Книга из двух стихов и одиннадцати рассказов

Князь Процент

Стиль рассказов Князя Процента сравнивают с лучшими образцами прозы Тургенева, Чехова, Бунина и вместе с тем – Буковски. Его стихи заставляют вспомнить Шекспира. Поднимаемые им темы – перекличка с Гоголем, Достоевским, Львом Толстым. Возможно ли в столь небольшой книге сочетать, казалось бы, несочетаемое? Убедитесь в этом сами – собравшая сотни отзывов в Интернете «Книга из двух стихов и одиннадцати рассказов» наконец-то издана в печатном виде.

© Князь Процент, 2018

ISBN 978-5-4490-6238-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

После взрывавшегося нестройными песнями, руганью, криками гвалта ярмарки внутри тарантаса казалось по-домашнему уютно. Трофим долго запрягал; наконец, двинулись. Скоро прекратило трясти — мостовая города осталась позади. Ехать было много, и Павлуша запросил:

— Матвеюшка… Матвеюшка, расскажи…

Сдерживая зычный бас, Матвей проворковал:

— Что рассказать, батюшка Пал Максимыч?

— Расскажи… как Бог мир сделал…

Матвей ласково улыбнулся, вздохнул, погладил черную курчавую бороду — Павлуша знал, что это он молится: как и всегда перед тем, как рассказать ему эту историю. С минуту молчали, потом Матвей причмокнул губами и загудел звучным голосом:

— Так-то вот так, батюшка Пал Максимыч. Сначала ничего во всем мире не было, кроме Господа Бога. И Он сперва сделал воду и небо над ней. В небе было пусто, и внизу ни души не было. Все это было в темноте, и Господь сделал так, что днем стало светло, а ночью — нет. Внизу-то все была вода, и Господь сделал землю-матушку. Там все было голо да тихо, и Господь сделал травушку-муравушку и деревьюшки еще сделал. Стало везде зелено, хорошо, как у нас сейчас в садике.

И как на небе не было ни солнышка, ни луны, ни единой звездиночки, то Господь сделал и солнышко, и луну, и звездочки. Солнышко стало днем светить, а ночью спать-почивать — тогда заместо него луна и звездочки светят, нам путь освещают.

И как и в воде, и в небе, и на земле никого еще не было, то Господь сделал рыбок, птичек и зверушек. Стали рыбки в воде плавать, птички стали по небу летать и на деревьюшках щебетать, а зверушки стали на земле жить, резвиться да играть. И все они радовали Господа. И человека Господь сделал. В шесть дней Он сделал мир. Так-то вот так. Ничего не было, и в шесть дней все стало. Дивны дела Твои, Господи! — он перекрестился, — Спаси и помилуй нас, грешных.

В тарантасе чуть покачивалась духота, убаюкивало. Павлуша отодвинул занавесочку: Луна на мгновенье спряталась за одиноким большим дубом. Каждый раз, когда Павлуша слышал этот рассказ, ему хотелось увидеть Бога; вот и теперь, зная уже, что никого не увидит там, он долго глядел на небо, но оттуда ему лишь подмигивали, смахивая холодные искорки с ресниц, звезды. Везде, куда Павлуша бросал взор, ему казалось уныло и скучно, глазки у него стали слипаться; он прижался к Матвею, зажмурился и все представлял, как Бог делал мир: представлял-представлял да и уснул.

Тарантас уезжал все дальше от дуба, пока не превратился в одну из водящих хороводы вечерних мошек — их кочующие мириады плыли в гулкой тиши; и вдруг то разудало-громко, то смиренно-тихо запел соловей, кроясь в седоватой темноте порфироносной листвы дуба — вокруг него влюблено жужжащие добродушные июньские жуки заиграли весело в чехарду, шурша в невидимых складках расшитого звездами плаща беспечного и чуть скучавшего ветра, шелестевшего едва слышно послушной его воле травой, навевая ей дивные сны о том, что он уже много-много лет живет у этого дуба и проживет здесь еще больше, и изредка заставлявшего очерченные невесомо-прозрачными лунными лучами листья слаженно вторить разлетавшейся по ночной округе вместе с бесстрастными звуками таинственных сюит всезнающих сверчков и забавно-хвастливым кваканьем лягушек песне соловья; и с неба эту песню слушал Бог и улыбался.