Судный день для губернатора

Кирилл Казанцев, 2012

Руководство одной из российских областей поражено страшным пороком – растлением детей. Губернатор Ладутько и его окружение чувствуют себя безнаказанными – ведь их надежно прикрывает начальник областного УВД полковник Евсеев. Агенту «Антикора» Андрею Ларину никогда прежде не приходилось сталкиваться со столь мерзкими типами. Его новое задание – изобличить подонков, предать их преступления широкой огласке и, разумеется, жестоко наказать их. Выполнить это задание даже такому опытному бойцу, как Ларин, крайне непросто: все структуры области повязаны между собой, образуя порочный круг. Чтобы сохранить свою грязную тайну, оборотни во власти готовы пойти на все…

Глава 4

По прибытии в город Андрей Ларин вопреки своим ожиданиям так и не заметил повышенного внимания к своей персоне. От самого вокзала за ним не было никакого хвоста, слежки. Ни фургончиков с наружкой, ни подозрительных типов с замаскированными наушниками типа слуховых аппаратов он так и не увидел. Ларин даже ненароком подумал, что слишком расслабился за последнее время и просто не замечает очевидного. Но тут же отмел эту мысль из-за абсурдности. Ведь постоянные тренировки, которым подвергал его Павел Игнатьевич Дугин, не давали потерять форму и навыки. А значит, слежки действительно не было, что, конечно же, настораживало и склоняло к логическому вопросу — а вдруг таким способом они пытаются усыпить его бдительность, создать иллюзию безопасности, а потом в самый неожиданный момент нанесут упреждающий удар?

Заранее забронированный гостиничный номер, в который его заселили, оказался чист от «жучков», камер и прочей шпионской хрени. В этом не было никаких сомнений. Ведь Ларин облазил каждый его уголок-закуток, даже разобрав и собрав вновь старомодный телефонный аппарат.

Приняв с утомительной дороги контрастный душ, приободрившийся Андрей налил в стакан свой любимый морковный сок и, взяв на тумбочке местную рекламную газету, прилег на кровать. Глаза пробежались по объявлениям, пестрящим заманчивыми скидками и бонусами: «ноутбуки в кредит под 0 %», «наращивание ногтей по самым низким в городе ценам», «увеличение груди», «лечение от запоя, заикания и энуреза»… Бегающий по газетным полосам взгляд наконец остановился на картинке с мотороллерами, мопедами, скутерами, байками и горными велосипедами. Рекламный слоган фирмы, предлагавшей напрокат двухколесный транспорт, зазывал: «Слышишь, ты, не будь улиткой. Прокатись-ка с ветерком».

«Креативно, однако», — ухмыльнулся Ларин, набирая указанный в рекламке контактный телефон.

Через час Андрей уже несся по центральной улице на новенькой «Ямахе». Одет он был подобающе своему железному коню: черные лакированные ботинки на высокой шнуровке, заправленные в них потертые джинсы, кожаная куртка с заклепками и серебристый шлем, объятый языками пламени. В забрале с зеркальным напылением мелькали, пролетали, оставаясь далеко позади, обгоняемые им машины.

Ларин считал мотоцикл самым быстрым, маневренным и надежным видом транспорта. Во-первых, на нем всегда можно уйти от погони, свернув в узкую подворотню. Во-вторых, не надо стоять в пробках. Ну а в-третьих, в отличие от громоздкого автомобиля его можно спрятать в кустарнике или вовсе закатить в подвал. Эти неоспоримые преимущества железного коня не раз спасали Андрею жизнь.

Моргнув поворотником, «Ямаха» съехала на автостоянку перед детским домом. Ларин заглушил двигатель, откинул ногой подножку и повесил на руль шлем. Над головой спешившегося мотоциклиста раздался стрекот. Андрей закатил глаза на небо. На фоне белесых облаков, рубя лопастями воздух, летел вертолет, таща за собой длинный баннер с ярко-красной надписью: «Программа выходного дня. С заботой о детях. Искренне ваш Ладутько Н.П.», и следом плыла по небу еле влезшая на полотнище огромная отъевшаяся харя губернатора.

Столь внезапное появление «инспектора из КДН» повергло директрису детдома в ступор. Поначалу она и вовсе не хотела верить, что Ларин именно тот человек, за которого себя выдает, — ее насторожил его байкерский прикид. Но, увидев документы, тут же сменила тон и выражение лица, пригласив гостя пройти в кабинет.

— Вы бы хоть предварительно позвонили, а то прямо как снег на голову, — ерзала в директорском кресле Евгения Викторовна Ермакова — мужеподобная женщина с грубым лицом, в парике и с хрипотцой в голосе.

Андрей не случайно на встречу с директрисой вырядился байкером. Он отлично знал психологию людей. Будь сейчас на нем деловой костюм, белая сорочка и галстук да кейс на коленях — хозяйка кабинета смотрела бы на него с настороженностью, опаской. Мол, такой серьезный, решительно настроенный, будет до каждой мелочи доколупываться. Того и гляди замочками кейса щелк, а там диктофон или, того хуже, камера скрытая. А вот потертые джинсы, кожанка, недельная щетина делали из Ларина этакого добродушного бывшего хиппи или завязавшего байкера с открытой душой, располагающего к себе. Такой типаж ну никак не мог плести за спиной коварные планы. И эта уловка действовала.

— Работа у меня такая — появляться в том месте и в то время, где меня никто не ждет, — заулыбался Андрей и перешел к делу. — Евгения Викторовна, я работаю в КДН не первый год, много ездил по стране, разговаривал с вашими коллегами и знаю все трудности, с которыми вам доводится сталкиваться. Руководить детдомом — это адский, я бы даже сказал, титанический труд. Но не мне вам об этом говорить. — Ларин забросил ногу на ногу, доверительно посмотрел в глаза директрисы. — Вы как мама для этих бедных детей: постоянно выпрашиваете у государства жалкие крохи, лишь бы купить лишнюю игрушку, сладость, сделать в детдоме косметический ремонт. Вы переживаете за них, не спите ночами, принимая их проблемы к сердцу как свои. Стараетесь вырастить из них полноценных членов общества. А что получаете взамен? Нищенскую зарплату и временами «нож в спину»… Поверьте, Евгения Викторовна, не вы первая и не вы последняя. В чем только не обвиняют детдомовцы людей вашей профессии — диву даешься, — вздохнул он. — Почему так происходит? К сожалению, всегда найдется обиженный ребенок, которому кажется, что его обделили, любят меньше других. Вот он и пытается отомстить, выдумывая всякие небылицы.

Заранее подготовленный спич буквально пригвоздил Ермакову к спинке кресла. Чего-чего, а услышать такое от инспектора при первой встрече она явно не ожидала. Думала, тот начнет проверять документацию, задавать провокационные вопросы. Но чтобы вот так, по-душевному, с пониманием, да еще и с сожалением…

И тут Андрей не прогадал. Ведь человеку, которому есть что скрывать, который чего-то боится, всегда удобнее занять позицию обиженной стороны, из обвиняемого превратиться в потерпевшего — такую возможность своей собеседнице он предоставил. А та «клюнула», ведь ей действительно было что скрывать.

— Я сама не пойму, почему Виолетточка так поступила. Я же ее, как дочь родную, любила. А она мне, как вы правильно заметили, возьми да нож в спину! Каких-то педофилов нафантазировала, гадости понарассказывала… Откуда только слова такие знает? Ладно я — может, и в самом деле где-то недосмотрела, голос на нее повысила. Может, и рукой перед носом махнула. Но зачем подобную ахинею нести и уважаемых людей области во все это впутывать? Мне им теперь в глаза стыдно смотреть. Особенно уважаемому Николаю Павловичу. Широкой души человек, последнюю рубаху готов снять, чтобы детдому помочь. — И она преданным взглядом посмотрела на маленький портрет Ладутько в плетеной рамочке. — Подошла бы ко мне, поговорили б… А так что вышло? Я ж Виолетточку, когда она из Москвы вернулась, простила. Она у меня даже прощения попросила. Ну, думала, все, образумился ребенок. А она — бац, и опять сбежала. Даже страшно подумать, что с ней сейчас, — врала, даже не краснея, примеривая на себя роль потерпевшей, Ермакова.

— Вы знаете, я не удивляюсь. Особенно если учесть, что она психически нездорова. Кто знает, что творится в ее маленькой головке, — подыгрывал директрисе Ларин. — В общем, картина мне абсолютно ясна. Будь моя воля — я бы сегодня же отправился в Москву, наскоро подготовив отчет, выставив вашему детдому исключительно положительные оценки, и не тратил бы ваше драгоценное время. Но, увы, придется соблюсти кое-какие формальности, — словно бы извиняясь, развел руками Андрей.

— Что вы! Конечно. Нам абсолютно нечего скрывать, — охотно подхватила Евгения Викторовна. — Завтра же организуем вам экскурсию по детдому, пообщаетесь с воспитателями, детьми… — Директриса бросила взгляд на настенные часы и спохватилась: — Ой, забыла, сейчас же у них начнется представление в актовом зале. Мне надо срочно бежать. Вы не беспокойтесь — к завтрашнему утру я подготовлю всю необходимую документацию.

— Вы не против, если я составлю вам компанию? — предложил Андрей.

— Чудесно, — улыбнулась Ермакова. — Заодно и посмотрите, какая у нас культурно-развлекательная программа…

…Дети стекались в актовый зал: занимали места, глазели на пустую сцену, перешептывались — мол, интересно, что будут показывать на этот раз. Сцена же пока пустовала, но за кулисами уже просматривалось какое-то движение.

В ожидании представления дети начали маяться. Толстяк с третьего ряда зашелестел оберткой. Конопатый хулиган вывел ярким маркером на деревянной сидушке: «Вера лошица». Рыжий осторожно приклеил к волосам белобрысой девчонки жевательную резинку. Наголо стриженный пацан с фингалом под глазом прописал смачного фофана очкарику.

Ларин с директрисой сидели на галерке.

— Евгения Викторовна, я тут у вас Доску почета видел. Возрождаете добрые советские традиции? — как бы между прочим спросил Андрей.

— А почему бы и нет? Ведь это своеобразный рейтинг работников, который развивает в каждом из них дух соперничества, стимулирует к новым свершениям. Но мы не ограничиваемся лишь одной визуальной информацией — постоянно поощряем лучших денежными премиями, выходными, — похвалилась Ермакова.

— А если этот лучший вдруг провинился? Ну, скажем, начал опаздывать на работу, перестал надлежащим образом исполнять свои служебные обязанности? Его фотографию с Доски почета снимают?

— Естественно. Правда, за время моего руководства у нас был лишь один подобный случай, и тот произошел буквально на днях, — разоткровенничалась Евгения Викторовна, тут же спохватилась, но, как говорится, слово обратно в рот уже не вложишь.

— Впечатляющая статистика. И кто же этот человек?

— Один из наших воспитателей. Настоящим профессионалом своего дела был, постоянно на Доске почета его фото висело.

— Был? — переспросил Ларин.

— Именно что был. Оказалось, наркотиками баловался, погиб, с крыши сорвался — в общем, несчастный случай, — протараторила Ермакова и тут же переменила тему. — Вчера к нам на работу пришла новая воспитательница-волонтер. Ей и зарплата не нужна; говорит, мол, у нее выходы на западные гранты есть, так что она женщина обеспеченная, но печется о детях-сиротах. Обещала помощь из-за границы организовать. Фея просто. Я и дети от нее в восторге. Отзывчивая, добрая, работящая. К тому же фокусы показывает. Представляете, только вчера оформилась, а уже говорит мне — Евгения Викторовна, давайте завтра детям праздник устроим, волшебное представление покажем. А я говорю — так ведь деньги нужны, чтобы выездной цирк заказать, а у нас с ними напряженка. А она в ответ — я сама справлюсь, вы только добро дайте. Так я и дала. Вот теперь сгораю от любопытства, что же за такое волшебное представление она нам приготовила…

Андрей уже собирался было вернуться к разговору о погибшем воспитателе и попытаться вытянуть из директрисы хоть какую-нибудь стоящую информацию, но тут в зале внезапно погас свет. Дети стихли, замерев в ожидании.

Вспыхнул прожектор. Мрачно-желтый конус высветил на сцене стройную молодую женщину в голубом цилиндре и розовом фраке. Ее лицо скрывал грим — белый как мел. Губы фокусницы были накрашены яркой красной помадой, а глаза обведены черной, как смоль, тушью. В правой руке женщина держала указку, на кончике которой золотилась, сверкая сотнями блесток, звездочка.

— Приветствую вас, мои дорогие, — обратилась она к юной аудитории.

Раздались бурные овации. Фокусница медленно подняла руку с указкой — и аплодисменты сошли на нет.

— Позвольте представиться. Я Великая Волшебница Анастасия Непревзойденная, — продолжала она. — Сегодня вы станете свидетелями магии, и на ваших глазах произойдет настоящее чудо. Такого вы еще никогда не видели. Ну что ж, не буду вас томить. Прошу внимания.

В динамиках раздалась барабанная дробь — точь-в-точь как в цирке, когда акробат собирается совершить опасный трюк. Но прыгать через охваченный огнем обруч, балансировать на канате или совершать невероятные кульбиты через голову женщина, естественно, не собиралась. Это нехитрое звуковое сопровождение лишь служило фоном, подчеркивающим важность момента, который вот-вот должен наступить.

Когда же дробь участилась и тут же резко стихла, фокусница моментально сняла с головы цилиндр и вытащила из него за уши серого кролика — продемонстрировала его раззявившим рты детям и спрятала обратно. Затем последовало несколько взмахов волшебной палочкой, и из цилиндра выпорхнул белоснежный голубь, полетел над головами изумленных детишек. Заложив круг, он приземлился на ладонь той, которая эпатажно именовала себя Анастасией Непревзойденной.

Ларин смотрел на происходящее отстраненно. Все эти фокусы-шмокусы напоминали ему дешевое шоу. Он уже наперед знал, чем будет «удивлять» детдомовцев молодая женщина-фокусница. После традиционных кроликов-голубей обязательно последует вытянутая из рукава длиннющая гирлянда из цветастых платочков, затем она пригласит на сцену одного из юных зрителей, и в его кармане обязательно найдется конфетка, о существовании которой он и не подозревал. Прозвучат бурные аплодисменты. Низкий поклон. Занавес опускается. Всем пора спать.

Андрей как в воду глядел. Показав предугаданные им фокусы, молодая женщина послала в зал воздушные поцелуи и поклонилась. Дети повставали с сидений и захлопали в ладоши. Для приличия поаплодировал и Ларин.

— Садитесь-садитесь, дорогие мои. Это еще не все, — прозвучало интригующе не только для детдомовцев, но и для Андрея, который подобного поворота событий явно не ожидал и уже гадал, что же такого, чего он не знает, подготовила на десерт Анастасия Непревзойденная.

Мрачный прожектор над сценой внезапно погас. Зал погрузился в кромешную темноту. Но не прошло и пяти секунд, как он вспыхнул вновь — на этот раз ярче. В конусе света стояла тумба, а на ней — объемный стеклянный шар. Фокусница гладила его ладонями, приговаривая при этом какое-то заклинание.

— Шнополис парамбум белебердым, — пробормотала она и вдруг выкрикнула: — Ахтунгус! — И шар чудным образом завертелся, зависнув над ее сведенными ладонями.

Детишки с первого ряда аж вздрогнули, вжавшись в кресла. Ларин, который еще несколько минут назад откровенно скучал, заинтересовался происходящим на сцене, не понимая, в чем же прикол.

— С помощью этого волшебного шара я прочитаю ваши мысли, — произнесла Анастасия Непревзойденная, перевоплотившаяся в экстрасенса, и обратила свой взор в зал. — Третий ряд, мальчик в желтой футболке. Да-да, ты. Встань.

Выбранный фокусницей детдомовец, поколебавшись, поднялся. Шар тем временем остановился и начал крутиться уже в другую сторону.

— Тебя зовут Витя. Любишь аниме. Недавно сломал руку, играя в футбол. Мечтаешь стать телеведущим. Влюблен по уши в девочку, имя которой я знаю, но называть при всех не стану. Даже сейчас о ней думаешь. Правильно? — прозвучало со сцены.

Удивленный мальчик покраснел и смущенно кивнул. С соседнего ряда на него уже пялилась, округлив глаза, та самая Маргарита, которая давно подозревала, что у нее есть тайный воздыхатель.

— В заднем кармане твоих джинсов лежит… лежит… — Молодая женщина напряглась, ее руки вздрогнули под вращающимся шаром. — Лежит… — Накрашенные губы расплылись в улыбке. — Я так и думала. Сложенная вчетверо любовная записка, написанная на клетчатом листике, вырванном из тетрадки по математике. Ты написал ее уже давно и постоянно носишь с собой, так и не решаясь отдать. Я даже вижу буквы, могу прочитать…

Детдомовец в желтой футболке умоляюще посмотрел на фокусницу — мол, все что угодно говорите, даже можете озвучить на весь зал, что сейчас на мне трусы в полосочку или что под матрасом спрятана пачка сигарет, но только не читайте записку. И Анастасия Непревзойденная смилостивилась:

–…Хорошо, Витя. Но обещай, что не позже, чем завтра, расскажешь о своих чувствах девочке, — и, получив незамедлительно утвердительный ответ, сказала: — Я потом у нее сама спрошу. Садись.

Мальчик в мокрой и липкой от пота майке шумно выдохнул — дескать, пронесло, и буквально упал в кресло.

Шар неожиданно остановился. Фокусница моментально выдернула из-под него руки, будто тот был раскаленный, и устало вздохнула.

— К сожалению, мои силы иссякли, — проговорила она. — Но я успела считать мысли еще одного человека, присутствующего в этом зале.

Все дети напряглись — никому не хотелось, чтобы о его тайнах узнали все остальные. Лишь один Витя чувствовал себя спокойно — как говорится, отстрелялся.

— Вы, мужчина. — Волшебная палочка со звездочкой уже указывала на галерку. — В кожаной куртке, — уточнила она. — Встаньте, пожалуйста.

Весь зал облегченно вздохнул. Андрей же, наоборот, почувствовал себя неуютно. Первой мыслью было встать и уйти, сославшись на неотложные дела. Но Ларин сдержался — поднялся и, вальяжно скрестив на груди руки, скривил на губах ухмылку.

«Ты же знаешь, что никакой магии, экстрасенсов и прочей байды не существует. Все это чистой воды блеф. Ну, крутился у нее в руках шар — так что с того? Не сам же по себе, какой-то механизм в тумбе явно был. А пацана этого так вообще на три-пятнадцать развела — пообщалась до этого с его друзьями, разузнала то да се… Ну, вот зачем меня, совершенно незнакомого ей человека, подняла? Может, понравился? Ладно, не грузись, все равно, кроме общих фраз и обтекаемых формулировок, ничего не скажет», — размышлял скептически настроенный Андрей, и все же что-то в этой молодой женщине, одетой во фрак, его настораживало.

— У вас сложная и ответственная работа, — начала «читать мысли» Ларина Анастасия Непревзойденная, — много ездите по стране, у вас мало свободного времени, обожаете быструю езду, не любите смотреть телевизор…

«Чего и следовало ожидать — очередное бла-бла-бла», — слушая фокусницу-экстрасенса, улыбался Андрей.

–…вы не женаты, у вас нет собственной квартиры, живете то в гостиницах, то снимаете жилье. У вас очень требовательный начальник, у него очень оригинальный подход к работе. Его зовут то ли Иваном, то ли Сергеем, то ли… Павлом…

Ларин насторожился — но виду не подал.

«Ну назвала несколько распространенных имен. Ну с одним угадала. Совпадение, да и только».

— Ваш любимый певец — Утесов… Вы всегда радеете за справедливость, защищаете невинных и наказываете виновных. — Анастасия Непревзойденная сделала паузу и продолжила: — Сейчас вы мечтаете чего-нибудь выпить, так как в горле у вас пересохло. Но не просто воды, а сока: не апельсинового, не яблочного, не томатного, а… — И женщина сделала такой жест, будто выдергивала морковку из грядки. — Ну, вы поняли меня.

Последний жест с воображаемой морковкой гвоздем засел в голове у Андрея. «Вот же черт. Откуда ей это известно?» Улыбка исчезла с его лица.

–…На этом все. Больше я ничего не вижу, — на радость Ларину, заявила наконец молодая женщина.

Шокированный Андрей занял свое место. Зал взорвался аплодисментами. Откланявшись, Анастасия Непревзойденная, взмахнув на прощание волшебной палочкой, исчезла за кулисами.

— Браво! — громко крикнула ей вслед Ермакова и повернулась к задумчивому Андрею. — А ведь точно она вашу профессию описала. И поверьте — она не знала, что вы приедете… Просто диву даешься.

— Это точно, — выдавил из себя улыбку Ларин.

* * *

Моросил дождь. По серому небу тянулись такие же хмурые, как и лица горожан, тучи. Вот-вот должен был зарядить сильный ливень, согнав с улицы последних прохожих.

Алиса, отбывшая трехдневный административный арест, брела по тротуару, наступала в лужи, жадно вдыхала насыщенный озоном воздух, подставляя свое бледное личико колющимся каплям. Изолятор временного содержания, в котором она провела последние дни, остался уже далеко позади. Где-то там в его стенах все еще продолжали отбывать «сутки» ее подружки-коллеги по правозащитной деятельности, вывесившие на пятиэтажке баннер.

Вот показался знакомый двор, родной подъезд. Пискнул домофон. Ступенька за ступенькой уставшая Алиса поднималась к себе в квартиру. Она была настолько погружена в свои мысли, что не сразу заметила соседа Митю, дымящего сигаретой на лестничной площадке.

— Ба, какие люди в Голливуде! — стряхнув пепел в пустую банку от растворимого кофе, расплылся в широкой улыбке продавец пиратских DVD-дисков. — С возвращением. Извини, что без цветов и не при галстуке. Думал, что тебя «по полной» упекли.

— Только ты не доставай. — Алиса уже вставляла ключ в замочную скважину.

Митя затушил окурок о край жестяной банки, подошел к Алисе и прошептал:

— Тебе тут кое-кто что-то передал. Наверное, один из ваших — ботан такой в очках.

— Мне? — удивилась правозащитница. — Очкарик? Сюда приходил? Не знаю я никаких очкариков и адрес свой мужикам принципиально не даю. Пить надо меньше, Митя. Ты еще скажи, что за мной марсиане прилетали.

— Да нет же. Тогда, на площади, после того как тебя загребли, — уточнил парень. — Подошел ко мне, спросил, знаю ли я тебя. А я ему отвечаю — а как же не знать, это ж моя соседушка, которая с головой не дружит. Значит, достал этот ботан тысячу и протянул мне. Я деньги не взял, это ж знакомый твой. А потом конверт какой-то мне сунул. Говорит — обязательно ей передай. Зашуганный такой был, мама не горюй, — поведал Митя.

Только теперь Алиса вспомнила, что накануне ареста на ее аккаунт в «ВКонтакте» пришло сообщение от некоего юзера без фотки с ничего не говорящим ником «12345». Он просил о встрече, говорил, что готов помочь правозащитнице в борьбе за права несовершеннолетних детей. Девушка согласилась встретиться и попросила того не опаздывать. Но их встреча так и не состоялась. И вот теперь выясняется, что он передал ее соседу какой-то конверт…

— Где он? — протянула руку Алиса.

— Будешь должна, — подмигнул парень, сгонял к себе в квартиру, вернулся на лестничную площадку уже с конвертом и вручил его девушке. — И не смотри на меня так косо. Он запечатанный. Больно мне надо в вашей правозащитной хрени копаться…

— Спасибо, Митя, — и перед носом парня захлопнулась металлическая дверь.

— Спасибо в карман не положишь и на хлеб не намажешь, — пробубнил продавец DVD-дисков.

После вонючей камеры, пропитанной по́том и сыростью, оказаться в своей, хоть и съемной, квартире было верхом блаженства. Приняв горячую ванну, переодевшись в чистое белье и выпив чая, Алиса легла на кровать. Но как ни пыталась уснуть — все напрасно. Так и лежала с закрытыми глазами, переживая за своих подружек, оставшихся в СИЗО. Да и конверт, который она так и бросила на зеркало в прихожей, не давал ей покоя. Хотя девушка твердо пообещала себе, что откроет его не раньше завтрашнего утра — надо же и отдохнуть от дел.

Не выдержав, Алиса встала и сварила себе крепкий кофе. Через несколько минут она уже сидела за компьютерным столом, читая при свете настольной лампы письмо:

«…Я боюсь за себя и Вас, а потому решил написать, а не просто рассказать при встрече; не надо, чтобы нас видели вместе. За мной следят… с недавних пор в детском доме, где я работаю воспитателем, стали твориться ужасные вещи. Поначалу я их не замечал, но когда ко мне за помощью обратилась девочка, одна из участниц так называемой «Программы выходного дня», Виолетта Петрашевская, и рассказала, что с ней вытворяли, внутри меня все вскипело. Но как же я ошибался, подумав, что найду справедливости у директрисы… Оказалось, что и она замешана во всем этом. Я не Геракл, в жизни и мухи не обидел. Да и что бы изменилось, если б я кому-нибудь набил морду? Нужны весомые улики, которые потом можно было бы предъявить в суде. А так, кто поверит словам простого воспитателя? — Алиса видела, что письмо написано впопыхах, дрожащей рукой. — И кое-какие документы мне удалось добыть, но этого было мало. Нужны были более весомые доказательства. Я сумел сделать копии ключей от квартиры директрисы и от ее кабинета. Но на меня уже спущены цепные псы. Словно церберы, они идут по моим пятам, дышат в спину. Я понимаю, что не справлюсь. Поэтому и обращаюсь к Вам как к преданной своему делу правозащитнице. Искренне верю, что Вы сделаете все возможное, чтобы справедливость восторжествовала.

P.S. Документы я отправил на адрес Вашего головного офиса в Москву, ведь вы сообщили мне только их адрес. Боюсь, до завтра не доживу. И это не преувеличение. Теперь у меня, а точнее, уже у Вас, остались только ключи. У меня есть одно подозрение… Возможно, за дверью, которые они откроют, Вы найдете то, что позволит упечь преступников за решетку».

Далее шел адрес квартиры директрисы и дата — та самая, когда Алису загребли на центральной площади пэпээсники.

— Мужик, называется… Чему такой трус может детей научить? — сперва справедливо возмутилась Алиса, но затем добавила: — Все-таки душа у него есть и кое-какая смелость. Посмотрим, кто он такой.

Девушка, сверяясь с письмом, набрала в строке поисковика фамилию и инициалы воспитателя. Улов оказался небольшим. Две ссылки на авторство статей в педагогическом журнале и одна — на Ю-тьюб. Видео заставило ее вздрогнуть. Один из жителей рабочего квартала, уходящего под снос, успел заснять на камеру мобильника то, как полицейские гонятся по крыше за его соседом — воспитателем детского дома.

Девушка отвела взгляд от монитора, на котором застыло бездыханное тело, утерла рукавом ночнушки слезы и заплаканными глазами посмотрела на разорванный конверт. Звонить в головной офис правозащитной организации не было смысла. Если бы на ее имя пришла корреспонденция, ей бы об этом уже сообщили по электронной почте.

— Можете не сомневаться, я сделаю все, что в моих силах, — пообещала она тому, кого уже не было среди живых.

О столешницу звякнули, заблестев металлом под ярким светом настольной лампы, два ключа.

* * *

Набитая маршрутка, скрипнув тормозами, высадила Алису возле шестнадцатиэтажной новостройки — элитного жилого дома в одном из престижных районов города. Было достаточно беглого взгляда, чтобы понять — здесь живут состоятельные люди: арочные окна, балконы-эркеры, хай-тековский декоративный шпиль на крыше. Окружавшие VIP-здание старенькие обшарпанные пятиэтажки и девятиэтажки выглядели на его фоне просто убогими карликами советской эпохи, которые так и просились под снос.

Автостоянка перед «небоскребом» практически пустовала. Припаркованные на ней машины можно было по пальцам пересчитать: красный «Лексус», серебристый «Майбах», «Лендровер» с кенгурятником да непонятно как оказавшаяся в этих краях старенькая добитая «Лада», за рулем которой сидел настоящий великан-богатырь: широкие плечи, крепкие ручищи, брутальный фейс. Автомобиль был ему настолько мал, что он сидел в нем пригнув голову, упираясь затылком в тонированный люк.

«Вылитый Валуев. Ему бы впору на «Хаммер» пересесть, а не на этом драндулете ездить», — подумалось правозащитнице, и по ее спине пробежали мурашки.

Попасть внутрь элитного дома оказалось на удивление несложно. Ведь построен он был совсем недавно, в соседнем крыле еще шли отделочные работы, и далеко не все квартиры в нем были заселены: ни домофонов, ни камер наружного наблюдения еще не успели установить, из стен только торчали подведенные для них провода. Да и консьержа на работу еще не наняли. Оставалось дождаться, когда кто-нибудь из жильцов будет выходить из подъезда, и тогда скользнуть в открывшуюся дверь. Так и случилось. Мальчишка со школьным рюкзаком вприпрыжку сбежал с крыльца, даже не глянув на Алису. Пройдя мимо пустующей стеклянной кабинки, девушка зашла в лифт, и тот мигом вознес ее на десятый этаж.

Девушка стояла на просторной лестничной площадке, опасливо смотрела по сторонам. Вазоны с цветами, карликовые деревца в кадках, даже картина на стене. И ни одной живой души.

Был будний день, рабочее время, а потому Алиса знала почти наверняка, что хозяйки квартиры не окажется дома. Но все же позвонила. Выждав пару минут и не услышав никакого движения в квартире, она открыла ключами дверь, проскользнула внутрь и тут же закрылась изнутри. Только теперь, оказавшись в чужих стенах, девушка ощутила настоящий страх. А вдруг в квартире все же кто-то есть? А что, если кто-нибудь позвонит в дверь? В конце концов, директриса уйдет раньше обычного с работы и заявится сюда? Правозащитница чувствовала себя начинающим вором-домушником, которому предстояло совершить первую и, возможно, последнюю в своей жизни кражу. Но она нашла силы взять себя в руки, отбросить лишние мысли и приступить к тому, за чем, собственно, сюда и явилась.

Алиса осматривала комнату за комнатой, шкаф за шкафом, полку за полкой. Перед глазами девушки, сворачиваясь в разноцветный калейдоскоп, мельтешили книги, одежда, нижнее и постельное белье, диски, какие-то статуэтки, сувенирчики. Было немного странно, что попадается и много мужской одежды, а ведь, как знала Алиса, Ермакова была не замужем, жила одна. Но, в конце концов, даже такая бой-баба имеет право на ухажера-сожителя. Алиса заглядывала под диваны, кровати, поднимала матрасы. Наконец добралась и до рабочего кабинета. Перерыла содержимое выдвижных ящичков стола. Правда, один из них оказался заперт на ключ, а взламывать его Алиса не решилась. Она пролистала канцелярские папки, залезла в компьютер, внимательно изучив папки и файлы, записанные на жесткий диск… но никаких документов, явно компрометирующих директрису детдома, так и не нашла.

Уставшая и разочарованная, она села в офисное кожаное кресло с высокой спинкой и повернулась на нем, словно на карусели. Вокруг девушки завертелись по замкнутому кругу стены, пол, потолок, вновь стены, пол… Она хотела остановиться, схватившись за край стола, но промахнулась, зацепила ладонью баночку со скрепками. Та перевернулась, и из нее вместе со скрепками выпал ключик. Взгляд Алисы тут же остановился на нем. Теперь запертый ящик письменного стола был открыт. На дне лежала перевернутая лицом вниз старая деревянная рамка для фотографий. Худенькая ручка с длинными накрашенными ногтями потянулась к старому черно-белому фотоснимку. Длинные реснички захлопали, зрачки расширились, а лоб стянули морщинки. Девушка вглядывалась в лица людей, запечатленных на раритетном фото, и не верила своим глазам.

Двое мужчин лет этак двадцати пяти, в одном из которых Алиса без труда узнала еще молодого губернатора области Ладутько, стояли возле мангала с шашлыками. Закадычные друзья обнимали друг друга за плечи. Рядом на пеньке высилась початая бутылка водки «Столичная» и два граненых стакана. Молодой Николай Павлович показывал оставшемуся за кадром фотографу большой палец правой руки — мол, клево отдыхаем. А вот его друг, лицо которого девушке казалось знакомым, лишь скромно и как-то немного по-женски лыбился в объектив.

Правозащитница вынула старое фото из рамки, перевернула. На его обратной, пожелтевшей от времени стороне аккуратным почерком было выведено: «Коля и Женя навеки. 1982»…

…Ларин выходил из городского детского дома, держа в руке серебристый кейс с кодовым замочком. В нем лежала толстой кипой подшивка документов, подготовленная для него Ермаковой. Но Андрей не спешил запираться в своем гостиничном номере и уходить с головой в длинные списки недавно поступивших и уже несколько лет числившихся в детдоме детей, изучать таблицы с финансовой отчетностью, просматривать характеристики воспитателей — в этом он не видел никакого смысла. Знал, что ничего ценного там не найдет. Ведь директриса, несомненно, постаралась, отобрав и передав «инспектору из КДН» лишь те документы, которые не представляли для нее и ее покровителей никакой угрозы.

У тайного агента организации по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти были на сегодня совсем другие планы.

Покатавшись по городу на мотоцикле и вновь убедившись, что хвоста за ним нет, Ларин устроился за пластмассовым столиком дешевой уличной кафешки и заказал чашечку зеленого чая с хот-догом. Нет, его не мучили голод и жажда. Андрей просто выжидал. Выжидал, когда из детдома, расположенного через дорогу, выйдет та, за кем он собирался проследить.

Объект вскоре появился — Ермакова села в личное авто и двинулась в плотном потоке машин в направлении центра. Так и оставив нетронутыми кофе с хот-догом, Ларин оседлал своего железного коня и не торопясь, дабы не засветиться, поехал за директрисой следом. На этот раз на нем были неброская куртка-ветровка и однотонный шлем.

Евгения Викторовна оказалась одной из тех женщин, которых принято называть шопоголиками. Она буквально металась по бутикам, выходя из них все с новыми и новыми покупками. Андрей откровенно скучал, наблюдая за всем этим. Это не то, что он ожидал увидеть.

Спустя некоторое время накупившая дизайнерского барахла Ермакова припарковала свое авто на стоянке возле серебристого «Лексуса» и заспешила, шебурша объемными пакетами, к новостройке со шпилем. Ларин же закатил мотоцикл в один из прилегающих дворов, заглушил двигатель и спешился. Запрокинул голову, оценивающим взглядом осмотрев высившуюся перед ним обшарпанную девятиэтажку. Мимо него проехала, тарахтя старым движком, добитая «Лада». Не обратив на нее особого внимания, Андрей взбежал по ступенькам и исчез в темном подъезде, из которого отвратно тянуло мусоропроводом.

Последний — технический — этаж девятиэтажного панельного дома был пуст, но чувствовалось, что здесь недавно ночевали бомжи: расстеленные на бетонных плитах картонки, скомканные газеты, пустые бутылки, бычки, выкуренные до самого фильтра. От кучи тряпья пахло мочой и по́том.

Переступая через мусор, Ларин подошел к небольшому вентиляционному окошку, выглянул в него. Внизу как на ладони простирался микрорайон старой застройки: безликие, словно клонированные, серые коробки домов, детские площадки, прямоугольник школьного стадиона, на котором гоняла мяч детвора. Над всем этим высился, тянулся, словно желая уколоть небо своим шпилем, жилой небоскреб с VIP-апартаментами.

Андрей достал бинокль, приник к окулярам, отрегулировал резкость. Перед его глазами замелькали увеличенные мощной оптикой арочные окна элитного дома. Казалось, протяни руку — и ты проведешь пальцем по их стеклу. «Живых» окон оказалось немного, все больше незаселенные квартиры. Но вот нарисовалась блондинка, болтающая по радиотелефону на кухне. Возник греющийся под солнцем на подоконнике кот. Показался парень с банкой пива перед экраном плазменного телевизора…

Ларин поднимался все выше и выше — и наконец остановился на одном из окон десятого этажа. За полупрозрачной занавеской просматривалась просторная гостиная. Через какое-то мгновение в ней появилась Ермакова. Зевнув, она подошла к окну и задернула штору, но не до конца, оставив небольшой зазор. Теперь Андрей видел лишь часть гостиной.

— Вот черт, — выругался он. — Ладно, и на том спасибо. Хоть что-то видно.

…В салоне «Лендровера» сидели трое: одетые в гражданское майор Шмаков и капитан Лебедько, а на заднем сиденье, внимая каждому слову правоохранителей, расположился простоватый с виду мужичок, от которого несло трехдневным перегаром.

–…Зайдешь, отдашь ей этот документик, скажешь, что друзья твои на улице папку нашли. И если хочет получить остальное, то это денег стоит. Если сильно заинтересуется, спросит — сколько, уговаривать начнет, говори, что с корешами посоветоваться нужно. Дашь ей вот этот номер мобильника, скажешь, что твой, и уходи, — закончил инструктаж майор и отдал забулдону ксерокс документа, на котором стояла подпись Ермаковой, а потом надиктовал номер, который забулдон написал собственной рукой на клочке бумаги. — Мы тебя будем ждать у гастронома. Там и расскажешь, как все прошло.

— Въехал? — спросил Лебедько.

— Понял, не дурак, — отозвался пьянтос. — А бить меня не будут?

— Она одна живет, без мужика. Вот тебе штука. — Шмаков достал кошелек, отсчитал две пятисотрублевые купюры. — Они твои. Если и дальше пойдет, еще заработаешь.

Забрав деньги, забулдон выбрался из внедорожника и пошатываясь побрел к элитной новостройке. Майор затянулся электронной сигаретой.

— Думаешь, справится? — засомневался капитан, глядя пьянтосу вслед.

— А чего тут сложного? — выпустив кольцо дыма, удивился Шмаков. — Зашел, отдал и ушел. Делов-то… А кто мы такие, он все равно не знает.

…Алиса, затаив дыхание, сидела в стенном шкафу среди шуб-норок, плащей и женских костюмов, пахнущих дорогим парфюмом. Она уже жалела, что ввязалась во все это дело, и молила бога только об одном — лишь бы поскорее отсюда выбраться. Зажатая в ее кулаке ретрофотография с надписью «Коля и Женя навеки. 1982» на обратной стороне буквально обжигала ладонь. Девушка так и не успела вернуть ее на место, когда кто-то неожиданно начал открывать дверь… И вот теперь сидит в темноте, забившись, словно мышка, и наблюдает через узенький зазор меж раздвижных створок шкафа, как ходит туда-сюда по гостиной хозяйка квартиры.

Босые ноги ступили на ковер. Ермакова потянулась, словно бы собиралась достать руками до потолка, и подошла к зеркальным створкам шкафа. Придирчиво осмотрела себя с ног до головы. Затем сняла парик, блузку, юбку, оставшись в одном нижнем белье. Покрутила перед зеркалом задницей и стянула с себя трусы.

Алиса чуть не вскрикнула, увидев болтающийся между ног мужской член. Она даже несколько раз моргнула, думая, что ей померещилось. Но пенис оказался не оптическим обманом и не иллюзией, а самой что ни на есть реальностью. И словно бы в подтверждение этому правозащитница увидела, как к ногам хозяйки, а точнее уже хозяина квартиры, упали, вздрогнув силиконом, накладные груди.

«Женя». Алиса наконец-то поняла, кто тот второй мужчина с черно-белой фотографии.

Женя, которого еще недавно правозащитница знала как Ермакову Евгению Викторовну, голышом направился в ванную, прихватив с собой накладные сиськи. Зашумела вода.

Алиса поняла, что это ее шанс. Она крадучись миновала ванную с чуть приоткрытой дверью, дрожащей рукой повернула головку замка и выглянула на площадку, но тут же отпрянула. Какой-то забулдон, стоя в открытой кабинке лифта, сверяясь с бумажкой, вслух произнес номер квартиры, тот самый, где жила директриса детдома. Алиса в ужасе, что ее сейчас увидят, бросилась назад, даже забыв закрыть замок.

Конец ознакомительного фрагмента.