Старухи

Кирилл Фролов, 2020

Произведения Кирилла Фролова написаны в реалистической манере, их тематика близка каждому из нас – это воспоминания детства, истории простых, на первый взгляд незаметных людей, их подчас драматичных и даже трагичных судеб. Несмотря на драматичность описываемых событий, автор довольно часто прибегает к тонкому юмору, особенно в диалогах, подмечая речевые характеристики персонажей, связанные с их профессией, местом проживания, возрастом, социальным положением. Основные экзистенциальные темы, объединяющие рассказы Кирилла Фролова, – это человеческое достоинство, сострадание, бескорыстная и порой безответная любовь, боль разлуки с ушедшими близкими, а также почти незаметный подвиг маленького человека, зачастую выраженный в притчевой форме.

Ноги

— Движение — это жизнь! Запомните это, молодой человек! И берегите свои ноги! Не давайте им прозябать — пусть ходят, бегают везде… Уж мне-то поверьте! Уж я-то знаю!

Я в последний раз посмотрел на часы…

________________

Как-то раз, когда моему отцу было двадцать три, он возвращался с братом домой на мотоцикле. Был ясный и теплый день — один из последних дней августовского солнца.

Он разогнался, съезжая с моста, и ему стало жалко скорости — такой будоражащей и пьянящей. Он решил успеть к Мигаловскому перекрестку, пока не зажегся красный.

Он успел — почти не снижая скорости, он сделал левый поворот на мигающий зеленый.

Тем временем водитель ГАЗа-66 тоже куда-то торопился и надавил на газ, едва дождавшись желтого. И мотоцикл врезался в него на полной скорости.

Скорая сначала забрала моего дядю — он кричал от боли, и было очевидно, что его надо спасать. За отцом же через некоторое время приехала другая машина, и фельдшерица с удивлением обнаружила, что рапластанное на асфальте окровавленное тело оказалось еще живым — и даже не потерявшим сознание — человеком. Он просто лежал и смотрел в небо. Он не чувствовал боли, но понимал, что очень сильно пострадал и что ног у него больше нет.

Первым моим детским воспоминанием было посещение отца в больнице. Мне исполнилось два года, и мама привела меня к отцу. Он был по грудь в гипсе. Но ноги у него все же были. Несколько позже, когда его выписали, я любил катать машинки по просторам папиного гипса.

Потом он снова попал в больницу — на этот раз очень надолго. Начались всяческие осложнения, загноения, неправильные срастания. Борьба за ноги — а потом и за жизнь — длилась несколько лет.

— Какой это был счастливый момент, когда я в первый раз после травмы разделся и пошел в душ! — рассказывал позже отец. Он долго стоял и смотрел на свои ноги. Он гладил их и улыбался. «Ноги. МОИ ноги! Они у меня есть…»

Позднее, каждый раз, когда мы проходили мимо какого-нибудь безногого калеки, просящего милостыню, отец всегда останавливался и подавал. И еще стоял рядом с ним какое-то время.

________________

— Лена, у тебя тут ошибка повсюду — пропорции не найдены. Причем во всех работах. Вот посмотри, как ты ноги нарисовала: они не могут быть настолько длинными по отношению к туловищу.… Так, Аня, у тебя та же ошибка, что и у Лены. Внимательнее, девочки, к пропорциям…

Этот текст преподаватель моей сестры по рисунку в художественном училище выдал ей и ее подруге после того, как они весь вечер меня мурыжили, делая с меня наброски. Сестра возмутилась, хотела меня в училище притащить в доказательство того, что её ошибки тут нет.

Да, мои ноги сызмальства были длинны. К тому же я косолапил в детстве, а к подростковому возрасту они окончательно изогнулись иксом. Очень не любил я свои ноги!

А сейчас они мне нравятся. Благодаря им я много бегаю и катаюсь на лыжах и велосипеде. И очень редко опаздываю.

________________

По дороге от площади Гагарина к Восточному мосту я увидел двоих молодых парней. У обоих ноги были искорежены ДЦП. У одного посильнее, и он шел с двумя палками. У второго ноги были чуть поровнее, и он шел только с одной палкой. Они отчаянно пробирались через мартовскую грязь, вспахивая железными набойками куски нерастаявшего льда, перемешанные с лужами и комьями земли. Когда я поравнялся с ними, тот, что был с двумя палками, направил свое лицо в мою сторону. Он очень сильно косил, поэтому мне не сразу стало понятно, на меня ли он смотрит. У его спутника в этот момент зазвонил телефон, и он начал с кем-то громко и напряженно разговаривать.

— У вас не найдется рублей сорока? — спросил меня тот, который был с двумя палками.

Парни явно были не на точке, и я подумал, что им действительно, должно быть, нужны деньги. Я достал барсетку и начал ковыряться в ней. В этот момент второй паренек закончил разговор и громко сказал:

— Андрей, опять ты за старое? Мы же договорились, что это больше не повторится!

— Но я только…

— Не давайте ему ничего! У нас все есть — и деньги есть, и еда есть.

Я замешкался:

— А может…

— И помогать нам не надо! Мы сами справляемся прекрасно! Всего доброго!

Я пожал плечами и пошел дальше. Пройдя метров двадцать, я все же обернулся. Они стояли в глубокой луже, и однопалочник громко отчитывал Андрюху.

________________

У меня было немного свободного времени на пробежку и душ, а потом мне надо было ехать на очень важную встречу, которую никак нельзя было отменить или перенести.

Надев майку, шорты и кроссовки, я радостно выскочил из подъезда и сделал разминку. Потом на маленькой скорости выбежал на улицу, ведущую в ближайший парк.

Пробежав всего метров двадцать, я увидел пожилую женщину, которая производила очень странный маневр. Бросив на асфальт хозяйственную сумку, она начала медленно сгибаться влево и тянуть руку к металлической оградке клумбы, высота которой была сантиметров сорок.

Я остановился и предложил помощь.

— Ах, спасибо, молодой человек! Мне бы только до продуктового дойти — тут совсем рядом.

Я поднял ее сумку, а она вцепилась в мою руку, и мы пошли к магазину.

Расстояние до продуктового было метров десять, но бабуля, казалось, совсем не могда сдвинуться с места. Потом она с усилием приподняла и продвинула на несколько сантиметров вперед правую ногу. Потом левую.

— Мы сейчас быстро — мне только до продуктового.

Таким образом мы передвигались, и я рассматривал трещинки в асфальте, через которые пробивались листочки одуванчика и белого клевера. Кое-где в эти трещинки забился мусор, и два воробья пытались извлечь из одной трещины что-то съедобное. Через несколько метров на асфальте был голубиный помет. Потом лежал окурок. И снова трещинка с одуванчиком.

— Ну, вот мы и пришли. Спасибо, молодой человек! Только… не откажите в любезности… Тут ступеньки…

Перед входом в магазин было десять ступенек. Я посмотрел на часы.

— Ну, вот и посдедняя — хыссь… хыссь… Ну, всего вам хорошего! Спасибо вам огромное и дай вам Бог здоровья!

Я радостно сбежал со ступенек, но сразу же остановился.

«Блин, бабуля же сейчас отоварится, и ей надо будет обратно идти…» — пронеслось в моей голове. Было очевидно, что самостоятельно — да еще и с наполненной сумкой — она даже ступеньки не преодолеет.

Я решил ее подождать.

Наконец дверь начала приоткрываться, и бабуля стала пробираться через проем. Она увидела меня и посмотрела вопросительно.

— Давайте я вас уж и до дома провожу.

Бабуля задумалась…

— Да нет, спасибо, я как-нибудь сама.

Но, приблизившись к первой ступеньке, бабуля сдалась.

— Вообще-то, я тут совсем рядом живу…

Мы в обратном порядке прошли мимо трещины с одуванчиком, окурка, пятен голубиного помета, трещинок с клевером. Дошли до сложного спуска с бордюра. Но и его удачно преодолели. Бабуля крепко держалась за мою руку, а я держал ее сумку с коробкой кефира, буханкой хлеба и пачкой гречки.

— Инсульт у меня был несильный — я его на ногах перенесла. Но вот ноги с тех пор как ватные. Нет, вы не думайте, я не паралитик какой-то, я нормально себя обслуживаю. Мне просто разойтись надо. А если засиживаюсь долго, то они опять перестают слушаться.

Я посмотрел на часы. Время пробежки было уже позади. Душ можно очень быстро принять.

— А вы очень симпатичный молодой человек! Меня, кстати, Марья Фёдоровна зовут, — кокетливо представилась Марья Фёдоровна. — Я в тринадцатом доме живу — в четвертом подъезде!

О Боже! В тринадцатом! В крайнем подъезде!!! Да тут еще метров семьдесят, не меньше!

— Вчера дождь был, ветер, холод. Ну, вот я и поленилась из дому выходить. Так целый день дома перед телевизором и просидела. А теперь вот жалею. Ноги-то после вчерашнего не слушаются.

«В душ можно ведь и вовсе не ходить — я же не бегал! Но я, пожалуй, еще и опоздаю сейчас…»

— Тут можно, в принципе, через дворик пройти…

— Давайте через дворик! — быстро отозвался я.

— Но, вы знаете, там бордюр… Высокий. А я сегодня не сильна на бордюры взбираться.

Голубь пьет из оставшейся после вчерашнего дождя лужицы. Рядом скачут воробьи. На асфальте написано: «МАША». Рядом лежит окурок. Я достаю телефон и набираю номер. Мне не отвечают, и я набираю снова.

— Молодой человек, если вы торопитесь, так идите! Чего время на меня тратить?

Я задумался. Мы уже набрали скорость — каждый шаг Марьи Фёдоровны был не меньше, чем полстопы, а паузы между шагами становились все короче. Жалко было терять такую скорость.

— А на каком этаже вы живете?

— На четвертом.

Меня охватило отчаяние.

— Но только я домой сейчас не пойду. Я сяду около подъезда, передохну чуток, а минут через сорок как раз Зоя Паллна на прогулку выйдет — так мы с ней еще по двору погуляем.

Эти слова меня немного порадовали. В конце концов, можно сослаться на пробки, час «пик», заторы в метро… Двадцать минут — не такое уж и страшное опоздание. Хотя в этой майке и в шортах нельзя…

— Надо больше гулять, молодой человек, больше двигаться. Движение — это жизнь! Запомните это, молодой человек! И берегите свои ноги! Не давайте им прозябать — пусть ходят, бегают везде… Уж мне-то поверьте! Уж я-то знаю!

Я в последний раз посмотрел на часы…