Мой босс – мой враг?

Кира Фарди, 2023

Новое место работы, конкурс на вакантные места, и он сидит напротив, наглый, насмешливый, уверенный, что весь мир принадлежит ему. Его дерзкий взгляд прожигает до печёнок, ядовитые вопросы вызывают смятение, а голос почему-то кажется знакомым. Неужели это он, тот парень из прошлого? *** Она вошла, села на край стула, выпрямив спину, и я забыл, как дышать. Это она? Та самая девчонка, встреча с которой оставила шрамы в душе и на теле и врезалась в память навсегда. Не может быть! Таких совпадений не бывает. Эта история растворилась в той проклятой ночи… Или нет?

Глава 6. Женя

Захери приказывает бежать, и я срываюсь с места, забыв о боли и слабости. Меня качает из стороны в сторону, но я упрямо несусь вперёд, а сзади слышатся звуки драки, топот множества ног, крики и маты. Только забежав в тёткин подъезд и захлопнув за собой дверь, останавливаюсь, прижимаюсь спиной к стене и реву навзрыд от ужаса.

«Вызови полицию и скорую!» — вспыхивают в голове слова моего спасителя. Трясущимися руками вытаскиваю телефон, набираю нужные номера и кричу в трубку:

— Срочно! Здесь человека убивают!

Заикаясь и задыхаясь от рыданий, едва выговариваю адрес.

— Девушка, назовите своё имя! — слышится в трубке, но я отключаюсь.

Несколько секунд подавляю истерику, потом подкрадываюсь к окну подъезда и осматриваю двор — пусто. От мысли, что удалось вырваться из когтей смерти, слёзы ещё сильнее текут по щекам. Но это уже слёзы облегчения. Неужели меня никто не преследует? Если Карлик решил отомстить брату, схватив меня, почему не доводит дело до конца? Ответ очевиден: Захери помешал.

О Боже! Его сейчас убьют вместо меня!

Взлетаю по ступенькам и нажимаю на все кнопки звонков первого и второго этажа.

— Помогите! Человека убивают! — кричу изо всех сил. — Люди, помогите!

Но реакции никакой. Только за двумя дверями послышалось шевеление, да один старческий голос проскрипел:

— Уходи, что раскричалась? Не мешай спать, или полицию вызову!

В квартиру тетки на пятый этаж не поднимаюсь: бессмысленная трата времени. Набираю номер Степана — абонент недоступен. И этот провалился в болото!

Бегом спускаюсь, у входной двери лежит кирпич, которым ее подпирают курильщики, чтобы не захлопывалась. С трудом наклоняюсь, боль простреливает бока, не могу сделать вдох полной грудью, но упрямо выползаю на улицу: не могу бросить человека, спасшего меня, в беде.

Я крадусь вдоль стены за кустами к торцу дома. Крики и шум не стихают, но становятся глуше, и теперь четко слышен вой сирен. От облегчения хочется плакать в голос, но я стискиваю зубы и выглядываю из-за угла.

Поле битвы усеяно трупами, так мне кажется, хотя на снегу лежат всего несколько человек и постанывают. Ещё трое защищают Карлика, а тот скачет козликом за их спинами и подзуживает:

— Дай ему, дай!

Захери крутится как заведённый, только полы пальто разлетаются в стороны, когда он взмахивает ногами. Вдруг бандиты расступаются, Карлик идёт в атаку, делает резкое движение и тут же отскакивает. Я не вижу издалека действие в деталях, но Захери, боевая машина, замирает, словно натыкается на стену, потом медленно опускается на колени и заваливается на бок.

— Карла, атас! Мусора! Валим отсюда!

Шестерки подхватывают раненых и исчезают в доли секунды. Мой насильник тоже куда-то исчез. Я бросаюсь к спасителю, который не подаёт признаков жизни, но делаю несколько шагов: ноги вдруг подламываются, дома и деревья врываются в хоровод метели, земля резко летит навстречу.

Прихожу в себя от запаха нашатыря, бьющего в нос, и понимаю, что лежу на спине. Вокруг много людей, они о чем-то переговаривается, ходят, скрипят мокрым снегом. Чуть поодаль стоят несколько машин.

— Ты как, милая? — женское лицо появляется надо мной так неожиданно, что я вздрагиваю. — Испугалась, наверное, бедняжка.

— Вы схватили бандитов? — с трудом выговариваю я.

— Полиция занимается этим вопросом. У медиков другая задача.

Только сейчас я замечаю профессиональную форму доброжелательной женщины.

— А тот парень? — поворачиваю голову и смотрю, как Захери кладут на носилки. — Он… он… — рыдания рвутся из горла. — Он…

— Тихо, тихо, милая! — медик гладит меня по волосам, приподнимает голову, кладёт под неё свои перчатки, потом кричит: — Сюда, здесь девушка ранена! — опять смотрит на меня. — Парень твой знакомый или друг?

— Н-нет! Он… он… — раскрываю рот, но не могу вдохнуть полной грудью. — Он… спас меня!

— Тихо, тихо, не волнуйся. Дыши, раз, два — вдох. Раз, два — выдох. Он ранен. Будем надеяться, что выживет.

— Нет! Нет! — отчаянно мотаю головой.

— Где у тебя болит? Можешь оказать?

— Не знаю…

— Хорошо, попробуй встать. Я помогу.

Незнакомка берет меня за пальцы и легонько тянет вверх.

— А-а-а! — я кричу от боли, такой сильной, что на миг выпадаю из реальности.

— Слава, — зовет надрывно женщина, — девушке нужна помощь! Бегом сюда!

Двое мужчин с носилками оказываются рядом почти сразу. Я смотрю на них и понимаю, что с дыханием творится что-то странное: его просто нет. Совсем. Я раскрываю рот, как рыба, вытащенная на берег, но не могу втянуть ни капли кислорода, а руками отмахиваюсь от медиков, словно увидела привидения.

— Что с ней?

— Больше похоже на состояние после шока, — женщина наклоняется ко мне и тут замечает мое состояние. — О боже! Дыхательный невроз!

Это последние слова, которые я слышу. Дальнейшее я воспринимаю, как в тумане. То теряю сознание, то врываюсь в реальность. Меня куда-то везут, перекладывают, причиняя нестерпимую боль, переодевают. Потом делают укол, и я уплываю.

Окончательно прихожу в себя в неизвестном месте. Открываю глаза, но ничего не вижу, лишь узкая полоска света тянется внизу. Пытаюсь пошевелиться и не могу. Паника бьет в голову и вырывается криком:

— А-а-а! Помогите!

— Ты чего, оглашённая? — спрашивает сонный голос, и тут же вспыхивает ночник.

Поворачиваю голову: белые стены, напротив меня темное окно блестит стеклами, а рядом — еще две кровати, и одно из них лежит седая женщина и подслеповато щурит глаза.

— Простите. Где я?

— В больнице. В травмотделении.

— Что со мной?

— Будет обход, узнаёшь! Спи пока. В шесть утра подъем.

Женщина замолкает, свет гаснет, а я вытягиваю шею, пытаюсь разглядеть себя, но ничего не вижу. Просто тело под одеялом. В памяти проносятся события ночи. Вижу силуэт насильника, бандитов во главе с Карликом и бездыханного спасителя. От жалости к себе и к нему хочется выть. Слёзы катятся по щекам, хлюпают в носу, затекают в рот. А ещё не могу вдохнуть полной грудью, она словно тисками зажата.

Шевелю рукой — больно, но двигается. Захватываю одеяло в горсть и вытираюсь, а потом откидываю его. Глаза привыкают к полумраку, и я вместо тела вижу белый кокон. Осторожно прикасаюсь к нему — твёрдо. Это гипс! Обычный гипс!

Поднимаю ногу, одну, вторую, обе двигаются.

И это открытие приносит облегчение. Я жива, руки-ноги целы, а сломанные ребра заживут. Вот только что делать с выпускными экзаменами? Неужели придётся сдавать их через год?

Отчаяние снова овладевает мной, но уже тихое, без истерики и воплей. Наплакавшись вволю, засыпаю, а утром приходит тетка Зина и приносит ужасную новость…

Вернее, две ужасные новости, которые взрывают мой мозг и лишают опоры под ногами.

Тетя Зина входит в палату с перекошенным лицом и заплаканными глазами. Чувство вины сразу заполняет меня целиком. Слёзы наворачиваются на глаза, и я отчаянно хлюпаю носом. Хочется обнять родного человека и пожаловаться на судьбу, а не доставлять неприятности, а они непременно будут.

Но тетка здоровается кивком, распространяя аромат резкого парфюма, усаживается на стул рядом с кроватью, долго роется в сумке и достаёт пакет с мыльными принадлежностями и нижним бельём.

— Вот, привезла тебе, — буркает, не глядя на меня.

Ни вопросов о ночном происшествии или о моем здоровье, ни капли сочувствия. И я прозреваю. Что-то произошло еще, помимо трагедии со мной.

Но что?

— Тетя Зина, — начинаю говорить первой, чувствуя непреодолимую потребность оправдаться, будто сама виновата в случившемся. — Все было как обычно. Отработала смену, закрыла магазин, уже почти добежала до дома, когда этот козел напал. Видишь, что со мной сделал? — слёзы закапали на одеяло. — А потом появились эти…

Тетка подскакивает и закрывает мой рот ладонью. Я растерянно хлопаю ресницами.

— Т-ш-ш-ш. Замолчи! — она оглядывается на любопытную старушку с соседней койки, которая напряжённо прислушивается к нашему разговору. — Ни слова об этом, когда придёт полиция.

— Почему? Этих сволочей надо наказать!

Тут выдержка изменяет тете Зине, она всхлипывает и заходится плачем.

— О Боже! — соседка-бабулька всплескивает руками. — Ты, милая, словно по покойнику убиваешься. Жива твоя девочка. Подумаешь, рёбра сломала. Здесь и не таких выхаживали.

В растерянности я глажу по плечу эту крупную и статную женщину, привыкшую без мужика справляться с проблемами, и жду, пока пройдёт приступ отчаяния. Первый раз вижу ее в таком состоянии, и это тревожит до колик в животе, заставляет волноваться еще больше.

Бабульку увозят на процедуры, и мы наконец остаёмся одни. Тетя Зина вытирает красные глаза и смотрит на меня в упор.

— Короче, Женька, придётся тебе выручать нашу семью, — заявляет она и рассказывает торопливым шепотом.

* * *

Война внутри группировки Степана началась еще полгода назад. Брат контролировал спальный район и жил мелким рэкетом, сборами дани за охрану на колхозном рынке, угоном бесхозных машин. Вполне хватало на жизнь, выпивку и телок, на большее он не замахивался. Местную полицию тоже устраивал такой расклад. Нужные люди имели свою долю добычи и не лезли в чужие дела.

Но Карлику хотелось размаха. Он стремился к власти и расширении территории, поэтому подбивал главаря на масштабные авантюры, которые могли принести огромные деньги. Особенно его привлекали наркотики. Коротышка наладил неплохой трафик, создал систему распространителей и все больше отдалялся от друга.

В банде назревал раскол. Одни шестерки поддерживали брата, другие — его помощника. Степан разрешил ситуацию просто: втайне от подельника перехватил товар, перепродал его, а деньги положил в общак. Так он надеялся остановить распри и приструнить Карлика, но только ещё больше разозлился того.

Коротышка — подлая и коварная натура, подготовил ловушку, в которую угодила я.

* * *

— А я зачем им понадобилась?

Действительно, поступив в столичный вуз и приехав к тетке на проживание, я ничего не знала о ее семейных проблемах. Степка называл свои дела бизнесом, давал матери деньги, поставлял в магазинчик товар, охранял меня и других продавщиц. Одевался всегда со вкусом, водил дорогую машину, строил дом в Подмосковье. Жизнь не хуже, чем у большинства предприимчивых людей.

Правда, изредка какие-то темные типы приторговывали автомобильными запчастями на заднем дворе, но меня это не касалось, тем более что тетка предложила закрыть глаза. Занятая учебой и работой, я и не обращала внимания на суету вокруг меня.

— Как зачем? — тетя Зина смотрит на меня, подняв брови. — Степка же любит тебя, все об этом знают.

— Что? — от этой новости я резко сажусь и тут же со стоном откидываюсь на подушки, как пулей простреленная болью. Стиснув зубы, выбивающие чечетку, спрашиваю: — Какая… любовь… между… родственниками? Вы о чем?

Ужас волной накрывает меня и холодным потом проступает на лбу. О таком раскладе я даже не предполагала.

— О том самом, — Тетя Зина вытаскивает телефон и начинает в нем что-то искать. — Да и не родственники вы. Твоя мать — моя сводная сестра. Наши родители поженились, когда в каждой семье было по дочке. Смотри!

Она показывает наши совместные фотографии. На всех Степан рядом. Он, не отрываясь смотрит на меня, протягивает мне пальцы, когда выхожу из его машины, носит сумки, и даже поднял на руки весной, чтобы я не намочила ноги в огромной луже, разлившейся перед крыльцом подъезда.

— Но я думала, он заботится обо мне по-братски, — растерянно бормочу я.

— Ага! Ты дура, что ли, совсем, Женька! Он и дом налаживает для тебя. Цель поставил: как только завершит стройку, сделает тебе предложение.

— Замолчите! — вылетает из глотки приказ, и тетка застывает на полуслове.

От шока закрываю глаза. Не могу больше слушать ее свистящий шёпот! Не хочу! Мне не нужен ни Степан, ни его деньги! Совсем! По-иному я планировала свою жизнь.

— Жень, ты чего? — тетя трогает меня за плечо. — Я думала, ты знаешь, просто в недотрогу играешь. Да и мама твоя только рада. Мой сын — хорошая партия.

— Это вы называете хорошей партией? — откидываю одеяло и показываю ей тело, закованное в гипс.

— Всякое бывает, — смущается тетка. — Просто Карлуша последней сволочью оказался и решил позабавиться, отомстить, гаденыш, да не вышло. Он уже получил своё. Ой, Женька! — вскрикивает она, словно что-то вспомнив, и опять начинает плакать, буквально захлебываясь слезами.

Но чувство жалости к ней и ее сыну испарилось, вот только что сжигало душу, а теперь его нет. Я смотрю на тетку с ненавистью.

Обман! Везде обман!

Мне самой хочется выть в голос. Такая тоска разливается по сердцу, хоть ложись и помирай. Просто так, по прихоти какого-то отморозка разбили мою размеренную жизнь вдребезги. Теперь я пропущу выпускные экзамены, не получу диплом, и потрачу лишний год на учебу, так как придется брать академический отпуск.

Слёзы катятся по щекам, я сердито размазываю их по лицу. Неужели сестры давно спланировали поженить нас со Степаном, и мама специально отправила меня в Москву? Как она могла отдать родную дочь в руки бандита, даже не предупредив? Или она не знает, чем он занимается?

Ответов на эти вопросы не было. Мы плакали вместе, но каждый горевал о своём. Я выла от вернувшейся физической боли и убийственной новости, еще не зная, что через несколько минут меня ждет вторая, а почему ревела тетка, оставалось загадкой. Неужели я ей так близка?

Наконец запас слез истощился у обеих. Мы вздохнули, и тетя впервые посмотрела мне прямо в глаза. Я видела, что она хочет что-то сказать, но не решается.

— Тетя Зина, а почему Степан не пришел? Ему же надо рассказать, что задумал Карлик.

Исходя из логики ее слов напрашивается простой вывод: если братец меня так любит, как говорит его мать, должен дневать и ночевать у моей кровати.

Красивое лицо тетки опять искажается гримасой, видно, как она с трудом держит себя в руках. И вдруг оглядывается на дверь, вскакивает со стула и тяжело опускается передо мной на колени.

— Женя, Женечка, спаси моего дурака! Умоляю!

И столько боли в ее голосе, что во мне все леденеет. Я смотрю на кудряшки, подпрыгивающие на шее от рыданий, а в душе растет плохое предчувствие.

— Тетя, встаньте! Немедленно! Вы слышите?

Она поднимает грузное тело и без сил падает на стул. От красивой цветущей женщины остаётся оболочка с размазанной вокруг глаз и губ косметикой.

— Степку арестовали, — шепчет едва слышно она. — Он ночью… он… — слова прерываются рыданиями, — он Карлика нашёл и зарезал…

Тетка замолкает, и в палате устанавливается такая тишина, что слышно, как разговаривают на посту медсестры. Где-то там течёт нормальная жизнь: люди болтают о пустяках, смеются, ходят на работу, влюбляются… А у меня она медленно, но верно катится в пропасть, и остановить это падение я не в силах.

— А чем я могу помочь? — сиплю и закашливаюсь, в горле мгновенно пересыхает.

— К тебе придёт полиция, не рассказывай подробностей о случившемся, умоляю!

— Но как я могу молчать? Какая от этого польза Степану? Карлик уже не оживет!

— Сейчас сына арестовали по статье «Причинение смерти по неосторожности». Степан защищался и превысил меру защиты. Ножи были в руках у обоих. А если ты расскажешь правду, он пойдёт по совокупной статье и сядет на пятнадцать, а то и больше лет. Женька, мой дурак за любимую мстил! Не будь стервой, прошу! Нельзя допустить, чтобы полиция связала вместе нападение на тебя и убийство Карлика! Нельзя!

— Но… — судорожно вдыхаю, кажется, я забыла, как нормально это нужно делать. — Там работают не дураки. Одна семья, одна ночь, одни и те же люди. Таких совпадений не бывает.

— Женька, хоть ты мне не рви душу! — тетка с грохотом падает на колени. — Я для тебя все…Только помоги!

Вот так я и оказалась между двух огней.

Чужая проблема ударила наотмашь и легла ответственностью на плечи. Если расскажу следователям правду, погублю Степана и отплачу чёрной неблагодарностью тетке за приют и гостеприимство. А если промолчу, брат (или уже не брат?) может принять мою жалость за… любовь.

Б-р-р-р! Я этого не хочу! Совершенно! Ни грамма! Никогда и ни за что!

В больнице я пролежала три недели. Насильник сломал мне два ребра, а один обломок сместился, когда я бегала по подъезду, и упёрся в легкое, поэтому пришлось делать операцию. Шатаясь, вышла на свежий воздух и замерла: вокруг уже вовсю бушевала весна. Я стояла на крыльце стационара, подставив лицо тёплому ветерку, и казалось, что эта история мне приснилась.

Не приснилась, увы!

Несмотря на уговоры и причитания, я ушла из дома тетки в общежитие к Маше. Преодолевая слабость, усталость и давление окружающих, все же сдала экзамены вторым потоком и получила диплом профессионального маркетолога.

Параллельно тянулась череда визитов в полицию. Следователь, приятный молодой человек в очках, все допытывался, видела ли я, кто на меня напал?

— Ну, Евгения, как вас по батюшке? — он заглядывал в документы и весело продолжал: — Викторовна. Скажите мне, кто на вас напал?

— Не видела, — отвечала раз за разом, хотя я парня все же узнала: это был тот самый любитель «Ролтона», который торчал в магазине поздно вечером. Достаточно было просмотреть запись с камеры, чтобы дело раскрылось без проблем, но я молчала. — Он схватил меня сзади, а потом я потеряла сознание.

— Но вас нашли на земле с кирпичом в руках. Кого собирались прихлопнуть?

Следователь откидывал голову и смеялся своей шутке, я невольно улыбалась тоже.

— Не помню. Ничего не помню.

В последний раз меня вызвали подписать документы, потому что мое дело закрылось из-за отсутствия улик. Я выполнила необходимую процедуру и встала, но следователь пригласил меня к столу в углу кабинета, где исходил паром чайник.

— Странное происшествие, — он налил две чашки чая. Вам так не кажется?

— Нет, — я пожимаю плечами и смотрю на дверь, мечтая сбежать.

— Ну, как же! Жертва ничего не помнит, улик нет, а место преступления затоптано мужской обувью, словно там целая толпа развлекалась. Да и медики скорой рассказали, что вы кричали о какой-то банде. Нападавших было много? Сколько человек?

— Не знаю, — твержу я. — Словно белый лист перед глазами.

— Пейте чай.

Парень посмотрел на меня поверх круглых очков и подмигнул, я смущенно улыбнулась, взяла чашку. И в этот момент он провёл пальцем по моей ладони.

Паника ударила в голову. Я вскочила, как ядовитую змею отбросила чашку, попав в следователя, и схватилась за шею. Попыталась втянуть ноздрями воздух — не получилось. Распахнула рот — ни звука не вылетело наружу.

«Умираю? Господи! Я умираю! Помогите!» — звенел в голове крик, но никто его не слышал.

Как безумная заметалась по кабинету, опрокинула стул, упала и стала рвать на блузке пуговицы, чтобы освободить горло…

Это был первый приступ паники.

А теперь они сопровождают меня по жизни, повторяясь с завидной регулярностью, как только ко мне проявляет интерес мужчина, или мое тело чувствует другую опасность. Я научилась с приступами бороться, но полностью избавиться от них не могу.

Единственный выход — держаться подальше от скопления людей, в чем я и преуспеваю последние пять лет. Степана я спасла, он получил шесть лет тюрьмы, но в дом тетки не вернулась. Первое время искала своего спасителя, но из той больницы, куда его доставила скорая помощь, его забрали родные. В столе справок строгая медсестра отказалась выдать информацию тощей девчонке болезненного вида.

— Плюнь ты на эти поиски, Женька! — успокоила меня Маша. — Значит, небеса не хотят, чтобы вы встретились.

— А вдруг он…

— А вот об этом думать не надо! — категорично заявила Лина. — И вообще, девчонки, у меня через неделю свадьба. Я вас приглашаю! — она обняла нас за талии и закружилась. — Интересненько, кто из вас поймает букет невесты?

Букет невесты достался совершенно другой девушке…