Вошедшие в ковчег

Кобо Абэ, 1964

Кобо Абэ – один из самых блистательных писателей Японии, звезда послевоенного японского авангарда; по оценке другого известного японского автора Кэндзабуро Оэ, он – крупнейший писатель за всю историю литературы. Книги Кобо Абэ читают по всему миру, по ним снимают фильмы и ставят спектакли. Продолжатель традиций Достоевского, Эдгара Аллана По, Франца Кафки и Альберто Моравиа, предтеча Харуки Мураками, в каждом своем романе он творит сюрреалистическую реальность, которая переформатирует читательскую картину мира, искажает – или проясняет – читательские призмы восприятия и всякий раз совершенно ошеломляет. Его роман «Вошедшие в ковчег» – гротескная история о людях в преддверии апокалиптической катастрофы, о паранойе и одиночестве, надежде на спасение и невозможности спастись.

7

Ловушки и унитаз

— Опередили. Зря я предлагал пари.

Продавец насекомых говорил шепотом, отирая полой рубахи пот с подбородка. Оголилась белая грудь, на животе виднелось багровое родимое пятно величиной с ладонь.

— Сами же говорили, что я превышаю необходимую оборону.

— Но действительно ли это зазывала со своей подругой? Никто другой не мог сюда попасть?

— Да бросьте вы. Ключа больше ни у кого нет.

— Машины я тоже нигде не видел, к тому же не могу представить себе, как они отыскали кратчайший путь, пользуясь только планом.

— Может быть, приехали электричкой-экспрессом?

— Какой еще электричкой?

— Если им удалось сразу же сесть на экспресс, то они, безусловно, могли опередить нас. Потушите фонарь.

Дверь — из толстого, сантиметрового, железа, тяжелая, и на петли приходится большая нагрузка. Поэтому, когда открываешь ее, она немного перекашивается. Нужно потянуть на себя, чуть приподнять и надавить сбоку, тогда дверь открывается легко, без скрипа. Я прислушался. Звуки, похожие на рокот волн, на шум в морской раковине, на звон падающих капель… слишком тихо. Я распахнул дверь и попал в тамбур, пол которого устлан криптомериевыми досками. Ухватившись за мой пояс, продавец насекомых шел сзади. Если вход в ковчег считать трапом, то место, где мы очутились теперь, следовало бы назвать не тамбуром, а люком. Мы оказались на площадке лестницы, ведущей вниз, в трюм. Запах сырости и плесени, полная тьма. Ни шороха, ни звука. Куда же подевались взломщики? Меня охватило тяжелое предчувствие.

Я не предупредил еще продавца насекомых, что по всему кораблю установлены устройства против непрошеных гостей. Например, сама лестница, ведущая в трюм, уже таит в себе опасность. На первый взгляд в ней не заметно ничего необычного, но ступеньки с четвертой по седьмую представляют собой коварные ловушки. С одного края они держатся на петлях, снабженных пружинами, а с другого — могут свободно подниматься и опускаться — стоит встать на ступеньку, как нога моментально соскальзывает. Донизу метров семь, и, упав с лестницы, ничего не стоит разбиться насмерть. Поэтому следует пользоваться приставной лестницей, находящейся чуть дальше. Но предположим, это препятствие удалось благополучно преодолеть. Тогда вторгшегося ждет еще одна лестница, ведущая на мостик (так я окрестил возвышение, напоминающее балкон, хотя на самом деле это моя каюта — каюта капитана, как ее следовало бы называть). Стоит поставить ногу на ступеньку, не нажав предварительно кнопку отключения системы, как выстреливает ракета фейерверка. Достаточно дотронуться до ящика письменного стола, как бьет струя газа из баллончика аэрозоля против насекомых. Запретен для чужого глаза и дневник. Если не в меру любопытный вознамерится заглянуть в него, взявшись за закладку, в ту же секунду сработает инфракрасная сигнальная система, и шпиона засыплет осколками стекла. Я натолок его из старых электрических лампочек, каждый кусочек тоньше слюды и острее бритвы. Впившись в волосы, осколки застрянут в них так прочно, что никакой щеткой не вычесать, а попытка помыть голову кончится тяжелыми порезами.

Всерьез я не предполагал, что мне придется прибегнуть к этим крайним средствам. Я жил в ощущении полной безопасности и спокойно ждал того момента, когда экипаж взойдет на корабль. Все началось с портативного универсального станка австрийского производства, купленного мной для изготовления замков с кодом. Прежде всего я выточил крохотные винтики для закрепления дужек на очках. Потом починил авторучку, сделал разные детали к старому фотоаппарату. Я все отремонтировал, изготовил кое-какие нужные вещи. Самой выдающейся моей работой было автоматическое духовое ружье. Причем необычное. По внешнему виду оно напоминало зонт, только спицы потолще. К сожалению, не нашлось места для установки прицела. Поэтому ружье можно было использовать лишь при стрельбе с близкого расстояния, и прямому назначению — я сделал его для истребления крыс — оно не отвечало. Но служить зонтом могло вполне. Если бы я стал продавать ружье на крыше универмага, его бы оценили гораздо выше, чем ту водяную пушку.

Могут ли меня привлечь к ответственности, если кто-то из вторгшихся получит ранение?

Через две, а может быть, через двадцать секунд стальная дверь под собственной тяжестью закрылась, издав глухой звук. Продавец насекомых включил карманный фонарик. Но свет был слишком слаб. Образуя крохотный конус, он тут же растворялся, лишь подчеркивая непроглядную тьму, простирающуюся на двадцать два метра в длину, тридцать один в ширину и восемнадцать в высоту. Продавец насекомых крикнул в эту тьму:

— Есть здесь кто-нибудь?

— Конечно есть, — донесся подхваченный эхом голос, и нам в лицо ударил яркий луч большого фонаря. — Долго же пришлось вас ждать. Включите скорее свет!

Голос зазывалы — ошибиться было невозможно. В нем слышалась напускная веселость, но в то же время чувствовался и неприкрытый вызов. Потом раздался голос женщины:

— Больно… ой как больно…

Судя по тому, как она произнесла эти слова, видимо, ничего страшного не произошло. Поняв, что их жизнь вне опасности, я вздохнул с облегчением. Следовавший за мной продавец насекомых, точно наткнувшись на тьму, упал. И в тот же миг луч слабого фонарика, освещавший пол, исчез, поглощенный мраком.

— За перила-то хоть можно держаться, не опасно? — спросил хрипло продавец и, откашлявшись, продолжал уже нормальным голосом: — Так, значит, это вы? Все-таки добрались.

— О, это же Комоя-сан. — Голос женщины прозвучал бодро. Но зазывала, видимо, тут же одернул ее, и она снова жалобно вскрикнула: — Больно же, больно…

— Пролезли все-таки. Даже собаки им нипочем, — возмутился продавец насекомых.

Из темноты, черневшей за пляшущим светом фонаря, послышалось в ответ:

— Ничего себе приветствие. Скажите лучше, зачем вы-то пожаловали сюда! Лицезреть вашу физиономию не доставляет нам никакого удовольствия.

Судя по тону, было непохоже, что у них лишь шапочное знакомство. Продавец насекомых что-то скрывал о своих отношениях с зазывалой и его подругой.

— Ишь как он заговорил! Да вы просто воры — украли билет на корабль, — продолжал кипятиться продавец.

— Не будем ссориться. Все должно идти своим чередом. Нам пришлось немало поплутать, пока добрались сюда.

— Но все-таки добрались. Какое счастье, — съехидничал я.

— Если нужно заплатить за вход, мы не возражаем, — сказал зазывала.

— Нужна не плата, а соответствующие данные! — прикрикнул на него продавец насекомых.

— Вас, Комоя-сан, не спрашивают, так что не вмешивайтесь.

— Как это для вас ни прискорбно, меня совершенно официально нанял капитан этого корабля.

Мне понравилось, что он так представил меня. Неужели продавец насекомых действительно на моей стороне?

— Капитан?.. Вот это да! Продает билеты на корабль — и уже капитан.

— Да, капитан. — В создавшихся обстоятельствах следовало твердо обозначить свою позицию. — Это особый корабль, и требования к экипажу предъявляются особые.

— Какими же, интересно, данными обладает Комоя-сан? — Женщина говорила с издевкой, растягивая слова. — Ой, больно!..

— Необходимыми для выполнения функций начальника штаба и одновременно телохранителя. В самом деле больно?

— Конечно больно!

В разговор вмешался зазывала и затараторил писклявым голосом:

— Вы меня удивляете. Какой из Комоя-сан телохранитель, да он в жизни с этим не справится. Если вам действительно нужна охрана, проверьте, на что способен я, очень прошу вас. И сил у меня достаточно — если нужно будет с кем-то схватиться, я не отступлю ни на шаг, буду драться до конца.

— Продолжите спор, когда включат свет. Как вам не стыдно бросить пострадавшую на произвол судьбы… больно, — захныкала женщина.

— Да, нужно поскорей зажечь свет, — поддакнул зазывала, — похоже, девочка вывихнула ногу.

В том, что он назвал ее девочкой, было нечто странное, но в то же время и целомудренное. Не исключено, конечно, что он зовет ее так всегда, но в то же время создавалось впечатление, будто они друг другу чужие. Во всяком случае, он добился того, что угасавшее во мне желание вновь вспыхнуло огнем. А вдруг он назвал ее так в расчете поймать форель на живца?

— Пальцы на ноге ничего не чувствуют — может, перелом?

— Ступеньки на этой чертовой лестнице прогнили. Я тоже спину ушиб. Вы, я вижу, собираетесь спускаться. Осторожнее, а то свалитесь и все кости переломаете.

Что ж, ладно, решил я. Обратно их теперь не выставишь, так что выполню просьбу — включу свет. Выключатель — лучевое устройство дистанционного управления — висел у меня на брючном ремне. Я нащупал пальцем пять кнопок, расположенных одна под другой, слегка нажал на верхнюю и сдвинул ее вправо. Сразу же вспыхнули пятьдесят шесть ламп дневного света. Я проделывал это не однажды и всякий раз испытывал волнение. Бескрайнее ночное небо без звезд или крохотное пространство под натянутым на голову одеялом — в обоих случаях тьма одна и та же. Темнота сама по себе не имеет размеров. Может быть, поэтому предметы, когда их представляешь себе во мраке, как бы сжимаются, воспринимаются меньшими, чем они есть на самом деле. Люди превращаются в лилипутов, лес — в карликовую рощу. Вот почему, когда передо мной неожиданно появляется во всей своей необозримости моя каменоломня, я всякий раз испытываю шок, словно на голову обрушилась сорвавшаяся с горы огромная глыба. С точно таким же ощущением я рассматриваю стереоскопические аэрофотоснимки.

Бескрайнее голубоватое пространство. Ступенчатые, точно нарезанные ножом, огромные стены. Все в продольных и поперечных следах от электрической пилы, напоминающих следы от расчески. Стены не выглядели прямоугольными, они, казалось, искривлялись к середине, видимо, потому, что туда не доходил свет ламп. Стоило начать вглядываться в отдельные детали, как те сразу же сжимались и становились крохотными. Тридцать две металлические бочки в правом углу трюма выглядели чешуйками карася, зазывала, рассеянно смотревший в потолок, казался величиной с большой палец. Женщина, ростом с мизинец, сидела на корточках у его ног, охватив колени, и тоже блуждала взглядом по потолку. Одеты они были так же, как в универмаге. Только волосы у женщины стали короче. Похоже, это был уже не парик, а ее собственные.

— Поразительно. — У продавца насекомых, кажется, перехватило дыхание. Он стоял на лестничной площадке, прислонившись к стене — наверное, боялся высоты. — Я даже представить себе не мог, что здесь такое огромное помещение. Ничуть не меньше крытого стадиона. Пять теннисных кортов можно разместить.

— Учтите, что это лишь небольшая часть каменоломни. — Я наслаждался, видя, как поражены эти трое. — По моим самым грубым подсчетам, таких помещений здесь по меньшей мере восемнадцать. Видите вон там справа, за металлическими бочками, между опорой и стеной, узкую щель? Это проход. Он ведет в соседний трюм. Слева вверху на балконе выдолблена большая ниша. Это моя каюта, из нее тоже есть лаз в соседний трюм, — в общем, весь корабль напоминает громадные пчелиные соты…

— А это что такое? — Зазывала кивнул в сторону левой стены. Пальцем он не указал, но взгляд его был прикован к сверкавшему белизной предмету.

— Унитаз.

— Унитаз? Обычный унитаз?

— Да, но несколько другой формы, рассчитанный на большой напор воды.

— Но как можно пользоваться туалетом, если он не огорожен?

Женщина хлопнула в ладоши:

— Как здорово здесь разносится звук!

— Надо попробовать спеть, хорошо, наверное, получится. — Продавец насекомых, откинувшись назад, прислушивался к эху.

— Позвольте нам заплатить за билет. Все стоит денег. Проезд на дармовщинку не в наших правилах. Давайте обсудим этот вопрос, вы назначите справедливую цену, и мы с удовольствием заплатим. — Словно колдун, зазывала послюнил три пальца и приложил их ко лбу. Потом, будто вспомнив, прибавил: — Комоя-сан, пока не забыл, вы еще не расплатились с нами за стимулирование торговли.

Сделав вид, что ничего не слышит, продавец насекомых внимательно разглядывал лестницу.

— Вроде не трухлявая, крепкая.

Я схватил его за локоть, оттащил назад.

— Осторожно, там ловушка. Спускаться нужно здесь…

Настоящая лестница стояла в глубине совершенно вертикально, и ее можно было по ошибке принять за опору. Я стал спускаться первым и тут же раскаялся, что не пропустил вперед продавца, но было уже поздно. Топая каблуками, к лестнице подскочил зазывала и, вцепившись в нее, начал раскачивать.

— Вот оно что?! Знали ведь, что опасно, а нас заранее не предупредили! По вашей милости девочка пострадала.

Положение незавидное. Он что, собирается драться? Но демонстрировать слабость нельзя.

— Я не обязан предупреждать. Виноват не я, а те, кто без всякого приглашения незаконно сюда вторгся.

Стоя на самом верху лестницы, продавец насекомых смотрел вниз, оскалив острые крысиные зубы.

— Перестань, ссора никому пользы не принесет — ни вам, ни нам.

— Это не просто ссора. Что за слова: «никому пользы не принесет»? Неповиновение капитану равносильно бунту, — возмутился я.

— Ну зачем же вы так? — Зазывала продолжал раскачивать лестницу. — Просто я хочу помочь человеку спуститься. Достаточно того, что пострадали мы, я бы никогда не простил себе, если бы по моей вине зашибся Капитан.

Послышался шепот женщины:

— Эти стены и вправду голубые? Или только кажутся такими?

Она сидела посреди огромной каменоломни, обхватив руками поднятое колено; ее фигурка резко выделялась, как консервная банка, брошенная на зеленую траву футбольного поля. Хорошо ли, что она сидит на камнях, — ведь так можно застудить спину, подумал я. Очень жаль, если женщина действительно повредила ногу, но до чего же призывно поднято это колено!

— В самом деле голубые. Потому-то этот камень и называют водяным. Никогда не слыхали? Если его отшлифовать, он заблестит, как мрамор. Но не долговечен. Со временем высыхает и начинает крошиться.

Зазывала наконец отпустил лестницу и, отступив на три шага, застыл в выжидательной позе. Продавец насекомых, спускаясь за мной следом, окликнул женщину:

— Все в порядке? Уже не болит?

— Еще как болит.

Ноги продавца насекомых стояли уже чуть ли не у меня на голове. Оставалось три ступеньки, и я не раздумывая спрыгнул вниз. Удар пронзил колени тысячью игл, я чуть было не упал, но зазывала поддержал меня. Продавец насекомых, проходя мимо, со смехом стукнул меня по плечу и направился прямо к женщине.

— Ну как, может, отвезти к врачу?

— Не надо.

— На улице стоит джип.

— Нет, это слишком сложно, — раздраженно перебил зазывала. — Подняться по лестнице, потом болтаться на веревке — ей теперь с этим не справиться.

— Я бы отнес ее на спине. Если перелом, нужно оказать помощь как можно скорее.

— Что вы чепуху мелете. — Зазывала громко хмыкнул, будто в горле у него лопнул воздушный шарик. — Разве вы сможете с человеком на спине подняться по веревке?

— Когда я служил в силах самообороны, меня учили этому. Кроме того, подниматься не нужно, нужно будет спускаться.

— Нет, подниматься! — Зазывала кричал, брызжа слюной, голос его дрожал. — Мы сюда спускались. Значит, на обратном пути нужно подниматься.

— Вы сюда спускались?

Обескураженный, продавец насекомых осуждающе взглянул на меня. Я тоже был растерян.

— Спускались? Откуда?

— Разве не ясно? С верхней дороги.

— С шоссе?

— Не знаю, с верхней дороги.

— Но там же никакой веревки нет.

— Веревка у нас была с собой. — Он нагнулся и поднял лежавшую рядом с лестницей сумку, похожую на фоторепортерскую. — В этой сумке есть все необходимое.

— Зачем это вам?

— Предусмотрительность.

— Здорово. — Продавец насекомых удивленно повертел своей огромной головой. — Вот почему им удалось избежать нападения собак.

— Но как все-таки вы сюда добрались? — не мог успокоиться я.

— Показали водителю такси план, и он нас прямиком довез.

— Водителю? — Я должен сохранять спокойствие, иначе они почувствуют мою неуверенность. — Вы совершили большую глупость. Я как знал — не хотелось мне тогда отдавать билет. Такой человек, как вы, способен свести на нет все мои усилия!

— Ну что вы делаете из мухи слона, я только показал план, вот и все.

— Это-то и плохо!

— Возмущение Капитана справедливо. — Продавец насекомых присел на корточки рядом с женщиной. — Чем меньше людей знает, тем бóльшая доля достается каждому — это всем известно.

Конец ознакомительного фрагмента.