Патриоты

Кирилл Шпак

Повесть расскажет историю четырех жителей государства с развивающимся авторитаризмом, которое не стремится меняться. Нищета, серость и уныние – это слова, способные описать Государство. Важнейшие социальные институты вроде медицины и образования давно разрушены, а их обломки разворованы нечистыми на руку чиновниками, но здесь нельзя быть недовольным. Здесь нет свободы слова, а с телеэкранов вещают о патриотизме.И многие в Государстве уже начинают задумываться об истинном значении этого слова…

6

Гражданин Z

Мы прибыли в эту не столь далекую, но все же слишком отличную от нашей страну на большом грузовом самолете. Мы, полностью экипированные, готовые к бою солдаты с оружием, патронами и техникой.

Все, наконец, по-настоящему. Не какие-то игрушки. Не какие-то учения. Настоящие боевые задания. Настоящая возможность проявить себя, показать собственные способности. Настоящие жажда славы и страх смерти. Настоящей смерти…

— Агенты A, B и C. — голос в моей рации, мельчайшем микронаушнике, произнес. — Высота: пять тысяч метров. Приготовиться к полету. Ваша точка сброса прямо под нами через три… два… одну…

Голос в рации отсчитывал секунды. Это был наш штурман. Наша и без того небольшая группа должна была поделиться на еще более мелкие и десантироваться в четыре различных точки на карте. Между прыжками считанные секунды. Голос в рации снова повторил:

— Агенты D, E и F. Приготовиться к выброске. — голос в рации на пару секунд замолк, но вскоре снова хрипло зазвенел в ушах какими-то неясными помехами. — Ваша точка сброса через три… две… одну…

Еще трое прыгнули вниз из заднего люка самолета. Когда совершаешь прыжок с высоты пять тысяч метров, тебе нужно досчитать до десяти, прежде чем открывать парашют, иначе сильным воздушным потоком, создаваемым истребителем, тебя снесет. А это чревато жесткой посадкой.

— Агенты K, L, M. Приготовиться к прыжку. — голос в рации повторил. — Точка сброса прямо под нами через три… два… одну…

Помимо агентов в самолете были также определенные службы поддержки. Наши пилот и штурман в шутку называли этих молодых парнишек лакеями, потому что все их функции сводились к простому «подай-принеси». Но сегодня, кажется, их повысили.

Они обрели новую задачу: после сброса десантников отсчитать пять секунд и открепить огромные сколоченные из досок ящики от удерживавших их в самолете тросов. Одинаковые маневры они проводили после сброса каждой из групп, и стабильно три дощатых ящика скатывалось по наклонной поверхности днища самолета с жутким скрежетом и вылетало на свободу. Они начинали падать, а спустя десять секунд, у каждого ящика открывался собственный специальный парашют, и еще через некоторое время они приземлялись. Мягкая посадка.

— Агенты X, Y, Z. Приготовиться к высадке. — голос по рации объявил мое кодовое имя.

Мы втроем поднялись с расставленных вдоль всего грузового отсека по его бокам скамеек и пошли вперед. Из огромного люка потоками ветра тебя легко могло снести. А это чревато жесткой посадкой. Мы держались за поручни, стоя в считанных сантиметрах от разящей бездны. Бездны над облаками.

— Агенты X, Y, Z. Ваша точка сброса через три… две… одну…

Я шагнул вперед, зажмурив глаза. Шагнул навстречу собственной смерти. В бездонную дыру, именуемую атмосферой.

Тяжелый момент начала обратного отсчета. Я произнес беззвучно у себя в голове, зажмурив глаза, летя вниз на огромной скорости: десять, девять, восемь, семь.

Где-то подо мной, справа и слева, летели мои напарники, прыгнувшие раньше. Их счет начался первее моего.

Я считал: шесть, пять, четыре.

Холодный, будто высокогорный, воздух с не самым большим количеством кислорода обволакивал мое лицо, одетое в кислородную маску, летевшее в пустоту.

Я считал: три, два.

Моя рука недвижимо лежала на веревке-рычаге, торчавшей откуда-то из рюкзака с парашютом у меня за спиной.

Я считал: один.

Пальцы обхватили ручку веревки-рычага. Моя рука резко потянулась вниз. Скомканная ткань вырвалась из рюкзака в воздух. Она стала расправляться, постепенно снижая скорость моего свободного падения. Прямо как на учениях.

Я открыл глаза. Подо мной уже виднелась земля. Мельчайшие очертания песчаных пейзажей, огромной пустыни на западе и русла реки с едва различимыми домиками на ее побережье — на востоке.

Мы приземлились спустя еще некоторое время. Быстро скинув парашют, я смотал его жутковато-непонятной кучей и сунул назад в рюкзак, так, как смог сунуть. Сверху уже виднелись три сколоченных из досок ящика, что спускались на землю на гигантских парашютах.

По всем предварительным расчетам расстояние между десантировавшимися агентами не могло быть больше двадцати метров на земле. Другой вопрос — как далеко от нас рухнут ящики. Нам необходимо было скорейшим образом собраться вместе и пойти на место сброса нашего груза.

Вокруг нас была лишь пустота. Сплошной песок всюду. Везде на несколько километров вокруг нас. Этот унылый пейзаж разбавлялся лишь камнем и спрессованным песчаником в тех местах, где бесконечная песчаная равнина переходила в небольшие пригорки, холмики и иные возвышенности.

Мы отыскали друг друга за считанные секунды, связавшись по все той же рации-микронаушнику. Мы оказались на протяженной равнине, с двух сторон закрытой холмами, преграждавшими нам путь в сторону города. Именно туда, куда нам было нужно. Бросив рюкзаки с собранными в них парашютами, мы пошли на юго-восток, где, по нашим предположениям, должны были приземлиться ящики с транспортом.

Три квадроцикла. Четырехколесные существа с ревущим мотором. Они никак не подходили для того, чтобы скрытно передвигаться по городу, однако, добраться до него на них было быстрее. Кроме того, в том самом городе мы и должны были соединиться с остальными из нашей группы. Предварительно взяв в котел и уничтожив последних выживших после бомбардировок повстанцев.

Спустя несколько минут мы остановились и спрятали транспортные средства за какими-то очередными пригорками. Навряд ли мы к ним еще вернемся. Теперь путь только вперед, дальше на восток, дабы уничтожить повстанческую заразу и выбить из голов населения этой прекрасной страны слово «демократия». Ради этого Президент личным указом направил сюда несколько сотен наемников, таких как я, X или Y. А еще ради нефти в будущей стране-марионетке, правительство которой он сейчас поддерживал, конечно.

— Дальше тихо. — полушепотом сказал Х. — Эти ублюдки могут быть в любом из зданий, лучше быть аккуратнее.

Он говорил о повстанцах.

Еще месяц назад повстанцы, воевавшие здесь за гражданские права и сменяемость власти, заняли этот город. Последние четыре недели он жил на военном положении, находясь под прямым управлением демократического правительства, оппозиции действующей власти, на самой границе между воюющими сторонами. Однако, сегодня все это закончится.

Несколько часов назад на город сбросили почти пять тысяч тонн фугасных и зажигательных снарядов. Разруха и хаос — вот, что теперь владело этой выжженной землей. Разумеется, никакого командования у тех, кто остался в городе, не было. Мы могли столкнуться там разве что с небольшими плохо организованными группировками врагов или с мирными жителями.

Но приказ был прост — убить всех, кроме тяжелораненых и совсем безоружных. Единственный недочет этого приказа заключался в том, что тяжелораненые во время бомбардировок уже давно умерли сами, а безоружных в городе, жившем по военным правилам на протяжении трех десятков дней не сыскать и днем со днем…

— Агент Y. — произнес Х в рацию, так как мы шли на некотором отдалении друг от друга и безопаснее всего было шептать. — Здание на одиннадцать часов. Внутри шевеление.

Он обратился к агенту Y, потому что тот шел ближе всего к упомянутому строению, однако, встрепенулись все из нашей группе. Оружие было наготове. В моих руках лежал автоматический карабин М4, снятый с предохранителя и полностью готовый к применению.

Я внимательнее посмотрел на то окно без стекол, которое упомянул Х. Тишина.

Мы решили приблизиться, и уже через пару секунд были у небольшой металлической двери, что была приоткрыта и вела внутрь полуразрушенного кирпичного дома.

Аккуратным движением мы распахнули двери, после чего проникли внутрь. Комната за комнатой мы обследовали интерьеры здания. Пока, наконец, не наткнулись на истекавшее кровью тело. Женщина, на вид лет пятидесяти, она лежала на спине возле стола, под которым, очевидно, пыталась спрятаться, но не успела. Рядом с ней валялся дешевый деревянный стул. Из ее окровавленного лица торчали осколки стекла, один из них с фатальной меткостью попал в глаз женщине, остальные симметрично разместились по остальной площади правой стороны головы. Какие-то влетели в ухо, другие — в щеку, третий поразил висок. В ногах женщины, где-то в том месте, где должны быть колени, лежала огромная глыба из кирпичей, склеенных бетоном. Она рухнула откуда-то сверху и, очевидно, добила женщину, перерубив ей ноги, в то время как первый снаряд, упавший где-то подальше, лишь отбросил ее от стола и поразил осколками оконного стекла…

Мы вошли в комнату, чтобы проверить тело на подачу хоть каких-то признаков жизни. Впрочем, мы ни на что и не надеялись. Это было скорее необходимой формальностью. Формальностью, которая едва не поставила под угрозу выполнение всего плана.

Неожиданно откуда-то из-за спины с дикарскими криками на нас выскочил кто-то из местных, вооруженный автоматом Калашникова, и выдал очередь почти вслепую в нашу сторону. Мы укрылись за углами комнаты, благодаря чему никто из нас не был ранен, а после — дали ответный огонь.

Через минуту он лежал в луже крови неподалеку от своего автомата, прямо перед нами. Либерал или демократ — кто он? Черт их разберет. Повстанец, покусившийся на государственность, вот кто. Нежелательный элемент. И мы от него избавились…