Пришельцы. Сборник фантастики

Кирилл Берендеев

Что случится, когда исполнятся предсказания фантастов и футурологов, и небеса разверзнутся? Кого встретим мы в этот судьбоносный миг – завоевателей или учителей? Ждет ли голубую планету уничтожение или, напротив, небывалый прогресс. А может, мы сами окажемся в роли завоевателей, пришедших к тем, кто уже нас объявит богами. Кто знает, как встретятся две совершенно разные цивилизации. Или они уже встретились, но только мы еще не знаем об этом?

Испытуемый

Прохора я нашел в дальнем конце парка, рядом с выходом к пруду с выдрами. Местная достопримечательность, возле него даже гостиничку выстроили. Мой приятель, ссутулившись, сидел на скамейке, глядя себе под ноги, вид у него был такой, точно напился или, чего хуже, шарахнул дозу. Весь встрепанный, взъерошенные волосы, вкривь сидящий пиджак, побитые пылью брюки и рубашка навыпуск. Вид совсем не такой, к какому я привык за долгие годы знакомства. Прохор всегда следил за собой.

Я подошел, присел рядом, затем, Прохор так и не поднял взгляд, положил руку на плечо. Тут только он обернулся, медленно, ровно завороженный собственными ботинками, которые разглядывал уже минут десять. Я взглянул в его глаза, нет, зрачки нормальные, да и запаха перегара не чувствуется. В ответ мой старый товарищ так же не отводил взгляда, и по-прежнему молчал.

— Ну, здравствуй, Прохор, — он наконец-то кивнул, хоть какая-то реакция. — Где же ты два дня пропадал-то?

— Два дня? — произнес он несколько недоуменно. Не своим голосом, точно пробуя его на вкус.

— Да, а ты не помнишь, какой сейчас день? — он молчал. — Стася всех уже на ноги подняла, вот и до меня добралась. А я до тебя, как видишь.

— Стася, да… — он снова замолчал.

— Ты как, в порядке?

— Не знаю, — после минутной паузы произнес Кондратьев, когда я уже собирался встряхнуть его легонько. — Вроде, да.

— Так объясни, что случилось? Жена с ума сходит, я тоже весь испереживался, — преувеличивал, но да, заразился беспокойством. Стася она такая, до всех докопается, всем работу задаст, если что не так. Особенно, когда ее любимый «увалень» пропал среди бела дня. Прежде с ним подобного никогда не случалось, неудивительно, что все родичи, знакомые, приятели знакомых и просто соседи, а затем полиция, работники больниц, моргов и даже спецслужб были поставлены на уши. Хорошо, нашелся доброжелатель, позвонивший и сообщивший, что вроде бы нашел мужа в парке Победы, только поговорить не смог — молчит. Я быстро собрался, приехал. Вручил показавшему мне на скамейку молодому человеку купюру и пошел выяснять у Прохора, что же с ним приключилось.

Хорошо, не избили, не ограбили, не бросили в каменных ботинках в озеро. Конечно, о последнем я давно не слышал, но мало ли… Стася умело нагнетала страхи, доводя и себя, и других. Никого не слушая, даже свою тетку, профессионального психиатра.

— Жена, да… прости, я совсем как-то раскис. Не пойму…

— Прохор, ты можешь говорить нормально? Где ты был? — он снова глянул на меня, но ответил без напоминаний.

— Сам не пойму. Будто на помойку выкинули. А я… — он оглядел себя, словно видел впервые. — В голове пустота. Ни черта не помню…, — Кондратьев замолчал и оглядел меня. — Если б ты не подошел, я бы вот так и сидел. Я тут с… да давно сижу. Никак не уйду.

— Это почему это?

— Боюсь, — тихо ответил он. Вот пока тебя не встретил, боялся с места сдвинуться. Как проклятье какое. И потом… я не могу вспомнить, куда мне идти. Вот даже сейчас.

— Сними пиджак и расстегни рубашку, — он улыбнулся. — Ты чего?

— Знакомое, — Прохор закачал головой. Я подумал, его точно кололи. — Ты ведь так и раньше поступал, ну, на работе…

— При чем тут… — я осмотрел руки, шею, живот, бока, велел закатать брюки. Попутно обыскал приятеля. Никаких следов укола, ни порезов, никаких воздействий. Уже хорошо.

Я поднялся и потянул Прохора за собой. Тот повиновался беспрекословно, словно игрушка. Ох, не нравилось мне его поведение при встрече, ох, не нравилось. Не хотел спрашивать напрямую, но пришлось. Развернулся к нему, глянул в упор.

— Прохор, ты помнишь, как меня зовут? Только без раздумий. Быстро.

— Помню, — чуть помедлив, ответил он. — Вот это я вспомнил сразу, как ты пришел.

— Прохор!

— Марат, — без запинки произнес мой приятель. И прибавил: — Зарипов.

Я молча взял его под руку и потащил к центральному выходу из парка, мимо постаментов с военной техникой времен Великой отечественной. Танки, самоходки, пушки, гаубицы, «катюши» и зенитки, сменяя друг друга, представали нашему взору. На самом входе находилась рубка подлодки серии Щ, которую собрали в сорок втором в нашем городе, на эвакуированном в начале войны заводе. Казалось, лодка и сейчас плывет сквозь цемент, скрывающий ее корпус, движется, рассекая незримые волны, куда-то вдаль, движется, все никак, все пятнадцать лет со дня установки, не в силах сойти с места.

Я вытащил мобильный и набрал номер Стаси.

— Отбой всем постам, — произнес в трубку, едва заслышав ее осипший от волнения голос. — Я его нашел.

С Прохором, за время его непонятного отсутствия, ничего не случилось. Стася, напугавшись видом супруга, потащила в частную клинику на обследование. С деньгами не считалась, я все пытался объяснить, что ни к чему это, не надо переплачивать профессорам, они ж стетоскоп последний раз на лекции видели, но она не слушала. Брала самых матерых, считая их тонкими знатоками, только и способными докопаться до самой сути возможных проблем в Кондратьевском организме. К счастью, эти проблемы не сыскивались, а потому, к исходу второй недели пребывания Прохора в лечебнице, Стася стала успокаиваться. И уже с легким сердцем повела его к гипнологу. К этому времени и супруг постепенно начал приходить в себя, все же, постоянное присутствие жены, практически забросившую работу ведущей колонки в глянцевом журнале, возымело действие. Прохор уже выглядел не как тень отца Гамлета, обрел и прежний вид и вес и обычную шутливость. Его только одно беспокоило — полное выпадение этих двух суток из памяти. Как он вышел со станции метро «Козья слобода», собираясь зайти в банк и затем в «Пятерочку» закупиться на выходные, пошел привычным маршрутом через сквер, и вплоть до вечера воскресенья, когда он вдруг очутился сидящим на лавочке, в нескольких километрах к северу — в парке Победы. Ничего не помнящим, ничего не понимающим. Пятьдесят часов вывалились из памяти, будто и не было их вовсе. Разум оставался едва ли ни девственно чист, пока я не подошел, по крайней мере, так утверждал сам Прохор. Нет, он понимал, где находится, в каком месте и времени, но все относящееся к своему «я», даже имени в памяти не смог обнаружить. А потому душная волна страха окатывала его, уходили и снова возвращалась, стоило Кондратьеву пытаться логично рассуждать снова.

Сколько часов он вот так просидел на лавочке, трудно сказать. Время для него будто остановилось. Но видно, не один час.

На следующий день я зашел в отделение на Бондаренко, что расположено в сотне метрах от злополучной скамейки Сержант в окошке, запунцовев ради приличия, сообщил мне, что да, от Станиславы Юрьевны заявление принимали по поводу пропавшего супруга, но ничего не сделали, ибо не прошло положенных трех суток с момента исчезновения, а мужья бывают разные, вы, товарищ капитан, это понимаете. По работе, конечно, прибавил сержант, вот тут уже покраснев всерьез.

Больше я туда не ходил, компетентные органы, до поры, до времени, старались не проявлять активности, как бы на них ни давили родичи пропавшего. Я хотел обратиться к своим, но вовремя спохватился. Ситуация с исчезновением выходила больно странная, а все странное в нашей конторе, имело свойство кончаться скверно. Потому насел на гипнолога.

Стася, успокоившись, отправила мужа на сеансы к очередному доктору наук, из которых первые три закончились безрезультатно. Подсознательно мне нравилось это куда больше, чем хоть какой-то успех. Но гипнолог не сдавался, уж не деньги, а собственное имя вынуждали действовать, куда решительней, так что четвертый день оказался прорывным. Прохор вспомнил то, что… да, лучше б он этого никогда не делал.

Гипнолог, вышедший вслед за Кондратьевым и наткнувшийся на меня в приемной, пробормотал что-то о фантомах, иллюзиях и попытках уйти от содеянного, а затем, ушел в кабинет. Попытался закрыться, но я вломился следом.

— Иннокентий Борисович, что вы узнали? Я не хочу сейчас тревожить своего товарища, но мне важно знать.

— Зачем? — одними губами спросил гипнолог. — Мы не одолели и четверти пути, пациент строит забор из фантомов, причем, столь пошлых и противоречивых, что я… нет, я даже не буду говорить с вами о них.

От прямого и даже кривого ответов он уходил старательно, подобно опытному адвокату на процессе. Я только успел заметить лист бумаги, где рукой Кондратьева, изображались какие-то странные рисунки, изображавшие футуристический интерьер. Подпись под ним разглядеть я не успел, гипнолог все убрал в карточку пациента. И выдворил меня.

Обратно Прохора я вез сам. Не знаю, почему Стася, за глаза называла его увальнем, да и в глаза иной раз, тоже. Подобного за моим приятелем никак не водилось, да, несмелый, скорее, осторожный с рождения, довольно замкнутый, не всегда быстро принимающий решения, но остроумный, приятный человек, с которым приятно общаться человеку, продравшимся через его преграду изначального недоверия к чужакам. Своим он отдавал себя охотно.

Может, Стася так и не смогла войти в его круг? Нет, вряд ли, даже мне они казались симпатичной, самодостаточной парой. Куда третьему уж точно лучше не лезть, даже с самыми благими намерениями. Разве что, в экстренных случаях, вот таких, как подобный.

Полдороги Прохор молчал, затем вдруг выпалил:

— Бред какой-то видел. Не поверишь. Три дня без толку смотрел на лист бумаги, а сегодня будто прорвало. Сон видел, не пойми что, а не сон. Будто иду по скверу у метро, где, собственно и потерял память, и вдруг меня останавливает некто, какая-то тень, просит подойти. Так убедительно просит, что я… я подхожу, — он сглотнул ком, подступивший к горлу, — подхожу, значит, и как проваливаюсь в нее.

— В тень? — уточнил я, сворачивая на Чистопольскую. Через два светофора, будет их дом: заурядная десятиэтажка, среди квартала себе подобных.

— Именно. А после… черт, будто, напился. Свет со всех сторон, потом какие-то помещения, не пойми что. Скругленные окна, странная обстановка, мобили под потолком разные, мебели нет, вместо нее… приборы в стенах, что ли. Как будто я на звездолет попал, такое ощущение.

Сердце екнуло. Я сбросил скорость, оглянулся. Прохор смотрел на приближающийся светофор.

— Нет, правда, — продолжил он. — Помню еще, как меня несло мимо всего этого в дверь, а она возьми и распахнись во все стороны, как… как объектив старой фотокамеры. Помнишь, у тебя такой был, «Зенит», кажется. Пленочный еще.

Он болтал, а я все замедлял и замедлял скорость. Пока не остановился в нескольких метрах от перекрестка. Включил габариты.

— Слушай, — наконец, произнес, едва подбирая слова. — Ты об этом никому не говори.

— Да упаси боже. Бред ведь. Чего только спецы по мозгам у простого человека не увидят.

— Даже жене.

— Да Стася первой меня на смех подымет. Опять увальнем называть станет. Зачем мне это?

Я кивнул, он прав.

— И больше ни ногой к гипнологу. Если что вспомнишь, лучше мне скажи.

Прохор улыбнулся.

— Ты-то меня выслушаешь, не посмеешься. Я тебе доверяю. Вот только Стася. Она заплатила за десять сеансов, а мы и половины…

— Не ходи! — рявкнул я. Прохор смотрел на меня с удивлением. — Я серьезно. Побереги мозги лучше. Сам видишь, какая дрянь лезет. — он кивнул, соглашаясь. — Вот именно. Говори жене. Что пошел, а сам… да хоть ко мне приходи. Посидим пообщаемся, пива попьем.

— Добро, — снова улыбнувшись, ответил Прохор. — Ты давно меня пивом от жены не сманивал.

— Решил возобновить традицию, — я снова завел машину, влился в поток и развернувшись после светофора, подвез к дому. — Договорились?

Он подтвердил, помахал рукой на прощание. Я развернул машину и поехал к себе домой. По дороге позвонили с работы, напомнили о командировке, о важности целой кучи неначатых дел. Словом, загрузили и меня и мой мобильный, чтоб владелец не скучал и не переживал за других, а только и исключительно за контору. Вечером я Прохору звонить не стал, некогда. Как вернусь, все разузнаю.

Стася опередила. Звякнула на следующий вечер, когда я уже находился в дороге.

— Марат, извини, что беспокою. Ты ни о чем не договаривался с Прошей? А то странно, я позвонила на работу, мне сказали, он туда так и не заявлялся. Что там гипнолог ему сказал? Он тоже на звонки по мобильному не отвечает и офис пуст. Я, может, я рано переживаю, но я… честно, с моим увальнем подобного никогда…

Я похолодел. Кое-как успокоив Стасю, сообщив, что так все и задумано — а ведь это и было сущей правдой — сбросил разговор и тут же набрал другой номер.

— Замир! — заорал я в трубку. — Ты что творишь, зараза? Верни Кондратьева немедленно. Я сам проверял его, слышишь, ничего нового, ты меня понял? Возвращай!

Конечно, Замир меня не послушал. Должность не та. Проблема в том, что Игорь, старший восьмого отдела, к трубке не подходил, верно, опять на совещании, или еще где. Когда я под его руководством работал, сборы у начальства были излюбленным занятием. Плюнув на руководство, снова перезвонил Ильдусову.

— Ты его еще везешь в отдел? — Замир помолчал с пару секунд, потом ответил, как мог официальней, мол, объект уже на Профсоюзной. Кажется, он в этот момент был не один, мои крики его коллегам не больно понравились.

— На Профсоюзной? Вы что же, — ворох подозрений всколыхнулся в голове. — Вы его в Москву потащили, что ли? Я же говорю…

— Зачем в Москву? — несколько удивленно спросил Ильдусов. — Как будто у нас Профсоюзной улицы нет. Ты что… а, да, ты же ушел. Полгода назад восьмой отдел переехал в здание бывшего НИИ «Океан». И потом, — уже после паузы продолжил Замир. — Какое ты право имел его проверять? Ты же ушел, и сам понимаешь…

— Кто-то мне говорил, что у нас как секта, сам по себе никто не уходит.

— Это не тот случай, Марат. Я серьезно. Если окажется, что ты копался в его мозгах…

— Не копался. За меня это делал гипнолог. Он, что ли, настучал?

— Не настучал, а уведомил. Это его прямая обязанность — обо всех подобных случаях докладывать в службу безопасности. Всех ведь инструктируют: психиатров, гипнологов, работников больниц и дурок, даже в тюрьмах и то…. Да что я тебе говорю, будто, первый раз. Все подписывают пункт о неразглашении. Иначе, какая, к чертям, практика.

Он мне выговаривал, как новичку. А я, бледнея лицом, уперто давил на газ, стараясь выжать из старой колымаги, гордо именуемой «шевроле» хоть какое-то подобие скорости. Проскакивал на желтый, красный, если никого не виделось в окрестностях. Гаишники дважды пытались за мной погоняться, вот только номера останавливали их рвение сами собой. Если нарушает правила и выжимает сто двадцать, значит, так и положено. Серию ЕКХ «гайцы» так и переводили: «еду, как хочу». Сейчас был именно такой случай.

— А всё говорят, мол, безопасность только террористами и разными оппозиционерами занимается, — продолжал вещать Замир. — Вот нам только и дело, что несогласных по тюрьмам, а недовольных по почкам.

— Как будто ФСБ это сплошной восьмой отдел, — не выдержал я. На шоссе выскочила белая легковушка, я едва успел прижаться к обочине.

— Что у тебя там? — визг тормозов он услышал.

— Спешу к вам, на Профсоюзную.

— Можешь не торопиться так. Нет, я серьезно, Марат, не хватало еще тебе в аварию влететь.

— Мне надо поговорить с Игорем, где он сейчас?

— Не знаю. — небольшая пауза, как будто Ильдусов пожал плечами. — Наверное, совещается. А вообще, это еще один прокол в твоей работе. Игорь так и скажет. Кондратьев обязан будет пройти весь курс исследований, чтоб ты ни говорил. Да ты сам тоже, хорош гусь. Ничего не сообщил о похищении, хотя обязан был.

— Я не работаю в восьмом.

— Это секта, она от ответственности не освобождает. Только в случае изгнания. А ты ушел сам, — вот, наконец, я услышал те слова, что не раз говорил Замир, мой коллега по работе и старший товарищ, пропахавший уже две дюжины лет на контору, именно, по пришельцам. Когда-то она называлась совсем иначе, потом стала именоваться проще — восьмой отдел. По первоначальному количеству человек, работавших в ней. Как раз на Профсоюзной в Москве.

— Да я ушел, но что не настучал, не раскаиваюсь. Он мой друг…

— Прекрати нести чушь. Какой друг? Я помню, как ты увивался за его нынешней супругой. Сам говорил, что хотел бы оказаться на месте Прохора.

— Пьян был, наверное. И потом, откуда ты помнишь?

— А это, извини, профессиональное. До сих пор не пойму, почему ты с ней не сошелся… как ее. Да, неважно. Мог бы отбить.

— Замир, я порядочный человек.

— Это означает, что мямля и…. — связь оборвалась. Я въехал в тоннель. Хотел перезвонить Замиру по выезду, но потом плюнул. Разберусь на месте.

Часа через три выехал на Профсоюзную. Впрочем, было уже поздно. Прохора изолировали. С Игорем я поговорил, получил выговор, правда, устный, а то при его рвении, он вполне мог и мое нынешнее начальство обеспокоить. Больше ничего не добился, свидания с Кондратьевым, тем паче. Поехал объясняться со Стасей. Успокаивать, уверять, утешать. И все валить на гипнолога. На душе было мерзко.

Прохора выпустили ровно через две недели, как и всегда в таких случаях. Все контактеры с пришельцами, мнимые или действительные, проходили через одну и ту же процедуру. Вот уже сорок лет их исследовали самыми разными, с годами все более изощренными способами, изучали тело, но, более всего, голову. Не только у нас, все развитые страны мира занимались подобным. У них в каждой службе безопасности находился отдел, подобный восьмому и мозговеды, способные извлечь из подкорки самые надежно захороненные воспоминания. А изучив, вычистить их снова. Так, возвращаясь обратно в мир людей, человек терял сразу два промежутка своей жизни — несколько дней брали пришельцы, несколько дней службисты. И если ему доводилось попадать к последним, он наверняка не помнил вообще ни о чем.

Прохора отчасти пощадили. Ему только стерли воспоминания о двух днях в гостях на «летающем блюдце» или что там у наших гостей, а вот память о посещении клиники оставили. Так убедительнее. Ведь всю вину, как я и просил, возложили на дурака-гипнолога, вызвавшего у моего товарища сонм безумных видений, от которых приходилось спасаться не иначе, как руками матерых специалистов. Стася слезно поблагодарила, когда я сказал, изрядно кривя душой и лицом, что посещение клиники службы безопасности пойдет мужу на пользу. Вот только на встречу с Прохором не поехала, сослалась на кучу нерешенных дел еще с прошлого раза. Хорошо, что я отправлюсь к Проше, она к моменту нашего приезда освободится, будет встречать.

Перед тем, как встретиться с Кондратьевым, я снова повидал Игоря. Спросил просто, что именно у него сумели найти. Тот покачал головой.

— Ну а смысл? Держали две недели, изучали, исследовали. А проку ни на грош. Как и раньше, как и пять, десять лет назад. Неужели не понятно, что пришельцы прекрасно знают, что их подопытных могут выловить и устроить им вот это… исследование?

Конец ознакомительного фрагмента.