Во власти Золотого Бога

Константин Викторович Еланцев, 2022

Золото – бог, деньги – власть, желание – цель.... Миллионы и миллионы человек сложили свои головы, приняв эту религию.

Во власти Золотого бога

Часть 1. СЫВЕРМА — ДАЛЬ НЕСУСВЕТНАЯ

Вертолёт тряхнуло. Задремавший, было, Черкашин, не заметил, как прислонился к стеклу и ударился лбом об иллюминатор. «Вот бесовщина!» — чертыхнулся он про себя. Внизу, изрезанная небольшими речушками и ручьями, сотканная из лоскутов елей и пихт тянулось от горизонта к горизонту на десятки, а то и сотни километров, бесконечное покрывало тайги. Где-то сверкнул одинокий костёр, и дымок серой струйкой между кронами деревьев поднимался вверх, растворяясь в безоблачной синеве.

Кто ж ты, одинокий таёжный бродяга? Грибник, ягодник? Хотя какие грибы и ягоды, когда до ближайшей фактории не один день пути и не одна бессонная ночь!

— Ещё немного! — местный участковый майор Кузьмин старался перекричать гул мотора. Он наклонился к уху следователя и показывал пальцем вниз. Черкашин утвердительно кивнул головой, снова всматриваясь в иллюминатор.

Скоро покажутся Поныри, деревушка, что уютно расположилась на берегу речки Нидукан. Те самые Поныри, куда каждый год на всё лето отправляли его родители давным-давно. Настолько давно, что выветрились из памяти названия речушек и местных достопримечательностей. А вот Поныри, само название, запомнил. В начале шестидесятых один за другим умерли дед с бабкой, да и домик их, скорее всего не сохранился…. И ещё вспомнил Черкашин старого тунгуса по имени Тыманча. Как-то незаметно он подружился тогда со стариком, а тот в свою очередь, видимо, тоже не прочь был поболтать с мальчишкой. Вечерами Черкашин частенько убегал от деда с бабкой к неказистой избушке Тыманчи. Тот всегда сидел возле неё на почерневшем от времени бревне, курил свою трубку и, щурившись, смотрел на заходящее солнце, тяжело вздыхая и покачивая головой. Теперь-то Черкашин понимал, что так он прощался с каждым уходящим днём своей жизни.

Многое узнал он от старика: как возникали фактории, где промысловики за бесценок сдавали драгоценные шкурки соболей, как бабы, самостоятельно отправляясь в тайгу, горбовиками приносили ягоды брусники и голубики, грибы да лечебные травы. Так и жил местный народ от сезона к сезону — зимой мужики кормили семьи, а летом бабы…. И зверя вокруг было много, и рыбы в реках было вдоволь, которую ребятишки на куканах приносили домой.

В пятидесятые власти пытались тунгусов в дома переселить, да только где там! Пожили они, пожили в неуютных для них домах, а потом и откочевали глубоко в тайгу.

— Раньше в чуме жил, — горестно сетовал Тыманча, — теперь тут!

Он, не оглядываясь, кивал на свою избушку и старательно посасывал потухшую трубку. От него Черкашин впервые услышал о Золотом Дялунче — изваянии маленького человека из чистого золота. Живёт тот, якобы, в пещере далеко от людей, под самым берегом дикой реки, оттого и переводится Дялунча как «заблудившийся». Никто его не видел никогда, но раньше все о нём знали.

— А откуда знали, если его никто не видел? — интересовался мальчишка.

— Однако, видел кто-то! — глаза Тыманчи хитро улыбались.

А потом, возвратившись к своим старикам, снились Черкашину ночами то вышагивающий по берегу золотой божок, то старый Тыманча, выныривающий из реки, то его собственный страх, от которого он с криком просыпался и замолкал, слыша, как кашлял за печкой не спавший дед.

Поныри…. Всё, что Черкашин знал на сегодняшний момент, так это то, что осталось от бывшей фактории с десяток домов, да небольшая метеостанция с двумя сотрудниками. Осталась заготконтора, благодаря которой и кормятся местные. Знал и то, что на летний сезон контора закрылась в связи с реорганизацией. То ли кооператив хотели сделать, то ли ещё что…. И ещё остановилась там геологическая экспедиция из Красноярска. Туда-то и летел следователь с участковым Кузьминым, владения которого простирались на сотни километров в округе, а по всей округе пять деревень, приютившиеся по берегам речек. Ни дорог тебе, ни тропинок! Связь с миром — вертолёт, прилетающий раз в месяц, да далёкая река Тумбенча, по которой изредка ходят пассажирские катера. А там и до Туры рукой подать! Тура — посёлок большой, даже аэродром есть! Но и до Тумбенчи ещё добраться надо. Хотя…. У каждого лодчонка на берегу. Мало ли что. Одним словом — глухая тайга….

В вертолёте Черкашин с Кузьминым были не одни. Вертолёт был зафрахтован геологической экспедицией, который вёз на базу продукты и какое-то оборудование, упакованное в небольшие ящики. И ещё вёз руководителя экспедиции, вызванного на место в связи с чрезвычайной ситуацией. ЧП, проще говоря! А разобраться с этим ЧП и должен следователь Черкашин, посланный из самого Красноярска. Участковый Кузьмин, естественно, выполнял свою работу.

Начальник экспедиции сидел отдельно, прислонившись к ящику, то и дело потирал свои виски и часто моргал глазами.

«Волнуется…» — подумалось Черкашину.

Волошин Егор Кузьмич, шестьдесят пять лет. Доктор наук. Начальник Сывермской экспедиции. Всё это плотно улеглось в памяти следователя. Судя по всему, мужик неплохой, только рассеянный какой-то. Впрочем, как и все учёные.

Вертолёт ждали. У площадки, выложенной большим квадратом из брёвен, стояли три человека. Едва остановились лопасти, как к открывшейся двери подбежал толстый, небольшого роста человек.

— Егор Кузьмич, беда у нас! — начал, было, он, увидев Волошина.

Начальник экспедиции молча спустился по трапу и протянул руку толстяку:

— Это не мне рассказывай, а вон участковому да товарищу следователю, который специально из Красноярска прилетел!

— А Вы, собственно, кто? — спросил Черкашин, спрыгнув на землю.

— Зубов Валерий Павлович, завхоз! — отчеканил тот, всё ещё поглядывая на Волошина.

— Фросин где? — грозно посмотрел на завхоза начальник экспедиции.

— Так он к Самсонову уже два дня, как ушёл! К вечеру будет!

— Ну-ну!

Навстречу шли ещё двое. Один — высокий парень в видавшей виды энцефалитке, а второй в клетчатой рубашке и закатанных болотных сапогах, заросший густой и явно ухоженной бородой.

Неуверенно поздоровались с Волошиным, исподлобья посмотрели на Черкашина и Кузьмина:

— Лавров Антон. Геолог.

— Демидов Александр. Тоже геолог, — представился бородач.

— Ну, ведите, деятели! — оборвал всех начальник экспедиции.

Зубов отстал, отдавая распоряжения подошедшим рабочим. Он жестом показал на вертолёт, разгружайте, мол, и побежал догонять прилетевшее начальство.

Суть происшествия Черкашин узнал ещё в Красноярске. Вникая в происходящее, он попросил всех ещё раз повторить цепочку событий, едва они расселись за длинным столом в огромной, оборудованной под лабораторию палатке. « Брезентовая крыша им, несомненно, ближе!» — съязвил про себя Черкашин.

— Я начну, так сказать, с преамбулы, — Волошин поднялся из-за стола, — Это для товарищей из органов, чтоб понятны были цель и задачи отряда товарища Фросина, — он посмотрел на Черкашина. Кузьмин хмыкнул.

— Так вот, цель у нас, как вы знаете, одна — благосостояние страны. По поручению правительства нашим Геологоуправлением поставлена задача по разведке недр Сывермы, богатого края в самом сердце Эвенкии. По данным геофизиков в этом районе сосредоточены большие запасы каменного угля. Вот разведкой этого месторождения и занимается отряд геолога Фросина. То, что он не присутствует на совещании — это ему воздастся, несомненно!

— А Самсонов — это кто? — не выдержал Черкашин.

— Геолог, ведёт работы на Сыртынском участке. Есть у нас такой ручей. Ну, а теперь давай ты, Валерий Павлович!

Волошин сел.

— Собственно, хочу представить присутствующих, — замялся Зубов, — Я здесь и завхоз, и комендант, и мама с папой! Иван Ильич, то есть Фросин, на базе долго не задерживается, всё больше сам по маршрутам ходит. Вот и приходится мне всем заниматься: и бытом, и доставкой продуктов. Связь тоже на мне, кроме производственных вопросов, конечно!

— Кстати, как со связью? — вставил Черкашин.

— Есть радиостанция. Дизель-генератор опять же! К счастью, не только у нас. У метеорологов имеется, у заготконторы. Но там никого нет, один сторож.

— Ясно.

— Ну, с Лавровым и Демидовым Вы уже знакомы! — подытожил Зубов.

— В армии не старшиной служили? — не удержался Кузьмин.

— Да, — удивился завхоз, — а откуда знаете?

— Да всё у Вас по полочкам разложено, всё устроено. Где что лежит, не удивлюсь, тоже знаете! Прямо, как у старшины нашего, когда срочную служил!

— Это плохо? — Зубов поморщился.

— Нет, хорошо! Просто замечательно!

А дело обещало быть долгим и хлопотным. Это Черкашин понял, едва стали проясняться детали происшествия.

Пять дней назад пропал рабочий из отряда Фросина, который и был расквартирован в Понырях. Вадим Холодов, тридцать два года. Недоучившийся студент из Иркутска. В геологии уже с десяток лет, так что в тайге был не новичок, по крайней мере, все прелести таёжной романтики испытал на своей шкуре.

В палатку заглянул человек в выцветшей штормовке, а потом решительно прошёл к столу и плюхнулся на лавку:

— Фросин, — представился он, увидев незнакомых людей. Заметив Волошина, кивнул ему головой, — Извините, только вернулся и сразу к вам!

« Не ладят, видно, между собой!» — уточнил для себя следователь.

— Я веду дело Холодова, а это участковый Кузьмин. Знакомы, наверно? Что скажете, Иван Ильич? — поинтересовался Черкашин.

— Ну, если дело только за мной…. Саша тогда в верховьях Нидукана работал. Ну, километрах в десяти повыше Понырей, — Фросин посмотрел на Демидова, — Так ведь?

— Да, было такое! — кивнул бородач, — Со мной ещё двое рабочих на маршруте шурфы били, — уточнил он, — И я до сих пор уверен, что угольные пласты залегают среди стратифицированных вулканотеригенных образований!

— Ну, это ещё доказать надо! — вспыхнул Фросин.

— Докажу! — набычился Демидов и обиженно отвернулся в сторону.

— Давайте по делу! — разрядил обстановку Черкашин.

— Я по делу. Холодов попросился у меня к Саше. Хочу, мол, наверстать упущенное, в техникум геологический поступать. А он, говорит, геолог от бога, многому меня научить может. Я и подумал, чего его на базе держать? Образцы перебирать любой сможет, а Вадька, может, и в самом деле на свою работу по-другому посмотрел! Вот и отпустил его, на свою голову!

— Когда это было? — спросил Кузьмин.

— В среду, как раз пять дней назад.

— Днём?

— Да, днём, но ушёл он только к вечеру. Я, говорит, дорогу, как своих пять пальцев знаю! Мне тогда интересным показалось: откуда знает?

— Понятно. Много народу в Понырях? — вопрос Черкашина был адресован Зубову.

— Да нет, немного! Три промысловика с семьями, сторож в заготконторе, да на метеостанции двое, мужчина с женщиной: то ли муж с женой, то ли так, по работе….

— Так, давайте перерыв устроим, а потом мы с майором Кузьминым с каждым из вас по отдельности поговорим, договорились? — решил действовать по-другому Черкашин.

Волошин поднялся из-за стола:

— Николай Иванович, — посмотрел он на следователя, — Я на правах начальства отдам кое-какие распоряжения? Вертолёт только утром улетит, поэтому пилотов устроить надо, да и в целом обстановку по разведке из первых уст узнать. Раз уж я здесь! Кстати, — Волошин обратился к участковому, — Вы как, остаётесь? А то я утром тоже отбываю. Время дорого, знаете!

— Остаюсь, Егор Кузьмич! Моё время оценивается количеством несовершённых преступлений….

Шёл июнь 1989 года.

В апреле закончилась Всесоюзная перепись населения, и по итогам её численность Советского Союза составляла 286 миллионов 717 тысяч человек.

Кто-то рождался, кто-то умирал. Вот и здесь, в глухой и почти никому неизвестной Сыверме, шла своя размеренная, далёкая от великих потрясений, жизнь. Шумела тысячелетняя тайга, гнулись от проливных дождей сочные травы, и взбесившиеся после ливней реки захлёстывались на перекатах, смывая всё на своём пути. А вечерами неистребимый гнус упоённо набрасывался на всё живое. И не было от него ни спасения, ни укрытий….

Часть 2. НА БЫВШЕЙ ФАКТОРИИ

Вот она — избушка старого Тыманчи! Черкашин постоял возле почти развалившегося строения. Надо же, даже бревно сохранилось! Трухлявое, почерневшее, но ещё лежит! Вспомнился старик с его трубкой, хитрые с прищуром глаза, маленькие с проступающими жилами руки. Сколько лет прошло!

— Воспоминания? — спросил Кузьмин.

— Да вот, вспомнилось что-то!

Черкашин с участковым решили прогуляться по бывшей фактории. Бывшей. Вот справа от избушки Тыманчи добротный ещё дом, в котором, несомненно, живёт кто-то из промысловиков, дальше ещё один, потом ещё….

— Сколько людей осталось в деревне? — уточнил следователь.

— Трое промысловиков с семьями, метеорологи, ну, и геологи в своём лагере. Ах, да, ещё сторож в заготконторе! Сейчас тебе скажу…, — Кузьмин открыл полевую сумку, — Вот! Нефёдов Александр, пятьдесят лет, жена и один ребёнок. Сын на лето приезжает к родителям, а живёт у тётки в Туруханске. Там и учится. Дальше… Старостин Антон, сорок пять лет, женат, но детей нет. И… Сорокин Фёдор, пятьдесят один год, жена, двое сыновей живут в интернате, в районе.

— А сторож?

— Сторож…. Вот и сторож! Двигун Матвей. Пришлый, не здешний. Работает уже лет пять. Прибыл откуда-то с Дальнего Востока. Добровольно остался в заготконторе. Ехать, говорит, некуда.

— Вон видишь, на пригорке сруб разваленный? — показал рукой Черкашин, как бы пропустив мимо ушей ответ участкового, — Это и есть моё родовое гнездо, так сказать! Мать здесь родилась, отсюда и увёз её отец перед самой войной.

— А ты с какого года, Николай Иванович? — поинтересовался Кузьмин.

— С сорок шестого. Как отец с фронта пришёл, аккурат через год и я появился! А ты?

— С сорок первого…. Отец меня так и не видел.

Они бродили по пустой, единственной улице деревушки, и Черкашин рассказывал участковому о старике Тыманче, о бабке с дедом, о ночных страхах тёмными ночами.

— Кстати, ты слышал что-нибудь о Золотом Дялунче? — посмотрел на участкового следователь.

— Это ты о божке тунгусском?

— Ну, да!

— Эта легенда не один десяток лет людям голову мутит, а то и сотню! О ней с детства каждый тунгус знает, и не только тунгус. Да вот найти никто не может. Я так думаю, что сказка это. Ведь не видел никто: как выглядит, большой, маленький ли….

— Ну, да, — Черкашин не стал заострять этот вопрос, — А давай-ка мы с тобой сторожа посетим, как думаешь?

— Давай, сам тебе хотел предложить! — оживился участковый.

Сторож был на месте. Крепкий мужик, этот Двигун, мускулистый! Он исподлобья посмотрел на подходивших Черкашина с Кузьминым. Неохотно поднялся с крыльца, на котором курил. Чуть смутила форма участкового, но быстро взял себя в руки, расслабился.

Похоже, имел что-то с законом! Впрочем, форма, особенно милицейская, всегда вызывает чувство тревоги, если даже и за душой никакого греха нет. Это Черкашин знал по своему опыту.

— Матвей, — Кузьмин кашлянул, — не знаю как по батюшке….

— Егорыч.

— Матвей Егорыч, мы по делу. Знаешь, наверно, по какому! Ты ведь здесь всё это время. Может, видел чего, слышал? Это следователь из Красноярска, — кивнул он на Черкашина.

— В дом? — спросил Двигун.

— Да нет, спасибо! — отказался Черкашин, — Здесь посидим, на крылечке, не против?

Сторож достал ещё одну папиросу. Несколько раз чиркнул спичкой.

— А что я могу увидеть? — начал он, глубоко затянувшись, — Никуда не хожу, ни с кем не общаюсь. Продукты пока есть. Разве что за водой до родника….

— А в среду видел кого из геологов, — Черкашин наблюдал за Двигуном, — хотя бы из окна?

— Нет, у них лагерь внизу, сами знаете!

— У вас заготконторовская лодка на берегу, — не унимался следователь.

— Да, есть лодка. Только я ей почти не пользуюсь. До Тумбенчи почти сотня километров, далековато для моторки! А по Нидукану на полпути перекаты, не пройдёшь. Так что плавсредство либо оставлять надо в укромном месте, либо волоком по берегу пару километров — выбор небольшой! А если и пройдёшь, по Тумбенче ещё с десяток километров до фактории. Вот и получается, что один бензин дороже встанет всей покупки в магазине!

— Да, далековато…. — подтвердил Кузьмин.

— Есть знакомые среди геологов? — Черкашину не понравились ни ответ Двигуна, ни его равнодушие к происшествию. Ведь в одном месте живут. Человек пропал, не пуговица!

— Знакомых нет. А зачем? У них своё дело, у меня своё….

— Понятно.

Черкашин поднялся с крыльца, помог Кузьмину.

— Ладно, Матвей Егорыч, мы не прощаемся. В любом случае встретиться ещё придётся.

— Встретимся, отчего же…. — с полным равнодушием отозвался Двигун.

На обратном пути Черкашин с Кузьминым ещё раз остановились возле развалин избушки тунгуса Тыманчи.

— Что думаешь?

— Не знаю, — подумав, ответил участковый, — Не договаривает чего-то, мне кажется. Знаешь, Николай Иванович, прокачусь-ка я до фактории с этим сторожем! Тем более мне там на участок надо, недели две не был. Заодно с одним недоразумением разберусь.

— А что?

— Да скандал на пристани был. Сам знаешь, что пассажирские катера до Туры редко ходят. Вот одна мадам и закатила истерику за долгое ожидание, жалобу написала. Ладно, разберусь!

— Ну, давай! Да и к этому Двигуну присмотрись.

— Это само собой!

— А я пропажей Холодова займусь, пора. Созрели, поди, наши свидетели!

Говорят, ещё в стародавние времена мангазейские казаки, впервые пришедшие в эти края, поставили на берегу Нидукана одинокое зимовьё. А затем ушли далее, на Якутские земли для объясачивания новых подданных «царя всея Руси».

Грузы из кочей и дощаников приходилось переносить в лодки, которые проводили по озерам и протокам непосредственно к волоковому участку пути. Затем грузы «волокли» на тележках или переносили «на себе». Далее вновь помещали их на лодки и плыли по системе озер и проток в неизвестные края….

Вот здесь, в этой дикой тайге и пропал никому доселе неизвестный рабочий геологоразведочного отряда Вадим Холодов. Всё бы ничего, да не давал покоя вопрос участкового Кузьмина, что задал он Черкашину перед своим отплытием на факторию Тумбенча. Расположившаяся на берегу одноимённой реки эта фактория была единственным местом цивилизации на сотни квадратных километров в округе.

— Николай Иванович, а ты ведь не по делу Холодова прилетел, так? — спросил тогда Кузьмин.

— Почему? — удивился Черкашин.

— Да понимаешь, на такое рядовое дело могли бы и из межрайонной прокуратуры следователя прислать. А тут из Красноярска и, насколько я понимаю, «важняка»! Ты не обижайся, не моё это дело, конечно, но ведь одним вопросом занимаемся….

Черкашин задумался.

— Знаешь, — следователь запнулся, — я тебе всё потом объясню, майор! Договорились? Вот вернёшься с фактории и объясню!

— Лады! — кивнул участковый, — Договорились! Матвей Егорыч, заводи свой аппарат! — крикнул он Двигуну, который уже давно сидел в лодке и со скучающим видом ждал Кузьмина.

— Присмотрись! — ещё раз напомнил Черкашин.

Допрос так называемых «свидетелей» ситуацию не прояснил. Обычное «не знаю», «не видел» раздражало следователя.

— Во сколько хоть он ушёл? — допытывался Черкашин у Фросина.

— Отпросился где-то в обед, а видел я его последний раз часов в пять, наверное…. Да и не до него было — отчёт готовил, тем более вертолёт ожидали на днях. Ну, тот, на котором Вы прилетели. Богоухальствовать не хочу, но хоть сам начальник экспедиции соизволил ногой ступить на эту землю!

— Недолюбливаете Вы его, смотрю.

— Как сказать…. Геолог он неплохой, да только кабинетная работа ему ближе, привычней. Все свои знания из теории черпал, не из практики. А я таких не понимаю!

— Вы его полная противоположность?

— Надеюсь, да! — удовлетворённо подтвердил Фросин, — Во всяком случае, у меня одних выходов на маршрут больше, чем страниц в его докторской диссертации!

— Круто! — усмехнулся Черкашин.

— Ну, а куда мог отправиться Холодов? — вернулся к теме следователь.

— Куда…. Мог заплутать, мог сбежать, в конце концов! Хотя, бежать отсюда, не зная местности — это навряд ли! Мы его здесь поискали пару дней, я даже местных промысловиков привлекал к его пропаже. Результатов никаких. Только потом в Управление сообщил. Видите ли, у нас здесь иерархия нарушена.

— Как это?

— В Геологоуправлении две-три экспедиции, в экспедиции две-три партии, в партии два-три отряда…. Что-то в этом роде. У нас же партия отсутствует. Мы вроде как отдельный отряд при Управлении! Что б все лавры в случае успешной разведки напрямую начальнику Сывермской экспедиции товарищу Волошину Егору Кузьмичу!

— Начинаю понимать. И ещё… — Черкашин помолчал, — Как специалист ответьте: есть на Нидукане золото?

— Зачем Вам это? — удивлённо вскинул брови Фросин, — Вы, вроде, по другому делу!

— Так, что-то на ум взбрело.

— Есть, конечно! Промышленных объёмов нет, но рассыпное…. Хотите, расскажу теорию происхождения местного золота?

— Хочу!

Фросин оживился:

— Горные слои, подверженные в течении долгого периода времени влиянию сырости, морозов, угольной кислоты, со временем выветривались и рассыпались, причем вода понемногу уносила их из возвышенностей в долины. Действию стихий легче поддавались сланцы, песчаники, и другие более мягкие породы, почему более твердые кварцевые жилы обнажались и нередко торчат на поверхности земли в форме каменных стен или, вернее, валов. Но и кварц, хотя и медленно, тоже подвергается выветриванию и рассыпается, уносится в долины или в форме отдельных камней, или мелкого песка. С разложенными кварцевыми жилами, заключающими в себе золото, последнее тоже уносилось в долины.

По дороге, вода осаждала более тяжелые частицы ближе, а более легкие уносила дальше, производя этим как бы классификацию минералов по их тяжести. Золото, которое в 19 раз тяжелее воды, тогда как кварц тяжелее воды только в 2,6 раз, оставалось на дне в течении и отставало от других, уносимых водой частиц. При этом происходила сортировка самого золота, так как более крупные его частицы оставались в вершинах рек и источников, а более мелкие уносились дальше.

В настоящее время более крупное и более чистое золото находится у самих гор, в вершинах источников, причем там, где склон течения был крут, особенность эта выступает резче. В вершинах долин попадается также золото более шершавое, так как частицы гладкие легче уносились течением.

— Вы мне целую лекцию прочитали! — улыбнулся Черкашин.

— Да, из диссертации, — вздохнул геолог, — которую так и не защитил….

— Из-за Волошина?

— Из-за него….

— А после всего не было соблазна здесь золото поискать, а вдруг?

— Основная задача уголь, а золото…. Нет, не было! — мотнул головой Фросин, — Если кто для себя задумал намыть — намоет!

Допрос остальных членов отряда тоже ничего не дал. Только заметно нервничал завхоз Зубов. С ним Черкашин решил провести отдельный разговор. А потом надо было непременно навестить метеорологов, встречу с которыми он откладывал в последнюю очередь. Да и местность ещё раз прочесать надо бы! Придётся опять привлечь промысловиков.

Черкашин сидел на берегу Нидукана и ещё раз прокручивал в уме весь прошедший день: отлёт Волошина, слова Кузьмина, допросы, ответы…. И ни единой ниточки, ни единой!

— Дяденька! — услышал следователь.

Посыпалась галька.

За спиной стоял парнишка лет пятнадцати:

— Я Тимошка, сын охотника Нефёдова!

— А, ну, садись, Тимофей! — Черкашин удивился и непроизвольно подвинулся, — Ты ко мне?

— Да, — Тимошка присел и оглянулся: не видит ли кто!

— Чего ты? — опять удивился следователь.

— Я видел тогда его, ну, пропал который!

— Ну?

— Он с той стоял, и они спорили о чём-то!

— Да с кем « с той-то»? — не выдержал Черкашин.

— С той, которая на метеостанции! Спорили-спорили, а потом он закинул рюкзак на плечи и пошёл вниз по Нидукану.

— Ты не путаешь, парень?

— Нет, вниз пошёл, вон туда! — Тимошка показал пальцем в сторону, куда сегодня утром отбыл участковый Кузьмин в лодке сторожа заготконторы Двигуна.

— Спасибо, дружище, помог!

Они поднялись, и Черкашин потрепал парнишку за русые локоны:

— Не жарко?

— Да не! Осенью всё-равно состригут!

— Тимофей, а куда пошла та женщина с метеостанции после того, как с пропавшим рассталась? — уточнил следователь.

— Куда… Кажись, к геологам и пошла! Ну, да, к ним! Вон в ту палатку!

Это был склад, палатка завхоза Зубова.

Часть 3. НА БЕРЕГАХ РЕКИ ТАЁЖНОЙ

Нет, не следователь Черкашин Николай Иванович, не следователь, да и не был им никогда! Кадровый сотрудник Комитета Государственной Безопасности майор Черкашин великолепно играл несвойственную ему роль. Так уж получилось, что после увольнения из армии, где основные годы своей службы он провёл в должности начальника особого отдела воинской части, вновь вернулся к тому, с чего начинал аж с конца шестидесятых!

Черкашин вспомнил, как после увольнения всё пытался понять: что же дальше? Демобилизовался сам, в госпитале провалялся едва ли не месяц, восстанавливаясь после одного нелепого и мистического случая в якутской тундре. Вспомнил, как в штабе округа, комиссия, словно книгу читала поданный им рапорт о мистическом происшествии, которое он расследовал. Полковник Ребров, покачивая головой, всё чаще посматривал на главного врача окружного госпиталя. Туда его и отправили позднее подлечить нервы, а затем и вовсе поддержали тему увольнения из рядов Советской армии, едва Черкашин изъявил такое желание. Было жалко себя, и обидно, что не поддержали, не поняли, даже для вида не попытались уговорить остаться! Хотя…. В то время не могло быть в СССР никакой мистики! А самые упорные проходили курс лечения в госпиталях да психбольницах. Он оказался умнее и не стал настаивать на своих выводах. Просто ушёл от всего этого.

Демобилизовавшись, Николай Иванович перебрался в Красноярск и днями бродил по городу. Поскольку его прежняя должность была в штатном расписании Комитета Государственной Безопасности, не покидала надежда, что майор Черкашин ещё нужен, ещё пригодится и может принести пользу государству.

А потом раздался звонок, которого Николай Иванович так долго ждал. Звонили из краевого Управления КГБ и просили явиться для важной ему встречи. Вот здесь он и встретил подполковника Вельяминова, того самого Мишку Вельяминова, своего однокашника по Высшей школе КГБ.

Вельяминов пригласил Черкашина домой. Они проговорили всю ночь. Сидели на кухне, пили настоящий коньяк и говорили, говорили…. Несколько раз просыпалась Мишкина жена, заходила на кухню и, улыбаясь, всё качала и качала головой.

— Жена, дети? — спрашивал Мишка.

Черкашин грустно вздыхал и тёр свои начинающие седеть виски:

— Нет никого, Миша, представляешь? Едва попал в госпиталь после того случая, как жена собрала вещички и была такова! Потом на развод подала, ну, а я, если честно, не особо-то и сопротивлялся. Она ведь со мной даже на Север не поехала, все эти годы в городе прожила. Как-то затухло всё со временем, стёрлось: и любовь, если была, и желание, чтобы кто-то был рядом…. Благо детей мы так и не завели, оттого и потери, наверно, никакой не чувствую!

— Квартира?

— Да, купил двушку кооперативную. Вот обустраиваюсь!

— Думаю, Коля, это дело придётся немного отложить на потом….

С этого момента и стал Черкашин сотрудником краевого Отдела КГБ по незаконной добыче и обороту драгоценных металлов. В коллективе прижился, начальство приняло, благо, рекомендация Вельяминова стоила многого. Провёл несколько успешных операций и в составе групп, и самостоятельно. Жизнь вошла в свою колею, а здесь и дело в Понырях подвернулось!

— Ты ведь из тех мест, Коля? — спросил тогда Вельяминов.

— Да, но столько лет прошло! Знаешь, Миш, я ведь кроме тунгуса Тыманчи и не помню никого. Разве что ещё Золотого Дялунчу! — улыбнулся Черкашин.

— И он тоже понадобится! — кивнул головой подполковник.

Недели две назад в городе был задержан продавец драгметалла некий Дутов. Задержан был случайно. Позвонил ювелир Селин и сообщил, что ему предложили партию россыпного золота по необычно низкой цене. Он, естественно, понял, чем обернётся эта сделка и сообщил в местное отделение милиции. Те сразу передали сведения чекистам.

Выяснилось, что металл поступает с одного из северных районов края. По предположениям экспертов местом добычи могла быть Сыверма, глухой и малозаселённый район Эвенкии. Нет, здесь и раньше по рассказам старожилов занимались незаконной добычей. Но всё это так, мелочи, поскольку весь улов «предпринимателей» составлял не более ста-двухсот грамм. Промышленных месторождений не было, поэтому выявлялись отдельные случаи, на которые особого внимания не обращали.

В этот же раз «на рынок» выплыло сразу почти два килограмма, а это уже не могло пройти мимо глаз комитетчиков.

«Снабженцев» Дутов не знал. Забирал товар в условленном месте. После реализации деньги переводил на разные сберкнижки, счета которых сыщики нашли в одной из его записных. За свою работу получал неплохие комиссионные, чем и жил, стараясь тратить их вдали от родного города, чтобы не привлекать внимания бдительных граждан.

А поскольку в Сыверме работала геологическая экспедиция, Вельяминов предположил, что они могут быть причастны к незаконной добыче, потому что по роду своей профессии оказывались наиболее осведомлёнными по местам скопления россыпей золотоносного песка.

И дело о пропаже маршрутного рабочего Вадима Холодова оказалось, как нельзя кстати!

Так и стал майор Черкашин следователем «по особо важным делам» краевой прокуратуры. Внедрение под прикрытием и оформление на должность особых трудов не составило.

— Знай, в Понырях у нас свой сотрудник, — напутствовал его Вельяминов, — Когда-то мы занимались делом о незаконной добыче соболя и продажей его шкурок за границу. А потом просто «законсервировали» нашего агента. Так, на всякий случай. И, как видишь, не зря! Ты извини, имя пока тебе не говорю. Верю тебе, но не могу! Так надо, Коля, чтоб не отвлекался ты пока на золото. Рабочего этого найди, потом на основную задачу переключишься, лады? Неудобно как-то перед прокуратурой — дело взяли, а сами по своей части работаем!

Вельяминов улыбнулся.

— Я понял, — кивнул Черкашин.

— А агента, сам понимаешь, повторно внедрить не получится! — продолжил подполковник, — Но вы обязательно войдёте в контакт, имей это ввиду. Выход на связь через участкового Кузьмина. Ему дано указание во всём помогать «следователю». Для него ты «важняк» из Красноярска! Хороший майор, умный. Долго в участковых сидит, но лучше него никто район не знает. Так что он и помощник тебе, и собеседник! Кузьмин будет передавать твои донесения своему начальству, ну, а дальше…. Кстати, и божок тунгусский Дялунча — не такая уж и легенда! Нас здесь краевед один консультирует. Приводит вполне правдоподобные факты. Так что полную информацию попозже обязательно получишь! И ещё, пароль с агентом запомни: «Что Вы слышали о Золотом Дялунче?» Отзыв: «Только то, что все знают». «И верите, что он существует?». Отзыв: «Не все легенды сказка!»

Так Черкашин оказался в Понырях, заброшенной деревушке, затерявшейся среди непроходимой тайги таинственной Сывермы.

Получается, перед уходом своим Холодов беседовал с метеорологом.

Майор почти наизусть помнил список всех, кто в данный момент проживал в Понырях. Кстати, пора бы уже и к метеорологам наведаться!

Неля Уварова, начальник метеостанции, направлена сюда пять лет назад из Иркутска. Интересно, почему так далеко? Сорок лет, по документам не замужем. Почему? Напарник её, метеоролог Евгений Соловьёв, устроился около года назад. За всё время никуда не выезжал, но это, по сути, не имело никакого значения: на метеостанции редко бывают замены, поэтому напарники, если они разных полов, нередко налаживали совместную жизнь. Сожительство не приветствовалось в стране, но и не наказывалось. Шла перестройка, и на многие запреты уже никто не обращал внимания.

Евгений Соловьёв…. Тридцать пять лет, уроженец того же Иркутска. Совпадение или были знакомы раньше?

Черкашин повернулся на спину и уставился на потолок палатки. Скрипнула раскладушка. Большая палатка, целый шатёр! Фросин хотел поселить его в своей, но майор попросил отдельную. И место для неё сам выбрал: чуть повыше лагеря геологов, но пониже метеостанции, аккурат посередине! Да и единственная улица Понырей как на ладони!

Что мы имеем на данный момент? Черкашин сел и потёр ладонями виски.

Холодов перед своим уходом резко разговаривал с метеорологом Уваровой. Почему? Значит, они знакомы или, во всяком случае, их что-то связывает. Мальчишка говорил, что рабочий пошёл берегом Нидукана вниз по течению в сторону перекатов. О чём это говорит? Да ни о чём! Он вполне мог разозлиться на Уварову и просто уйти в тайгу. Отсидеться, успокоиться, а после выдвинуться в сторону группы Александра Демидова, которого почитал как великолепного геолога и на которого хотел равняться. Мог выдвинуться или выдвинулся, но в лагере Демидова так и не появился….

А что, если он просто сбежал? Пошёл на факторию. Что там Двигун говорил? Сотня километров до Тумбенчи и ещё десять до фактории. Грубо говоря, три дня пути, максимум четыре. Версия неплохая и, скорее всего, самая правдоподобная. Фактория Килокан — село большое, с пристанью, магазинами и даже маленькой «кафешкой», в которой часто спускает заработанные деньги бродячий люд, бегущий из этих диких, оторванных ото всего мира, краёв. Заглядывают тунгусы, преимущественно молодые, и на сданные по дешёвке шкурки покупают спирт. Там и драки, и воровство…. Так что участковому Кузьмину не позавидуешь!

Черкашин вышел из палатки. Геологический лагерь пустовал. Лавров и Демидов отправились на свои участки, геолог Самсонов пока не появлялся. Фросин говорил, что Сыртынский район разведки находится далеко и является наиболее перспективным, поэтому Самсонов всецело увлечён поисками. Да ещё площадку под буровые готовит, которые по первому «зимнику» потащат из Килокана на волокушах до Понырей, а потом и дальше к его участку. Долгий путь, однако! Черкашин улыбнулся, едва в голове промелькнула эта присказка.

Фросин тоже ушёл по своим делам, что ищет, где ищет? Кстати, не надо исключать его из числа подозреваемых лиц, если что-то произошло с Холодовым. А кого можно? Пока никого…. Так что в лагере один завхоз Зубов, да пара рабочих по хозяйству: рыбу ловить, порядок наводить.

Волошин улетел, Кузьмин с Двигуном на факторию отправились, а промысловики из своих домов и носа не кажут. Хотя, и ягода сейчас в соку, и рыбёшка хвостом по воде бьёт! Боятся что ли?

Три дня в Понырях, а результатов пока ноль! Черкашин досадно усмехнулся. Пора, Николай Иванович, на метеостанцию наведаться, пора!

Майор, прикрыв глаза ладонью, посмотрел на виднеющиеся постройки и зашагал по тропинке к домику с антенной….

Часть 4. ЗА МАСКАМИ СКРЫВАЯ ЛИЦА

— А я, товарищ следователь, жду Вас, жду, а Вы не идёте! — Неля Уварова суетилась возле стола, — Вот рыбка, пожалуйста, вот варенье! Работа у нас такая — времени свободного много, вот и занимаюсь попутно заготовками!

Черкашин отхлебнул ароматный, насыщенный различными травами чай:

— Неля…. Можно Вас так называть?

Метеоролог молча кивнула головой.

— Неля, Вы ведь в тайгу частенько ходите? Не встречали кого постороннего по случаю?

— Кто ж тут появится, товарищ следователь? — Уварова присела рядом, — Тунгусов вот недавно встречала — они в верховьях Тумбенчи нынче квартируют. Скоро на факторию потянутся, детишек в интернат отправлять. А так…. Нет, не встречала посторонних!

Жилой домик был разделён на три половины: две спальни, как понял Черкашин, и зал, в котором уместились кухонька с обеденным столом, небольшой шкаф с бумагами и тумбочка, на которой попискивала рация, моргая одиноким огоньком. «РСО-5» определил следователь.

— Часто пользуетесь? — кивнул он на рацию.

— Как положено по инструкции: утром и вечером. Сводки ведь передавать надо, у нас выходных не бывает. Кстати, а как Вас зовут? Извините, что сразу не поинтересовалась!

— Николай Иванович.

— Что это я! — опять спохватилась Уварова, — Чай пейте, Николай Иванович, а то всё вопросы и вопросы!

— А у меня работа такая — вопросы задавать, Неля! Уж не обессудьте.

— Ну, что вы, конечно, задавайте!

Держится открыто, без страха. Похоже, она ждала Черкашина, потому, как и чай, и варенье, и даже скатёрка на столе новая совсем. Вряд ли такая в обиходе на столе расстелена!

— В каких отношениях Вы были с пропавшим Холодовым? Вопрос личного характера, конечно, но ответить надо.

— Отношениях? — Уварова хохотнула, — Вы всерьёз допускаете отношения между сороколетней женщиной и тридцатилетним юношей? Смешно!

— Ну, не таким уж и юношей…. — попытался вставить Черкашин, — Кстати, Вас видели вместе в день его исчезновения.

— А вот Вы о чём…. — Уварова подошла к небольшому окну, — Да, он оказывал мне знаки внимания. Даже более, чем знаки, — она повернулась к Черкашину, — Смотрел такими влюблёнными глазами так, что мне становилось не по себе. Представьте!

Черкашин смотрел на эту женщину и верил ей, понимал, что смысла лгать следователю никакого не было. Уже не скрывая эмоций, она пыталась освободиться от тяжести какого-то своего рокового слова, сказанного, вероятно, в тот злополучный вечер.

— Что Вы ему тогда сказали?

Уварова снова присела на скамейку и взяла руку Черкашина:

— Николай Иванович, дорогой, послала его подальше, вот и всё! Это я на вид хрупкая и безобидная. Жизнь, знаете ли, защищаться научила!

— А почему из Иркутска и сюда?

— Сама напросилась. Здесь глушь, людей практически нет. Не было, вернее. А сейчас геологи второй сезон землю роют. Опять шум, мужики…. А у меня аллергия на них.

— Интересно! — на этот раз поднялся Черкашин, осторожно убрав ладонь Уваровой со своей, — А как же напарник Ваш Соловьёв? Мужик ведь!

— Женя для меня не мужик, он друг! Тоже вздыхатель, но преданный, тактичный. Такие люди, Николай Иванович, никогда не переходят грань межу «можно» и «хочется», понимаете? Мы и спим в разных комнатах, если заметили! Да, я готовлю и еду, и стираю, если надо, но не более того! Он и сюда приехал вслед за мной, чему я вовсе не удивилась.

— Кстати, где он? — спохватился Черкашин.

— В тайге, где же ещё! Здесь либо на площадке, либо в тайге. А он человек опытный, в бодайбинской глуши медведя ножом валил. Не верите? Это правда, мне старатели рассказывали в самолёте, когда на землю летели. Так вот…. А сейчас ягода, сезон в разгаре, вот в свободное время и отлучается.

— Понятно, давайте к нашим баранам…. — хмыкнул Черкашин, — мне очень важно знать, как отреагировал Холодов на Ваши слова. Вспылил, расстроился…. Как?

— А…. Вспылил, конечно! Я, говорит, из тебя королеву хотел сделать, терем построить, в шелка одеть! Правда-правда, так и сказал! А я засмеялась и ушла.

— Не видели, куда он пошёл?

— Вниз по реке отправился, что-то ворчал про себя, но я не слышала что. А рядом мальчишка крутился, сын охотника местного. Это он про наш разговор рассказал?

Николай Иванович промолчал. Нет, не тянул этот человек на дельца, да ещё в золотом бизнесе. Слишком проста, открыта. Или Черкашин потерял хватку, или на самом деле Уварова никакого отношения к делу не имеет. Золото золотом, но только в первую очередь Холодова найти надо. Это в первую очередь! Как говорится «ну, а золото, а золото потом»!

Черкашин попрощался и ушёл в свою палатку. Он лёг на раскладушку и ещё раз проанализировал собранную информацию. Если и было преступление, то он выделил для себя основных подозреваемых: начальник отряда Фросин, сторож заготконторы Двигун и метеоролог Соловьёв. Могли быть и рабочие, и охотники-промысловики, но основных было трое.

Наибольший мотив был, конечно, у Соловьёва. А как же — конкурент за сердце Уваровой! К тому же Соловьёв, как понял Черкашин, таёжник опытный, для него спрятать тело пару пустяков. И, вероятно, ножом неплохо владеет, раз на медведя ходил.

Фросин производит благоприятное впечатление, но слишком амбициозен, обидчив. Таит зло на начальника экспедиции. Тот срезал его диссертацию. Но какое отношение это имеет к делу Холодова? Никакого…. И всё-таки надо к нему присмотреться! А у него больше всех возможностей избавиться от рабочего: никто не контролирует его уходы и приходы. Мотив? Может, видел Холодов что-то, слышал….

Двигун скрытен, неразговорчив. Информацию о нём привезёт участковый Кузьмин. На факторию должен прийти пакет из прокуратуры на имя следователя Черкашина. Информация не только о Двигуне — обо всех более-менее контактирующих с Холодовым.

Да, завтра надо прочесать близлежащую тайгу. Никто ведь по-настоящему и не искал. Скорее всего, походили, покричали….. А сегодня вечерком по охотникам пройти надо, побеседовать. У них глаза зоркие, может, и заметили чего. Сами на контакт с органами не пойдут — это Черкашин знал по своему опыту. А дня через два и участковый Кузьмин должен появиться. Как он там?

В палатку заглянул рабочий:

— Вас там завхоз к себе зовёт, по рации что-то есть!

Голова скрылась. Черкашин накинул штормовку, что ещё загодя ему выделил Зубов. Что там? Скорее всего, из районной прокуратуры….

На связи, действительно, был районный прокурор. Он сообщил, что присланные из краевой прокуратуры документы отправлены с нарочным на факторию майору Кузьмину.

Так же поинтересовался ходом расследования. Услышав, что Черкашин пока собирает информацию, разочарованно повесил трубку.

«Ладно, хоть не азбука Морзе!» — усмехнулся следователь.

Вспомнилась информация про «законсервированного» агента. Ходит, поди, рядом, видит его и посмеивается. Этим агентом может оказаться любой, на которого и подумать-то никогда не сможешь. Тот же Зубов! Притих после отлёта Волошина, не покрикивает на рабочих, не суетится. Возможно, и вправду агент, но только волошинский!

Может, из геологов кто…. Нет, не из геологов — они второй сезон работают, а агент здесь давно живёт, за своего среди местных. Вот и получается, либо кто-то из промысловиков, либо кто-то….

Черкашина, как шарахнуло по голове: Уварова что ли?!

Часть 5. И НЕТ КОНЦА ТАЁЖНЫМ ТРОПАМ

С утра Черкашин обошёл промысловиков.

— Отчего же не помочь следствию? Поможем! — скорее для себя говорил Сорокин, охотник местной заготконторы, собирая панягу, рюкзак с особым каркасом для удобной переноски груза, — На сколько идём?

— Сутки, максимум двое! Фёдор…. Отчества не знаю, — Черкашин помедлил, — Помните этого рабочего? Ну, Холодова?

— Так, шапочное знакомство. Сашка с Антоном подтянуться?

— Да, я их предупредил.

Сашка с Антоном — это местные промысловики Нефёдов и Старостин.

— А что вы все по домам сидите? Ягода ведь… — Черкашин внимательно всмотрелся в лицо Сорокина.

— Себе дороже, Николай Иванович! Не дай бог что, затаскают потом по органам! Только… ходил я в тайгу. Не хотел говорить, да всё-равно ведь узнаете…. Аккурат в тот день, когда парнишка этот пропал.

— Да? — удивился Черкашин.

— И непросто ходил… — охотник замялся, — Я его на тот берег перевёз.

— Ну-ка, ну-ка….

Следователь почувствовал, что наметился первый след, первая ниточка.

Сорокин походил немного, присел возле Черкашина:

— Я домой возвращался, полный горбовик брусники набрал. Ягода у нас на другом берегу: там и поляны побольше, и ягода покрупнее. А он как раз по этому берегу шёл.

— В сторону Тумбенчи?

— Да. И ещё рюкзак у него был. Тяжёлый. Я думаю килограммов на пятнадцать — очень уж тяжело он его поднимал!

— А дальше?

— Увидел меня, рукой помахал. Перевези, говорит, на ту сторону. А зачем на ту, спрашиваю, здесь и тропа до шиверы, до перекатов то есть, набита. А там тайга сплошная, ни троп, ни людей. Не дай бог заблудишься — пиши, пропало! Он усмехнулся небрежно так. Думаю, опытного таёжника из себя воображает. Раз хочешь, поехали! Вот и перевёз….

— Да….

Подошли Нефёдов со Старостиным.

— Мужики, — обратился к промысловикам следователь, — Вы люди таёжные, места эти знаете. Мог Холодов уйти по тому берегу до Тумбенчи?

Черкашин вспомнил, что с вопросом по поводу рюкзака, обращался к завхозу Зубову. Тот недолго подумал и отвёл глаза:

— Дал ему банки три тушёнки, сигарет десять пачек.

— Только ли? Не договариваете что-то, товарищ завхоз! Говорите, всё-равно ведь узнаю!

— Ну, спирта ещё фляжку…. Спиртом у нас начальник отряда распоряжается, так, на всякие нужды. А его не было как раз, сами знаете. Вот я и выделил ему немного….

— И всё?

— Да! — Зубов сделал задумчивое лицо, — Да, всё, вроде.

Вопрос о том, зачем к нему заходила в тот день Уварова, Черкашин задавать не стал. Решил каким-нибудь образом свести их вместе, посмотреть на реакцию внезапной встречи.

Охотники стояли на берегу, то поглядывая на небо, то на Черкашина:

— Выходить пора, товарищ следователь!

— Так мог или не мог? — повторил вопрос Черкашин.

— Если мест этих не знает, то вряд ли! — Старостин повернулся к Нефёдову, — Так, Саня?

— Да, не мог! Мы-то, бывает, плутаем иногда, а уж пришлый….

— Значит, заблудился? А если вдоль берега пошёл?

— Не пройдёт, Иваныч! — подтвердил Сорокин, — Никак не пройдёт! Здесь до шиверы столбы да быки, так что берегом не получится. А чуть в тайгу свернул, считай, плутать без тропы начнёт, как пить дать!

— Что за столбы, что за быки?

— Столбами у нас большие камни зовут. Ветер ли, дожди — всё со временем оседает, водой уносится, а столбы остаются. А быками скалы по берегу называются. Уж извините, объяснил, как мог! — поправил винтовку Нефёдов.

— Ясно. Выходим, мужики!

На противоположном берегу, действительно, начиналась непроходимая тайга. Зачем сюда пошёл Холодов, что ему здесь нужно было? Черкашину даже стало неуютно.

Они на сколько смогли, вытянули лодку на берег. На всякий случай Сорокин ещё и привязал её бечевкой к стволу упавшей лиственницы.

— Откуда начнём? — уточнил следователь.

— Отсюда и начнём. Я с Иванычем, а вы, парни, давайте по округе. У тебя, Антоха, кажется зимовье в этих краях? — спросил Сорокин Старостина.

— Есть, года три как поставил. Километрах в десяти, — подтвердил тот.

— Что ж, в таком радиусе и действуем! — решил следователь.

— Встречаемся завтра вечером у лодки. Без опозданий, мужики. Да, если найдёте что — выстрел! — Сорокин пожал руки охотникам, — Пошли, Иваныч!

Они пробирались через завалы валежника. Черкашин спотыкался, на чём свет костерил цепляющиеся ветки, то и дело смахивая липкий пот, который вперемежку с комарами и мошкой, непременно попадал то в глаза, то на пересохшие губы. «Дета» не помогала, даже усиливала жжение на краснеющей коже. Что это за средство такое, на которое насекомые не обращают внимание?! Ненужный накомарник, в котором невозможно было дышать, покоился в рюкзаке, среди двух банок тушёнки, пачки индийского чая и тетрадки, в которую Черкашин заносил все свои мысли и версии расследования.

— Не заблудимся? — зачем-то спросил он Сорокина.

— Обижаешь, Иваныч! — тот остановился, — Знаешь, как отец учил меня в тайге выживать? Присядь, отдохнём немного!

— Ну, и как? — Черкашин даже обрадовался этой короткой минуте отдыха.

— Выводил меня в тайгу, давал в руки «мелкашку», винтовочку такую с маленькими пульками, а потом вдруг исчезал, как и не было его! Я, естественно, в крик, потом в рёв, а что толку? Тишина в ответ, только гнус вокруг гудит. Вот потом и начинаешь соображать, как к дому выходить, вспоминать, что старики меж собой говорили. Это я потом начал все услышанные полезные советы в голову свою откладывать!

— А что отец?

— А отец всегда рядом находился, кружил вокруг меня, да не показывался. Испытывал, значит! Ну, и охранял, естественно. Только я всего этого не знал! Доходило до того, что по трое суток плутал, а ведь лет-то было! Десять, одиннадцать….

— Выходил?

— Выходил, а как же! Вот с тех пор и охотничаю!

— Да, воспитание тут у вас! — Черкашин даже поёжился, представив одинокого мальчонку в этих дебрях.

— Так что, Николай Иваныч, если человек этих мест не знает — не выживет! Даже если на зимовье какое наткнется, то сколько он там проживёт? Запасов дня на три, четыре, а потом? Ну, ягода ещё…. Сколько на ягоде протянешь? А вода? Если не знаешь где родник, кранты! Нет, не думаю…. Две недели прошло. У меня зимовье в стороне от перекатов, дня четыре ходу отсюда. Вряд ли он на него вышел. У Сашки Нефёдова и того дальше. Вот и получается, если нет его в Антохином зимовье, то всё, крышка! Будем труп искать, ты уж извини за прямоту!

— Да, уж…. — вздохнул Черкашин, — Как думаешь, друзья твои всё как надо осмотрят?

— Не обижай, они охотники от бога! Соринку найдут, если надо. Это я так, к слову, чтоб не сомневался.

— Извини, если обидел!

Солнце садилось за пихтовые макушки, а они всё шли. Сорокин шёл одному ему известным маршрутом, то сворачивая влево, то забирая вправо, и Черкашин чувствовал, что давно уже потерял ориентир и совсем не понимал, где находится река с привязанной на берегу лодкой. Иногда промысловик припадал на колено и, подняв вверх руку, долго вслушивался в шелест тайги. Потом поднимался, снова слушал, вглядываясь сквозь кустарник.

Где-то закричала птица, и понеслось эхо по таёжной шири — от дерева к дереву, от сопки к сопке, потом между ними, а там и до самого берега реки Нидукан.

— Знаешь, Иваныч, есть такая птица в тайге, сойкой называется. Так вот, на любое движение она крик поднимает, и как бы далеко ты не находился, всё равно поймёшь — идёт кто-то! Человек ли, зверь какой…. Слышал сейчас?

Черкашин не ответил. Измождённый духотой и бесконечной ходьбой, он только кивнул головой и прислонился к дереву.

— Э, да ты совсем сдал, товарищ следователь! — Сорокин потрогал пальцами лицо Черкашина, — Вон и лицо в кровь разодрал, как это я не заметил! Всё, здесь ночуем, потому что пара непройденных километров, думаю, погоды не сделают!

Черкашин лежал на лапнике, повернувшись лицом к костру, и наблюдал, как Сорокин готовил бесхитростный ужин, пристроив к огню две банки тушёнки. На наскоро смастерённом таганке закипал чай, но совсем не хотелось шевелиться. Долго бы ты протянул, следователь, окажись один в такой ситуации? Ведь даже воды с собой неудосужился взять, а вот он взял, и не на себя одного! Понятно — он охотник, у него каждый день на такой же похож, как сегодня. А всё-таки, смог бы? Нет, не смог бы, потому что будь за плечами пятнадцатикилограммовый рюкзак, выдохся бы ты, Николай Иванович, после первых же километров, как пить дать! А Холодов? Да, он моложе, и опыт у него таёжный, но только местность для него незнакомая, а, значит, все его преимущества наполовину списываются!

Парня, понятно, в живых уже нет, а жаль! Что в рюкзаке нёс, куда? Предположим, золото. Пятнадцать килограммов — это целое состояние. Ну, и статья, соответственно, расстрельная. Куда направлялся? На факторию? Если туда, тогда встречать его должны были. Почему бы и нет? Такая курьерская ниточка: добытчик — курьер — второй курьер, скорее всего на лодке — фактория Килокан. А дальше снова цепочка на Туру и Большую землю! А что, вполне логично. Э, братцы, тут целый синдикат!

— Иваныч, давай есть, а то в животе давно урчит! — позвал Сорокин.

— Давай, Фёдор, давай! Ты извини — разморило что-то….

— Это с непривычки. Да и зачем следователю такая привычка?

— Да, уж… — вздохнул Черкашин.

Они поели. Совсем стемнело и как-то незаметно похолодало. Черкашин натянул под штормовку вязаный свитер, который подарила жена ещё на его сорокалетие, и снова улёгся на пушистые пихтовые ветки, на всякий случай накрыв лицо накомарником.

Сорокин остался у костра, ждал, пока угаснут ещё тлеющие угли, и думал о чём-то своём.

К Черкашину опять вернулась мысль о «золотой» цепочке. Ведь должна же быть какая-то связь! Должны же они передавать, например, о том, что груз готов к отправке? Должны! Дата, время? Или настолько всё отлажено, что перебоев не бывает? Нет, такого не может быть. Значит, рация!

Геологи, метеостанция, заготконтора. Другой связи в Понырях нет. И вертолёт раз в месяц! А почему бы нет? Хотя, тут сложности в доставке — лишние глаза, лишние волнения! Нет, вертолёт отпадает.

У геологов Фросин и Зубов, на метеостанции Уварова и Соловьёв, в заготконторе Двигун. Кто-то из этих пятерых и выходит на связь, когда нужно переправить металл на Землю!

Но самое важное сейчас другое: место, где происходит та самая добыча песка, возможно, и его переплавка в небольшие слитки. Вот и получается, что есть ещё люди, о которых пока ничего неизвестно. Это, так сказать исток, начало ручейка, по которому течёт драгоценный металл мимо закромов государственной казны.

Мысли стали путаться, и Черкашин почувствовал, что засыпает. Только ему теперь казалось, что ниточку, которую он искал все эти дни, всё-таки нащупал….

Часть 6. КОМАНДА

Поиски, как и ожидал Черкашин, результатов не принесли. Словно в воду канул Холодов. Если и были изначально какие следы на берегу, то влага и ветер сделали своё дело.

Вернулись вчера под вечер. Искусанное мошкой тело зудело, а ноги, непривычные к такой долгой ходьбе, отказывались повиноваться. Охотники посмеивались, конечно, но Черкашин на них не обижался: каждый выполнял свою работу.

Сегодня должен вернуться Кузьмин, доставить документы.

Черкашин попытался сесть на раскладушке и ойкнул. Вот, зараза, совсем на квашню стал похож! Ну, ты даёшь, Николай Иванович! Дотянулся до тумбочки, взял термосок. Чай почти остыл, но по жилам побежала живительная влага.

Так, что ты упустил, Николай? Уварова заходила в палатку завхоза? Заходила! Надо узнать зачем. Если она коллега, то пора раскрываться. Теперь Соловьёв…. Информации пока по нему «ноль» — Уварова как-то умело увела разговор в сторону. По геологам…. Геолога Самсонова он так и не видел, тот сидел на своём участке и занимался какой-то «важной» работой. Какой? Что это за работа такая, от которой нельзя оторваться, зная, что пропал человек, и в Понырях работает следователь?

Обязательно завтра же надо отправиться к местам работ Самсонова и Демидова. Тем более, насколько знал Черкашин, это не так далеко.

Он вспомнил таёжную прогулку и чуть не взвыл. Опять!

Снова лёг на раскладушку и почти задремал, но где-то вдалеке послышался шум лодочного мотора. Ну, вот и Кузьмин!

Майор радостно заулыбался, увидев выскочившего на берег Черкашина:

— Добрый день, Николай Иванович!

— Привет, привет, друг мой сердечный! — Черкашин пожал руку участковому.

— Заждался, поди? — довольный встречей Кузьмин протянул толстую папку, скрепленную сургучовой печатью, — Нам такие не присылают, всё больше на одном листочке!

— Сейчас место тебе в моей палатке оборудуем, чайник поставим! Да, как он? — Черкашин кивнул на Двигуна, который, привязав лодку, стоял растерянно на берегу, не зная, что делать дальше.

— Нормально! — Кузьмин обернулся к Двигуну, — Домой давай, Матвей Егорыч! И спасибо!

Двигун махнул рукой, взгромоздил на плечо лодочный мотор и побрёл по тропинке к заготконторе.

«Сотруднику Комитета Государственной Безопасности майору Черкашину. Предоставленная информация является совершенно секретной и подлежит уничтожению сразу после ознакомления.

Предлагаем использовать участкового Кузьмина в качестве помощника, предварительно оформив расписку о неразглашении. В расследовании разрешается использовать агента, поскольку дальнейшее его пребывание на участке считаем нецелесообразным. Данные на всех лиц, прямо или косвенно связанных с окружением Холодова, прилагаются.

Начальник отдела НДОДМ краевого КГБ подполковник Вельяминов».

— На, Сергей, подписывай! — Черкашин подвинул листок Кузьмину, и внезапно подумал, что впервые назвал участкового по имени, — Не удивляйся, Сергей Макарыч, все данные здесь! — следователь похлопал по папке.

— Что это?

— Расписка о неразглашении….

Они просидели до самой ночи. Узнав о настоящем задании Черкашина, Кузьмин довольный ходил по палатке и хитро посматривал на товарища:

— Я ведь раскусил тебя сразу, Николай Иванович! Помнишь наш разговор?

— Помню. Считай это моей промашкой! А теперь давай думать, товарищ майор, думать! — перешёл на другую тему Черкашин.

То, что на перекатах появилось новое зимовье, наводило на определённые мысли. Скорее всего, перевалочная база. Почему на «быке»? Обзор, товарищи, обзор! Это ж на километры по обе стороны реки!

Вот туда-то и отправился рабочий Холодов, загруженный « под завязку» драгметаллом. Где грузился? На данный момент этот вопрос являлся самым актуальным.

Зубов? Прикинувшись этаким добрячком, довольно легко добиться того, чтобы тебя воспринимали за своего. Вполне подходит на роль «кладовщика», коим, по сути, и являлся официально. Ай да Валерий Павлович!

Теперь нужно было найти своего агента. Черкашин понимал, что тот уже получил информацию о своей «расконсервации» и постарается выйти на следователя.

Утром Кузьмин в сопровождении рабочего отправился на участок геолога Самсонова. Скрытный какой-то товарищ, подозрительный! За всё время расследования ни разу не появился на базе, да и Фросин с Зубовым дали о нём довольно скудную информацию.

Из документов, полученных Черкашиным, следовало, что Самсонов в экспедиции работает с самого начало её основания, очень держится за Сыртынский участок, не доверяя разведку никому. Информации о каком-либо нарушении закона в предыдущие годы нет.

Сам же Черкашин решил заняться Уваровой. Но не дошёл. Его окликнул один из промысловиков.

— Сорокин? — прикрывая глаза от солнца, удивился майор.

— Он самый, Николай Иванович! Да не смотрите на меня так, показать кое-что хочу. Давайте ко мне зайдём, всё поймёте!

— Что-то пусто у Вас, — сказал Черкашин, едва переступив порог дома охотника, — Есть же, насколько я знаю, жена, дети….

— А, Вы про это…. — усмехнулся Сорокин, — Жена ещё до Вашего приезда к детям уехала. Лето ведь! Они у родителей в Новосибирске.

— Понятно…. Так что там у Вас?

— А хотите кофе? У меня настоящий, растворимый! Здесь все чай пьют, а я кофе люблю. Так как?

— Давайте! — согласился Черкашин.

Сорокин ушёл на кухню, а майор обвёл взглядом комнату. Пара картин неизвестных художников, тяжёлый некрашеный стол, большая русская печь, сложенная, вероятно, уже очень давно. Интересно, как тогда кирпич завозили? Какое-то несоответствие. Вроде, и ничего лишнего, а что-то упрямо лезло прямо в глаза, чего Черкашин ещё не видел. Ружьё! Ну, конечно, ружьё! У всех, кого посетил майор, на стенах висели карабины и ружья. Здесь ружья не было! Как же так получилось, что в этом доме он в первый раз?

— Давно в промысловиках? — крикнул Сорокину майор, но тот уже появился в дверях, неся две чашечки с кофе.

— А что Вы слышали о Золотом Дялунче? — вопросом на вопрос поинтересовался Сорокин, присаживаясь возле майора.

Что?!

— Только то, что все знают, — автоматически ответил ещё ничего не понимающий Черкашин.

Быть такого не может!

— И верите, что он существует?

Отпали последние сомнения, и майор с облегчением вздохнул:

— Не все легенды сказка….

— Слава богу, Николай Иванович, а то я давно уже по-человечески не разговаривал! — Сорокин дружески похлопал Черкашина по плечу, — Пейте кофе, пейте! А я пока представлюсь: майор Сорокин Фёдор Александрович, кадровый сотрудник конторы, в настоящее время прикомандирован к Вашей группе до окончания операции. И ещё, Николай Иванович, может, на «ты»?

— Согласен! — Черкашин отхлебнул удивительно ароматный кофе, — Можешь! — кивнул на чашку.

— А, это так, что-то вроде хобби!

— А жена, дети?

— Жена для прикрытия, тоже из наших. Детей, сам понимаешь, никто не видел. Живу здесь шесть лет, всячески отговариваюсь: то к родителям отправил, то в интернат. Как попал сюда в связи с «пушным делом», так пока и обосновался.

— Связь?

— Аккурат под тобой люк в подпол. Там и рация.

— Умно! — Черкашин поднялся, — Слушай, я Кузьмина на Сыртынский участок отправил….

— Лишь бы отсебятину не начал!

Со слов Сорокина выходило, что Самсонов и являлся главным лицом по незаконной добыче. Конкретной информации нет, иначе в конторе давно бы прикрыли этот канал, но очень уж всё указывало на это.

— Покружился я там пару раз, — Сорокин зачем-то перевернул пустую чашку, — Вроде бы, ничего подозрительного, работают и работают, шурфы бьют, но только у меня сложилось такое впечатление, что есть там и второй участок. Это чуть повыше по ручью. Давай проверим обязательно! Интуицией почувствовал присутствие посторонних людей, тех, о которых мы ничего не знаем!

Черкашин поделился своими соображениями, что почти полностью совпало с выводами Сорокина.

— Слушай, — Сорокин улыбнулся от внезапно пришедшей мысли, — У нас какая-то интересная команда образовалась! Я майор, ты майор, Кузьмин майор…. Майорская группа какая-то!

Конец ознакомительного фрагмента.