Провинциальное чтиво. Стыд еще никогда не был так привлекателен…

Коба

Займу пару минут вашего времени, но обещаю, что они будут потрачены не зря.Человек — есть память своей эпохи. Его поступки, его слова и взгляды, все в нем тонко и отзывчиво. Во всяком случае, с этого положено начинать всякий жизненный путь. А вот то, во что мы превращаем его с течением времени и есть великое таинство жизни. Ее томительная интрига, ее нетронутая соль

Кофе

В большой когда-то давно квартире завыл звонок. Он ошалело визжал, наполняя парадную до краев, точно клавиша, по случаю которой ему положено было отзываться, лежала на каком-то мягком и ранимом месте. Пышнотелая дама в благородных летах аккуратно засеменила по коридору, так, что вся ее раздавшаяся с годами фигура, казалось, слазит с нее, словно луковые корки. При виде ее часто вкусно пахло и практически всегда хотелось плакать. Женщина, едва дыша и обливаясь потом, протискивалась меж несостоявшейся текстильной фабрики и нестройного ряда старой совковой мебели, от которой все ещё пахло талонами и дешёвым мороженым. Двигаясь в темпе вальса, по крайней мере, как ей самой это казалось, никак не могла взять в толк, до чего же ужасным надо быть человеком, чтоб проявлять такую бесцеремонность. Надо же какую-то совесть иметь, пусть хотя бы самую посредственную. Но отвечать сразу на все звонки, окружающие ее повсеместно, она не могла. Из принципа. Ибо считала это по-женски моветоном. Подойдя, она положила мясистую руку на домофон.

— Кто?

— Я.

— Кто я?

— Да я это, ну хорош.

Тогда ладонь ее сползла несколько ниже на вторую клавишу трубки. Из нее же послышалось два прерывистых одобрительных гудка и шарканье ног. Тяжёлая, с язвенными рыжиками входная дверь игриво вильнула, точно межкомнатная. В подъезде запахло табаком. Спустя несколько минут в квартиру аккуратно постучались. «Значит, не все потеряно», — мелькнуло в голове хозяйки. Она для пущей надёжности взглянула в глазок. Там стоял тощий остистый парень с бурной растительностью на лице. Призма рыбьего глаза, вмещенная в дверной брус, мало-мальски потягивала его вширь, так что оттуда, из-за двери, он казался ничуть не плешив и в целом здоров. Выдавал цвет лица.

Замок со стоном провернулся, дверь не открылась.

— Ну действительно, разве могло быть иначе?.. — Пробубнив себе под нос, гость обреченно провернул рукоять и втиснулся внутрь. В парадной было неловко, как в тамбуре многосоставного поезда. Вадим снял обувь, и если ее надёжнее было оставить как есть, то вот классического кроя пальто вешать было некуда от слова «совсем». И потому он сразу направился в сторону кухни, где уже подходил чайник.

— Чай, кофе, какао? — предложила Лариса Петровна, завидев его и невольно взвизгнув от возмущения.

— Кофе.

— С молоком али без? — продолжала она, покрываясь пунцовым румянцем.

Вадик на мгновение задумался. Кофе с молоком он не пил, как не ел крабов и черной икры. Другое дело, что ему этого никто никогда не предлагал. Он почесал бороду и многозначительно кивнул. Лариса Петровна полезла в холодильник.

Конец ознакомительного фрагмента.