Мальчик и Птица: Старый Ворон. Продолжение

Кирилл Борисович Килунин, 2019

Волшебная и немного странная девочка – птица Снегирь улетела не обещая вернуться. Но Старый Ворон обещал быть с Мальчиком, пока будет ему нужен. И вот начинается новая история. Мир снова в опасности, где-то в глубине мира плетут свои заговоры голохвостое племя и сам Крысиный король готовится выйти на свет, чтобы…тсс. этого никто еще не знает, это страшная тайна, ты можешь ее узнать.

Начало…

Он проснулся от шороха крыл за спиной, а когда открыл свои сонные глазки, увидел Старого ворона. Большая черная птица с серой бахромой седины на кончиках перьев сидела на подоконнике у окна, там, где раньше так любила сидеть Снегирь, качая худыми ножками, обутыми в черные башмачки.

Эта августовская ночь выдалась холодной, но мальчик, закутавшись в свое шерстяное одеяло, голыми пятками прошлепал по деревянному полу до подоконника, и взобравшись на него сел рядом с птицей.

— Здравствуй… Тебя так давно не было.

— Я появляюсь всегда, когда в том возникает нужда, — ответил Старый ворон и сдвинулся так чтобы между ними лежал свет луны, падающий из окна. — Смотри,… видишь — там — за окном — у стены соседнего дома мелькают черные тени?…

— Вижу…. Может быть, это коты?

— Нет, малыш. Это — крысы. И это — плохой знак, — вздохнул Старый ворон. — Крысы были и будут всегда. Эти дети — чумы. Пока они скребутся — где-то — в глубине наших подвалов — большой беды не случится…. Но, когда, они смело выходят наружу — на улицы городов, и не боятся, ни света фонарей, ни солнечного света, жди самого худшего.

— Но разве все крысы — злы? У меня был добрый крыс. Я любил и заботился о нем, — шепчет мальчик.

— Твой крыс был — белый, он рожден с искрой света, а это — отражение неугасимости вечности человеческих душ, что дал нам Великий отец. Те крысы, что вышли на улицы городов — черны, и внутри у них — тьма. Ваши мудрецы называют ее энтропией или может быть — хаос. Это — та субстанция, что, разрушает все, до чего может добраться.

— Отчего они приходят и зачем? — спрашивает мальчик, закрыв глаза и затаив дыхание.

— Не знаю точно, — Старый ворон мотает своей головой, увенчанной клювом черненой стали. — Знаю лишь, то, что написано про них в древней книге «Кладовая крысиного короля»:

«Эти коварные и мрачные существа владеют силами человеческого ума, способны читать чужие страхи и насылать свои. Со стародавних времен обладают они тайнами подземелий, где прячутся от белого света и ведут свою темную жизнь. Во власти их вожаков — менять свой облик, являясь, как человек, с руками и ногами, в одежде, имея лицо, глаза, и движения подобные человеческим, и даже не уступающие человеку, — как его полный, хотя и не настоящий образ. Также эти особые крысы могут причинять неизлечимую болезнь, пользуясь для того средствами, доступными только им. Появлению их на белый свет благоприятствуют мор, голод, война, наводнение и нашествие. Тогда они собираются под знаком таинственных превращений, действуя как люди, и ты будешь говорить с ними, не зная, кто стоит перед тобой. Принимая людское обличье, они крадут и продают с пользой, предают, и обманывают, соблазняя блеском своих одежд и мягкостью речи. Они любят власть, но действуют всегда из тени, как сонмище серых кардиналов, играя в людей — убивают и жгут, мошенничают и подстрекают; окружая себя роскошью, едят и пьют довольно и имеют все в изобилии. Золото и серебро есть их любимейшая добыча, а также драгоценные камни, которым отведены особые хранилища под землей. Так говорит — Эрт Эртрус…».

— И что нам делать?…

— Нам нужно найти последнего Крысолова, малыш. И если существует еще по эту сторону мира — волшебная флейта, что может увести темного врага в бездну, из которой он когда-то вышел, у нас все получится, маленький человек.

Хорошо, — вздыхает мальчик, и смотрит на лунную дорожку, бегущую с звездного неба прямо в его окно, он желает встать на нее и сделать так, чтобы его с птицей больше ничего не разделяло, но когда поворачивается к Старому ворону, того уже нет, а сам он неожиданно оказывается в своей кровати, укрытый теплым шерстяным одеялом, и не смотря на темные вести, видит светлые сны, а что может быть светлее настоящего южного моря.

Пушистые и теплые волны до самого горизонта, солнечные зайцы скачут по ним, искрясь и сверкая, под его ногами кристаллический песок, он бежит по воде и ныряет в изумрудную глубину, пронзенную белоснежными бурунами, там, у старого каменного пирса водятся красные крабы.

1. Птичий рынок

Рано-рано утром мальчик проснулся от стука в окно. Кого-то этот стук мог очень удивить. Кто стучится в семь утра в окно, распложенное в квартире на третьем этаже…. Но, мальчик — привык. Раньше, в окно могла постучаться Снегирь — девочка — птица, пропавшая и не обещавшая возвратиться. Теперь вместо нее прилетает Старый ворон, и мальчик рад этому стуку, особенно когда, остается один дома, родители поднялись в шесть и к семи утра уже находились на работе, там в другом — большом городе, а их город, был — совсем маленьким, но мальчик его очень любил.

— Здравствуй, — улыбается мальчик птице, в его крови еще плещется теплое море из сна, а в голове шумит южный ветер. «Этот день будет искриться новыми историями и возможно опасными приключениями», — мелькает в его голове. — Куда мы пойдем?

— Мы отправимся на Птичий рынок, малыш. Будем искать дядюшку Куда… Последние сто лет или двести, он живет в лесу рядом с Птичьим рынком, и лучше всех, из известных мне живых существ разбирается в мышах и крысах. Может быть он что-то знает о последнем крысолове, или волшебной флейте.

— Значит, мы отправимся в большой город…, нужно оставить записку для папы и мамы….

— Нет малыш, в большом городе мы не найдем Птичьего рынка, который нам нужен. Чтобы попасть в нужное место, мы снова пройдем через Арку из птиц.

— А мы не попадем в одну из Долин…?

— Нет, мой друг, путь этот уже пройден и никто не смеет требовать от тебя пройти его дважды…

Если ты не знаешь, арка эта располагается между высокими, как горы новостройками, там, где улица Нефтяников. Она соединяет два шестнадцатиэтажных дома, краски неизвестного любителя стрит-арта превратили ее в настоящие ворота, увитые плющом на котором сидят всевозможные птицы: совы, чайки, трясогузки, несколько синиц, жаворонок, и снегирь.

Мальчик шуршит первыми опавшими листьями, под его ногами стелется август — последний месяц лета, отражаясь в теплых лужах, пронзаемых солнечными лучами. Этот месяц уже пахнет осенью, — думает мальчик. — Но август, не сентябрь, а значит, не закончились каникулы. И на сердце у мальчика лето, в его венам все еще плещется море, он еще не знает, что это — навсегда. Те, кто сразу влюбился в южное море, никогда не теряют его, оно остается где — то внутри и лишь иногда рвется наружу, создавая особое — волнительное настроение.

Когда мальчик проходит арку с птицами, на его плече невидимый для чужих глаз — черной кляксой сидит Старый ворон. А по ту сторону арки — перед ними открывается следующая картина….

*

Здесь серое тяжелое небо, но воздух, кажется чище и слаще, его приятно глотать как воду из родника. А еще это «здесь» пахнет сеном. Деревья такие же, как с его родной стороны арки, но листва на деревьях алая и совершенно отсутствует зелень. Видимо время здесь немножечко сдвинулось, — думает мальчик и уже, наступила настоящая сень. Перед их глазами монастырь из глыб желтого камня, это здание напоминает средневековую крепость и имеет форму неправильного шестиугольника, внутренний двор окружают трёхъярусные жилые корпуса с галереями, в которых находятся или должны находиться кельи монахов и трапезная. Между тем, большую часть монастырского двора занимает мощенная все тем же желтым камнем площадь, на которой и развернулся Птичий рынок.

На площади при монастыре — замке копошатся словно муравьи — сотни людей. Некоторые из них, одеты в привычные брюки и нечто похожее на длинные рубашки без воротника. Тутже отдельными группами выделяются странные карлики в телогрейках без рукавов, в обрезанных валенках, мальчик вспомнил, что бабушка называла такие валенки — чуни, у каждого из карликов на голове меховой картуз, а еще все они выделяются густой бородой огненно рыжего цвета. Если приглядеться, есть в этом столпотворении и люди, как — будто сошедшие со страниц книг — про «Оливера Твиста», или историй Олле Луколле, они — в черных плащах, подбитых алым шелком, в лаковых сапогах и высоких черных цилиндрах.

Из всего этого столпотворения доносится разноголосое пение птиц, напоминающее весну, пронзительное жалобное мяуканье, и задорное тявканье, а также шипение и крик петуха, блеянье овец, мычание кров и множество других звуков, которые мальчик пока еще не разобрал, застыв с открытым ртом и с интересом оглядываясь по сторонам.

По одному краю площадки, где торгуют карлики — тянется ряд разномастных возов, телег, кибиток и фургонов. На них нет места осеннему урожаю, вместо этого множество самодельных клеток, в которых щеглы, чижи, красавки, жаворонки, черные и серые дрозды, синицы и волнистые попугаи, какаду и даже парочка крупных павлинов.

С противоположной стороны стоят аккуратные павильоны — крытые красной жестью, в них ряды с аквариумами из материала похожего на хрусталь, в них разноцветные рыбы, черепахи, синие креветки и алые крабы, ящерицы, умело сливающиеся с окружающей их средой: песком и камнями, насыпанными в большие аквариумы. Только здесь торгуют господа в черных цилиндрах и плащах, подбитых алым шелком, на их руках белые перчатки из лайковой кожи.

Слева — ряды продавцов собак и кошек, от смешения столь несовместимого товара, собачий лай перемешивается с кошачьим шипеньем.

Справа — продавцы всевозможной экзотики: обезьян, небольших крокодилов, огромных пауков и африканских улиток, вот в сторонке парочка огненно-рыжих пони с белыми манишками у копыт жует свое сено, тутже торгуют и домашними белыми мышами и ручными крысами той же палитры снежной пустыни.

Коров, овец, кур и другую привычную домашнюю живность вытеснили на самые задворки Птичьего рынка, оттуда и доносится блеянье и мычание.

Меж торговыми рядами и телегами с птицами топчется сотни три досужей публики и несколько десятков настоящих — взыскующих покупателей. Около птиц толкутся, широко раскрыв глаза, малые дети и гимназисты, мастеровые и дамочки в чепцах и длинных серых платьях с подолом ниже щиколоток, метущих ими умощенную камнем площадку.

Рядом с прилавками с аквариумами и там, где торгуют экзотикой, чинно прогуливаются, интересуясь ценой товара — молодые люди в модных пальто, и тутже любители, в донельзя заношенных одеждах, точно изъеденных мышами и молью.

— Разведенцы, — вдруг Старый ворон, пригнувшись — указывая своим черным клювом на тех, что слева — кажется вполне добротно одетых людей, с улыбками, прилипшими к круглым лицам как семечная шелуха. — Это злодеи, — шепчет Старый ворон мальчику в правое ухо, — Штампуют котят и щенков, как пирожки. Жажда наживы требует — наклепать побольше, быстрее, и дешевле продать. Их питомцы, от абы каких родителей. Кормят они их одними отбросами, не заботясь о здоровье потомства, им бы быстрее сбагрить животину, пока у той не пропал товарный вид, и пока не наела лишнего. Они любят гордо именовать себя «заводчиками», маленький друг, не верь им — врут, даже если будут тыкать в нос бумажкой с королевскими вензелями из лучших питомников. А все потому, что их не беспокоит, что случится с их подопечными после продажи — вырастут, заболеют или умрут. Хуже их только перекупщики, отбросы гильдии нищих. Сами никого не разводят, ходят по домам — покупают животных и птиц у кого-нибудь по дешевке или выклянчивают даром, потом перепродают. Чтобы поймать свою цену они изобретают необыкновенные — несуществующие породы. Благодаря их скромному труду на этом Птичьем рынке можно купить «королевских египетских сфинксов», «китайских плюшевых» или «домашних крысобоев». Чтобы обман не раскрылся, они не стесняются стричь наголо или красить мех своих питомцев дешевой химической краской, от которой те чаще всего умирают, сразу после того как их продали.

Мальчик, затаив дыхание, слушает свою птицу, ему не хочется верить в такое, но ворон никогда не лжет, лишь иногда может промолчать, когда от него так ждут нужный ответ.

Неожиданно, к ним обращается карлик, в обрезанной телогрейке, в меховом картузе, в валенках — чунях и с длинной окладистой рыжей борой — словно тень возникший из толпы:

— Что, малец, за сколь сторгуешь свою птицу?

— Это друг, — отвечает, насупившись, мальчик. — Я друзей не продаю…, — его правая ладошка сама собой сжимается в кулак, и он прячет ее за спину.

Карлик, весело ухмыляется и хихикает себе под нос, а ворон повернув свой крепкий клюв в его сторону, говорит:

— Брысь, мелюзга! А то удивлю…каррр.

Чрезмерно тепло одетый для начала осени карлик тут же меняется в лице, и, подобострастно кланяясь, произносит слова извинения:

— Простите господин, не признал, виноват, доброго вам пути, не смею беспокоить столь важную персону, — и смешно переваливая кривыми ножками, семенит к своим, показывая им что то — жестами. Другие карлики смотрят на мальчика с вороном испуганно и тут же отворачиваются.

Между тем Старый ворон, кажется, совсем не обращает на все это внимание, у него хватает своих забот и совершенно иная цель, — Видишь, за площадью начинается лесок, — каркает он. — Там и живет нужная нам персона. Птица указывает своим клювом на чахлый лес, опушка которого обильно усыпана мусором. — Нехорошее это место малыш, — вздыхает Старый ворон.

— Почему? — Непонятно от чего по телу мальчика при взгляде на этот самый лес пробегает целое сонмище ледяных мурашек, а из леса исходит ощущаемый на уровне обоняния смрад.

— Это кладбище непроданных животных и птиц, маленький человек. Сюда выбрасывают тех, кто умер до того, как попал в руки своих новых хозяев. Сюда же в конце дня Проклятые коробочники сваливают свою ношу.

— А кто такие коробочники? — спрашивает мальчик.

— Худшие из людей.

— Хуже разведенцев и перекупщиков?

— Да. Эти настоящее зло…. Десятки простых людей приходят на Птичий рынок каждый день, пытаясь пристроить нежданное потомство от своих мурок и шариков. Вот приходит такой хозяин с корзиной беспородных котяток или щенков. Час стоит, два, устал стоять. А тут к нему подходит бабулька — божий одуванчик или потрепанного вида интеллигентная дамочка в очках и обязательно с коробочкой, полной котят — собачат, и вещает: «Что же ты, дружочек, будешь мучиться — стоять. Дай мне монетку серебра иль меди, а я тут до вечера буду, вместе со своим товаром куковать, и твой грех пристрою». С чистой душой отдает простофиля, бабуле — дамочке денежку и отправляется домой, радуясь своей удаче. И вот за день, обойдя с десяток таких горе — хозяев бабулька — дамочка вечером коробочку замотает веревочкой — накрепко и относит в лес, поглубже. Так, чтобы и криков не слышно, было. И уходит домой, чтобы на следующий день вернуться за новой поживой.

Мальчику становится страшно и к горлу подступает настоящая тошнота, когда прямо за лесной опушкой им встречается первая такая коробка, помеченная надписью «Котята», она плотно обмотана алой тесемкой, но сбоку грубо разорвана. — «Или животные сами пытались выбраться, или дикие собаки ими лакомились», — Шепчет Старый ворон, опустив свою голову на плечо мальчика.

— А твой дядюшка Куда, что же?! — Кричит на ворона мальчик.

— Он старается, спасает, кого успеет, кричит свое: «Куда! Куда ироды!» Но, где же ему за всеми поспеть.

Мальчик уже старается не смотреть по сторонам, но под ноги все чаще попадаются разбросанные вокруг тряпки со следами опилок, шерсти и крови.

Вот они натыкаются на местное кладбище: целый ряд маленьких горок земли — достаточных, чтобы погрести под собою нескольких котят или одного щенка.

Продвигаясь между кривых сосен и усыпанных коричневыми грибами берез, они выходят к заросшему осокой и тиной пруду в самой глубине леса, куда также приходят злодеи с коробками. На поверхности темного водоема вместе с опавшими листьями плавают разноцветные перья.

Мальчик вздрагивает, когда из лесной тьмы к пруду подходит бабушка с мяукающей коробкой. Потоптавшись в кустах, замечает мальчика с большой черной птицей, она растворяется в неизвестном направлении.

— Спугнули, — вздыхает мальчик. — Может ее догнать и отобрать коробку!

— Хорошо, малыш.

Но догонять никого не приходится, коробка с парой мирно спящих щенков лежит тут — же в кустах шиповника.

Мальчик нагибается, чтобы погладить щенков, когда с противоположной стороны пруда доносится долгожданное:

— Куда. Куда вы? Куда ходите….?

— Дядюшка Куда! — каркает Старый ворон. — Это я — Старый ворон, мы искали тебя.

2. Дядюшка Куда

Дядюшка Куда, похож на бомжа или типичного городского сумасшедшего. На первый взгляд — обычный человек, только ростом мальчику по пояс, заросший густыми засаленными волосами и лохматой сизой бородой, в которой запутались и прижились кусочки мха, листья, трава и древесная кора. Предстал перед ними дядюшка Куда одетым как капуста, причем, по видимому, не очень свежая: на рваной майке, поверх: грязная клетчатая рубашка с одним рукавом, вытянутый и весь покрытый катышками шерстяной свитер неопределенного цвета, камуфляжные шорты, которые он напялил вместо штанов, подвязав чтобы не спадывали — обрывком веревки, на ногах старые детские кеды, такие рваные, что из них торчат немытые пальцы ног. Меж тем у него необыкновенно красивые глаза — такие — ярко синие и безумно добрые. Посмотрев в них, мальчик тутже застыдился, что сравнивал там в своей голове дядюшку Куда с кемто грязным и никчемным, и тут ему стало стыдно во второй раз, он вдруг понял, что никогда не смотрел на бездомных оборванцев как на тех, в ком может быть что-то хорошее, там внутри, то, что можно увидеть через глаза.

— Не думай об этом малыш, ты не виноват, у большинства из них вовсе нет глаз, там лишь белесая муть — они не хотят видеть, этот мир, который их предал. Или они предали его, они ушли в себя так далеко, что лишь один из сотни способен вернуться, если найдет верный путь, и будут те, кто захочет ему помочь, — Старый ворон умел говорить без слов, когда это было нужно. Мальчик слышал иногда его в своей голове.

А дядюшка Куда достал из многочисленных складок своей грязной одежды жутко дырявый мешок и усадил в него обоих щенков из брошенной старой коробочницей ноши.

— И куда ты их? — спросил Старый ворон, в этот раз с помощью слов.

— Туды? — ответил дядюшка Куда, указывая на небольшую нору, расположенную под старой корягой в кустах чертополоха.

— А что там — в норе, интересуется мальчик.

— Так тудыть, — чешет правой ладошкой свою шевелюру похожую на птичье гнездо дядюшка Куда, — найдуть их, те значица, кто ищет…

— Они попадут к тем, кто хочет обрести маленького друга, случайно встретятся на их пути, или окажутся прямо у порога, их двери, в подъезде родного дома, — объясняет Старый ворон. — Это старая магия, я думал, что ее потеряли…

— Понял…. — улыбается мальчик. — А я все думал, откуда они появляются…. Мама говорила, что их приносят или подбрасывают, а они приходят к тем, кто готов их найти…

— Не всегда, — вздыхает Старый ворон. — Иногда их не находят, даже если хотят найти и тогда они теряются навсегда.

— Да…, — подтверждает дядюшка Куда.

*

Дом дядюшки Куда, это — уютная сухая пещера в корнях огромного старого дуба, дверь сплетена из веток и сухой травы, так что сразу и не найдешь вход. Ровный каменный пол, усыпан опавшей листвой и хвоей, которые шуршат под ногами. В земляных стенах и каменном своде — множество ниш, в одной стоит топчан — застланный обрывком клетчатого одеяла, в другой бочонок с водой и медный ковш — весь покрытый патиной, еще здесь — есть стол из ящика из под апельсинов, и пара деревянных чушек, выполняющих роль стульев. В других нишах — припасы: картошка, морковь, мешочки пахучих специй, над потолком на веревках сушатся ароматные пучки ромашки, иван-чая и зверобоя, а также грибы и плоды шиповника.

Мальчик присаживается на одну из чушек, в руках его тутже возникает кружка с горячим травяным чаем. — Спасибо, — произносит мальчик, держа ее обеими ладошками, так чтобы сквозь них текло тепло.

— Зачем вы здесь? — спрашивает дядюшка Куда.

— Нам нужно узнать все о темных крысах, что приходят из бездны, — отвечает Старый ворон.

— Ууу, дядюшка Куда трет своими немытыми ладошками правую и левую коленки одновременно. — Эти богомерзкие твари разносят сыпной тиф, желтуху, бешенство, а главное — блох, заражённых чумой. Не зря со времен святой инквизиции их обвиняют в эпидемиях — «Чёрной смерти», от которой гибнут и сами. А еще…

— А еще… «Эти коварные и мрачные существа владеют силами человеческого ума, способны читать чужие страхи и насылать свои», мы — это знаем, — прерывает дядюшку Куда Старый ворон. Расскажи то, что неведомо нам.

— Хорошо, — вздыхает дядюшка Куда, — я думаю, что это — темные сущности, что прогрызли тело реальности. Их притягивает хаос в душах людей, они питаются нашими страхами, злыми мыслями, поступками, они как падальщики — чуют гниль и несутся к ней со всех лап, наш мир загнил и они снова — вернулись.

— А волшебная флейта? — спрашивает Старый ворон.

— Это, то, что может лечить…. Ее музыка создает поле гармонии, и затягиваются возникшие раны нашего бытия, реальность восстанавливается, неизменны в творимом зле лишь люди, — снова вздыхает дядюшка Куда. — Волшебная флейта лечит Мир, но она — же и грозное оружие способное вернуть врага в ту бездну, из которой он вышел. Но…

— Но, чтобы сыграть на Волшебной флейте нужную мелодию, необходим Крысолов, — снова перебил дядюшку Куда, Старый ворон. Говорят, они рождаются раз в тысячу лет при особом стечении звезд и планет, значит, до рождения нового Крысолова придется ждать еще больше двух столетий, мир может и не дождаться. А будущее для нас закрыто…, как для старых, так и для новых богов.

— Зато открыто прошлое, — улыбается дядюшка Куда.

— А ты владеешь и этим потерянным искусством? — спрашивает Старый ворон.

— Владею, — отвечает дядюшка Куда, отворачивая свое лицо. — Я могу вас отправить в то время, но сначала расскажу все, что знаю о последнем великом Крысолове.

3. Легенда о крысолове

Случилось это где — то на Западе — в городе Гамельне, в лето одна тысяча двести восемьдесят четвертого года по человеческому исчислению — от рождения Иисуса Христа… Тогда разразилась страшная засуха. На сотни верст в округе стояли мертвые поля, и крестьяне в своих лачугах страдали от недоедания и жажды, ибо их поля — опустели, а неглубокие колодцы пересохли. Ближайший же водоем река Везер, находился в протекторате города. И вот в одну из темных ночей на город Гамельн, живущий и в засуху довольно привольно — хлынули полчища оголодавших крыс. Очевидцы тех событий говорят, что оставшиеся после охоты на ведьм местные коты в страхе разбегались, а припасы в закромах горожан от этого темного нашествия таяли на глазах, внушая ужас и отчаянье в их нераскаявшиеся души.

Старые люди винят в нашествии на город крыс, жадность и чрезмерную спесь его жителей. Они не пускали окрестных крестьян в город для торга, скупая у них всю пшеницу, всевозможную снедь, и изделия ручного труда бедных ремесленников прямо у городских ворот — за жалкие гроши, и уже сами вели торг как внутри стен Гамельна, так и с другими свободными городами. Когда же в колодцах крестьян не осталось воды, горожане поставили гарнизон стражи у реки и предлагали всем живущим за стенами города — покупать эту воду в кредит.

Между тем, обнаглевшие грызуны изгнали из города последних кошек и уже нападали на собак, кусали младенцев и домашний скот.

Официальный представитель матери церкви города Гамельн вызвал крыс на суд. В назначенный день судебного заседания горожане собрались в ратуше и ждали, что на суд прибудет сам Крысиный Король, но тот, отчего то не явился, приговор пришлось выносить заочно. Суд огласил крысам приговор на выселение: «Посему приказываем и повелеваем: всем упомянутым крысам, а также королю всего крысиного племени к полудню завтрашнего дня под страхом смертной казни покинуть наш славный город, а также все земли, принадлежащие ему». Однако крысы лишь усилили свой натиск. Понимая, что они находятся на краю вдруг открывшейся бездны, магистрат Гамельна пообещал любому умельцу за избавление города от богомерзких голохвостых тварей, поедающих достаток горожан и разносящих чуму, «столько золота, сколько он сможет унести».

Следует сказать, что поскольку древние боролись с крысиным племенем не посредством яда, а при помощи магических обрядов и заклинаний — например, описанных в трактате «Книга о чуде». Святые отцы почитали представителей этой профессии «слугами дьявола», а их власть над крысами — «сатанинской». И как сейчас в те старые времена было сложно найти настоящего Крысолова.

Но как войны служат причиной рожденью героев, так и нашествия голохвостых тварей из бездны призывают ту силу, что, будет способна, ее остановить, и на этой гармонии строится наш мир, иначе бы он давно был разрушен и канул в лета. И вот не прошло суток после объявления магистратом Гамельна указа «О спасении города» объявился в Гамельне молодой человек лет тридцати, чрезвычайно приятной и располагающей наружности — красивый и нарядный, статный и улыбчивый, так что все, кто его встречал, любовались его статью и яркой одеждой. Говорят, что этот таинственный незнакомец вошёл в город через мост и Везерские ворота. Тотчас же начал он повсюду в городе играть на серебряной флейте удивительных очертаний и от музыки той у горожан кружилась голова, внезапно на звуки этой, несомненно, волшебной флейты, сбежались крысы со всего города. А Крысолов, ибо это был он, повёл околдованных грызунов к реке Везер, в которой они благополучно утонули. Однако магистрат отказался отдать Крысолову обещанную награду, не в силах расстаться с золотом, и тот покинул город, с гордо поднятой головой, и с затаенной в сердце обидой.

Через несколько дней таинственный незнакомец вновь пожаловал в Гамельн. И снова зазвучала волшебная флейта, но теперь на звуки этой зовущей мелодии, от которой так кружилась голова, сбежались городские дети, которые вместе с Крысоловом ушли за горы, за пределы видимого мира и исчезли навсегда.

Теперь вы знаете все, — дядюшка Куда поднял на них свои чудесные синие глаза. — Вы готовы к пути?

— Да, — Старый ворон кивнул головой в знак согласия, в тоже мгновение их накрыла серая тень, а когда серый сумрак рассеялся, мальчик и птица оказалась на краю необычного города у большой реки, через которую был перекинут деревянный арочный мост.

4. Прыжок во времени

— Что это? — мальчик затаив дыхание, смотрит вокруг: на золотые поля, так и не родившие пшеницы — сожженные знойным солнцем, на невысокие горы у горизонта, заросшие лесами и на белокаменные стены, покрытые серым мхом и вьюнками, и на полноводную реку, опоясывающую древний город. Вокруг городских стен простираются сады и огороды, принадлежащие горожанам. Мгновенье назад прозвучал утренний гонг, не смотря на свой достаток, этот город еще не обзавелся собственными часами на ратуше. Между тем ночные короли вывезли из города все скопившиеся нечистоты и поэтому мальчик и ворон дышат полной грудью, пахнет свежим ветром с реки, горячим хлебом, яблоками и сухостоем.

— Это Хамала, — выдыхает большая черная птица с перьями по краям покрытыми серебром. — Так звали город Гамельн в ту эпоху, в которой мы очутились, малыш. Это — город мостов и шлюзов, спрятавшийся в лоне гористых долин. Ты видишь ту каменную башню? — ворон взмахнул правым крылом.

Мальчик кивает.

— Это собор Святого Бонифация, христова странника, сей муж прославился тем, что срубил в местечке Гисмар — около города Фрицлар — дуб, посвящённый Тору — богу громовержцу, хранителю священного молота Мьёлльнира, который крушил доспехи обычных врагов и ледяных великанов, взлетая из рук хозяина и возвращаясь обратно. На том месте возвели прекрасную деревянную часовню, посвящённую Спасителю. Для язычников это стало зримым знаком того, что христианский Бог могущественнее и сильнее языческих. Но человек не сильнее судьбы, Бонифаций погиб от рук обычных разбойников, полагавших, что он имеет при себе сокровища и не желает ими делиться. Но, единственным его сокровищем была вера в его Бога. Когда то давно, — вздыхает Старый ворон, — рядом с собором, воздвигнутым во имя — мученика Бонифация, разрослось небольшое село. Затем одному из местных владетельных баронов пришло на ум превратить сие село в город. Так вокруг собора и поселка насыпали высокий вал. Там, откуда брали землю для вала, образовался глубокий ров, в него запустили воду из реки Везер. Затем окружили новый город частоколом из могучих, заострённых кверху столбов. Так родился город — крепость. За всю свою многовековую историю не была эта крепость взята или завоевана, ибо ни разу не оказала сопротивления, ни разу не побывала в осаде. Мудрые"отцы города"предпочитали сдавать крепость на выгодных условиях, предварительно договорившись с врагом о солидном денежном возмещении.

Конец ознакомительного фрагмента.