Запретное чтение

Кирилл Леонидов

Повесть имеет несколько планов, и они воспринимаются в зависимости от эмоциональной и интеллектуальной готовности читателя. Автор пытается предсказать развитие событий, задается вопросом об истинной роли и ответственности сегодняшних мировых лидеров, достаточно провокационно обсуждает с читателем, казалось бы, известные и устоявшиеся явления, в том числе отношения мужчины и женщины, и делает это рискованно: от имени женщины. Насколько этот риск был оправдан, станет ясно по прочтении книги.

* * *

Отель нисколько не разочаровал: в принципе, все оказалось на высоте. И номер был с видом хотя и не на море, но на горы, покрытые бурной растительностью, и море было чистым и теплым, песчаный пляж вызвал у сына просто восторг. Ему очень нравилось из мокрого песка возводить «фэнтезийные» замки, наподобие тех, что мрачным непреступным видом внушали ужас в известном романе Толкиена. Коля тоже вел себя благопристойно, активно проводил время с сыном, даже ежедневно формировал его меню. Сына это бесило, но диалог между ним и папой о том, что мужчине на данной стадии развития лучше употреблять в пищу, продолжался еще с домашнего порога и казался, в общем, естественным.

Единственное, удивляло то, что муж совсем не расставался с фотоаппаратом. Он приобрел его недавно за приличную цену (аппарат профессиональный, сложный, способный делать снимки высокого качества), и теперь как раз представился случай его опробовать в деле. Ну не до такой же степени! Коля фотографировал все подряд: каждый цветок, сына едва ли не в покадровом движении, пробегающую ящерицу, проползающую гусеницу, медленно бредущего с метлой, словно дремлющего на ходу, работника отеля. Но когда он начал фотографировать в ресторане тарелки с едой, у меня лопнуло терпение:

— Зачем ты фотографируешь еду? Еще подумают, что еда для нас экзотика. Или ее количество…

— Мне хочется зафиксировать каждый момент, создать снимками атмосферу, — возразил муж. — Вот пройдут годы, мы с тобой откроем в старости альбом и будем его пересматривать — появится чувство, будто мы снова в том же месте. Для чего и нужна фотография. Или я не прав? Вот и сосед со мной согласится… Вы же русский, да, по внешности судя? — почему-то обратился он к светловолосому мужчине за соседним столиком.

Тот сидел один, медленно пережевывая овощной салат, и, как мне показалось, уже несколько минут наблюдал за нами, особенно с момента, когда муж и сын спорили относительно того, что Косте следует съесть, а что — нет (что не сделает его готовым «к труду и обороне»).

Мужчина на мгновение замер в раздумье, пожал плечами, глядя в стол:

— Я думаю, фотографировать все подряд — это забрать увиденное с собой, как собственность в чемодан, раз нельзя отрезать кусок земли, забрать цветы, черпануть моря, нельзя забрать эти красивые блюда… Извините, вы спросили — я ответил, — он с сожалеющим видом поднял глаза на мужа.

Их взгляды пересеклись и… Коля смущенно лишь потеребил пальцами фотик, так и не найдя, что ответить. Лишь когда мы пришли в номер, он вдруг спросил, то ли меня, то ли сам себе задал вопрос: «Я так и не понял: он что, вот так вот оскорбил меня, что ли?»

В общем, очень странно прошел у нас первый обед в отеле. К ужину Коля шел уже слегка накрученный, и я немного боялась, что его опять потянет спросить о чем-нибудь странного соотечественника.

Казалось, мои опасения не оправдываются: мы уже почти поели, мужчины нигде не было видно. Но в конце ужина муж начал заставлять Костю выпить кефир. Тот хотел кофе. Возникла нежелательная пауза. И надо же, вот он: знакомый незнакомец явился, как на грех, и… за соседний стол! Коля решил посоветоваться и на этот раз: наверно, хотел спровоцировать на новый спор. (Боже мой, зачем?…)

— А что сейчас думаете, господин хороший, может ли десятилетний сын решать как ему жить?

Мужчина постарался приветливо улыбнуться: у него оказалась красивая улыбка, широкая такая, обнажившая ровные зубы и собравшая маленькие морщинки в углах глаз. Но ему было явно грустно, что-то тяготило его так, как это на отдыхе бывает редко.

— Может, — ответил он как — то отстраненно, думая, наверно, о чем-то другом.

— И с чего бы это? — «закипел» Коля.

— Но ведь речь идет о его жизни.

— Позвольте не согласиться. Это — моя жизнь! Потому что данный пацан — моя кровь. Все просто и ясно.

— Подобие не значит идентичность. Вы же не считаете его своей собственностью?

— Вот как раз и считаю.

Мужчина пристально уставился на Колю, будто впервые его заметил:

— Но ребенок не вещь, не ваша бритва или зубная щетка.

— Он больше, чем… Он — мой отпрыск!

— Что, простите?

Коля покраснел. Это было неприлично заметно. То ли он вдруг осознал этимологию данного слова, вполне невинного в обычно употребляемом контексте, но как-то неуместно прозвучавшего именно сейчас, то ли был возмущен от непонимания радикальных реплик собеседника. Кроме того, в зрительном зале помимо меня сидел, между прочим, и сам «отпрыск»…

— Я имел в виду, что сын — неотъемлемая часть меня.

— Он ничья не часть. С точки зрения природы Вы уже сделали свои дело, успокойтесь. А красть у него жизнь никто не вправе.

— Это я-то краду?

— Я не знаю, крадете ли вы. Но не вправе красть никто.

— То есть я не могу заниматься его воспитанием?!

— Воспитания не существует. Это иллюзия.

На секунду возникла пауза, которую неожиданно прервал Костя:

— Ну, так я… за кофе?

— Ага, — сухо согласился его отец.

А затем с оттенком угрозы добавил:

— С тобой мы еще подискутируем…

В номере Коля дал волю эмоциям:

— Ты смотри, какую философию толкает! Объяснить, что ребенку лучше, уберечь его от ошибок и лишних проблем — значит красть у него его жизнь? Бредятина! Разве может ребенок знать лучше родителей, что такое добро и что такое зло?

— Маленький ребенок точно не знает, что — добро, и что — зло, — согласилась я, — передавать опыт нужно. Но… ты сам-то уверен, что знаешь? Я уже давно ни в чем не уверена.

— Понравился тебе этот «псевдофилософ»? — язвительно заметил муж.

— Так, ничего, улыбка у него добрая, какая-то светлая и почти неземная, — ответила я, сделав вид, что не заметила его иронии. — Таких мужчин в жизни мало встречается… Но ты успокойся (я потрепала его за ухо), ты же знаешь, твоя жена предпочитает земного, без «псевдо», самого что ни на есть настоящего!