Тебе конец, хапуга!

Кирилл Казанцев, 2011

Группа предпринимателей начинает строительство суперсовременной дороги. Дело, конечно, благое, но под шумок деляги захватывают широкую полосу земли – гораздо больше, чем это нужно для дела. На этой-то земле стоял дачный кооператив, который сразу же начали сносить. Возмущенных жителей живо успокоили «купленные» сотрудники милиции. История становится известной генералу Дугину, руководителю самой законспирированной российской организации «Антикор», борющейся с коррупцией исключительно неконституционным методами. И Дугин натравливает на коррупционеров своего лучшего боевика – Андрея Ларина, в чьей голове уже появился хитроумный план того, как помешать захвату земли...

Глава 4

Пестрый кортеж, начинавшийся «Хаммером» и заканчивающийся автозаком, принадлежавшим местному ОМОНу, вкатил в дачный кооператив «Ветеран». Громоздкие машины нагло продвигались по узким проездам. Высокая будка автозака ломала ветви яблонь, груш. Немногочисленные обитатели поселка с тревогой посматривали на пришельцев. Колонна съехала в низину и остановилась неподалеку от дома, расположенного чуть на отшибе от поселка, возле пожарного водоема.

Дом был бревенчатый, срубленный еще до войны и перевезен в поселок одним из членов кооператива. Хозяин, приставив стремянку к стене, макал кисточку в краску и старательно нумеровал бревна — собирался вскорости разобрать сруб и перевезти его на новое место.

Из джипа выбрались Пефтиев с Карповым и сразу двинулись к дому. Режиссер уже складывал из пальцев воображаемую рамку кадра и рассматривал через нее основательную бревенчатую избу. Мандрыкин с Асей остались возле «Хаммера». Ларин стоял в сторонке. Сегодняшнее предприятие ему было не по душе. Интуиция подсказывала — грядет что-то очень нехорошее и стыдное.

Владелец участка с избой и другие обитатели поселка от удивления пооткрывали рты. Из автозака один за другим спрыгивали немецкие каратели с автоматами, в касках.

— Ну, как? По-моему, то самое, о чем вы просили, — радостно заявил Пефтиев, демонстрируя избу Владимиру Рудольфовичу.

— Крыша, конечно, шиферная, — задумчиво и вдохновенно произносил кинорежиссер, — но главное, что стены фактурные, из толстых бревен. Таких нынче уже не строят, лес другой пошел, измельчал. Да, мельчаем и мы вместе с ним, Владлен Николаевич.

— Согласен, мельчаем. Но не во всем, в чем-то мы ведь и выше стали, культурнее, — отозвался бизнесмен от дорожного строительства.

И тут Карпов внезапно налился багрянцем и заорал на владельца участка:

— Что вы творите?! Кто вам позволил так портить уникальный объект?!

Пожилой мужчина даже жестянку с краской выронил из рук — спустился со стремянки, подошел к киношникам.

— А что такое? Я вот бревна нумерую. Разберу свой дом — и на новый участок перевезу. Наш-то кооператив ликвидируют. — И он с ненавистью посмотрел на Пефтиева.

— Какой ваш дом? Я что-то не понимаю, — делано удивился владелец дорожно-строительного треста.

— Ну, этот — мой. Его ж еще дед мой ставил перед самой войной на родине. А потом, когда деда не стало, мы с отцом оттуда избу забрали, по бревнышку раскатали, сюда перевезли, своими руками сложили, мхом законопатили. Все-таки память о предках. Теперь вот в новое место повезу по вашей милости.

— Вам компенсацию заплатили? — ледяным тоном произнес Пефтиев.

— Заплатили, — растерялся домовладелец.

— А компенсация, между прочим, выплачивалась за снос строения, расположенного на участке, который изымается для государственных нужд. За снос, — еще раз подчеркнул Пефтиев. — Так что дом вам больше не принадлежит, и никуда его перевозить вы не имеете права. Он — уже собственность строительного треста. Вы деньги за него получили и расписались.

— Так другие же перевозили или на дрова пилили, — вконец растерялся мужчина. — И вообще, что происходит?

— Не мешайте работать, — в голосе Пефтиева появился металл. — Участок уже не ваш, и вы вообще не имеете права здесь находиться.

— Да пошел ты! — Домовладелец пихнул Пефтиева в грудь.

Но тут уже не дремали омоновцы — только дожидавшиеся подобного развития событий. Они схватили мужчину, заломили ему руки. Жители поселка не рисковали подходить близко — помнили, чем все кончилось в прошлый раз. Да и лица некоторых омоновцев с того времени запомнили.

Мужчина дернулся, ругнулся матом.

— За оскорбление при исполнении, — вырвалось у одного из омоновцев, и он с размаху ударил домовладельца в живот.

Бедняга сник и его тут же поволокли к автозаку.

— Извините, Владимир Рудольфович, — сменил тон Пефтиев, брезгливо оттирая ногтем пятно краски со своего запястья. — Вы не обращайте внимания — работайте. Вам больше не будут мешать.

Из толпы обитателей поселка выбрался Новицкий.

— Эй, фашисты! — окрикнул он омоновцев. — Вы с кем, с ними или с народом? На кого руку подняли? На трудягу?

— Ты кого фашистом назвал? — Командир ОМОНа двинулся на ветерана, немецкая каска висела у него на сгибе локтя.

— Тебя и назвал, и холуев твоих. Фашисты вы и есть. Повязки со свастикой нацепили и в немецкой форме со «шмайсерами» ходите. Как мне вас еще называть?

Пефтиев понял, что ситуация накаляется, и уже пожалел о том, что решил помочь Карпову с выбором натуры.

— Не связывайтесь, — шепнул он командиру ОМОНа. — Просто оцепите участок и никого не пропускайте.

Омоновец подошел вплотную к Новицкому и только сейчас оценил рост и комплекцию ветерана. Тот был еще хоть куда: плечистый, крепкий и сантиметров на пять выше него.

— Ладно, дед. С формой неувязочка вышла, — процедил сквозь зубы офицер. — А это тебе, чтоб ты не сомневался. — Он достал удостоверение и показал его Новицкому. — Больше вопросов нет? Заодно предупреждаю об ответственности за неподчинение законным требованиям правоохранителей. Всем разойтись!

— Повидал я таких, как ты, на своем веку. И в гестапо меня на допрос водили, и полицаи за руки к балке подвешивали, — прищурился Новицкий. — Но и я в долгу не остался. Даже точно сказать не могу, скольких сволочей и карателей на тот свет отправил. Тринадцать лет мне тогда было, когда со счету сбился.

Омоновец отвел взгляд и хмуро промычал:

— Не скапливаться, разойтись.

— И еще, — произнес бывший партизан. — Сами каратели повязок со свастикой не носили, только полицаи-бобики. Это я тебе как очевидец говорю.

Заслышав это, Владимир Рудольфович оживился:

— Может, вы нас проконсультируете еще по парочке вопросов?

Новицкий ничего не ответил — только демонстративно сплюнул на пыльную землю и отошел к другим членам кооператива.

— Прикольный старичок, — прощебетала Ася и тут же дернула за рукав Мандрыкина. — Достань-ка мороженое из холодильника в багажнике. А вы будете? — обратилась она к Ларину. — Жарко ведь. А я так люблю холодненькое в жару полизать.

Андрею самому хотелось плюнуть на землю, как это сделал Новицкий, и отойти к нормальным людям. Но приходилось стоять рядом с теми, кто был ему уже противен. Утешала лишь мысль, что он здесь не просто так, не для удовольствия, а на задании, полученном от Павла Игнатьевича Дугина.

— Нет, спасибо, — сухо ответил он. — Не люблю сладкого.

— Зря не соглашаетесь. Я, как и Ася, большой любитель сладенькое полизать. — Мандрыкин уже вытащил из багажника переносной автомобильный холодильник и предлагал Мокрицкой мороженое на выбор.

Андрей даже не стал смотреть на то, что из сладенького и холодненького Мокрицкой по вкусу. А вот Владимир Рудольфович уже буквально впал в художественный транс.

— Погода и освещение уходят. Снимать надо прямо сейчас. Это же фантастика какая! А светотени! Такие и импрессионистам не снились. Какие там, на хрен, Дега с Моне… Быстро затоптать цветы на клумбе. Таких во время войны не делали. И умывальник на заднем плане на хрен убрать. Кто на Смоленщине в сороковые годы фаянсовые умывальники по деревням ставил? Быстро, быстро.

Возбуждение режиссера передалось даже омоновцам. Хоть они и не обязаны были этого делать, но принялись топтаться сапогами по клумбе, уничтожая цветы, крушить фаянсовый умывальник топорами. Оператор уже возносился на кране, припав к окуляру.

— Что-нибудь белое мне выставите, чтобы цветоделение отрегулировать, — просил он, но его услышала лишь Мокрицкая, потому как, очутившись на съемках, тоже слегка «отравилась» искусством.

Конец ознакомительного фрагмента.