Пять ночей у Фредди. Четвёртый шкаф

Кира Брид-Райсли, 2018

Что случилось с Чарли? Этот вопрос продолжает мучить Джона. Его преследуют ночные кошмары, в которых его девушка умирает в костюме аниматроника. Он хочет забыть трагедию, произошедшую в пиццерии «Фредди Фазбера»… Как-то бессонной ночью, бродя по городу, он встречает старую подругу Джессику, которая приглашает его на встречу друзей и умоляет поговорить с Чарли, которая очень страдает из-за его холодности. Вот только Джон абсолютно уверен, что его Чарли умерла… «Five Nights at Freddy’s» – культовая компьютерная игра в жанре хоррор, которая стала одной из самых популярных игр в своем жанре, а также удостоилась высоких оценок критиков за уникальный подход. Роман расширяет вселенную «Five Nights at Freddy’s», позволяя читателю не только проникнуться духом игры, но и узнать предысторию.

Глава третья

— Готово, — прозвенел тихий голос в темноте.

— Я сам скажу, когда будет готово, — сказал человек, сгорбившийся в углу.

Он напряженно смотрел в монитор.

— Подними еще на пару градусов, — прошептал он.

— Вы говорили, что это может быть слишком, — сказала женщина, склонившаяся над столом в противоположном углу.

Ее силуэт вырисовывался в контурном свете. Она внимательно рассматривала что-то, лежавшее перед ней.

— Давай, — сказал сутулый.

Женщина прикоснулась к рукоятке регулировки, но вдруг отпрянула.

— Что такое? — осведомился мужчина, не отводя глаз от монитора. — Подними на два градуса, — приказал он, повышая голос.

Минуту комната оставалась в тишине. Наконец, мужчина повернулся к столу.

— Какая-то проблема?

— Мне кажется, оно… — Женщина замолкла.

— Что?

— Двигается.

— Конечно. Они двигаются.

— Кажется, ему… больно? — прошептала она.

Мужчина улыбнулся.

— Да.

Вдруг вспыхнул свет, и в центре комнаты раздался резкий звук. Красные, зеленые и синие огни замигали один за другим, и из колонок, вмонтированных в стены, полился жизнерадостный голос, заполняя комнату песней.

Теперь все лампы освещали его — гладкого фиолетово-белого медведя. Его суставы щелкали при каждом повороте, глаза бессмысленно дергались. Он был около ста восьмидесяти сантиметров высотой, с розовыми щеками, напоминающими клубы сахарной ваты. В лапе он держал микрофон с нашлепкой, похожей на зеркальный дискотечный шар.

— Выключи эту штуку! — закричал сутулый, с явным трудом поднимаясь на ноги.

Он медленно дошел до центра комнаты, всем весом опираясь на трость.

— Отойди назад, я сам! — проорал он, и женщина удалилась к столу в углу комнаты.

Мужчина снял белую пластиковую панель с груди поющего медведя, глубоко запустил в полость руку и вытащил все, что мог нащупать. По мере того как он разъединял провода внутри, глаза перестали вращаться, веки — схлопываться, и, наконец, рот перестал петь, а голова — поворачиваться. Потом, вздрогнув в последний раз, глаза закрылись, и голова безжизненно повалилась набок.

Человек отступил, и тяжелая панель с лязгом захлопнулась. В аниматронном медведе зазвучали сервомеханизмы и шестеренки, сломанные и разъединенные, неспособные функционировать. Из швов оболочки порой вырывался воздух, когда давали осечку шланги пневмопривода.

Звук оборвался и отозвался эхом, которое вскоре затихло. Человек перенес внимание на стол и дернулся к нему. Он опустил глаза, разглядывая извивающуюся фигуру, которая лежала на поверхности. Стол сиял раскаленным оранжевым, шипел горячий металл. Человек взял шприц из руки женщины и с силой вонзил его в извивающуюся тварь. Потом он поднял поршень шприца и твердой рукой удерживал иглу, пока ее наполняла расплавленная субстанция. После этого он рывком вынул шприц и, шатаясь, вернулся к медведю.

— А теперь мы используем тебя для великой цели, — сказал он светящемуся шприцу.

Он снова открыл тяжелую грудную панель сломанного медведя, потом осторожно вставил шприц прямо в полость и начал давить на поршень. Панель захлопнулась — человек был слишком слаб, чтобы удерживать ее открытой, — и он упал на спину, схватившись за руку. Почти полный шприц покатился на пол. Женщина упала на колени рядом с мужчиной и ощупала его руку, чтобы исключить перелом.

— Я в порядке, — проворчал он и посмотрел на все еще неподвижного медведя.

— Надо нагреть сильнее.

Шипение на столе продолжалось — фигура повернулась, с горячей поверхности поднимались струи пара.

— Сильнее нагревать нельзя, — сказала женщина. — Вы их погубите.

Человек посмотрел на нее с добродушной улыбкой, резко перевел взгляд на медведя и, широко раскрыв глаза, стал следить за каждым мельчайшим движением.

— Теперь их жизни послужат великой цели, — сказал человек довольным голосом. — Они станут чем-то большим, в точности как ты.

Он посмотрел снизу вверх на женщину, которая склонилась над ним на коленях. Та обернулась. Ее гладкие накрашенные щеки блестели в свете ламп.

Джон вошел в квартиру, запер дверь на задвижку и воспользовался цепочкой в первый раз с тех пор, как переехал. Он подошел к окну, повозился с жалюзи и остановился, борясь с желанием закрыть их и полностью отгородиться от внешнего мира. Через стеклянную дверь была видна спокойная парковка, жутковато освещенная голубой неоновой вывеской на соседнем автосалоне. Откуда-то доносилось незнакомое жужжание, и Джон какое-то время понаблюдал за парковкой, сам не зная, чего он ожидает там увидеть. Вернувшись в спальню, он замер: снова появился этот звук, на сей раз громче — где-то в этой же комнате.

Джон затаил дыхание, прислушиваясь. Это был тихий звук от какого-то движения, но слишком ровный и механический, например, для мыши. Джон включил свет — шум не останавливался. Он медленно повернулся, пытаясь определить источник звука, и осознал, что смотрит на Теодора.

— Это ты? — спросил он.

Он подошел ближе и взял в руки голову от бестелесного кролика. Поднес ее к уху, прислушался к странному звуку, который шел изнутри игрушки. Раздался резкий щелчок, и звук прекратился. Джон подождал, но кроличья голова затихла. Он положил Теодора обратно на комод и подождал, не возобновится ли шум.

— Я не сумасшедший, — сказал Джон кролику. — И не позволю ни тебе ни тебе ни кому-то другому убедить меня в обратном.

Он вернулся к кровати и сунул руку под матрас, с подозрением глядя на кролика. Джону вдруг стало казаться, что за ним наблюдают. Он вынул спрятанную тетрадь, сел, откинувшись на спинку кровати, и посмотрел на черно-белую обложку. Это была обычная толстая тетрадь с белым прямоугольником, куда вписывают имя и предмет. Джон оставил его пустым и теперь обводил незаполненные строки пальцем. Ему не очень хотелось открывать тетрадь, которая бесполезно лежала под матрасом вот уже три месяца. Наконец он вздохнул и открыл первую страницу.

— Я не сумасшедший, — повторил он кролику снова. — Я видел своими глазами.

Чарли. На первой странице были только факты и цифры, которых он, как выяснилось, знал постыдно мало. Он знал отца Чарли, но не знал матери. Ее брат всегда оставался загадкой. Он даже не мог сказать, родилась ли она в Новой Гармонии, или до «Семейной закусочной Фредберов», которую они обнаружили, когда в первый раз все вместе вернулись к Фредди, был еще какой-то город. Он тщательно описал всю их общую историю: детство в Харрикейне, трагедию у Фредди, самоубийство ее отца. Потом она переехала к тете Джен. Описывая это, Джон понял, что никогда не знал, где живут Чарли с Джен. Достаточно близко к Харрикейну, ведь почти два года назад она приехала на машине на церемонию в честь мемориальной стипендии Майкла, лететь не пришлось. Но было странно, что она никогда не называла город, в котором живет — и жила тогда.

Джон пролистал страницы; чем дальше, тем больше было написано на каждой. Он постоянно возвращался в памяти к деталям, и они умножались и умножались. Он набросал целые сюжеты: например, однажды в первом классе он прилепил жвачку к ее волосам, решив, что это будет смешно. Пока их учительница вырезала жвачку безопасными ножницами синего цвета, она лукаво смотрела на него. Потом Чарли сумела вытащить шарик волосатой жвачки из мусорной корзины, когда никто не видел, и взяла его на улицу во время перемены. Как только они вышли, Чарли широко улыбнулась Джону.

— Хочу отдать тебе жвачку, — сказала она, и весь остаток дня они гонялись друг за другом по школьному двору.

Чарли решительно пыталась засунуть облепленную волосами жвачку Джону в рот. У нее не получилось: их поймали и на время запретили играть. Джон улыбался, читая набросок истории. Ему казалось важным начать с детства, найти основу в Чарли-из-прошлого, а заодно и в Джоне-из-прошлого. Он вздохнул и перевернул страницу.

Дальше он постарался описать ее как можно подробнее: как она двигалась, как говорила. Это было трудно: чем больше проходило времени, тем больше эти воспоминания становились представлениями Джона о Чарли вместо самой Чарли, и поэтому он старался писать максимально много и быстро, начав через три дня после той ночи. Как уверенно она двигалась, пока думала, что ее никто не видит; как говорила невпопад, если нервничала в обществе других людей, а это бывало часто. Порой она погружалась в себя, как будто в ее голове существовала другая реальность, и она ненадолго вышла из этого мира туда, куда он не мог за ней последовать. Он вздохнул. Как проверить такие вещи?

Он перевернул тетрадку: с другой стороны, начинались размышления на другую тему.

Что случилось с Чарли?

Если девушка на вечеринке Карлтона — та, что внезапно появилась в кафе, — не Чарли, то кто же это? Конечно, напрашивался очевидный ответ: ее близнец. Чарли всегда говорила о мальчике, но имя Сэмми может быть уменьшительным от Саманты, и воспоминание, о котором по секрету рассказала Чарли — как Сэмми забрали из шкафа, — могло свидетельствовать о похищении, а не убийстве. Что, если сестра-близнец Чарли жива? Что, если Капкан, в то время Уильям Эфтон, не просто похитил ребенка, но вырастил его? Если ее семнадцать лет пестовал и наставлял психопат, пичкая всеми знаниями о жизни Чарли, собранными по крупицам, — и теперь послал ее занять место Чарли? Но зачем? Какой в этом может быть смысл? Зацикленность Эфтона на Чарли была неприятной, но он не казался способным на такой изощренный план и вряд ли мог уделять внимание ребенку так долго, чтобы полностью промыть ему мозги.

Он записал с десяток других гипотез, но сейчас, при перечитывании, все они показались неверными: либо распадались при пристальном анализе, либо, как в случае с воображаемой Самантой, были просто нелепыми. И все они не подходили к Чарли, с которой он говорил этим вечером. Ее страдание, ее потерянность казались такими реальными; когда он представлял ее лицо, в груди поднималась тупая боль. Джон закрыл книгу, пытаясь представить обратную ситуацию: Чарли, его Чарли отворачивается от него, настаивает, что это не он — что настоящий Джон мертв. Я был бы раздавлен. Он ощутил бы именно то, что читалось на лице Чарли, которая молила и обнимала себя, словно только это не давало ей развалиться на части. Он лег на кровать, положив на грудь книгу, которая вдруг показалась гораздо тяжелее своей массы. Закрыл глаза, сжимая книгу, как ребенок — игрушку, и, погружаясь в сон, снова услышал звук из головы Теодора: жужжание, а потом щелчок.

На следующий день Джон проснулся поздно с ощущением беспричинного страха. Он посмотрел на часы, в панике понял, что опаздывает на работу, и почти сразу вспомнил, что работы больше нет, а значит, скоро будут последствия. Но не сегодня. На сегодня было только одно дело — встретиться с Чарли. При мысли об этом снова подступил ужас, и Джон вздохнул.

Ближе к вечеру, когда он искал в шкафу приличную рубашку, кто-то постучал в дверь. Джон посмотрел на Теодора и прошептал:

— Кто это?

Кролик не ответил. Джон подошел ко входу и увидел в окне рядом с ним, что Клэй Берк стоит и вежливо смотрит на дверь, очевидно, игнорируя тот факт, что при желании может заглянуть прямо в квартиру Джона. Джон вздохнул, снял цепочку и широко распахнул дверь.

— Клэй, привет. Заходите.

Клэй помялся на пороге, глядя на интерьер, оформленный слишком скудно, чтобы удалось устроить беспорядок. Джон пожал плечами.

— Прежде чем судить, вспомните, что у вас я видел бардак и похуже, — сказал он, и Клэй улыбнулся.

— Это точно, — сказал он наконец и вошел.

Голова Теодора снова начала издавать звуки, но Джон решил не обращать внимания.

— Что это? — спросил Клэй, помедлив пару секунд.

Джон подождал с ответом, потому что знал, что звук скоро прекратится. Так оно и вышло — и опять с таким же щелчком.

— Ага, понятно.

Клэй посмотрел на комод, а потом на Джона, как будто это было в порядке вещей. Если учесть, что они пережили в прошлом, так оно, собственно, и было.

— Итак, что я могу для вас сделать? — спросил Джон, пока не случилось что-нибудь еще более странное.

Клэй покачался на пятках.

— Хотел узнать, как у тебя дела, — сказал он непринужденно.

— Правда? Разве мы вчера об этом не поговорили? — сухо спросил Джон.

Он снова встал, взял из комода чистую футболку и пошел в ванную переодеться.

— Да, но, знаешь, никогда нельзя быть уверенным, — сказал Клэй, повышая голос, чтобы Джон его услышал.

Джон включил воду.

— Джон, что ты знаешь о Джен, тете Чарли?

Джон резко завернул кран. От внезапного вопроса его бунтарский настрой испарился.

— Что вы сказали, Клэй?

— Я спросил, что ты знаешь о тете Чарли?

Джон быстро поменял футболку и вернулся в спальню.

— О тете Джен? Я с ней незнаком.

Клэй пристально посмотрел на него.

— Ты никогда ее не видел?

— Я этого не говорил, — сказал Джон. — Почему вы спрашиваете?

Клэй поколебался.

— Чарли очень захотела с тобой встретиться, когда я упомянул, что в ту ночь ты видел Джен, — сказал он, очевидно, тщательно подбирая слова.

— Какая Чарли разница, видел я Джен или нет? И если на то пошло, какая вам разница?

Джон потянулся за ремнем, висевшим на спинке кровати, и начал продевать его через шлевки джинсов.

— Я просто осознал, что мы многого не знаем о той ночи, — ответил Клэй. — Думаю, твой разговор с Чарли может заполнить эти пробелы, если ты задашь нужные вопросы.

— Вы хотите, чтобы я ее допросил? — Джон невесело засмеялся.

Клэй вздохнул. Под его обычным спокойствием проступало раздражение.

— Я не об этом спрашиваю, Джон. Я хочу сказать, что если тетя Чарли была там в эту ночь, то я бы задал ей пару вопросов.

Джон уставился на Клэя. Тот мирно смотрел на него, ожидая ответа. Джон взял пару носков и сел на кровать.

— Я так и не понял, почему вы вдруг решили прийти ко мне? — спросил он. — До сих пор никто не верил не единому моему слову.

— Мы кое-что нашли на территории, — ответил Клэй.

— На территории… у дома отца Чарли?

Клэй пристально посмотрел на него.

— Я думаю, мы оба знаем, что это был не просто дом, — сказал он.

Джон пожал плечами и не ответил, ожидая, что Клэй продолжит.

— Мы нашли в развалинах вещи… другие не обнаружили в них ничего особенного, но я видел… в общем, некоторые штуки там, внизу, оказались довольно страшными. Хотя в основном они остались под бетоном и металлом.

— «Страшными»? Это ваша команда так решила или вы лично? — спросил Джон, не пытаясь скрыть сарказм в голосе.

Но Клэй, кажется, его не услышал. Он неотрывно смотрел куда-то в пространство.

— Клэй? Что вы нашли? Что значит «страшные»? — встревоженно спросил Джон.

Клэй моргнул.

— Не знаю, как еще их можно описать, — сказал он.

Джон покачал головой.

— Я вот что скажу, — резко продолжил Клэй. — Я не готов закрыть дело Дэйва или Уильяма Эфтона или как там еще он себя называл…

— Капканом, — тихо сказал Джон.

— Я не готов закрыть это дело, — закончил Клэй.

— Что это значит? Вы думаете, он еще жив?

— Я думаю, что мы не можем делать выводы, — сказал Клэй.

Джон снова пожал плечами. У него кончалось терпение — и почти кончался интерес. Ему надоели эти интриги. Клэй не хотел делиться информацией, пытаясь защитить их, — как будто от секретов их жизнь хоть когда-то была безопаснее.

— Что вы хотите, чтобы я у нее спросил? — прямо уточнил Джон.

— Просто разговори ее. Пойми меня правильно, чудесно, что она вернулась, но она явно что-то скрывает. Как будто…

— Это не она? — спросил Джон с некоторым сарказмом.

— Я этого не говорил. Но я думаю, она может знать какие-то вещи, которые нам еще не рассказала. Может, ей некомфортно рассказывать.

— А со мной может быть комфортно?

— Может.

— Мне кажется, это не вполне этично, — устало сказал Джон.

С комода снова послышалось урчание.

— Видите? Теодор согласен, — Джон показал на кролика.

— Он всегда так делает?

Клэй потянулся к кроличьей голове, но не успел он к ней прикоснуться, как челюсть кролика резко дернулась вниз, и голова пошатнулась. Джон вздрогнул, Клэй быстро отпрянул. Они оба зачарованно слушали звук и смотрели на голову, хотя больше она не двигалась. Звук стал похож на искаженное бормотание; он становился то громче, то тише и порой почти походил на слова, хотя и абсолютно неразличимые для Джона. Через пару минут голова затихла.

— Никогда такого не видел, — ответил Джон.

Клэй согнулся над комодом, почти касаясь носом носа Теодора, словно мог заглянуть внутрь.

— Мне пора, — коротко сказал Джон. — Не стоит опаздывать, правда? Мы с ней начинаем честные и открытые отношения.

Он с упреком посмотрел Клэю прямо в глаза и быстро направился к двери.

— А запирать не будешь? — спросил Клэй, когда Джон протиснулся мимо.

— Без разницы.

Когда Джон доехал до Сент-Джорджа, было еще светло, и, посмотрев на часы на приборной панели, он понял, что приехал почти на час раньше. Он все равно припарковался у ресторана и вышел, радуясь возможности пройтись и потратить немного нервной энергии. Он избегал Сент-Джорджа — города, где Чарли и Джессика учились в университете. Джессика, наверное, учится до сих пор, подумал он. Неудобно не знать такие базовые вещи.

Он прошел мимо кафе и магазинов, неосознанно направляясь в сторону кинотеатра, где был с Чарли в последний раз, когда сюда приезжал. Может, сходим в кино. После ужина с допросом. Джон резко остановился на тротуаре: кинотеатр исчез. Два гигантских клоунских лица улыбались ему с витрины сияющего нового ресторана. Нарисованные с обеих сторон от входной двери, они почти не уступали ей размером. Сверху горела красная с желтым неоновая вывеска, бесполезная при свете дня: «Пиццерия «Цирковая малышка». Джон встал как приклеенный, не в силах оторвать кроссовки от асфальта. Мимо пронеслась стайка детей, с Джоном столкнулся какой-то подросток, и это вывело его из транса.

— Иди дальше, Джон, — пробормотал он себе под нос, отворачиваясь, но снова остановился через несколько шагов. — Иди дальше, — сказал он себе строже и с вызовом посмотрел на ресторан. Он подошел к передней двери и толкнул ее. За ней открылся пустой вестибюль, зона для ожидания, где со стен безумно улыбались уменьшенные копии тех же клоунов, а на второй двери было курсивом написано: Добро пожаловать! В воздухе витал знакомый запах: характерное сочетание резины, пота и готовящейся пиццы.

Джон открыл вторую дверь, и на него обрушилась волна шума. Он поморгал от яркого люминесцентного освещения и непонимающе осмотрелся: повсюду были дети. Они визжали, смеялись, бегали по всему помещению, и со всех сторон доносились позвякивания игровых автоматов. Слева было устроено что-то вроде детского городка, а справа — бассейн с пластиковыми шариками, где две маленькие девочки кидались яркими шариками в третью, а та что-то кричала.

В центре помещения стояли столы, и рядом стояли пять-шесть взрослых, беседуя друг с другом. Иногда они оборачивались на окружающий хаос и на сцену позади с затянутыми красными кулисами. По спине Джона пробежал холодок. Он смотрел на играющих детей и умиротворенных родителей с ужасным ощущением дежавю.

Он направился к сцене, дважды останавливаясь, чтобы не споткнуться об играющих в салочки. Занавес был абсолютно новым, толстый красный бархат поблескивал на свету, украшенный золотыми веревками с кистями. Джон замедлил шаг, приближаясь, и желудок сжался от старого, знакомого страха. Сцена доходила ему до пояса, он обошел ее стороны, осторожно взялся за толстую ткань и потянул.

— Простите, сэр, — сзади раздался мужской голос, и Джон дернулся, как будто прикоснулся к горячей плите.

— Простите, — сказал он, оборачиваясь, и увидел мужчину в желтой рубашке поло, который напряженно смотрел на него.

— Вы здесь с детьми? — спросил мужчина, поднимая брови.

На футболке было написано «Пицца «Цирковая малышка», а на бейдже — «Стив».

— Нет, я… — Джон помедлил. — Да. С кучей детей. День рождения, понимаете. Столько кузенов, ужас просто.

Стив продолжал смотреть на него с поднятыми бровями.

— Мне нужно кое-куда… на встречу, — сказал Джон.

Стив жестом показал на дверь.