Моя чужая жизнь

Кира Фарди, 2019

В двадцать лет жизнь кажется чередой приключений и любовных романов, но Лика попала в аварию. Когда она очнулась, красивый мужчина называл ее «любимой», а малыши – «мамой». А еще у нее было чужое лицо и смертельно-больное тело. Не успела Лика привыкнуть к новой жизни, как все исчезло. Как понять: сон это был или реальность? Фрагменты воспоминаний преследуют героиню, и она решает разобраться в ситуации.

Глава 3

Лика медленно приходила в себя. Первое, что она услышала, был голос папы, который доносился глухо, будто отец сидел в бочке. Девушка хотела улыбнуться, но губы почему-то не слушались.

— Вы мне можете сказать, что с моей дочерью? — кричал в бочке папа.

— Папочка, я здесь, — хотела ответить Лика, но из горла не донеслось ни звука.

— Мужчина, вы нам мешаете! — раздался грубый женский голос.

«Это кто так с моим папой разговаривает?» Лика попыталась шевельнуться — руки и ноги были тяжелыми и неподвижными, сколько она ни прилагала усилий. Еще не понимая, что с ней, она не прекращала попытки, но ничего не получалось. Паника захлестнула сознание. «Что со мной?» Память тут же услужливо подсказала: авария. В голове вспыхнула картинка. Она лежит на асфальте и смотрит на колесо, которое пахнет горячей резиной. Вокруг суетятся люди. Где-то слышится детский смех, мальчик кричит: «Настя, иди сюда, мама проснулась!»

«Что за чушь? Я потеряла сознание? Но я уже пришла в себя. Почему же не могу шевелиться?» Лика напряглась, но тело осталось неподвижным. Внутри начинал рождаться крик. Она тяжело задышала.

— Доктор, посмотрите на монитор. Растет частота пульса!

— Ничего не понимаю. Что случилось?

Лика слушала звуки, раздававшиеся рядом с ее головой, чувствовала, как кто-то приподнимает ей веки, расстегивает одежду, прикладывает что-то прохладное к груди. Ей хотелось крикнуть: «Я здесь!», — но слова застревали в горле. Она опять попыталась пошевелиться.

— Доктор, у девушки только что двинулся палец. Я видела! — опять тот надоедливый грубый голос.

— Где? Шевельнулся? Дочка, Лика, это папа. Ты меня слышишь? Лика!

— Мужчина, выйдите за дверь! Вы нам мешаете.

— Я отец! Я не могу мешать.

— Идите уже! Кто-нибудь, заберите отсюда этого ненормального! Мы вас позовем.

— Лика, ты меня слышишь? — спрашивал незнакомый мужской голос. — Можешь открыть глаза? Ничего пока не говори.

«Смешной человек, — Лика немного успокоилась. Вокруг люди, она их слышит, значит, живет. — Я ничего и не могу сказать. О, боже! Я парализована?»

Девушка попыталась открыть глаза, но сколько ни прилагала усилий, ни одна ресничка не шелохнулась. Ей казалось, что ее здоровое сознание находится в чужом теле и не может управлять им.

— Лика вы меня слышите? Попробуйте открыть глаза, — продолжал твердить доктор.

Девушка понимала, что он пытается привести ее в себя, и очень старалась, но… Она слышала только этот голос. Через минуту силы иссякли, и она прекратила попытки.

— Бесполезно. Видимо, еще не пришло время, — сказал кому-то доктор.

— Александр Петрович, вы тогда сами побеседуйте с ее безумным папашей. Я его боюсь.

— Наташа, ты должна уже привыкнуть к любым пациентам и их расстроенным родственникам, — упрекнул женщину доктор.

— Но не к этому. Вы бы видели, как он здесь появился! Пьяный мужик в грязной футболке и трусах, в ботинках на босу ногу орал на всю больницу: «Отдайте мою дочь!» Волосы всклокочены, глаза красные, от самого разит, как из бутылки водки, а права качает. «Да, это мой папка!» — неожиданно с гордостью подумала Лика. — «Если ему что-то надо, он всегда требует свое сразу и очень громко».

— Правда, а сейчас выглядит вполне прилично.

— Ну, это он за последние дни немного пообтесался. Постригся, переоделся, и взгляд стал осмысленным, а сначала, ух! Его просто перестали в таком виде пропускать к дочери, вот он затих. Не понимаю я жизнь! — эту фразу Лика уже едва расслышала, будто она доносилась издалека. — Как может быть у изящной и хорошенькой девушки такой папаша!

Хлопнула дверь, и наступила тишина.

«Да, я хорошенькая!» — покрасовалась про себя Лика. Нет, она не считала себя красавицей, просто некогда было особенно собой любоваться. Но от мамы ей досталась субтильная внешность: рост, про который говорят «метр с кепкой», вес сорок девять килограммов (подружки завидовали: парни на руках ее носить будут), и лучистые зеленые глаза. Густые светлые волосы она убирала в привычный хвост на затылке, а когда ходила на дискотеки и в клубы, распускала по плечам. Длинные не отращивала: возни и ухода за ними много.

Лика вообще не очень пока обращала внимания на свою внешность. Макияж, маникюр, дорогие салоны, наряды от кутюр — все это было настолько далеко от ее жизни, что она даже не задумывалась по этому поводу. Она жила одним днем: работа, отец, вечером по выходным дискотека, реже клуб. Вот и вся жизнь молоденькой девушки.

В голове зазвенело. Что там говорила женщина? О каких последних днях? Получается, она в больнице уже не один день? А сколько?

Ответа не было, а от напряжения заболела голова. Появился шум в ушах. Лика уже не слышала голосов из коридора, но зато где-то внутри ее мозга родился тоненький детский плач. Он звенел и вибрировал, вгрызался в сознание и скоро заполнил его целиком. «Господи! Неужели так трудно успокоить ребенка!» — застонала мысленно она, но сразу вспомнила семейную фотографию с приклеенной зеленой бумажкой на животе мамы и ужаснулась: «Это мое наказание за тот детский поступок».

Плач не умолкал. Он пропитал всю комнату, где находилась Лика, а потом оттолкнулся от стен и вылетел в окно. Скоро Вселенная заполнилась детским голосами, которые звали маму. Девушка отключилась.

Когда она во второй раз очнулась, малыш хныкал прямо над ее ухом.

— Егорушка, мама болеет, — кто-то рядом уговаривал ребенка. — Пойдем, мой мальчик, я тебе новую машинку купила.

— Я к маме хочу. Пусти! Ты плохая, ты домомучительница! — Лика услышала звонкий хлопок, будто кого-то ударили по руке.

— Егор, так нельзя себя вести.

— А почему? — это уже голос девочки.

— Все в порядке, — неожиданно произнесла Лика и приоткрыла глаза, — пусть дети останутся.

Она смотрела на три лица, наклонившиеся над ней, и пыталась вспомнить, где она их видела. Сознание возвращалась медленно. А, это семья, которая живет в большом доме. Лика облегченно вздохнула: не совсем память отшибло, когда она ударилась об асфальт. Слева кольнуло — Лика замерла, прислушиваясь к себе — отпустило. А почему она ударилась? Но завершить цепочку воспоминаний не дали малыши.

— Мамочка!

К ней с двух сторон кинулись дети. Они кувыркались на кровати, целовали ее в щеки, щекотали волосами лицо, обнимали.

— Вероника Сергеевна, как вы нас напугали!

— Мамочка, ты чуть на землю не упала! — кареглазая девочка с восхищением смотрела на нее. — А чашки все полетели со стола и разбились. Представляешь! Ни одной не осталось!

— Правда? — Лика посмотрела на женщину, кажется, ее зовут Мария Владимировна.

— Да бог с ними, с чашками! Купим новую посуду, — домработница улыбалась во весь рот и выглядела абсолютно счастливой.

— Мамочка, у меня бо-бо, смотри, — к носу Лики приблизилась пухлая ручка со смешной мордашкой детского лейкопластыря.

— Ага! Это кусочек чашки прямо в Егорку попал. Так интересно! — девочка потрясла кудряшками и развела руки. — А он, плакса, все плакал и плакал. — глаза малышки блестели от переполняемого ее восторга.

— Мне больно было! Ты ничего не понимаешь, Настя! — Егор размахнулся и ударил сестру по плечу.

— Бе-бе-бе! Мама, он дерется!

Мария Владимировна схватила их за руки и развела в разные стороны.

— Дети, быстро идите вниз! — приказала она. — К вам Юля пришла, заниматься пора. Уже пятнадцать минут ждет.

Малыши, тут же забыв о конфликте, наперегонки выбежали из комнаты. Еще какое-то время звучали их звонкие голоса, потом наступила относительная тишина. Лика попыталась сесть, и у нее это неплохо получилось. «Странно, совсем недавно я даже не могла пошевелиться. Ах, да, это же не мое тело! Ничего не понимаю. Это больница мне приснилась, или, наоборот, я в данный момент сон вижу?»

Она посмотрела на Марию Владимировну, потом взяла ее за руку. Ладонь как ладонь. Живая, мягкая. Теплая и сухая. Лика поднесла ее к лицу и принюхалась: пахнет ванилью. Потом посмотрела на домработницу и поймала удивленный взгляд серых глаз, слегка подведенных бирюзовым карандашом. Обе женщины смутились. Лика отпустила руку, а Мария Владимировна спрятала ее за спину.

— Я могу встать?

— Конечно. Скоро Кирилл Андреевич с доктором приедет. Он тоже перепугался. Давно у вас обмороков не было.

— А раньше часто я так падала? — осторожно поинтересовалась девушка: надо же как-то выяснить, что с ее телом происходит. Может, тогда она будет с ним обращаться осторожнее.

— А вы не помните? — Лика опять поймала странный взгляд. «Нет, с вопросами надо повременить», — решила она и осторожно встала.

Тело ее прекрасно слушалось. Она дышала полной грудью, боль исчезла. Лика оглядела мятое платье.

— А кто меня сюда принес? Вы?

— Ну, что вы, — засмеялась Мария Владимировна, — я не настолько сильна. У нас охрана есть для таких случаев. В ее кармане завибрировал телефон. домработница взяла его в руку. Посмотрела и заторопилась. — Кирилл Андреевич приехал. Слава богу!

Лика сразу напряглась: пережить общение с незнакомыми детьми и женщиной было возможно, если немного под них подстроиться. Но мужчина! Это уже совсем другое. Как ей себя вести? Что делать?

В груди застучало сердце. Лика уже поняла, что волноваться нельзя, иначе можно запросто опять оказаться в обмороке. А как тут не волноваться? Она осторожно вздохнула и прислушалась к себе: вроде бы все в порядке.

— Я хочу переодеться, — сказала она домработнице, и та засуетилась, побежала к гардеробной комнате. — Я сама хочу выбрать платье, Мария Владимировна.

Женщина остановилась, посмотрела на нее внимательно и пошла к выходу. Наконец Лика осталась одна. Она подошла к вешалкам с одеждой, прикидывая, что могло бы понравиться тому прекрасному мужчине, которого она видела раньше. Она уже поняла, что ее спортивный стиль здесь не подойдет, да и ни одной подобной вещи в этом роскошном гардеробе не было.

Справа на стене висели платья, юбки и блузки хозяйки, а слева — рубашки и костюмы мужа. Все из дорогих магазинов, а не с китайского рынка, на котором одевалась Лика. Конечно, она оценивала только то, что видела сейчас, не заглядывая в ящики и на скрытые полки, которых в комнате было множество. Девушка выбрала синие брюки из легкой ткани и белую блузку. Она бы предпочла шорты и футболку, но, увы…

Лика положила наряд на кровать и начала снимать платье, вдруг чьи-то руки взяли ее за голую талию и прижали к крепкому телу.

— Ой! — вскрикнула она, чувствуя, как опять бешено колотится сердце.

— Прости, дорогая, я не хотел тебя напугать, — мужчина повернул ее к себе лицом. Девушка совсем близко увидела эти янтарные глаза, смотревшие на нее обеспокоенно. — Как сердечко? Не болит? — он поцеловал Лику в лоб, потом прижал к своей груди.

Сотни мыслей метались у нее в голове. Что делать? Как себя вести? А если он поймет, что сейчас перед ним не его любимая жена? «А, плевать! — неожиданно решила Лика. — Я не виновата, что так получилось. Что-нибудь придумаю».

Она просто стояла, ощущая щекой гладкую ткань рубашки. Лика закрыла глаза и отдалась моменту. От Кирилла Андреевича пахло приятным мужским парфюмом и немного потом, но этот запах не раздражал, а наоборот, будил в ее душе тайные желания.

Через минуту пришло озарение: что она делает? Стоит в чужой спальне и обнимает незнакомого мужчину. «Совсем крыша поехала? Руки прочь! Это не пацан с дискотеки!» — приказала она себе и отодвинулась.

— Я хотела переодеться, — выдавила из себя она, подняла глаза и снова утонула в янтаре.

— Да, конечно, тебе помочь? — ладонь Кирилла игриво, как с горки, прокатилась с талии до попы Лики. Она с трудом сдержалась, чтобы не шлепнуть по бессовестным пальцам, но время сообразила, что такое поведение для жены было бы неестественным.

— Нет, спасибо. Вы…ты приехал один?

— Ох, совсем забыл? Ты такая соблазнительная, моя ягодка, что не удержался, — улыбнулся Кирилл, а Лика застонала про себя: «Какой он хорошенький! Держись, Лика, держись. Ты здесь временно. Нельзя поддаваться чувствам и желаниям». — Я привез твоего доктора. Он сейчас расспрашивает нашу Фрекен Бок о случившемся.

Кирилл бросил на кровать пиджак от костюма и вышел из комнаты. Через секунду Лика услышала смех, радостный визг детей. Она улыбнулась. Этот дом просто наполнен счастьем, почему бы ей немного в нем не искупаться? Она подняла пиджак, чтобы унести его в гардеробную, но не удержалась и понюхала: Hugo boss. Она узнала этот запах мгновенно, так как в прошлом году несколько месяцев подрабатывала в парфюмерном магазине. Потом хозяин разорился, и Лика нашла место курьера в адвокатской конторе. Она окинула глазами флаконы духов, стоявшие на туалетном столике, и сразу обнаружила знакомый дизайн.

Не успела она переодеться, как в дверь постучали. Вместе с мужем вошел молодой человек примерно его возраста, улыбчивый, живой, с ямочкой на подбородке, похожей на дырку. Лика почувствовала прямо непреодолимое желание засунуть туда палец и проверить ее глубину. Она смущенно отвернулась.

— Вероника Сергеевна, вы почему без моего разрешения в обморок падаете? — весело поинтересовался он, и в комнате будто больше света стало. Лика расслабилась.

— Я не знаю. Так получилось.

— Опять лекарства забыли выпить?

— Нет. Я выпила, — она укоризненно посмотрела на Марию Владимировну. Та сделала вид, что совершенно не имеет никакого отношения к осведомленности доктора.

— Тогда что случилось. Садитесь, я хочу вас осмотреть.

Лика с ужасом глядела на окружающих. Она что, должна раздеться? При посторонних мужиках? Нет, не мужиках. К мужикам она уже привыкла, когда вытаскивала отца из распивочных. Она не представляла, как сможет оголить грудь при этих великолепных мужчинах, от которых у любой девушки закружилась бы голова. Она сделала шаг к кровати и села. Врач деловито раскладывал свой чемоданчик, доставал медицинские инструменты, а Лике казалось — орудия пыток.

— Дорогая, ну что ты?

— Я… — Лика зажала ворот блузки, не решаясь расстегнуть пуговицы. — Я в порядке. Не надо осмотр.

— О чем ты говоришь? — Кирилл Андреевич сел рядом и взял ее пальцы в свои. — Нервничаешь? Это нормально. Я тоже перепугался. Ты уже почти год чувствовала себя хорошо после операции, а сегодня, Мария Владимировна сказала, задыхалась. А потом и вовсе в обморок упала.

Он осторожно отвел руки Лики в сторону и стал расстегивать ее блузку. «Спокойно! Без паники, — успокаивала она себя, — Он трогает не меня, а свою жену. Это нормально, не дергайся». Хотя ничего нормального не было. Именно она, а не посторонняя женщина, чувствовала его прикосновения. Это было волнительно и очень приятно. Лике казалось, будто по телу пробегают электрические искры. Она закрыла глаза и мужественно до конца выдержала экзекуцию.

Улыбчивый доктор приложил к ее груди прохладный фонендоскоп (Лика пару месяцев работала санитаркой в больнице и знала, как эта штука с трубочками называется) и долго слушал ее сердце. А оно будто сошло с ума: то дрожало, как заячий хвостик, и тогда Лике хотелось кашлять, и возникало чувство страха, то редко ударяло о ребра. Она чувствовала, что обнаженные соски напряглись от холода и вызывающе торчали вверх. Кожа покрылась мурашками. Лика задерживала дыхание, вместо того, чтобы расслабиться и следовать просьбам доктора.

— Дышать тяжело? — спросил врач Лику, при этом он почему-то обеспокоенно смотрел на Кирилла Андреевича.

— Иногда. Когда резко встаю или поворачиваюсь. Что-то не так?

— А усталость чувствуете?

Лика задумалась. Она находится в этом теле всего несколько часов. Двигается мало. В честь чего уставать? Она, покосившись на мужчин, протянула руку, чтобы взять бюстгальтер, но остановилась и просто накинула блузку. Она запахнула ее, все еще не решаясь застегнуть на все пуговицы.

— Не замечала.

— Покажите мне ноги, — приказал доктор и, не спрашивая разрешения, поднял края брюк. Лика рефлекторно дернулась, но муж положил ей на плечи руки, и тепло его ладоней принесло облегчение. Она не знала, что за болезнь у этой женщины, но инстинктивно понимала, что явно не простой насморк.

Доктор легко провел руками по ее икрам, потом надавил на кость — осталась неглубокая ямка.

— Отеки давно появились?

— Не знаю, не замечала. Она вспомнила, как пару часов назад любовалась идеальными ногами танцовщицы или манекенщицы.

А может быть, такую форму ей придали отеки? Лика наблюдала, как края ямки медленно выравниваются, и чувствовала, что страх уже зашевелился в душе. Она не хотела оставаться в этом больном теле, но не знала, как из него вырваться. «Сон! Сон! Заканчивайся уже!» — призывала она, но не помнила, что находится за его границей, и от этого еще больше боялась.

— Вероника Сергеевна, — Лика подняла голову (кажется, она уже привыкает к новому имени), уловив в голосе врача тревогу. — Мне вас надо тщательно обследовать.

— Зачем? — глупо спросила она.

— После операции прошел почти год. Наступает критическое время для вашего сердечка. Появились первые признаки отторжения трансплантата.

— Нет! Только не это! — раздался сзади стон. Лика испуганно посмотрела на мужа: он стоял, держась за стену. Его лицо выражало такое страдание, такую боль, что она встала и крепко обняла его.