Век золотых роз

Анна Клименко, 2008

Он – Избранный Матери всех синхов и его судьба – уничтожить Отступника. Ему предстоит пройти полмира, от моря Холодов к темному храму, туда, где раньше цвели золотые розы и возносились молитвы Ее Претемному Величеству… Сможет ли одинокий синх пройти этот путь, принести последнюю жертву и вернуть трон своей богине? Какова цена возвращения Темной Матери, без которой, как ни странно, мир обречен? И, наконец, вернется ли из города Мертвых воин, от решения которого зависит судьба самого Избранного? Ответов не знают даже боги. Но сделан первый шаг, и послушно стелется под ноги дорога, и пристально следят за происходящим адепты Великого Дракона. На одной чаше весов – равновесие мира, на другой – одна-единственная жизнь. Выбор, как всегда, за смертными…

Глава 3

Предательство и клятва

Ночное небо дышало холодом. Дар-Теен, стоя у колодца, тер озябшие ладони и притопывал, трамбуя снег. Время от времени он бросал взгляд на звезды, тоскливо прикидывая — а сколько придется еще ждать на морозе?

Но вот загорелась золотистая звездочка светильника в темном окошке терема, дважды поднялась и опустилась. Знак был подан. И Дар-Теен, стараясь ступать неслышно, будто рысь, двинулся по узкой тропинке меж сугробов.

Идти пришлось долго — мимо пустыря, летом зарастающего вереском, а зимой укрытого белой периной, мимо дворов за высокими плетнями, пока не уперся в высокое резное крыльцо.

Конечно же, этот путь Дар-Теен проделывал не впервые. Мало того, каждый раз обещал себе, что эта ночь будет последней, ночь запретных объятий и поцелуев. Знал ведь, что малейшая оплошность — и ее, неверную жену, зароют в снег и оставят умирать, а его, скорее всего, сживет со свету благородный Эйх-Мерол, молочный брат владыки Северного Берега. Знал, но шел. На молчаливый зов черных глаз, таких, что не видно вертикального ийлурского зрачка, на аромат осенних хризантем, запутавшийся в пышных рыжих волосах…

Дверь бесшумно приоткрылась, и Дар-Теен скользнул внутрь, в душную темноту хорошо протопленного терема.

— Никто не видел? — шепотом осведомилась Лиэ-Нэсс и, не дожидаясь ответа, кивнула в сторону людской, — пойдем быстрее, еще прислуга проснется…

Дар-Теен послушно следовал за ней, за горчащим, струящимся ароматом поздних цветов, ловя каждое движение изящного, но сильного тела. И вот, наконец, горница; Лиэ-Нэсс поставила светильник на маленький столик, обернулась с улыбкой.

— Эйх-Мерол уехал на две или три ночи. Я даже не спрашивала, куда…

Дар-Теен молчал. Да и не к чему были слова, ему просто хотелось смотреть на ийлуру, чтобы отпечаталась в памяти каждая черточка. Каждая их встреча могла оказаться последней.

— Иди же ко мне, — шепот, словно шелест сухой листвы, — не стой истуканом… Я так долго тебя ждала.

Потом они долго лежали в огромной кровати, и обнаженные плечи Лиэ-Нэсс казались удивительно хрупкими среди волчьих шкур, хотя, как и любая ийлура, она превосходно управлялась с мечом.

— Я бы убежала с тобой на край Эртинойса, — она подперла ладонью щеку, при этом тяжелый водопад ярко-рыжих волос обрушился на грудь Дар-Теена, — отчего бы нам не умчаться далеко, на юг? В Дикие земли?

Лиэ-Нэсс уже не впервые говорила о побеге, и раз за разом Дар-Теен соглашался, но каждый раз они не предпринимали ровным счетом ничего.

— Когда-нибудь, — сонно пробормотал он, перебирая шелковистые пряди, — но, помилуй, что нам делать на юге? Дикие земли, джунгли, кишащие ядовитыми и хищными тварями… Может быть, там еще и синхи пребывают в силе… А здесь все-таки наш дом.

— Да, но Эйх-Мерол еще не стар, далеко не стар, — с кислой усмешкой напомнила ийлура, — долго мы еще будем прятаться от всех, и вздрагивать от скрипа половиц?

Дар-Теен не ответил. Прищурившись, смотрел на огонек в лампе, и вспоминал, вспоминал…

Фэнтар пожелал дать ему судьбу благородного, но очень небогатого дружинника владыки. А дружинник — все равно, что раб, не свободен, и жизнь его — в руках господина. Правда, Дар-Теен был вполне доволен своей долей, убеждая себя в том, что такая участь — далеко не самая худшая. Ну и что с того, что порой лунными циклами приходится колесить по дорогам, что крыша родного дома провалилась, и двор зарос сорной травой? Зато всегда сыт и одет, и не нужно заботиться о завтрашнем дне, не стоит даже думать об этом «завтра», потому как все зависит от пожеланий владыки.

Встреча с Лиэ-Нэсс все перевернула с ног на голову. Дар-Теену еще накануне сообщили, что-де надо сопроводить одну особу, приближенную к владыке, во владения ее отца, погостить, а затем — обратно. Ийлур покривился при мысли о том, что несколько дней придется выслушивать нытье и капризы благородной дурочки, но, само собой, с рассветом уже ждал у крыльца. Тогда… первым на крыльцо вышел молочный брат владыки, благородный Эйх-Мерол. Он казался огромным, не брезговал доспехами даже у крыльца собственного дома, и был похож на дикого зверя в плаще из волчьих шкур.

— Ну что, готов отдать жизнь за мое сокровище? — проревел он в лицо Дар-Теену, обдавая луковым и винным духом.

Последнему ничего не оставалось, как отсалютовать мечом.

— Вот и ладно, — Эйх-Мерол повернулся, подал руку спускающейся жене…

В первое мгновение Дар-Теен утратил способность не то что говорить, даже двигаться. Отчего-то женщина Эйх-Мерола представлялась ему такой же, как и сам ийлур — ну, разве что чуть менее волосатой. А на землю с крыльца шагнуло воздушное создание, сотканное из солнечного света, но несущее в глазах влажную темноту ночи. Не чувствуя под собой ног, Дар-Теен помог ей забраться в крытые носилки, их тут же подняли четыре крепких раба.

— Мне говорили, что ты честный парень и блюдешь все законы Фэнтара, — сказал напоследок молочный брат владыки, — оттого я тебя и выбрал.

«Все законы Фэнтара» прежде всего означало, что Дар-Теен будет довольствоваться тем, что имеет и никогда не позарится на чужое. Благородная Лиэ-Нэсс улыбнулась при этих словах, но улыбка получилась очень грустная… А на втором привале означенные законы воинственного бога были напрочь забыты.

«Я бы убежала с тобой», — шептала Лиэ-Нэсс, и в черных глазах плавали огоньки свечей, — «мы бы могли быть вместе, и никого не бояться, Дар-Теен».

Он ничего не отвечал. Или говорил, что когда-нибудь они убегут. А сам порой думал, что Фэнтар подарил ему Лиэ-Нэсс только для того, чтобы окончательно запутать: ты, конечно, познал горечь несвободы, но действительно ли хочешь покинуть сытную кормушку и быть самому в ответе за свою жизнь?

А Лиэ-Нэсс в досаде отворачивалась, стискивала кулачки и неслышно шептала «раб всегда лишь рабом и останется».

…Она долго смотрела на него из-под полуприкрытых век. Затем поднялась, накинула шелковый халат, привезенный откуда-то с востока, взялась за пузырек с благовониями. По спальне поплыл незнакомый, сладкий запах, перебивающий аромат поздних хризантем.

— А я бы хотела побывать в Диких землях, — как бы между прочим обронила ийлура, — и не отказалась бы поглазеть на храм Шейниры…

— Фэнтар с тобой! — Дар-Теен даже сел посреди шкур, — зачем тебе храм проклятых синхов?

Лиэ-Нэсс улыбнулась. В черных глазах плясали озорные искры.

— Ты такой наивный, Дар-Теен… Нет, право слово, ты меня не перестаешь удивлять. Я — женщина, слабое создание…

Тут она задумалась, словно размышляя, а стоит ли продолжать разговор на эту скользкую тему. Но всем известно, что Фэнтар вложил в уста женщин болтливый язык, и Лиэ-Нэсс, при всем ее совершенстве, оставалась всего лишь ийлурой.

— Мне больше некому рассказать, кроме как тебе, — пробормотала она, — поклянись Молотом Фэнтара, что никому не скажешь!

Дар-Теен пожал плечами. Что она там еще задумала?

— Клянусь хранить молчание. Клянусь Молотом Фэнтара.

Лиэ-Нэсс вздохнула.

— Даже под пыткой?

«Ох, не нравится мне все это», — подумал ийлур. Настроение стремительно портилось.

— Даже под пыткой, — заверил он ее.

— Тогда вылезай из постели, — Лиэ-Нэсс ловко сдернула шкуры, — давай-давай, поднимайся, лежебока. Так и быть… Но ты — ты поклялся, не забывай.

* * *

Лиэ-Нэсс повела его темным коридором, какие отводились специально для прислуги, чтобы не мозолила глаза благородным ийлурам. Дар-Теен недоуменно чесал бородку. Что такого хотела ему показать молодая ийлура такого, о чем нельзя было говорить даже под пыткой?

— Идем, идем, — громким шепотом подгоняла она, — уже близко.

Затем как-то незаметно Дар-Теен уткнулся носом в низенькую дверцу, которая, вероятно, вела в самый обычный чулан.

— На, подержи, — Лиэ-Нэсс сунула ему в руки лампу, едва не плеснув через край маслом, и извлекла из щели между досками ключик.

Дар-Теен вдруг ощутил, как потянуло холодом, но не свежим и морозным — а затхлым и… неживым, что ли…

— Что там у тебя? — он невольно поежился, и подумал про себя, что Эйх-Меролу следовало бы занять чем-нибудь молодую жену. Например, заставить вышить покров на алтарь Фэнтара в храме.

— Тссс… — она лукаво улыбнулась, отчего обозначились ямочки на щеках. В черных глазах плавали золотые искры, отражения огонька светильника.

Лиэ-Нэсс решительно толкнула дверь и, наклонившись, шагнула через порог. Ийлур помедлил несколько минут, но затем последовал ее примеру. Хоть и не нравилось ему происходящее. Но не может же молодой и сильный воин испугаться затхлого дыхания чулана?

Потом ийлура отобрала лампу, загорелись вокруг свечи. Дар-Теен молча наблюдал, как она, ловко приподняв половицы, извлекает небольшой округлый булыжник, какие-то мешочки, несколько пергаментных свитков… Последним из черного провала явился цветок — очень странный, на взгляд Дар-Теена. Потому что стебель и листья давным-давно высохли, а бутон тускло мерцал старым золотом.

Лиэ-Нэсс с торжествующим видом повернулась и широким жестом обвела все свои богатства.

— Смотри, Дар-Теен. Ты, мне кажется, боишься Шейниры — но не нужно бояться ее. Потому как она частенько дает просимое… В обмен на жертву.

— Что?.. — он удивленно моргнул. Сказанное Лиэ-Нэсс показалось полной несуразицей. Но Дар-Теен слишком любил ее, чтобы грубо уличить во лжи; он лишь подумал о том, что девочка заигралась, а ее мужу… И в самом деле пора найти для нее подходящее занятие.

Она подошла, взяла его за руку и, словно ребенка, подвела к своим сокровищам, сложенным аккуратной горкой. Цветок лежал на самом верху, Лиэ-Нэсс взяла его и поднесла к глазам Дар-Теена.

— Это золотая роза, любимый. Неужели ты не знаешь, что пришло в Эртинойс — и ушло вместе с могуществом синхов?

Ийлур промолчал. Мысли неуклюже крутились в голове, грозя опрокинуть и растоптать все то, что копилось годами и выстраивалось ровненькими рядами. А Лиэ-Нэсс, такая неповторимо красивая, такая хрупкая, сплетенная из лучиков света, стояла рядом и держала в руках цветок самой Шейниры. Было странно, отчего на пальцах ее не вскочили волдыри, и кожа не облезла от одного только прикосновения к проклятой розе…

— Ну вот, — Лиэ-Нэсс вздохнула, заглянула в глаза, — я ведь хотела… чтобы только ты знал… А выходит, не стоило…

И, отвернувшись, тяжело вздохнула.

«Фэнтар великий, если у нее золотая роза, что еще у нее есть?»

Дар-Теен прочистил горло.

— Что ты, Лиэ-Нэсс… просто я не ожидал. Конечно, стоило! Кому бы ты еще рассказала?

И вновь повеяло холодом — затхлым, неприятным.

— Можно возносить молитвы Фэнтару, — задумчиво сказала Лиэ-Нэсс, — и он дарует великую силу в бою. Но можно обратиться к Шейнире — и она даст то, чем нынче обделила синхов, своих детей… потому что тот, кто во главе храма, отвернулся от великой матери. Но Шейнира чужда для нас, и потому нужно платить… всегда.

— И что же ты просила у Шейниры? — хрипло спросил Дар-Теен. Он по-прежнему не мог отвести взгляда от золотой розы, высушенной, но все же…

— Я не просила, — ийлура жалко улыбнулась, — моя матушка просила, когда я совсем маленькой была. Тогда… Меня ведь Эйх-Мерол привез с дикого пограничья, и на наш город напали элеаны, дети сумеречного бога. Моя матушка вознесла молитву, от всего сердца, и Шейнира ее услышала — дала Силу победить врага, взяв в жертву их жизни. И еще… жизнь моей матери.

По щеке Лиэ-Нэсс скользнула вниз маленькая слезинка, голос сорвался, но ийлура не думала умолкать. Ее губы дрожали, и Дар-Теен впервые за все время их преступной связи увидел, что левый глаз молодой ийлуры непроизвольно подергивается.

— Да, матушке не поздоровилось. Ее… ее убили… Свои же! За то, что спасла город, за то, что столько ийлуров осталось в живых. За то, что посмела обратиться к Шейнире.

В чулане повисло напряженное молчание. Лиэ-Нэсс беззвучно плакала, судорожно сжимая в руке розу, а Дар-Теену более всего хотелось исчезнуть невесомой струйкой дыма и сделать вид, что никогда не видел ни чулана, ни сокровищ возлюбленной, которая… Да, которая оказалась темной ийлурой, проклятой ийлурой… Дар-Теен слыхал о таких, об отступниках, обратившихся к Темной матери. Говаривали, что после смерти души темных отправлялись прямиком в ожерелье богини, чтобы возродиться уже в мерзких ящероподобных телах синхов.

Лиэ-Нэсс шмыгнула носом и принялась убирать свои богатства.

— Пойдем, пойдем отсюда, Дар-Теен. Не нужно было тебя приводить сюда… Не нужно…

Ее острые лопатки шевелились под тканью халата, и ийлур снова подумал о том, что души отступников обречены.

«Но как же… Как же так?»

Горло сжалось. Душа прекрасной, солнечной Лиэ-Нэсс — и в теле синха?!!

— Выходи, — глухо попросила она, — я запру. Вижу, тебе не очень-то понравилось увиденное, да? А я-то думала, что мы на самом деле близки друг другу, а не только в постели.

Дар-Теен ничего не ответил. Просто не мог подобрать нужных слов.

* * *

«Я хочу спасти тебя. Зачем тебе Шейнира, Лиэ-Нэсс? Тебе, прекрасной, словно предснежник, светлой, как лучи всемогущего дневного светила?»

Он стискивал кулаки, ногти врезались в ладони, и боль немного отрезвляла.

«Я хочу спасти твою душу, чтобы ты отдыхала в садах Фэнтара», — думал Дар-Теен, отчаянно, до крови кусая губы. Редкие прохожие шарахались в сторону, ибо слишком мрачным был лик благородного дружинника.

«Но как мне отвратить тебя от Шейниры и вернуть пред очи светлого Фэтнара?» — казалось, голова вот-вот лопнет. Раскаленный шар боли катался под черепом, затмевая взор.

«Кто мне поможет в этом, если не…»

Дар-Теен остановился перед храмом.

«Если не сам Фэнтар?!!»

Храм был единственным каменным строением в городе. Благородные ийлуры предпочитали дерево, теплое и уютное; низкорожденным и подавно было не до каменных хором. Тяжеловесный, с массивными колоннами, Храм стоял посреди площади вот уже которое столетие, и не одно поколение ийлуров падало ниц перед алтарем с частицей рукояти Молота.

Дар-Теен не был исключением. Он ревностно посещал общие молитвы, выпрашивая удачу в бою, возносился всем сердцем ввысь, под самые своды храма, растворяясь в ароматических курениях. И Фэнтар отвечал, храня в сражениях и даруя победу — над элеанами, синхами, да и над ийлурами тоже, ибо меч дружинника — меч владыки.

…Он шагнул под священные своды. Вслушиваясь в гулкий звук собственных шагов, приблизился к вратам Познания, как их называли жрецы. Была немалая доля правды в словах служителей Фэнтара: обе створки представляли собой гладкую зеркальную поверхность.

«Посмотри на себя, вглядись себе в глаза и познай глубину веры».

На Дар-Теена из мутноватых глубин взглянул высокий ийлур, светловолосый, как и все северяне, с яркими голубыми глазами, в которых вертикальные ийлурские зрачки чернели двумя засечками. Волосы заплетены в две недлинных косы, бородка — тоже. Все так, как всегда… Только вот на лице застыли тревога и неуверенность, и даже глубокий шрам, перечеркнувший скулу, побелел.

«Дай мне сил завершить начатое», — мысленно попросил Дар-Теен и легонько толкнул створки, — «В конце концов, отчего я дрожу, словно испуганное дитя? Ведь я только хочу помочь ей, моей возлюбленной».

За вратами Познания начинался зал Молитв.

Более двухсот шагов в ширину и никак не меньше в длину, не стенах — фрески, изображающие подвиги Фэнтара под небом Эртинойса, по всему периметру — курильницы, а у дальней стены алтарь и урна для сбора прошений. Так уж было заведено, что любой желающий мог написать на клочке освященной кожи просьбу и оставить ее в урне; некоторые ийлуры потом клялись, что видели священные сны, в которых сам Фэнтар читал их записки и обещал непременно выполнить.

Дар-Теен, стараясь не шуметь, подошел к курильнице и от уголька зажег ароматическую палочку. Затаив дыхание, наблюдал, как первые завитки дыма поплыли вверх.

— Помоги ей, великий Фэнтар, — прошептал он, — наставь на светлую дорогу и отврати от мерзкой Шейниры, чье дыхание обращает жизнь в тлен.

Сердце болезненно сжалось; Дар-Теен изо всех сил пытался представить себе Фэнтара, восседающего на троне среди облачных садов, но перед глазами стояло заплаканное личико Лиэ-Нэсс… Когда она рассказывала про убитую мать, убитую темную ийлуру.

— Спаси ее, — пробормотал ийлур, — кого я еще могу просить, если не Тебя, нашего создателя и вечного наставника? Я… я не знаю, отчего она свернула на путь погибели, но ведь еще не поздно… Лиэ-Нэсс так молода!

И снова он вспоминал ее лицо, ее длинные волосы, ярко-рыжие, солнечные, и глаза, полные тьмы. Ох, лучше бы Лиэ-Нэсс и в самом деле никогда не показывала ему золотую розу… тогда и не пришлось бы мучиться.

«Но теперь ты знаешь, как ей помочь», — урезонил себя Дар-Теен, — «так пусть эта молитва достигнет слуха отца нашего, и пусть он протянет заблудшей руку помощи».

— Верни Лиэ-Нэсс на светлую дорогу, — попросил ийлур, глядя на тающие завитки дыма, — я принесу в жертву козленка в день зимнего солнцестояния, только помоги ей. Ведь я… я все равно ее люблю, хоть и не должен.

Дар-Теен дождался, пока истлеет палочка. Постоял-постоял, надеясь услышать ответ Фэнтара, а затем побрел к выходу.

Он шел не оглядываясь, а потому не увидел, как за алтарем отворилась маленькая дверца, и как жрец долго смотрел ему вслед.

* * *

А на следующее утро Дар-Теен проснулся с гудящей головой и стойким ощущением нависшей угрозы.

Он выглянул в окно — на дворе было позднее утро, солнце отражалось тысячью искр в белом покрывале зимы, где-то поблизости весело трещали женщины… Казалось бы, откуда взяться чувству, что все это вот-вот разобьется вдребезги, и спокойствие короткого зимнего дня — не более, чем обман?

Ийлур поежился. Порылся в памяти, пытаясь сообразить — а что такого он сделал не так? Давешнее посещение Храма легло на душу горчащим осадком.

«Она просила никому не говорить», — думал Дар-Теен, спешно одеваясь, — «а я… Но, побери меня Шейнира, я же поделился только с Фэнтаром! Она говорила о смертных, а боги… Боги — это другое. Никто больше не узнает… Разве что сам Фэнтар решит спуститься на землю Эртинойса! Все, больше и думать не стоит об этом. Я сделал все правильно».

И, подбодрив себя таким образом, Дар-Теен вышел из дому.

На углу и правда сплетничали две торговки; ийлур, проходя мимо, невольно присшулался.

— Какой позор! — пыхтела одна, — так опозорить благородного Эйх-Мерола!

Вторая зло прошипела:

— Ну и поделом ей. Я всегда подозревала, что эта чужачка не так проста… Да ведь, знаешь ли, ходят и другие слухи…

Что это были за слухи, Дар-Теен уже не стал слушать. С трудом передвигая ставшие непослушными ноги, ийлур двинулся вперед, на оживленную улицу. Во рту разливалась горечь, словно с большого похмелья, а под ребрами все стянулось в тугой, болезненный узел.

«Как же так?!! Как же?..»

Почти не разбирая дороги, он обогнал мирно беседующую парочку.

— Слышал новость? Эту дуру Лиэ-Нэсс муж раскусил… У той, оказывается, был другой ийлур.

Снег начал медленно темнеть перед глазами.

— Говорят, почтенный супруг в ярости и пообещал двести золотых за голову любовника, — прошипела почти в лицо седая старуха.

— А я так и вообще слыхал, что она не так проста была, и что давно продалась темной Шейнире.

Дар-Теен, с трудом переводя дыхание, прислонился к бревенчатой стене терема. В висках, катаясь болью, вместе с пульсом бился всего один вопрос: «Откуда они знают?»

Вот мимо прошагали дружинники, и имя Лиэ-Нэсс, ее священное имя, было растоптано их тяжелыми башмаками.

А вот еще две кумушки — и снова Лиэ-Нэсс, которую с удовольствием поливают грязью и радуются ее падению.

Дар-Теен крепко зажмурился. Ему отчаянно захотелось, чтобы все происходящее было тяжким кошмаром, и чтобы проснуться — и снова увидеть сверкающий под утренним солнцем снег, и вдохнуть чистого, не замаранного предательством воздуха…

— А, приятель, вот ты где!

Ийлур едва не бросился бежать. Сглотнув, уставился на давнишнего своего знакомого, из той же дружины. В ярких голубых глазах ийлура осыпались искорки смеха.

— Слыхал новость, а?

Вдох. Выдох. И Дар-Теен прямо взглянул в глаза тому, чье имя едва ли помнил.

— Какую?

Ийлур похлопал рукавицами друг о дружку.

— Ну ты даешь, Дар-Теен. С утра весь город только об этом и болтает…

Дар-Теен лишь развел руками и ухмыльнулся.

— Я только проснулся. Вчера, знаешь ли, перебрал слегка…

— А, ну тогда слушай, — бравый дружинник буквально лопался от желания поведать последнюю сплетню. И, подхватив Дар-Теена под локоть, он поволок его к ближайшей таверне.

— В общем, дело было так…

Он выдержал эффектную паузу, разливая из кувшина пиво по кружкам.

— Благородному Эйх-Меролу донесли, что его красавица жена бессовестно ему изменяет… Ага, не смотри на меня так, неизвестно, с кем. Знают лишь, что ийлур высок ростом, широк плечами и светловолос. Ну да кто в этом городе не высок, широкоплеч и светловолос? Бедняжка Лиэ-Нэсс рыженькая, ну еще парочка южан. А остальные — одинаковые, как на одно лицо. Эх…

И он опрокинул кружку.

А Дар-Теену захотелось схватить собутыльника за шиворот и трясти до тех пор, пока тот не скажет все, что ему известно. Но вместо этого он только отхлебнул пива, которое оказалось сильно разбавленным, и поспешно прилепил к лицу подобие улыбки.

— Ну вот. — ийлур вытер бородку, заплетенную в положенные две косички. Бросил в рот горсть соленых и высушенных мидий. — Представь себе, Дар-Теен… Муженек разозлился и пошел искать свою неверную жену, чтобы, как я думаю, разукрасить ее божественную спинку замечательными полосками. Нашел он ее не сразу, Лиэ-Нэсс за каким-то хвостом Шейниры понесло в заброшенный чулан… А когда наконец схватил он ее за рыжую косу, выяснилась еще одна занятная подробность…

Последовала еще одна кружка и еще одна горстка мидий.

Дар-Теен сидел неподвижно, уже почти понимая, что именно нашел Эйх-Мерол в чулане Лиэ-Нэсс.

— Оказывается, крошка Лиэ-Нэсс собрала у себя уйму ритуальных безделиц, — радостно сообщил ийлур, — понимаешь, Дар-Теен? Ри-ту-аль-ных!

— И что это было?

— Ох, ты не поверишь!

«Поверю», — мрачно подумал Дар-Теен, с ненавистью глядя на собеседника, — «чего он тянет? Словно знает, кто именно был любовником Лиэ-Нэсс, и хочет помучить».

— Лиэ-Нэсс, оказывается, отвернулась от Пресветлого Фэнтара и продалась мерзкой Шейнире, — громким шепотом сообщил ийлур. И поспешил залить имя ненавистной богини приличной порцией пива.

— Ого, — равнодушно сказал Дар-Теен, — ничего себе новость… И что теперь?

— Что? — голубые глазки собеседника невинно моргнули.

— Ну, что с Лиэ-Нэсс будет? Все-таки жалко, красивая была ийлура…

И Дар-Теен вдруг замолчал, с ужасом осознав, что только что ляпнул.

— Вот именно, — пьяно хихикнул давнишний знакомый без имени, — скоро все так и будут говорить — «была». Эйх-Мерол властью молочного брата владыки приказал отрубить ей голову… Но, естественно, не сразу. Сперва ее будут пороть у позорного столба, прилюдно. Потом заставят покаяться Фэнтару. Ну, а потом — потом все и закончится.

— И… когда?…

— Да говорят, завтра в полдень.

Ийлур с удовольствием захрустел сушеными мидиями.

— Эй, Дар-Теен, ты куда? Погоди…

Но он уже не слушал. Жадно хватая морозный воздух, шагал прочь от таверны.

«Завтра в полдень».

Лиэ-Нэсс осталось жить всего ничего.

Но откуда, откуда мог узнать Эйх-Мерол? Неужели слуги донесли?!!

Ийлур вдруг остановился. Нет, слуги вряд ли могли знать. Или все же могли? Ненароком проснувшаяся горничная, или конюх, бредущий в отхожее место… кто-нибудь мог его увидеть.

Он терялся в догадках, и это было мучительно — так, словно ты замерзаешь в ледяном лабиринте, и знаешь, что где-то в центре его горит костер… Но не знаешь, как до него добраться, и блуждаешь, блуждаешь, уже не чувствуя пальцев ни рук, ни ног. Дар-Теен со стоном вцепился ногтями в лицо. Какой же он дурак! Бродит, размышляет, пытается найти виноватых… В то время как его Лиэ-Нэсс, чье имя теперь навеки втоптано в грязь, а душа принадлежит Шейнире, его любимая обречена на скорую погибель.

— Я должен ее увидеть, — прошептал ийлур, — должен… Любым путем.

* * *

К вечеру он уже знал, где держат отступницу. Впрочем, тут и самому догадаться было бы несложно — в городе только одно место, куда сажают приговоренных к смерти, небольшой каменный дом с единственным зарешеченным оконцем, хорошо охраняемый, но, к счастью, стоящий на окраине. Ийлуру, запятнавшему себя нечистыми поступками, нечего делать рядом с добрыми детьми Фэнтара.

И, как только стемнело, Дар-Теен поспешил на свое последнее свидание.

… До места ийлур добрался быстро. Потом, затаившись за углом последнего дома, следил за стражниками у костра. Они весьма добросовестно охраняли двери, в то время как единственное оконце, на счастье, выходило на противоположную сторону. Мелькнула было мысль о том, что можно попробовать вытащить Лиэ-Нэсс из заточения, и убежать вместе с ней, но…

— Один, два, — он, щурясь на яркое пламя костра, попробовал подсчитать ийлуров, — двенадцать. Не много ли для того, чтобы стеречь одну женщину?

Ийлуры болтали у костра, жарили мясо. И, судя по отточенным движениям, пили исключительно воду.

Дар-Теен вздохнул. Нет, ему в одиночку не раскидать дюжину хорошо тренированных воинов. Значит, остается только одно — увидеть Лиэ-Нэсс в последний раз.

Никем не замеченной тенью он скользнул к зарешеченному окошку, убедился еще раз, что ужин ийлуров в разгаре, и тихонько позвал.

— Лиэ-Нэсс. Лиэ… Ты здесь?

В кромешной темноте, за решеткой, что-то звякнуло. Раздался странный звук — словно тащили по камням железо.

«Неужели она в цепях?» — только и успел подумать Дар-Теен. А потом все мысли отшибло, потому что в окошке появилось белое, как снег, лицо.

— Ты?.. — Лиэ-Нэсс удивленно воззрилась на него, — ты…

Напрочь утратив дар речи, ийлур разглядывал ее распухший и не открывающийся глаз, засохшую корку крови на скуле.

— Что они с тобой сделали, Лиэ?

Глупый вопрос. И без того было ясно, что с ней сделали, и что еще сделают… Дар-Теен испытал внезапный приступ тошноты.

А ийлура, оглядев его здоровым глазом, слабо улыбнулась.

— Ты пришел проститься, да? А я-то… Я думала о тебе плохо, Дар-Теен. Но теперь вижу, что ты даже не стоишь того, чтобы о тебе плохо думать. У тебя бы не хватило духу сделать то, о чем мне рассказали!

Она протянула руку сквозь решетку и прикоснулась к его щеке.

— Лиэ-Нэсс! — он схватил тонкие пальчики, прижался к ним губами, — милая, любимая… я не понимаю.

— Вот поэтому я и раскаиваюсь в том, что думала о тебе плохо, — прошептала она, не торопясь убрать руку, — за меня… не печалься обо мне, Дар-Теен. Я буду сильной, как и моя матушка.

— Но почему, почему ты говоришь, что думала обо мне плохо? Скажи лучше, кто предал тебя, и я — клянусь — я убью его!

В уголке рта ийлуры прорезалась глубокая, горькая морщинка.

— Ты так ничего и не понял, Дар-Теен? Тогда тебе не остается ничего иного, как самому броситься на свой меч!

Он замер. Словно обухом по голове огрели.

— А, я так и думала. Я просто не могла поверить, что ты можешь так поступить, — просто сказала ийлура, забирая руку из пальцев Дар-Теена, — у тебя и в мыслях подобного не могло быть. Ты же… ты же как теленок, доверчивый и добродушный…

— Расскажи мне, — прошептал Дар-Теен, — говори, не молчи. Я ведь должен… должен понять, Шейнира меня побери!

Она судорожно вцепилась в прутья решетки. Лицо — по-прежнему прекрасное — оказалось совсем близко, так, что Дар-Теену захотелось поцеловать ее белый лоб, и опухший глаз, и даже ссадину на скуле…

— Эйх-Мерол сказал мне, — хрипло прошептала Лиэ-Нэсс, — он сказал, что презренный, посягнувший на мое тело, пришел в Храм Фэнтара и исповедовался во всем жрецу. Просил прощения у Фэнтара. И взамен рассказал и о своей преступной похоти, и о том, что я связалась с Шейнирой…

— Но это неправда! — чуть не крикнул ийлур, но осекся. На самом деле… Все это было правдой… почти… за тем лишь исключением, что он ничего не говорил жрецу. Перед глазами все поплыло.

«Но ведь жрец мог подслушать».

Он посмотрел на Лиэ-Нэсс и понял, что она улыбается.

— Я не предавал тебя, Лиэ.

— Знаю. Но ты мог это сделать невольно. Ты ведь был в Храме Фэнтара?

Кажется, она даже не обвиняла его. Говорила тихо и устало.

— Я убью жреца, — прохрипел ийлур, — я убью твоего мужа… за то, что он поднял на тебя руку. Я убью… всех их… Тех, кто будет завтра смотреть.

Лиэ-Нэсс махнула рукой.

— Не нужно красивых и громких слов. Теперь я знаю, что ты не виноват, и знаю, что ты не переставал меня любить. Разве твоя вина в том, что ты был рожден слабым? Послушай меня, Дар-Теен…

Их пальцы сплелись. В последний раз.

— Слушай внимательно, — Лиэ-Нэсс грустно посмотрела на него, — как бы там ни было, но завтра я умру из-за тебя. Не приходи смотреть на казнь, не нужно… Я прошу, чтобы ты кое-что сделал, в память обо мне.

— Клянусь.

— Не клянись, но выполни.

— Выполню, даже если мне придется умереть.

— У задней стены моего терема, под корнями старого пня, я зарыла в снегу одну очень важную вещь. Обещай, что достанешь ее оттуда — и отнесешь в Храм Шейниры. Что-то ты побледнел… Это нужно отдать синхам.

Она горько улыбнулась.

— Я прошу немного, Дар-Теен. Не отказывай мне в последней просьбе.

— Но что там?

— Всего лишь мешочек с семенами, любимый. Сделай это для покоя моей души, понимаешь? Иначе… — в ее единственном здоровом глазу сверкнула злость, — иначе я прокляну тебя, и мой дух будет преследовать тебя до конца жизни.

И, уже шепотом, ийлура добавила:

— Если от меня отвернулся Фэнтар, то мне ничего не остается, как принести обильную жертву Темной Матери синхов.