вмешивалась, но потом материнское сердце стало чувствовать неладное… И однажды я села поговорить с сыном, и он рассказал мне, что чувствует свою вину перед Тем, Кого распяли. Я просила мужа поговорить с сыном и объяснить ему, что он не должен себя винить за смерть Сына Божьего, но муж не хотел ничего слышать и гордился тем, что Пётр чувствует ту же боль, что и распятый Христос. И наказание не заставило себя долго ждать. Его призвали в армию, а затем на войну! Я потеряла сына! И за что? За то, что он чувствовал свою вину. Это была моя вина. Я не смогла его уберечь от манипуляций этого мира! Он летел туда, куда дунет этот порочный ветер. Я выкинула из своего сердца не только мужа, но и Того, Кому он служил! Сколько тебе лет, сынок?

— Двадцать девять, — ответил я.

— Никогда не позволяй никому манипулировать тобой! Всегда найдутся те, кто захочет забрать твою силу, волю и жизнь. Власть одного человека над другим всегда строилась на манипуляции. И мы легко поддаёмся ей. Почему? Да потому, что нас так приучили! Человек готов сделать всё что угодно, только бы не чувствовать себя виноватым, плохим или просто не чувствовать страх перед будущим наказанием. Когда мой отец говорил мне: «Иди делай уроки, а иначе не пойдёшь во двор», я готова был делать всё, лишь бы меня не лишали радости. И вот когда один человек живёт в диком дискомфорте, найдётся тот, кто скажет: иди и взорви автобус с людьми, и тогда ты получишь несметные богатства в мире лучше этого. И он пойдёт, потому что ему хочется быть хорошим и не чувствовать себя виноватым перед кем-то. Человек балансирует между хорошим и плохим. И этим балансом пользуются манипуляторы. Стоит им покачнуть чашу весов в не лучшую для тебя сторону, как ты сразу же ищешь лекарство, которое тебя спасёт, а тот, кто качнул, будет тут как тут и предложит тебе эту таблетку. И ты с радостью согласишься на любые условия. «Он умер как мученик», — шептал муж со слезами на глазах. — Он будет рядом с Богом, — говорил он. — Он умер на священной войне!» На какой, к чёрту, священной войне? Как война вообще может быть священной? Мы так часто говорим о святости, но мы её так и не познали… Иисус говорил о любви и милосердии, о всепрощении и принятии, а мы продолжаем проливать кровь, лгать, воровать и скрываем это за священностью…

Она говорила о вещах, которые поражали моё воображение. Слёзы текли из её глаз, но она не плакала. В тот момент мне показалось, что я стал для неё открывалкой, которая выбила пробку из бутылки. И оттуда потекла вся боль, с которой она жила, пока мы не встретились в заброшенном храме. Она была настолько искренней, что мне хотелось разделить с ней это горе, но единственное, что я мог сделать в тот момент — просто слушать.

— Каждый ребёнок делает всё что угодно, чтобы родители его любили и давали признание. И первыми манипуляторами были именно мы. Мы приучили выполнять нашу прихоть, отдавая в жертву его желания и чувства. Если бы он не сделал то, что от него требовал отец, он был бы жестоко наказан. И он не хотел испытывать боль, поэтому делал всё, чтобы отец любил его. Люди рождаются свободными, но в какой-то момент мы на детей надеваем поводок с ошейником и учим выполнять наши команды. И когда ребёнок становится самостоятельным, у него остаются инстинкты, на которых играют манипуляторы.

Самые сильные чувства, которые ты бы не хотел испытывать, — это страх и вина. Именно по ним бьют те, кто хочет, чтобы ты делал то, что им нужно. Девочка, которая не является половинкой мальчика, начинает манипулировать им во благо своего комфорта. И если тот посмеет отказать ей, она заставит его чувствовать себя виноватым. Манипуляция — это мощный способ затащить игроков в игру, в которую не хочется играть. Манипуляцию придумали те, в чьи игры не хочется играть. И тем, кто создал такие игры, ничего не оставалось, как потратить очень много времени на то, чтобы понять, как притянуть игроков и удержать их. Церковь манипулирует прихожанами и вообще людьми, держа их в страхе. Если кто-то посмеет отвернуться и сказать что-то против церкви, значит, он пошёл против Бога, и тогда его ждёт Ад.

Мы все знаем, что такое Ад, хотя никто ни разу там не был и не видел воочию. Но церковь утверждает, что он есть и он ждёт тех, кто будет непослушным ребёнком. Что касается политики, то они забрали себе другое орудие — «вину». И именно чувство вины тебя заставляет убивать тех, кто тебе ничего не сделал. Патриотизм нужен для того, чтобы поддерживать чувство вины. И если человек отказался воевать, то, значит, он трус и виновен в дезертирстве. Но когда человек, который потерял конечности на бессмысленной войне, просит что-то от государства, то перед ним закрывают двери, словно его никто не знает. И приходится создавать фонды ветеранов. В общем, помогать самим себе. Что заставляет человека поддаваться манипуляциям другого? Только чувства. Когда к тебе подходит нищий, ты сразу открываешь кошелёк, чтобы дать ему денег. Попробуй не дать, тебя съест чувство вины, что ты не помог этому бедолаге. И твоя Душа знает, что вина приводит к смерти. Если кто-то себя чувствует виноватым, то наказание не заставит себя ждать. Ну а если ты не дашь ему мелочь? Что тогда произойдёт? Бог отберёт у тебя всё, думаешь ты. Манипуляция вокруг тебя. Мы манипулируем, нами манипулируют. И мы рады бы не поддаваться, но не можем. Эти чувства так сильно сидят в нас, что мы превратились в роботов, а пульт управления у кого-то, кого мы не знаем.

— Почему вы не говорили об этом своему сыну, когда он был жив? — спросил я.

— Я тогда ещё не понимала этого. Но теперь я прозрела! Мир такой, каким мы его хотим видеть, но на самом деле он другой… Так уж мы устроены… Чтобы кто-то научился жить, надо, чтобы кто-то умер!

— Странно это слышать от женщины, которая была когда-то женой священника… От вас идёт смелость и сила! Странно, что ваш сын Пётр не был таким.

— Когда люди разделили мир на зло и добро, человек стал слабохарактерным и поддающимся манипуляции. Никто не хочет, чтобы его олицетворяли со злом, и никто не хочет, чтобы его наказали. Человек готов сделать всё что угодно ради того, чтобы его полюбил мир, но, на самом деле, он ищет Любви своих родителей. Церковь стала для людей любящим родителем, и через это она и забрала волю людей. А чтобы оправдать свою жестокость по отношению к непослушным, церковь убедила, что если она и наказывает, то все равно любит. Церковь повергла в страх практически всех, и любая её воля незамедлительно исполнялась. В области манипуляции церкви не было равных. Но она скоро потеряет свою силу так же, как и этот храм. Люди умнеют, и ими уже сложно манипулировать, как раньше. Но дело не в церкви или политике, а дело в нас самих. Когда-то нас напугали угрозами и шантажом. И с тех пор мы живём по старым привычкам. Пока мы будем нести на себе рюкзак, куда можно бросить вину или страх, нами будут манипулировать везде и всё с большим удовольствием.

Но есть ещё одна разновидность манипуляции — это признание. Представь себе, что игрок делает всё, что вы хотите, но он думает, что это он сам хочет сделать для вас. Ради признания человек готов дать тебе всё, что ты захочешь. Женщина может помочь своему мужчине завоевать весь мир и бросить к её ногам, если она даст ему признание. Мой мужчина не мог даже и гвоздь забить. Так это не потому, что он не мужчина, а потому, что я была паршивым манипулятором и не способна была дать признания. Тот, кто искусно владеет этой стратегией, может управлять всем миром. Если ты хочешь, чтобы никто не смог тобой манипулировать, стань тем, кем ты являешься по рождению.

Бог человеку дал сердце, чтобы он мог слышать Бога, а ум, чтобы переводить эти слова. Поэтому, когда тебе начинают говорить, что тебе делать, отключай мозг и включай сначала сердце. Твоё сердце не даст тебе пропасть в сетях манипуляторов. Умей включать наблюдателя и отслеживай, что ты чувствуешь и хочешь ли ты этого. К сожалению, мы привыкли к тому, что у нас не спрашивают, чего мы хотим. А хотим ли мы идти туда или туда?! Делать то или то?! Сначала родитель отбивает у ребёнка силу воли, а потом начинает его казнить за то, что у него нет силы воли. Когда человек привыкает к тому, что его желания — это грех, а вот желание других — это святость и закон, он становится лучшим примером для манипуляции.

Сколько раз в день ты делаешь что-то для себя и что-то для других?! Как часто ты говоришь себе: «Я сейчас хотела бы сделать то-то или то-то!» или «Я бы хотел иметь своё дело», но в голове голос звучит, как нож по стеклу: «Ну-ка молчать!!! Счастья он хочет! А по башке ты не хочешь?!» И так каждый раз. Ты хочешь что-то сделать для себя, но не можешь. Тебя за это накажут. Тебя просто не поймут. Тогда зачем тебе делать что-то для себя, лучше уж сделать что-то для других. Так хоть меня святой назовут и скажут, что я добрая и хорошая. А когда меня похоронят, положат цветы на могилу и будут оплакивать и говорить: «Она сделала для меня это!», а другой скажет: «А для меня она сделала вон то!» Но никто не скажет: «А что она для себя сделала? А жила ли он для себя, или ей пользовались все кому не лень? Потому что она просто хотела быть доброй и безотказной». Мы сжираем заживо того, кто готов ради нас на всё! Мы распяли Того, Кто взял на себя все наши грехи, и имели совесть убивать жестоким образом людей от Его имени. Но тех, кто живёт для себя и для своего счастья и увеличивает своё благосостояние, мы облекаем в маску порока и не достойного милости Бога. Счастливых людей не причисляют к лику святых. Так уж заведено! Люди боятся быть счастливыми! Как можно быть счастливыми, когда столько несчастных вокруг. Так жертвы манипулируют теми, у кого есть всё для счастья. Манипуляторы не любят тех, кем невозможно манипулировать. А манипулировать невозможно только тем, кто слушает внимательно своё сердце. Только неуверенными в себе людьми манипулировать легче простого. А проблема в том, что у них забрали эту уверенность ещё в детстве. И когда к ним приходит добрый «родитель», они готовы ради него сделать всё что угодно, только дайте команду. Пока человек не осознает себя Богом и не войдёт в состояние, которое ему дано от рождения, им будут пользоваться и манипулировать. В мире нет добра и зла. В мире есть только то, во что тебя хотят заставить поверить. Каждый будет нести ответственность за ту истину, в которую он верит!

— Я думаю, что если бы Пётр был жив, он был бы счастлив услышать от вас всё это.

— А ты думаешь, он не услышал? Мой сын слышит каждое моё слово, которое я говорю… Только за одним маленьким исключением…

— Каким?

— Он просил меня тебе всё это сказать. Я знала, что ты придёшь сюда. Мой сын предупредил меня, что я встречу тебя. Он просил меня передать тебе всё это!

— Как это? В каком смысле просил передать? Мне казалось, что это ваше понимание жизни.

— Посмотри в мои глаза! У матери, чей сын ушёл раньше неё, понимание только одно — это боль, которая не стихает! Я это сделала для него и ради него! Я не знаю, кто ты, и не знаю, почему он просил тебе всё это сказать, но я уверена, что сердце твоё чистое!

Я медленно развернулся и направился в сторону выхода. Голова начала кружиться. И в тот момент, когда я протянул руку к дверной ручке, её голос остановил меня.

— Не стоит это брать с собой! — промолвила она.

— Что именно? — спросил я.

— То, что ты поднял с пола… Оставь это здесь и не носи чужой крест… Не подбирай старое, а начни создавать новое! Страдать или быть счастливым — это лишь выбор!

Я засунул руку в карман и достал крестик, который я поднял с пола, и, особо не думая, положил его снова на землю. Затем вышел на улицу, где солнце уже успело скрыться за городом. Я вернулся на остановку и ещё долго смотрел на заброшенный храм, из которого так и не вышла эта пожилая женщина, которая потеряла своего сына на непонятной войне. Я порывался вернуться туда и задать ей пару вопросов, но ноги держали меня на месте. Через некоторое время подъехал мой автобус, и я сел в него, снова с гружёной головой. Билет я опять забыл купить, но до моей остановки контролёров так и не было на линии.