Авторитет из детдома

Кирилл Казанцев, 2013

Детдомовцы Пашка Анкудов и Колька Копоть были не разлей вода. Однажды директор детдома – садист и подонок – жестоко унизил Пашку. Колька вступился за товарища и ударил обидчика ножом. И разошлись пути-дорожки двух закадычных друзей. Один попал на зону, а второй продолжил скитаться по детдомам да распределителям. Через 30 лет авторитет Копоть приехал в Серпухов к вору в законе по прозвищу Индус. Индус собрался на покой и хотел назначить Копотя преемником. Начальник местного ОВД решил воспользоваться «сменой власти» и присвоить воровской общак. Он начал охоту на Копотя, и тот вряд ли отбился бы от матерого мента, если бы ему на помощь не пришел следователь Павел Анкудов. Тот самый Пашка – верный детдомовский друг…

Глава 6

Новенькая, поблескивающая начищенной латунью и лаком моторная яхта неторопливо разрезала воды Оки. Высоко над рекой проплывали ажурные конструкции железнодорожного моста. В застекленной рубке старательно вращал колесо штурвала рулевой.

Владелец плавсредства — видный не только в Серпухове, но и во всей Московской области бизнесмен Виктор Пименович Лаврецкий — сидел под полотняным навесом рядом с подполковником Гандыбиным на корме судна. Место для беседы было выбрано удачно — на воде никто не подслушает, не подсмотрит.

— Я рад, что вам удалось отмазать моего непутевого сына от этого идиотского убийства, — говорил пожилой бизнесмен, речной ветер трепал его седые волосы.

— Знали бы вы, Виктор Пименович, чего мне это стоило, — напомнил о своих заслугах в развале уголовного дела против непутевого Валерия Лаврецкого, застрелившего кавказца, полицейский подполковник.

— Все имеет свою цену, — мягко улыбнулся Лаврецкий-старший, доставая из кармана прозрачный файлик, в котором лежали пластиковая карточка и бумажка с написанным от руки пин-кодом. — Сумму, о которой мы договаривались, уже лежит в латвийском банке, как вы и просили.

Гандыбин сглотнул, но к кредитке пока не притронулся.

— В чем дело? — насторожился бизнесмен. — Мы же договаривались.

— Обстоятельства изменились, — развел руками Гандыбин. — В каждом стаде найдется паршивая овца. Вот и у меня в ОВД отыскался один опер. Копает под вашего сына.

— Много накопал?

— Достаточно для того, чтобы по вновь открывшимся обстоятельствам… — Гандыбин многозначительно замолчал, щелкнул пальцами, а затем добавил: — Короче говоря, раскопал все, как оно и было на самом деле. А ведь там не только убийство кавказца, но и ночная жизнь фитнес-центра «Парадиз».

— Понимаю. Предстоят непредвиденные траты. Сколько надо заплатить вашему оперу-шантажисту за молчание?

Подполковник довольно прищурился, Лаврецкий-старший «повелся», оставалось только грамотно его дожать.

— Опер денег не возьмет.

— Такой дурак или такой честный?

— И то и другое, — заулыбался полицейский подполковник. — Мне, чтобы на него серьезно надавить, надо будет кое-кого из начальства подмазать. Чем выше должность, тем больше просят. Сами понимаете, закон жанра.

— Называйте сумму, — холодно произнес Лаврецкий-старший.

— Виктор Пименович, буду с вами абсолютно честным. Деньги нужным людям, я уже заплатил из своего кармана.

— Разве это что-то меняет?

— Меняет. Мне не единовременная сумма нужна, а доля…

— Доля в чем?

— В вашем бизнесе, — жестко произнес Гандыбин. — Я имею в виду «Парадиз».

— Однако, — покачал головой бизнесмен. — Круто берете. Хотя я понимаю ход вашей мысли. «Парадиз» работает у вас под боком. Крышевали вы его за разовые вознаграждения в случаях форс-мажора. Должность у вас сегодня есть, завтра — нет. А вкусно пить и красиво кушать всегда хочется, — как видите, я тоже откровенен с вами.

— Где-то вы правы. Но и я прав. Долю оформим на кого-нибудь из моих родственников.

— Я еще не сказал «да».

— Вам деться некуда. Отцовское сердце не камень. Не в тюрьму же сына отправлять. У самого дочь есть, и я ради ее будущего в лепешку готов разбиться, — при упоминании дочери Томы глаза у подполковника сентиментально блеснули.

— Доля в бизнесе — тема обсуждаемая, не спорю. Но «Парадиз» материя тонкая, там все деньгами не измерить, слишком много составляющих. Контингент сложный.

— Так и родительские чувства к одним деньгам не сведешь, — напомнил Гандыбин.

— Раз уж вы вспомнили о своей Тамаре, то у меня есть и встречное предложение. Не думайте, что ваше требование о доле в бизнесе застало меня врасплох. Сегодня утром я говорил с сыном и…

Договорить Лаврецкий-старший не успел. Рулевой распахнул дверцу рубки и крикнул:

— Виктор Пименович, там утопленника в клетчатой рубашке течением тащит прямо на нас, — он указал рукой.

Бизнесмен и подполковник поднялись. Прямо на яхту течение тащило утопленника, из воды выступала разбухшая спина в крупную клетку. Лавреций посмотрел на Гандыбина. Мол, что делать? Вытаскивать?

— Ну его на хрен, — пожал плечами Гандыбин. — Мы могли его и не заметить. Так что вы о сыне там говорили?

Лаврецкий-старший барабанил пальцами по перилам яхты, а затем внезапно рассмеялся.

— Не понял, — вскинул брови подполковник. — Что я смешного сказал?

— Да это не утопленник, а сетка с капустой плывет, такие на оптовых рынках продают, — бизнесмен вытирал слезящиеся от смеха глаза носовым платком.

* * *

Уже вечерело. В читальном зале городской библиотеки оставалось совсем мало народа. Двое пенсионеров неторопливо листали газетные подшивки и неодобрительно посматривали на Тамару Гандыбину. Молодая художница залезла на стремянку и подвешивала к штанкету свой очередной шедевр. Библиотекарша стояла внизу и помогала ей советами.

— Выше подними. По-моему, фотографию следует разместить справа от картины.

Студент, засев в темном углу, делал вид, будто работает с энциклопедией и словарями. На самом деле он, пользуясь халявным библиотечным Wi-Fi, глобально обновлял программы в своем айфоне. В перерывах между закачками парень наслаждался созерцанием обнаженной женской натуры на полотнах Томы. Эротические фотографии его особо не привлекали, при желании он мог найти в Интернете что-нибудь и покруче.

— Не нравится мне, — призналась Тома. — Тут картины толком и не разместишь. Нет нужного освещения, бликуют. Да и лампы дневного света все портят. Под ними абсолютно не так, как было задумано, проявляются цвета. Ну, вот посмотри, — обращалась она к библиотекарше. — У моей «Рождение Афродиты» натурально целлюлитная задница. А все из-за света.

— По мне, так очень хорошо получается. Лучшая выставка, какая здесь когда-нибудь была.

— Ужасно, — Тамара спустилась со стремянки, отошла к стене и, скрестив руки, принялась издалека рассматривать Афродиту.

— А мне нравится, — вставил студент. — Конечно, не «Третьяковка», но тоже внушает. — «Афродита» — лучшая картина. С натурщицей не познакомите?

— Не познакомлю, и не мечтайте. Приличные дамы не любят халявщиков. Да не прячьте вы свой айфон под столом. Все и так понятно. Тут все равно безлимитка.

Студент покраснел, словно его застукали за неприличным занятием.

— Я вообще-то поработать сюда с конспектом пришел, — проговорил он. — Ну, а потом вижу, что можно и подключиться.

Тамара потеряла к халявщику всякий интерес, вновь забралась на стремянку и сняла «Афродиту», оставив на стене только фотографию. Теперь девушка теребила в руках веревку. В читальный зал неслышно зашел Павел Анкудов, остановившись за спиной у Тамары, аккуратно кашлянул. Девушка повернула голову.

— А ведь хорошо картина смотрелась, — сказал опер. — Надеюсь, вы не вешаться по этому поводу собрались?

Тома скомкала веревку в кулаке.

— Открытия выставки еще не было. Если вы в библиотеку пришли, то стеллажи с периодикой вон там, — показала направление Тома Гандыбина.

Она, конечно же, узнала Анкудова. Несколько раз видела его, когда приходила с отцом на концерты, посвященные дню милиции.

— Во-первых, здравствуйте. Я — старший оперуполномоченный Анкудов, — представился Павел. — Можно с вами побеседовать?

— В качестве кого: подозреваемой, потерпевшей или свидетеля?

— Все эти качества подразумевают лишь одно процессуальное действие — допрос. А я хотел бы именно побеседовать.

— Познакомиться хотите? — улыбнулась Тома. — Мол, давайте поболтаем. Вы же видите, я занята.

— Я тоже не развлекаться сюда пришел. К тому же ничего путного вы сегодня уже не придумаете.

— Ладно, — неохотно согласилась Тома. — Поболтать так поболтать.

— Побеседовать, — уточнил оперуполномоченный.

— Какая разница? — Тамара удивленно вскинула брови, когда увидела поданную ей руку, оперлась на нее и спрыгнула со стремянки. — Я думаю, наша болтовня не для посторонних ушей. Пойдемте в книгохранилище. Там тихо и уединенно.

Тома не кокетничала специально, просто у нее была такая манера общения с мужчинами.

— Вам настолько доверяют в библиотеке?

— Это я им доверяю. Там мои работы стоят.

Высокие металлические стеллажи тесными рядами заполняли зал. Они доходили почти до самого потолка, от чего были похожи на небоскребы, а проходы между ними казались улицами. Шаги девушки и опера разрушили тишину. Тома подвела Анкудова к журнальному столику с электрочайником, вазочкой с дешевым печеньем и банкой растворимого кофе, села в потрепанное кресло.

«Ну вот, — с тоской подумал Павел. — В кабинете ее отца стоял. И теперь все повторяется, она сидит, я стою».

— Можете взять стопку журналов и сесть на нее, — словно прочитала мысли опера Тамара.

Анкудов подтащил перевязанную шпагатом стопку журналов с красноречивым для следователя названием «Знание — сила». Теперь обстановка стала почти домашней. Тихо закипал чайник.

— Вас отец ко мне прислал?

— Ни в коем случае. Я бы даже просил, чтобы он не знал о том, что я приходил. И уж тем более не заговаривайте с ним о теме нашей беседы.

— Многообещающее начало, — улыбнулась Тамара. — В таком случае я вам даже кофе приготовлю. Слушаю.

— Это вы вызвали полицию в фитнес-центр «Парадиз»? — с добрым прищуром поинтересовался Анкудов.

— Не стану отпираться. Я это сделала.

— Почему?

— Почему не стала отпираться?

Конец ознакомительного фрагмента.