Сильные мира. Сборник рассказов

Кира Бородулина

Сборник объединяет рассказы, написанные с 2007 по 2020 гг. Многие были опубликованы в православном интернет-журнале «Преображение», что-то выходило в «Наследнике» и «Лизе». Также в книгу вошли сказки, созданные для проекта «Все будет хорошо!» в помощь больным детям.Это истории о сильных людях и сильных переживаниях. О поиске себя и смысла жизни, любви и предназначения, места в мире и мира в душе. Героев объединяет стремление выйти за рамки суеты и обрести подлинную свободу. У каждого она своя.

Лето

За други своя

Шаги и голоса. Беспокойные, резкие звуки, пронизывающие сознание словно шилом. Давно Антон не бывал в больницах. А в такой ситуации — вообще никогда.

И как это могло случиться?

Больше всего в своей работе он ненавидел монтаж окон. И не зря. Маленькое ателье, всего три сотрудника. Какое же задрипанное место! И в таких люди работают, и в таких заполярьях живут. Заведующая — полноватая блондинка чуть старше его, типичная училка или библиотекарша. Девушка, принимающая заказы, видимо, выполняла функцию уборщицы. Антон чуть не выронил раму. Галя. Ведь знал, что она работает в ателье и живет в этом месте, но почему-то не сопоставил. Кивнули друг другу, а дальше общаться было некогда. Он с бригадой делал свое дело, она вывозила строительный мусор после. Такая хорошенькая и в таком уродливом халате зеленочного цвета.

Надо было отказаться от этого заказа, всем только лучше. Сейчас варил бы забор в какой-нибудь усадьбе за городом, а не ждал вердикта врачей. Хорошо, больше никто не пожаловал, не сверлил его ненавидящим взглядом, не добивал страшными словами.

Двери операционной открылись, и Антон непроизвольно встал. Тело накрыто простыней, но не с головой. Галино бледное лицо, закрытые глаза.

— Жива? — выдохнул Антон.

— Жива. Все в порядке, — отозвался врач.

Как Генка раму не удержал? И как Галя оказалась рядом, когда угол этой рамы чуть не раскроил ему, Антону, голову? Оттолкнула его, даже не крикнув, и сама подставилась. Разве он не среагировал бы? Тут же отскочил бы и ее бы спас.

Позвонил заведующей, успокоил. Вскоре и родственники приехали. А толку-то? Галя без сознания. Травма головы — дело серьезное. Жива, но здорова ли? Что будет с ней потом? И когда это проявится?

Антон не стал дожидаться, когда Галя очнется. Вероятно, ей будет неловко, что рядом почти незнакомый человек. За которого она готова была отдать жизнь. Это в сознании Антона не укладывалось никак. По дороге домой зашел в супермаркет, купил бутылку виски. Руки тряслись, когда открывал ее дома.

Тишина пронзительная — как после падения рамы. Руки… его. Когда он только взялся за эту работу, с трудом переживал огрубение раньше ухоженных рук. Ребята удивлялись, как ему удалось избежать мозолей от турника, меча и разного рода ручной работы, которой он никогда не гнушался. Но за руками всегда следил. А теперь — пыль, занозы, инструменты. Синяки, порезы, вздутые вены, грязные ногти. Антон долго мыл руки в кухонной раковине средством для мытья посуды. Он давно заметил, что подобные механические действия отвлекают от тяжелых мыслей и помогают жить.

Еще дня три, и тлеть бы этим рукам в могиле…

Помотал головой, налил стакан. Выпил залпом. Спокойно, спокойно… Говорят, небо забирает лучших. А ему жить и жить.

На следующий день заехал в больницу с букетом цветов. Выбрал самый яркий и красивый. Увы, не знал, какие любит Галя.

Он ожидал увидеть худшее, но Галя казалась совершенно обычной — ни бледной, ни грустной. Поблагодарила за цветы, сказала, что нормально себя чувствует.

— Лапуль, зачем ты это сделала? — помявшись немного, Антон задал волнующий вопрос.

— Я не задумывалась, — пожала плечами девушка, — сделала и все.

Не страшно умереть вообще. Страшно умереть вот сейчас, как писал Солженицын. В одночасье. Антон всегда считал, что это вкусная смерть и не раз чувствовал ее дыханье. Но тогда он был с ней наедине, между ними не вклинивалась молодая симпатичная девушка. Почти незнакомка.

— Ладно, отдыхай, я еще загляну, — он наклонился и поцеловал ее в щеку, — привезти тебе что-нибудь?

— Не беспокойся, у меня есть родные, — она улыбнулась, — все в порядке.

***

Заведующая аж посерела — так переживает за уборщицу. Антон лишь понукал бригадой, а сам не мог заставить себя приняться за работу. Ходил из угла в угол, смотрел на ободранные наличники, на оклеенные обоями двери, на затертый линолеум, на облупившуюся краску стен — противного зеленого цвета. Не больничного — там как раз неплохо. Даже в палатах вполне прилично. А тут — такое убожество. Примерочная прячется за шторой, к которой прикоснуться-то побрезгуешь. И что заставило такую девушку как Галя похоронить себя в этом бомжатнике?

Еще день, и Антона здесь не будет. Он и думать забудет об этом месте. Всего четыре окна. Делать нечего. Не успеет рук замарать.

Заехал после работы в церковь, поставил свечку у иконы Божией Матери Целительница и заказал о здравии болящей Галины. В храме этом никогда не был, хотя церковную географию неплохо знал, но уже много лет в церковь не заходил. Теперь же не мог заставить себя уйти. Топтался из угла в угол, от стены к стене, останавливался у каждой иконы, с непривычки неловко крестясь. Сидел на лавке у окна, опасливо прислушиваясь к шагам храмовых тружениц.

* * *

— Когда тебя выпишут?

— Обещали на днях, вроде все нормально. Подташнивает слегка и голова кружится. Сплю сутками, но ведь я и дома могу это делать, — засмеялась Галя.

Помолчав немного, девушка проговорила очень тихо:

— Тох, пойми, ты мне ничем не обязан. Тебе незачем сюда ездить.

— То есть, у меня своя жизнь, у тебя — своя? Все правильно, только я очень изменился. В считанные секунды.

— Но я-то нет, — опять улыбка, — все та же скучная церковная мышь.

Долго им говорить не пришлось: по коридору шел мужчина лет тридцати, стройный, высокий, с длинными волосами цвета меди. Черная футболка заправлена в черные джинсы, и на фоне всего этого особенно неуместно смотрятся бахилы.

— Привет, Галюш, — человек наклонился к Гале и поцеловал ее в губы.

Собственно, с чего Антон взял, что у нее никого нет? Только потому, что она спасла ему жизнь, и он уже накрутил себе невесть что? Только потому, что она спасла ему жизнь — сам-то понял, что подумал? Этого мало? Послушать ее — сущий пустяк. Не задумалась она.

— То есть на моем месте мог быть любой?

— Не знаю. Об этом я тоже не задумалась.

А ведь задумчивая она не в пример многим. Рациональная, казалась немного нерешительной, не делала резких движений, не выдавала необдуманных суждений. Порой отвечала вопросом на вопрос, что свойственно и Антону. У них вообще много созвучий.

Представила ему жениха. Степан. Имечко под стать внешности — порода! А он — старый знакомый. Степан недоверчиво покосился на Антона. Тот поежился и поспешил ретироваться. Надо поаккуратнее с цветами и визитами. Вообще пора исчезнуть, как сделал два года назад.

* * *

Степан, разумеется, не стал устраивать Гале допрос, но это стоило ему некоторых усилий. Выяснив, что рама чуть не упала на голову «этому человеку», он осведомился:

— И что, у вас теперь любовь?

— Степ, ну что ты городишь! — Галя рассмеялась. — Просто приехал проведать. Представь себя на его месте.

— Не представляю.

То же самое он сказал и Антону, когда увидел его снова. Встретил во дворе больницы, когда собирался уезжать. Время посещения истекло. Что забыл тут этот товарищ — непонятно.

— Она выполнила свой христианский долг, так что не раскатывай губу. Не ты особенный, а она.

— Это я понял, — буркнул Антон, — вряд ли ты бы такой долг исполнил в отношении меня.

Степан молчал мгновение.

— Вряд ли.

* * *

Антон закончил ставить окна раньше, чем Галю выписали. Он даже помог заведующей вывести грязь и оттащил мусор в помойку. Жалко стало женщину — как одна будет корячиться с тяжестями?

— Так мы и разбирали все вдвоем с Галей…

Помявшись на пороге, Антон не выдержал, спросил о женихе. Не может заведующая ничего об этом не знать — коллектив маленький и женский, да в таких поселках все друг о друге все знают.

— Вроде серьезно у них. Пока она здесь работает, ни с кем даже не встречалась, насколько мне известно. Хороший парень, любит ее. Но и ревнивый очень.

— Заметил, — улыбнулся Антон. И тут же попрощался.

Появился он здесь лишь через месяц, якобы укоротить брюки.

— А поближе к дому не нашлось ателье? — Галя хитро прищурилась. Она выглядела прекрасно в синем платье, а не в халате цвета зеленки.

— Да чем не повод навестить спасателя? Я тут заколол булавками, можно не отмерять.

Галя приняла заказ, подсунула швее и села выписывать квитанцию.

— Галь, я ведь правда изменился. Понимаешь?

Она кивнула, не поднимая глаз от листка и не переставая шуршать ручкой.

— Помнишь, ты мне как-то говорила, что убедиться в схождении благодатного огня мне по карману?

Она поджала губы и хмыкнула.

— Ты бы поехала со мной?

— Тох, Пасха уже прошла, и мне ни в чем убеждаться не надо.

— В следующем году?

— В следующем году тем более странно — в качестве кого я поеду с тобой? — она протянула ему квитанцию. — Ты не изменился. Тому, кто верует, не нужны благодатные огни и Туринские плащаницы. А тебя ничего не убедит, хоть он тебе на голову сойдет.

— Ты не права.

— Увидишь, поверишь, и тогда придется менять жизнь? Антох, почему бы не начать прямо сегодня — деньги сэкономишь?

— Затем ты меня и спасла, чтоб я начал менять жизнь?

— Говорю же, не задумывалась.

Вспомнил, что не спросил о здоровье, исправил ошибку. Перевел стрелки, сменил тему. Голова у нее не болит и не кружится. Только усталость, но это, видимо, последствия наркоза.

* * *

Галя и Степан планировали обвенчаться после успенского поста. Точнее, хотели раньше, но поскольку Галя попала в больницу, свадьбу пришлось отложить. Им раньше нравилось мечтать о совместном будущем, строить планы и даже бороться с недоверием родителей и друзей. Но с появлением призрака Галиного прошлого и после ее невероятного поступка многое изменилось. Галя заметила Стёпину задумчивость и отстраненность.

— Галь, расскажи, что у вас было?

— Да ничего не было, я тебе уже рассказывала. Еще давно. Степ, что у нас могло быть? Ты знаешь, чем живу я, а чем живет он — видно невооруженным глазом.

— Ты веришь, что он изменился?

— Не знаю. Может, задумался о чем-то. Дай-то Бог.

— Мне было бы трудно поверить, что люди в принципе способны меняться, но ведь мы все через это проходили. Может и правда? Теперь одумался, начал клинья к тебе подбивать…

— Степ! Мне теперь от его клиньев ни жарко, ни холодно, угомонись.

— Ну вот представь, если бы он стал таким, каким ты мечтала его видеть тогда, замуж бы позвал — пошла бы?

— Ага, сшибая коленки. Степ, тогда уже прошло и слава Богу, следа не осталось. Я бы сама не поверила, но и такое бывает. Мне кроме тебя никто не нужен, понимаешь?

— Правда? — голос его несколько потеплел, и губы разъехались в улыбке.

— Кривда. Можно я у тебя останусь? Не думай, ни на что не намекаю, просто не хочу уходить…

Как же долго он об этом мечтал! Чтобы вместо «мне пора» она сказала «не хочу уходить»… Неужто он ее отпустит? Так и сказал тогда в больнице этому стервятнику:

— Думаешь, я тебе такое сокровище уступлю? Держи морду шире. Всю жизнь провел как попало, нагулялся, наблудился, а теперь одумался и подавай ему чистую девушку — такую душу, которую просто не в состоянии оценить.

По крайней мере, пока. А он, Степан, который ждал и искал ее всю жизнь, с чего-то вдруг «поступит благородно». Пойдет на поводу у безрассудной женской страсти и инстинкта охотника. Самое разумное, что тут можно сделать, это…

— Малыш, давай не будем ждать поста. В начале августа обвенчаемся?

Он не видел ее лица, потому как обнимал ее.

— Да хоть завтра…

* * *

Уже готово свадебное платье — простое, но красивое. Приглашены самые близкие друзья. После венчания планировали чинно посидеть в кафе без развлекалок и тамады. Погулять и пофотографироваться на память.

Степан не сказал Гале, какая печаль его терзала. Впрочем, изначально он ее отбросил, но какое-то время спустя она стала проявляться навязчивыми мыслями, страшными снами, уколами совести.

— Малыш, ты уверена, что я именно тот человек, с которым ты хочешь связать судьбу?

Галя тяжело вздохнула.

— Степ, твое недоверие причиняет боль. Если ты этого не хочешь, так и скажи. Я уже все сказала.

Она, конечно, не могла не заметить, что с ним происходит. Но сколько ни пыталась ненавязчиво затронуть эту тему, он замыкался в себе. И с тех пор Галя действительно стала сомневаться в безоблачности их отношений.

— Я не хотел тебе говорить, но все-таки нельзя с такого начинать семью, — вздохнул в ответ Степа.

Тяжело понять волю Божию, даже если живем по вере и заповеди Его храним по мере сил. С появлением Антона у Степы душа не на месте. Не было у него намерений с кем-то советоваться или переваливать ответственность за свои поступки на прозорливых старцев, коих, говорят, на Руси и не осталось. Да ссудил Господь попасть в такое место, где один зажился. Попал туда Степа случайно и без Гали, всего на день. Толпы народу в храме — не то чтобы к старцу, но многие зачем-то подходили и что-то кратко спрашивали. Батюшке уже за семьдесят, он очень болен, еле ходит. Да еще каких-то тевтонских кровей, фамилия немецкая.

— Надо суметь вопрос покороче сформулировать, если есть что спросить, многим он помог советом.

Степан от услышанного отмахнулся и выпал из очереди. А через какое-то время увидел возле батюшки всего двоих, и тот уходить не собирался. Степа на ватных ногах приблизился к грузному священнику с почти белыми, но густыми волосами. Тот сидел у алтаря и смотрел куда-то вдаль. Степа не успел слова сказать, как батюшка взглянул на него и с улыбкой промолвил:

— Что, друг любезный, не знаешь, твоя судьба или чужое воруешь?

Степан опешил, а потом возмутился.

— Почему это я ворую, батюшка? У меня воруют, а я еще канителюсь!

— Эх… воруют у него! Собственность твоя как будто?

Степан потупился и не нашелся с ответом. Батюшка его и не ждал.

— А если правда изменился человек? Только мало дойти, надо удержаться, знаешь? А без нее он не удержится. Месяц-другой и привычка возьмет свое. С возрастом тяжелее меняться, тем более мужчине.

Степан снова промолчал, лишь выдохнул с усилием.

— А ты справишься, ты парень крепкий. Тебе бы кого подтащить к Христу, а то решил на лаврах почить.

— Батюшка! — Степа выпучил глаза и стал приглаживать проносящиеся в голове мысли в выражениях вовсе не церковных. Да с какой стати он должен уступать свое счастье какому-то проходимцу? Да вы не знаете, что это за человек, он только Галю измучает и ее за собой утянет! Она для него — такая же, как сотня других. Значит, мало его гада спасти, надо его еще за ручку тащить к Христу? Не много ли чести? А у него, у Степана в кои-то веки жизнь налаживается, и он должен отказываться от Божьего дара — ведь именно так он относится к Гале, пылинки с нее сдувает и на руках носит! И вообще, кто сказал, что этот батюшка прозорливый, что он вообще знает?

— Решать тебе, конечно. Вам, точнее. Но заметь, супружество — это вовсе не счастье. Бог соединяет здесь двух любящих людей для совместного спасения. А дальше в вечности — для духовного родства. Счастье, счастье… с частью, с причастием, значит, с Богом. Вдвоем в чем-то легче, в чем-то — наоборот, кому какой подвиг.

— А я значит, эгоист и гордец?

— Глянь, аж ноздри раздуваешь! — батюшка заразительно засмеялся. — А то нет? Тебе решать, но и о других забывать не надо. Господь никого зря в нашу жизнь не пускает. Иди, водички попей, воздухом подыши, от тебя пар идет, — батюшка был невозмутим.

Степан последовал совету. Вышел в притвор, потыркался с автоматом по выдаче святой воды. Полегчало. Во дворе нестерпимо ярко после храмового полумрака. Трава, как водится в июле, стала жухнуть, но жара казалась приятной. Солнышко отогрело трясущегося от негодования Степу.

Как он раньше посмеивался над кумушками, которые своей головой думать отказывались — батюшка, в какую столовую пойти? А теперь что? Галюш, выходи-ка ты за этого мастера-ломастера, его спасать надо, а я уж как-нибудь, чумовой такой, разберусь.

Походил по церковному двору кругами, успокоился. Гале решил ничего не говорить. Пусть на его совести грех останется, если это грех. Как у других все просто, а со своими завихрениями не разберешься хоть с когортой старцев.

Галя долго молчала, выслушав откровения жениха.

— Он тебе пишет, звонит? — спросил Степан.

Не надо уточнять, кто такой он. Антон стал третьим в их еще не сложившимся союзе.

— Не звонит. Пишет комментарии в соцсети, как и все. Ничего особенного.

— А ты за его жизнью не следишь?

— Мне это уже давно не интересно, — пожала плечами Галя, — еще до встречи с тобой не хотела ничего о нем знать.

— Тогда тебе было просто противно, — предположил Степан, — а теперь, быть может, у него другая жизнь?

— Не знаю. Надежды не так расстраивают, как реальность. Разумеется, я желаю ему всего хорошего.

— В твоем понимании.

— В правильном.

Он кивнул. У Антона есть блог, открытый для всех, и Степан об этом знал.

— Почитай, может и впрямь изменился…

— И что? Сделать ему предложение? — Галя не вспылила, не повысила голоса, однако и прежней улыбчивости не осталось. — Сказать, жених от меня отказывается, из христианских побуждений уступает слабому ближнему сильную невесту. Класс!

— Галь, ну зачем ты так? — Степан поморщился. — Мне самому больно. Не знаю, что делать.

— Тогда расстанемся. Просто, без всяких уступок. Я второй раз не собираюсь на грабли наступать.

— Он для тебя правда ничего не значит?

Галя устало закатила глаза.

— Степ, я не могу больше об этом говорить. Если ты меня и после свадьбы так будешь доставать, лучше и впрямь разойтись.

* * *

Галя едва удержалась, чтобы не отправить жениха куда-нибудь съездить. Отдохнуть и развеяться. Вовремя вспомнила, что он уже прокатился. Нашел приключений и на свою голову, и на ее. Стоит ли теперь ехать его тропами? Голова побаливает, в транспорте стало укачивать, чего раньше с ней не случалось, и она с трудом понимала, что чувствует подверженный этому человек. Но сколько раз проверено на себе, с Божией помощью все возможно.

Дорога выдалась нелегкая. Никто не знал, что Галя не на работе — взяла отгул за свой счет и ничего никому не сказала. Мама разволнуется, Степа вообще бучу поднимет, да ему и знать необязательно.

— Должно в семье быть равновесие, — смеялся папа, — один чумовой, другой спокойный.

В их союзе с мамой спокойным был папа. Мама нервничала по любому поводу и называла себя холериком. Легко теряла сон и аппетит, выходила из дома за полдня, чтобы прибыть куда-то вовремя, хотя езды минут двадцать. Почти всегда говорила на повышенных тонах, быстро и эмоционально. Степа не такой, но и не спокойный. Галю это порой раздражало. Она не верила в «своего» и «не своего» человека. У всех полно закидонов, просто с чем-то готов мириться, а что-то неприемлемо. Со Степиным крутым нравом она мириться готова, а раздражительность всходит на почве его вечной подозрительности или благодаря висящему в воздухе призраку прошлого. Галя корила себя за эти мысли, но порой они мелькали в сознании: лучше бы не лезла под эту раму. Глядишь, ничего бы страшного с Антохой не случилось, она же оклемалась? Такого лопатой не убьешь, только шишку набил бы.

Никогда в такие поездки одна не ездила. Да и вообще редко ездила куда-то одна, а очень хотелось порой. Особенно в этом году. Отдохнуть от всех, от родных стен и людей.

— От себя не убежишь! — говорила мама.

Галя устала от ее проповедей.

— Просто выслушать не можешь — сразу начинаешь пилить. Люди не все говорят, чтобы попасть на трехчасовую лекцию о том, кому на Руси жить хорошо. Зачастую нужно просто выговориться.

Последнее время Гале казалось, все только и делали, что учили ее жизни или обличали в ропоте. Хотелось покоя и тишины. Проснуться в другом городе, в другой стране. Никуда не спешить и никому ничего не быть должной. И чтоб условия были нормальными — она не любитель походной романтики.

Есть гостиница для паломников, правда, в ней живут по четыре человека. Но когда они весь день где-то пропадают и вообще едва знакомы, с этим можно мириться. Тяжелая выдалась ночь: кто храпит, кто ногами уставшими сучит, кому жарко, кому холодно.

Кутаясь прохладным утром в ветровку, Галя ждала, когда освободится прозорливый батюшка. То и дело поправляла бандану, сползающую с остриженных волос, не знала, куда деть руки. В сотый раз задавала себе вопрос, зачем она здесь? Пытаясь ответить на него, задавалась другим: зачем она замуж собралась? Разве плохо ей жилось одной? Служения не хватало, принадлежать хотелось, осмысленной жизни? Да нет… видно, генетика. Женщины ее семьи никогда замуж не рвались, цветов и домашних животных не любили, о кулинарии не разглагольствовали. Не рвалась Галя замуж. Просто появился человек, который ее полюбил, и она ответила взаимностью — без умопомрачительной страсти, которой некогда пылала к Антону. Благодаря ему знает, чего избегать. Степан хороший, надежный, с ним легко, будто с самой собой. А это уже много — мало с кем общение складывалось, она привыкла быть одна. С мужчиной надо жить хорошо, плохо она и одна сможет. А уж свое привычное одиночество менять на такую опасную неизвестность… стоит ли? Если уж в Степе сомневается, что говорить об Антоне? Все, пройдено и забыто.

— А я думаю, когда же ты пожалуешь? — встретил ее батюшка. — Ждал, ждал…

— Жених мой у вас был? — охрипшим голосом осведомилась девушка.

— Был. Я думал, он тебе так и не признается. Разозлил я его. А сама что думаешь?

— Уже не знаю, — призналась Галя, — запуталась совсем.

В храме толпился народ. Кто-то выстроился в очередь, хотя минуту назад Галя была последней.

— Пойдем-ка пройдемся, — батюшка тяжело встал и, переваливаясь из стороны в сторону, поплелся к выходу. Галя оторопело последовала за ним.

— Понимаю, конечно, приятнее, когда человеку нужна ты, а не ходунки, — кряхтя продолжил батюшка.

Свет церковного двора резанул по глазам. Ветер слегка привел в чувство. Успокаивающе шуршала листва.

— Но я уж ему говорил, супружество — не обязательно для счастья. Венцы-то мученические держать над вами будут, знаешь?

Галя кивнула.

— В любом случае крест. Что с одним, что с другим. Думаешь, где-то идеально будет?

— Не думаю, — голос предательски дрогнул, — но батюшка…

Священник остановился возле лавочки. Посмотрел на нее несколько секунд, да и присел, жестом приглашая Галю последовать его примеру.

— Разве это такое преступление, такое недостойное желание — любить и быть любимой? — слезы покатились по щекам. — Если я не собираюсь никого спасать, вытягивать — мне бы со своей душой разобраться, со своими грехами справиться! За мужем тянуться, как женщине естественнее. Разве это так плохо? А этот человек — ну ничего больше к нему не чувствую, просто чужой, жалею, что травму из-за него заработала. Кто с ним связывался — уже нахлебались, чем я лучше?!

— Поплачь, поплачь, — батюшка похлопал Галю по плечу, — много у тебя накопилось, надо как-то разрешиться. Это помогает. Ни в том, ни в сем ничего плохого нет. Может, именно это вам и надо преодолеть. Побудь пока здесь. Никуда дела не денутся. Отдохни, походи на службы. Послушания не бери — первые три дня ими вообще никого загружать не надо. Человек перестраивается, живет концентрированной духовной жизнью. Оттаивает, оживает. А там сама смотри.

Галя позвонила родным и Степану. Разумеется, волнуются, не поняли. Но три дня переживут. А она помолится, попостится, если Бог даст — причастится и, вернувшись, решит, как поступить.

* * *

Антон узнал о свадьбе Галины и Степана только когда на странице последнего в соцсети появилась характерная аватарка. Галя свою менять не спешила. Что ж, совет да любовь. Кому свадьба, а кому… ладно, он теперь не выражается.

Конец ознакомительного фрагмента.