Зеркало зла

Кир Булычев, 1995

«Так как визит Второго министра империи Эпидавра и сопровождающего его Лица был совершен втайне, средства массовой информации о прибытии на Землю высоких гостей не сообщали, встреча с ними для Коры была полной неожиданностью. В тот момент Кора как раз свалилась с доски, на которой неслась, балансируя на сверкающем под утренним солнцем откосе океанского вала, накатывающегося на австралийский пляж неподалеку от города Дарвина…»

Глава 1

Талисманы империи

Так как визит Второго министра империи Эпидавра и сопровождающего его Лица был совершен втайне, средства массовой информации о прибытии на Землю высоких гостей не сообщали, встреча с ними для Коры была полной неожиданностью.

В тот момент Кора как раз свалилась с доски, на которой неслась, балансируя на сверкающем под утренним солнцем откосе океанского вала, накатывающегося на австралийский пляж неподалеку от города Дарвина. Чуть-чуть качнувшись, Кора потеряла равновесие, доска ушла вбок, волна догнала ее пенистым гребнем, подмяла, закрутила, понесла в смеси соленой воды и мелкого песка, и в этот момент в ухе прозвучал голос ее шефа, комиссара Милодара:

— Третий, немедленно на связь!

Будучи агентом дисциплинированным и исполнительным, Кора тут же ответила:

— Слушаюсь, шеф!

Но вместо ответа комиссар услышал лишь бульканье, шум воды, вливающейся в легкие Коры, и страшно смутился, потому что в тот момент Второй министр и сопровождающее его Инкогнито, именуемое Лицом, внимательно слушали, как комиссар вышел на связь с агентом, и могли подумать то, что подумал Милодар: Кора Орват проводит время в веселой, легкомысленной компании и вместо ответа вливает в себя кружку пива или даже бутылку вина.

А Кора, естественно, захлебнулась и даже чуть было не потеряла сознание.

Волна продолжала крутить безвольное тело, а вода вливалась в горло девушки. Ошеломленные посланцы Эпидавра замерли с приоткрытыми ртами, потому что не подозревали, что могут существовать гуманоиды, способные столько выпить за один раз.

— Уволю! — закричал Милодар, забыв, что должен оберегать честь своей фирмы. Но и его терпению мог наступить предел. — Этим все они кончают!

— Простите? — спросило Лицо.

— Все они спиваются, скуриваются, снаркоманиваются — нервы, нервишки! Всех заменю роботами!

И как бы в ответ на эту вспышку гнева звуки поглощения влаги прервались.

— Ну вот и слава богу, — сказал тогда Милодар с отвращением, — напилась.

— Вы нам отыщете другого агента? — спросил деловой Второй министр.

— Разумеется. И куда лучше, чем эта Кора Орват!

Милодар был расстроен. Всегда наступает момент разочарования. Он давно ждал этого момента — разочарования в агенте Коре Орват, лучшем полевом сотруднике ИнтерГпола. Не может так быть — несколько лет сплошных достижений! Тут кто угодно с катушек слетит… «Но, может быть, я суров к ней?»

С этой мыслью Милодар включил картотеку. Веселые, холодные, грустные, мягкие, жестокие лица агентов мелькали на экране, и комиссар одними губами повторял:

— Не пойдет, не пойдет… не пойдет. — Это были славные разведчики, проходимцы, игроки, убийцы, идеалисты, грабители приютов — кто только не попадает в Галактическую полицию, призванную негласно поддерживать порядок на протяжении сотен парсеков! Но второй Коры среди них не было.

Комиссар заметно загрустил.

Его можно было понять. Он и сам переживал нелегкий период в жизни, потому что разводился с Джульеттой. Зачем она так сделала… Зачем?

Милодар незаметно для себя углубился в печальные семейные проблемы и, глядя на экран, на лица своих сотрудников, вместо них видел лицо Джульетты.

Посланцы Эпидавра хранили гордое и обиженное молчание. Прием, оказанный столь высоким лицам, оказался ниже всяческих ожиданий, и, если бы не крайняя нужда, они бы в прямом смысле хлопнули дверью.

Разумеется, никто в том кабинете уже не думал о судьбе Коры, чуть не погибшей из-за несвоевременного вызова.

Слово «чуть» употреблено здесь не случайно, потому что и на самом деле Кора чудом оказалась жива, потому что у самой кромки воды, там, куда достигали изможденные от борьбы с берегом языки волн, сидел кот Колокольчик, верный друг и любимое животное Коры Орват. От прочих котов Колокольчик отличался не только верностью хозяйке и чрезвычайным умом, но и несвойственной котам безрассудной храбростью.

Колокольчик не выносил, когда Кора каталась на волнах, поминутно рискуя жизнью, но еще более не выносил ситуаций, когда не мог ей толком помочь. Даже кот ростом с ньюфаундленда не может плавать так, как ему бы хотелось, — лапы кота приспособлены для сухопутной жизни.

И тем не менее, судорожно зевнув, что выдавало крайнее волнение, Колокольчик издал боевой вопль, который заставил встрепенуться всех купальщиков и катальщиков на досках и даже разбудил спасателя Джека Макдональда. Издав вопль, котик кинулся к воде и в мгновение ока был ею поглощен.

Тут надо отдать должное спасателю Джеку Макдональду, который, отбросив сон, как фантик от конфетки, в два прыжка оказался у океана. Увидев же движение спасателя и сообразив, что утонула самая популярная среди мужского населения этого пляжа девушка Кора, еще сорок мужчин кинулись в громадные волны…

Через три минуты громадный вал вынес на песок бездыханную Кору, бездыханного котика, оглушенного спасателя и большинство молодых людей. Начался громкий спор, откачивать ли Кору здесь или отвезти в больницу в Дарвин, но, к счастью, поблизости, оказалась медсестра Танья Найтингейл — далекая родственница и наследница той самой Найтингейл. Танья умело сделала искусственное дыхание сначала Коре, потом котику и, наконец, Джеку Макдональду.

Пока она занималась этим, уговаривая остальных спасателей не толпиться и не перекрывать воздух, она услышала, как вживленный в ухо Коры динамик размером с маковую росинку попискивает человеческим голосом:

— Ты уволена за моральное разложение! Ты слышишь или даже слышать не желаешь?

Танья Найтингейл убедилась, что ее пациентка будет жить, наклонилась к ее уху и прошептала:

— Какой идиот мешает мне работать?

Эти слова прозвучали в кабинете Милодара как гром.

— Что? — спросил Милодар.

Ответа не последовало, потому что Танья уже откачивала котика. Но голос Найтингейл помог Милодару сделать вывод:

— Это не она. Это другая.

— А что это означает? — спросило Лицо.

— А это означает, что ей откусили ухо, — ответил Милодар, не вдаваясь в подробности. — Так перепились, что откусили ухо. Теперь ждите.

— Чего ждать? — спросил Второй министр империи.

— Все, кому не лень, будут в это ухо говорить, — пояснил Милодар и стал ждать.

Хотя в глубине души он надеялся, что вся эта история найдет разумное объяснение. И уши Коры — на месте.

К счастью, в ту минуту Милодару и гостям принесли поднос с чайником и бутербродами с красной и черной икрой. А так как нигде во Вселенной красной и черной икры почти нет, то гости на время забыли о скандале, которому были свидетелями.

Гости ели по третьему бутерброду, Милодар печалился, что они уничтожили всю месячную норму гостевых, когда раздался звонок из Австралии.

На экране появилось лицо Коры.

— Я вас слушаю, комиссар, — произнесла она слабым голосом, стараясь не смотреть на обеденный стол, потому что ее мутило от вида пищи.

Кора была бледна, щеки ввалились, волосы еще не успели высохнуть.

— Песок со щеки стряхни, — сказал комиссар.

— Вы меня вызывали? — спросила Кора и, качнувшись, ушла из кадра.

Гости из Эпидавра согласно кивнули, усмотрев в этом алкогольную интоксикацию организма молодой женщины, но опытный взгляд Милодара увидел совсем иное: с Корой что-то случилось.

Об этом и спросил.

Вернувшись на экран, Кора почему-то покраснела, но так как существует правило — агент обязан говорить начальнику правду и только правду, Кора ответила:

— Я утонула.

— Этого еще не хватало! — с облегчением рассердился Милодар. — Почему тебя потянуло тонуть?

— Я на ваш вызов ответила, но в тот момент была…

— Под водой, — догадался Милодар. — Но тебя спасли.

— Спасли.

— А Колокольчик не утонул?

Колокольчика Милодар недолюбливал и все надеялся, что тот попадет под машину или погибнет в драке с большим псом. Но Колокольчик себя берег.

— Его тоже откачали, — сказала Кора.

— Отлично, — сказал Милодар, — теперь слушай меня внимательно. Ты в Австралии?

— Так точно.

— А я на центральном посту, под ледяным щитом Антарктиды. На хорошем флаере до меня минут двадцать лету. Так что одна нога там, другая — тут.

* * *

Когда Кора, приведя себя в пути в порядок, вошла в подледный кабинет шефа Земной службы ИнтерГпола, она увидела, что Милодар в кабинете не один.

Вместе с ним находились инопланетяне из Эпидавра, которых Кора узнала по изображениям, хотя не подозревала, что Землю посетили столь высокие гости.

Второй министр Эпидавра был седовласым джентльменом семи с половиной футов ростом, узкоплечим и сутулым. Широкий плащ сиреневого цвета был призван защищать министра от любого вредного действия земных организмов и излучений, с той же целью он, разумеется, никогда не снимал защитного полупрозрачного шлема, который делал его похожим на космонавта двадцатого века, который только что спустился на Луну и теперь, совершая первые шаги по лунной пыли, позирует для потомства.

Несколько отличалось от Второго министра Лицо, которое прибыло на Землю инкогнито, так как всегда и всюду прибывало в таком качестве. Секретность, которой было окружено Лицо на своей планете и во время исполнения особых заданий Совета империи, была столь велика, что Лицо не снимало маски даже дома, перед женой, и рассказывают, что когда позапрошлое Лицо скончалось, то на похоронах его дети отказывались оплакивать отца, а вдова громко сказала: «Если бы я раньше знала».

За исключением лица, скрытого не только шлемом, но и замотанного черной материей, Инкогнито был во всем схож со Вторым министром, правда, уступал ему несколько ростом, но превосходил шириной плеч. Как сотрудник тайной полиции, Кора знала также и тщательно оберегаемый секрет Эпидавра: Второй министр империи был на самом деле ее первым министром, премьером, пожизненным и сменяемым только путем кровавых заговоров. Инкогнито не ведал безопасностью империи, а отвечал за раскрытие и разоблачение заговоров. То есть Кора сразу поняла, что причина, приведшая руководителей империи под ледяной щит Антарктиды, была столь серьезной, что они впервые за последние шестнадцать лет оставили империю без присмотра, поручив управление императору и старенькой регентше.

— Это она? — спросило Лицо после формальных приветствий.

— Это она, — подтвердил Милодар.

Инопланетные гости разглядывали Кору так, словно в жизни им не приходилось встречать обыкновенную земную девушку двадцати с небольшим (двадцать семь, но это не так важно) лет от роду, красивую, ладно скроенную, хоть и узковатую в бедрах (с точки зрения европейского вкуса), ростом всего в сто восемьдесят пять сантиметров, что не позволило ей в свое время сделать карьеру в баскетболе. У этой молодой женщины были светло-русые, почти пшеничные волосы, коротко остриженные, ибо еще не успели отрасти после сложного задания, в ходе которого ей пришлось изображать лысого мужчину, серые, в голубизну, пожалуй, излишне светлые глаза и пухлые губы, мешавшие лицу сохранять постоянную строгость и непреклонность.

— Вы любите пить, находясь под водой? — спросил Второй министр Эпидавра.

— Да, но только соленую воду, — подтвердила Кора.

Посланцы Эпидавра подумали, Милодар не вмешивался. Наконец Лицо сообщило:

— Смешно.

— Я бы не сказал, что очень смешно, — возразил Второй министр. — Однако налицо попытка развеселить нас, пользуясь тем, что мы с вами туповаты и не знаем, что соленая морская вода отличается отвратительным вкусом.

— Видишь, Кора, — сказал Милодар, — а ты старалась.

— Я больше не буду, — дала обещание Кора.

— Тогда садись и выслушай нашу проблему, — сказал Милодар.

Он так и не представил гостей Коре, потому что они были столь важными персонами, что не могли при всем желании снизойти до знакомства с простым агентом, а Кора, разумеется, этого знакомства не навязывала.

Она понимала, что проблема достаточно серьезна, если Милодар из-за нее чуть не утопил своего лучшего агента, к тому же он знал, насколько Коре противно, если ее вызывают на задание в выходной день. Служба есть служба… Но с недавних пор Милодар женщин побаивался.

— Наши друзья прибыли к нам издалека, — сообщил Милодар. Гости согласно наклонили головы. У министра сквозь темную муть шлема угадывались пышные бакенбарды, у Лица не угадывалось ничего. — Наши друзья ищут потерянную на Земле вещь… так сказать, предмет государственного значения. Мы с тобой им обязаны помочь. Это личная просьба Ксении Михайловны. Она просила задействовать именно тебя.

Ксения Михайловна Романова, безвредная на вид бабушка, была шефом Службы безопасности Земли. Коре она давно симпатизировала.

По тону Милодара Кора поняла, что ее шеф лжет. Ксения Михайловна, если и говорила о визите с Эпидавра, никогда не стала бы давать комиссару советы. Она была разведчицей старой школы. Но комиссару сейчас было выгодно изобразить себя передаточной инстанцией и притом набить цену Коре. Вернее всего, других агентов он берег для своих дел. А Корой всегда можно пожертвовать. «И если он сейчас будет меня излишне расхваливать, — подумала Кора, — считай, что я влипла».

— Несмотря на молодость, — произнес Милодар, постаравшись без успеха пригладить копну завитых, тугих, как проволока, волос. — Несмотря на видимость…

«Какая у меня видимость? — подумала Кора. — Это что, у меня есть видимость?»

— Кора Орват — один из лучших полевых агентов.

Гости с Эпидавра согласились, дружно кивнули, а затем Второй министр вежливо спросил:

— Не все ли равно в настоящей ситуации, хороший она агент или посредственный?

— Нет! — отрезал Милодар. — Посредственный агент загубит операцию.

Кора молчала. Она понимала, что, независимо от ее желаний и слов, ей все равно придется работать. Разумеется, она предпочла бы узнать обо всем как можно скорее и предпочла бы работать в Швейцарии или на Кипре, но, в конце концов, и в Эпидавр можно слетать.

— Продолжайте, комиссар, — сказал Второй министр. — Объясните вашему хорошему агенту, который неумеренно пьет соленую воду, в чем суть нашей проблемы.

«Я ему совсем не понравилась, — подумала Кора. — В сущности, он мне тоже не нравится, но любой женщине неприятно это сознавать».

— Империя Эпидавр, — начал Милодар, — расположенная на Южном полушарии планеты Цукех…

— Это означает Прекрасная на нашем языке, — добавило Лицо. Странно было слышать голос, исходивший из абсолютно черного сверкающего шара размером с крупный арбуз.

— Империя Эпидавр существует уже несколько столетий, — сказал Милодар.

— Девятьсот сорок восемь лет назад, — добавил Второй министр, — князь Совпарий Шестой сокрушил могущество четырех племен и вышел к Тростниковому морю.

— Спасибо, — сказал Милодар. — Но я хотел бы, не обижая вас, заметить, что со спецификой жизни на Эпидавре агент Орват может ознакомиться на досуге…

— Досуга у нее, надеюсь, не будет, — все же обиделся Второй министр.

Лицо махнуло длиннющей рукой, повелевая продолжать.

— Триста лет назад в пределах империи произошла революция, — подчинился комиссар.

— Точнее — мятеж! — не выдержал министр. — Обыкновенный мятеж, не более того.

— И мятежники взяли верх.

— Временно! — сказал Второй министр.

— Простите, может быть, вы сами расскажете? — спросил Милодар.

И тогда Лицо обрушилось на своего спутника на непонятном языке. Хоть и непонятно, но явно обрушилось. Широкая лингвистическая подготовка Коры, которая уже в приюте выучила восемь языков и еще сорок освоила за годы работы в ИнтерГполе, позволила ей определить, что примерно половина слов Лица имеет бранный характер. Милодар это тоже понял и получал удовольствие, слушая, как собачатся эти надутые вельможи.

Наконец выговор завершился, Второй министр уставился в пол между своих коленок, высунувшихся из-под плаща, а удовлетворенное Лицо замерло, очевидно, обратив взор к Милодару.

Сделав многозначительную паузу, Милодар продолжал:

— Мятежники захватили дворец императора и продержались там несколько дней, пока к императорским войскам не подошло подкрепление. Но за это время они успели нанести ощутимый вред. Во-первых, они зарезали императора и его ближайших родственников…

Второй министр заерзал в кресле, намереваясь ринуться в бой, но Лицо шумно втянуло воздух сквозь широкие ноздри, и Второй министр осекся. Кора запомнила, что втягивание воздуха в Эпидавре считается угрозой. Может, когда-нибудь пригодится.

— Во-вторых, — продолжал Милодар, будто ничего вокруг не происходило, — они ограбили дворец и похитили три сокровища. Три символа императорской власти, без которых император — не император, а так, пфью… ничто!

— Ну уж тут позвольте! — не выдержало само Лицо. — Пожалуй, вы перегибаете палку. Я позволил вам пересказать ситуацию исполнителю не для того, чтобы вы оскорбляли священную особу.

— Но ведь нет теперь особы!

— Временно.

— Триста лет, как их империей правят регентши. — Милодар обращался только к Коре. — Потому что они даже не могут провести коронации.

— Три сокровища… — произнесла Кора. — Где-то я об этом читала.

— Ты читала об этом в истории Японии, — ответил Милодар. — Но я могу привести тебе еще несколько исторических примеров из истории Земли. По преданию, эти предметы были вручены первому правителю Эпидавра богиней… простите, как звали богиню?

— Богиней Света и Страха Юог, — ответило Лицо. Второй министр все еще хранил обиженное молчание.

— Вот именно, — сказал Милодар, будто всю жизнь помнил о богине, а только сейчас запамятовал. — Богиня Юог при драматических обстоятельствах вручила первому императору Зеркало, Алмаз и Венец.

— Неточно, — поморщилось Лицо. — Необходимо уточнение.

— Пожалуйста.

— Она передала императору, который был всего-навсего пастухом единорогов, Зеркало Зла, Перстень Угрозы и Венец Власти.

— Чудесно, — сказал Милодар. — Какой оптимистический набор.

— И необходимый, — не уловил сарказма Второй министр.

— И с тех пор вы их не нашли? — спросила Кора, потому что ей показалось, что от нее ждут умного вопроса.

— Разумеется. Иначе трагедия не застилала бы столь долго небо нашей империи.

— И заменить нельзя?

— Не говорите глупостей! — воскликнул Второй министр, а Лицо, снова втянув воздух через ноздри, поправило спутника:

— Заменить святыни, к сожалению, нельзя. Иначе они бы не были божественными святынями.

Все замолчали. Кора поняла, что подошла пора Милодару закончить рассказ.

— Недавно на мертвом астероиде, лежащем в стороне от коммерческих трасс, были найдены следы последнего лагеря мятежников.

— Они улетели от вас? Разве тогда уже были космические путешествия?

— У нас очень древняя цивилизация, — пояснило Лицо. — Вам не понять.

— Нам не понять, — покорным эхом отозвался Милодар. И Кора перехватила его невысказанную мысль: «Но за помощью вы прибежали к нам».

— Говорите, — предложило Лицо.

— В лагере, или на базе, этих самых мятежников были найдены документы, которые свидетельствовали о долгих путешествиях мятежников по Галактике, о расколе в их рядах, о их постепенной гибели. Там в ходе раскопок удалось узнать о приблизительном местонахождении имперских сокровищ. И стало ясно, что Зеркало Зла утеряно на Земле во время раздоров между мятежниками. Судьба остальных сокровищ неизвестна.

Опять наступила пауза, и Кора не нашла ничего лучше, как спросить:

— А что, зеркало большое?

Лицо подало знак Второму министру, и тот поспешил раскрыть плоский чемоданчик, который, как оказалось, был прикреплен к его кисти длинной золотой цепочкой. Краем глаза Кора заглянула в чемодан, который был приоткрыт и тут же захлопнут. В чемодане лежали бумаги, фотографии, а также две зубные щетки в прозрачных футлярах, расчески, паста и полотенце. Гости не надеялись на своих земных хозяев.

Второй министр положил перед Милодаром на стол цветную фотографию — на ней было изображено зеркало. С такими зеркалами в сказках изображаются девицы. Изобретены они были, видно, в Древнем Китае или в не менее Древней Греции и более всего, с точки зрения Коры, были схожи с пинг-понговой ракеткой, лишь уступали ей размером. Овальное зеркало было вставлено в позолоченную рамку, судя по потертостям, достаточно старую, а обод зеркала и ручка были богато, хоть и грубовато украшены объемными изображениями танцующих девушек среди виноградных роз.

— Это вид с лицевой стороны, натуральный размер, — произнес Второй министр. — Вот оно же, вид сзади. А это приблизительное положение его в руке владельца.

На этот раз на стол легла старинная раскрашенная гравюра, изображавшая молодого человека в тонком темном венце, в который были вставлены крупные разноцветные камни. Держа в руке зеркало, молодой человек смотрел в него, и на его лице отражался ужас. По крайней мере так получилось у художника.

— Теперь вам ясно, что искать? — спросило Лицо.

Министр собрал фотографии и рисунок, приоткрыл чемодан и спрятал все среди бумаг под полотенце.

— Вы нам это не оставите? — спросил Милодар.

— Нет, — ответил Второй министр. — Изображения государственных талисманов являются объектами повышенной секретности.

— Вы усложняете нам задачу, — сказал Милодар, но настаивать не стал, потому что, как Коре было известно, на потолке над столом находилась видеокамера, которая давно уже сделала копии фотографий и гравюры.

Эпидавряне не возражали. Они не знали, оскорбительно ли сравнение с пинг-понговой ракеткой, и потому предпочли помолчать.

— И вы за ним прилетели? — спросила Кора.

— Вот именно.

— А зачем я вам понадобилась?

— Чтобы это зеркало найти, — сказал Милодар, — наши гости лишь приблизительно представляют себе, где оно могло потеряться…

— Пошлите туда группу, пускай отыщет с приборами, — сказала Кора.

— Прошло триста лет! Место известно лишь условно… — Милодар подошел к большому глобусу. Глобус был старинный, прошлого века и, говорят, принадлежал кому-то из латиноамериканских диктаторов. Шар доставал Милодару до носа, и потому, чтобы разглядеть Северный полюс, комиссару приходилось запрокидывать голову. Вертелся глобус со скрипом.

Милодар чуть шевельнул глобус, чтобы Коре было удобнее смотреть, и шлепнул ладонью по северной части Индийского океана.

— Оно на дне? — спросила Кора.

— Нет, на суше, в горах. В северной Бирме.

— И найти нельзя?

— Надо обыскать площадь в шесть тысяч квадратных километров гор и лесов и найти кончик иголки в стогу сена.

— И что вы предлагаете?

— Я предлагаю тебе поехать в Бирму и найти зеркало.

— Ну что ж, — легкомысленно ответила Кора. — Я в Бирме не была. Когда лететь?

— Ты не совсем правильно поняла, — сказал Милодар. — Ты должна отправиться в Бирму не сегодня, а триста лет назад, в тот момент, когда там воевали мятежники. Ты их отыщешь по шуму боя и крикам населения.

— Чепуха, — сказала Кора. — Такой машины времени еще не изобрели. Можно отправить человека на десяток лет в прошлое, но не дальше.

— На двенадцать лет, это пока рекорд, — согласился Милодар. — Но у меня есть другая идея. Она еще не испытывалась на людях, но когда-то надо начинать.

— Опасная? — спросила Кора.

— Еще какая опасная, — сказал Милодар. — Как раз по тебе.

— Нет, спасибо, — сказала Кора.

— У тебя нет семьи.

— У меня есть кот Колокольчик и бабушка Настя. Я их не оставлю.

— Но есть шанс, что ты вернешься.

— Лучше я и слушать не буду. Вы же меня обязательно загубите!

— Девушка, послушайте нас, — сказало Лицо из Эпидавра. — Уже три столетия наше государство живет не в полную мощность. У нас нет коронованных императоров, и страной правят регентши, одна другой глупее. Сейчас же подрос интеллигентный, умный, добросовестный наследник престола. Если мы достанем хотя бы Зеркало, мы попытаемся короновать, и миллионы людей вздохнут свободно.

Кора сочувствовала горю вельмож, хотя не понимала, будучи демократкой, почему появление на троне императора должно облегчить жизнь миллионов людей.

— Нет, — сказала она.

— Вы обязаны нам помочь, — сказало Лицо.

— Поможет, — сказал Милодар. — Обязательно поможет. У меня дисциплинированные агенты. Я разрешаю им побунтовать и поворчать в разумных пределах, а потом приказываю замолчать. Кора, молчать!

— Слушаюсь, — вздохнула Кора.

* * *

Разговор продолжался в Институте номер шесть, крайне засекреченном учреждении, которое занимается генетическими опытами и достигло таких сенсационных результатов, что, по слухам, всем его сотрудникам отрезали языки и приковали их цепями к рабочим местам в лабораториях. Все это, разумеется, чепуха и сплетни, а институт охраняется столь тщательно только от чайников, сумасшедших и авантюристов, а также людей с манией величия, которые могут проникнуть в Институт номер шесть и воспользоваться его установками, и особенно установкой Дельта.

Так как, несмотря на глубокую секретность, установка Дельта многократно описывалась, только не совсем верно, в популярных изданиях, то лучше довериться рассказу о ней, прозвучавшему в Институте номер шесть.

Вот что рассказала, пользуясь притом иллюстрациями, стремительная худенькая девица с таким острым носом, что Коре страшновато было приблизиться к ней — а вдруг уколет. По сторонам носа размещались маленькие черные глазки, а волосы девицы были покрашены в красный цвет и покрыты блестками.

— Я сегодня собралась на дискотеку, — сообщила девица. — Так что давайте сократим лекцию до минимума.

Возмущенный Милодар потребовал было сменить лектора, но более ответственные лица находились в то время на заключительном заседании международного симпозиума, и пришлось удовлетвориться девицей.

Девица взяла светящуюся указку, велела гостям садиться на неудобные табуретки, а сама поднялась на небольшую эстраду, фоном которой служила зеленая доска, исписанная формулами и разными словами, оставшимися от вчерашних научных споров.

— Помимо памяти индивидуальной, — сообщила девица, — существует память вида. Вы знаете, что такое вид?

— Вопросы задавать будем мы, — резко ответил Милодар, все еще недовольный тем, что ему приходится выслушивать лекцию лаборантки.

Заявление Милодара лаборантку не смутило.

— Вы мало читаете, — сообщила она Милодару. — Иначе бы вы знали, что в любом фантастическом романе приходит великий ученый или его ассистент и рассказывает дуракам, которые собрались в лаборатории, в чем суть изобретения. Дураки хлопают глазами, а читатель умирает от скуки на десятой странице.

Кора даже ахнула от такой наглости лаборантки, но Милодар ничего не ответил, он лишь приоткрыл рот и смотрел на лаборантку, словно только сейчас сообразил, что под этим камуфляжем скрывается юное существо с отличной фигурой. Зато посланцы Эпидавра были повергнуты оземь таким хамством, потому что положение женщины в той империи своеобразно и ограничено таким числом запретов и правил, что большинство женщин кончают с собой, не достигнув зрелости. Зато те, кто выживает, превращаются в существа высшего типа, в частности, именно из них формируется корпус регентш.

— Продолжайте, — произнес Милодар, скользя взглядом от пяток до затылка лаборантки. — И сообщите нам свое имя.

— Зовут меня Пегги, — сообщила девица. — Мне двадцать два года, но я отлично сохранилась, и мне редко дают больше семнадцати, я давно уже не девушка, учусь в аспирантуре, любимая ученица профессора Гродно.

— Спасибо, — сказал Милодар. — Умоляю, продолжайте.

«Когда-нибудь я тоже начну тебе хамить, старый бабник, — подумала Кора. — Тогда ты у меня запляшешь».

— Существует память вида, — продолжала Пегги. — Обычно поддерживается она прямым обучением от родителей к детям. Приходилось ли вам видеть, как кошка учит котят ловить мышку?

В голосе девушки прозвучал металл. Кто-то из учеников должен был поднять руку и ответить на вопрос.

Никто не решился.

— Это поучительное зрелище, — сообщила Пегги. — Точно так же кошку учила ее мать.

Лаборантка тронула себя за ухо, и по красным космам пробежали золотые огоньки. Зрелище было внушительное. Хотелось убежать.

— Кошка, как примитивное существо, учит детей жить в меняющемся мире, передавая им свой опыт. Причем не только генетический, но и благоприобретенный. Ведь червяк не учит — ему достаточно того, что заложено в генах. А кошка учит. Поняли?

«Она будет профессором, — подумала Кора. — Перебесится и профессором станет».

— Котенок, — строго продолжала лаборантка, ритмично помахивая светящейся указкой, — получает от матери часть памяти данного семейства кошек, а так как сама мама-кошка была обучена ее собственной матерью, то мы при возможности можем проследить, что знали и умели кошки этого семейства, а то и популяции нашей страны и как эти знания накапливались… или терялись. Да! — Вдруг девицу охватил пафос. — Кое-что теряется! И безвозвратно. Например, с приходом медицины люди забыли о травах. Что касается и кошек!

— Ну уж и кошек! — недоверчиво воскликнул Милодар.

— Пустите современного котенка, а то и взрослого кота в лес. Он сожрет какую-нибудь гадость и отравится. Ведь он жил в городе, и даже если его мама-кошка знала, какую траву можно есть, а какую нет, она не может найти в комнате образца нужной травы и показать ребенку.

Слушатели замолчали, переваривая информацию.

Кора была согласна — кошке неоткуда взять травку, чтобы предупредить детей об опасности отравиться.

— То же самое происходит и с человеком. На то есть учителя и родители, на то изобрели книги, видео и компьютеры, чтобы не утерять информацию, добытую предками. Но информация — это еще не память!

Пегги подняла к потолку указку и вытянула луч на максимальную длину. Луч коснулся потолка и образовал на нем темную точку, настолько ему передался накал души преподавательницы. Из ее красных волос сыпались редкие искры. Падая на ковер, они тихонько шипели.

— Вам не казалось обидным, — спросила она, — что вот ваш дедушка, генерал, завоевавший четыре страны, погиб в бою на безымянной высоте, названной впоследствии его именем, но не успел ничего вам рассказать? — Этот вопрос Пегги обратила к Лицу.

— Вы откуда знаете? — глухо и подозрительно спросило Лицо.

Пегги только пожала плечами, а Милодар, может и незаслуженно, воспользовался обстановкой и заметил:

— Мы многое знаем.

Пегги подождала, пока он замолчит, и продолжала:

— А как интересно было бы заглянуть в его память, в его душу…

Пегги вздохнула. Лицо не удержалось и тоже вздохнуло.

— А ваш прадедушка? — спросила Пегги у Лица. — Ведь его только называли разбойником с большой дороги. На самом же деле он был куда сложнее, чем тот простой злодей, которого рисовали ваши недруги.

— И поплатились, — заметило Лицо.

— Это уже другой разговор, — сказала Пегги.

Кора смотрела на лаборантку совсем другими глазами. Та, оказывается, успела подготовиться к визиту и неплохо выучила урок. А все разговоры о дискотеке и красные космы — это на публику.

Пегги сделала паузу. Теперь уже никто не смел ее прервать.

— Наш институт во главе с профессором Ахметом Гродно решил эту задачу. Но мы пока держим наше открытие в тайне. Нельзя же нарушать естественный ход событий.

— Что вы открыли? — спросило Лицо.

— Мы нашли способ проникать в прошлое. Но не грубым физическим способом, не с помощью машины времени, что не дает достойных результатов. Ну прыгнете вы на двадцать лет в прошлое. Ну посмотрите еще раз на собственную маму в молодости. А дальше что? Менять течение событий на Земле? Загонять себя и собственную планету в параллельный мир? Нет, дайте нам пожить у себя дома!

— Так что же вы открыли?

— Мы открыли возможность… мы нашли ключик к тому, что заключено в каждом человеке, — ключик к его наследственной памяти. Другими словами, мы дали возможность маме-кошке вспомнить, какие травки можно предлагать котенку, а какие нельзя. Но помнила об этом прабабушка нашей кошки, а не мама-кошка. Мы нашли способ отыскать в вас, уважаемый Долиал, глава безопасности империи Эпидавра, прибывший к нам инкогнито, те следы генетического прошлого, которые несут в себе и берегут память вашего дедушки-генерала и даже вашего прадедушки, так называемого разбойника с большой дороги.

— Об этом не будем, — предупредил Второй министр, оберегая честь Лица. Но Лицо лишь вяло отмахнулось, признавая превосходство нахальной девицы.

— Мы полагаем, — сказал тогда Милодар, — что это — величайшее открытие двадцать первого века, но вопрос о присуждении Нобелевской премии профессору Ахмету Гродно временно отложен, так как не решена степень секретности открытия.

— Но при чем секретность? — не сообразил Второй министр.

— Неужели, — ответил Милодар, — любой человек в Галактике не пожелает заглянуть в память своего деда, своего далекого предка, прочесть его мысли и овладеть его знаниями, которые, как все полагают, сгнили в могиле вместе с ним?

— Да, — согласилось Лицо, — соблазн очень велик, и можно страшно разбогатеть на этом.

— Ах, что нам в богатстве! Но вы не поняли еще, какую власть мы сможем обрести над миром! — воскликнула Пегги, спрыгнув с эстрады и чуть не проткнув министра острым, словно деревянным носом. — Разве вы забыли, сколько гениев умерли, не успев поделиться с человечеством своими мыслями, сколько великих изобретений погибло при катастрофах, в концлагерях или войнах! Вы должны знать, что на каждое изобретение, на каждое открытие, на каждую гениальную идею в мире была тысяча идей, открытий, мыслей, которые по той или иной причине не были высказаны. Неужели вы не понимаете, что, собрав и осуществив эти мысли, мы совершим такой скачок вперед…

Пегги закашлялась, а Милодар закончил за нее:

— И это может плохо кончиться для человечества. Кто знает, сколько нужно нам гениальных изобретений и мыслей, а сколько окажутся лишними? А что, если Природа бережет нас от перегрева? А что, если цивилизация лопнет от излишнего знания?

И Милодар произнес эти слова с такой искренней горечью, что все остальные не посмели ничего сказать — все молчали.

— К тому же, — нарушила наконец молчание Пегги, — операция эта длительная, сложная, и опасности, о которых говорит комиссар Милодар, находятся в отдаленном будущем. А Нобелевскую премию нам не дают из-за жалких интриг, которых не чужд и ИнтерГпол.

Все посмотрели на Милодара. Он отмахнулся от обвинения, как от мухи, и миролюбиво попросил Пегги:

— Расскажите нашим гостям, как происходит активизация памяти предков. И какая от этого может быть польза в их поисках.

— Вот именно, — сказало Лицо. — Именно этот вопрос я хотел задать.

— Наш профессионализм заключается в том, — подытожил Милодар, — что мы знаем, какой вопрос, когда и кому задать.

— Тогда и объясните нам, — попросил Второй министр, — зачем нас сюда пригласили.

— И, в частности, зачем было нужно меня топить, — добавила Кора.

Пегги поглядела на Милодара, комиссар кивнул, и девушка повела их в соседнее помещение.

* * *

Соседнее помещение оказалось громадным, но низким залом, в котором располагалась аппаратура, в основном скрытая под кожухами и за экранами. Так что снаружи оставались ящики, дисплеи и некоторое число кнопок, не считая солидного прозрачного гроба для Спящей Красавицы, к которому Пегги и подвела гостей.

— Все происходит просто, — сообщила она. — Гененавт всего-навсего ложится в саркофаг.

— Разве нельзя было подобрать нейтральное слово? — спросила Кора, которая заподозрила, что в саркофаг будут класть именно ее, а она не терпела, если ее клали в саркофаг, даже если при этом обзывали гененавтом.

— Не бойтесь, — съязвила Пегги, — принцы не будут приставать к вам с поцелуями.

— Слава богу!

— Девочки, девочки! — остановил их Милодар. — Мы присутствуем при эпохальном эксперименте.

— Это вы присутствуете, а я лежу в саркофаге! — втуне огрызнулась Кора.

— Продолжайте, — произнес Второй министр голосом и тоном Милодара.

— Саркофаг наполняется особым газом…

— Еще чего не хватало! — вырвалось у Коры.

— Если ты будешь шуметь, мы подберем другого агента, — сказал Милодар. — Ты отказываешься от самого счастливого шанса в жизни. Через час ты можешь встретиться со своей бабушкой.

— Больше того! — поддержала Милодара краснокудрая лаборантка. — Вы станете своей бабушкой — ваш мозг сольется с ее мозгом. В этом и есть смысл нашей установки! Следуя в прошлое, вы будете становиться как бы паразитом мозга ваших предков. Ведь они в самом деле живы в вас! Каждый бит информации, который находился в мозгу вашего дедушки, живет и в вашем мозгу. Мы научились будить эту информацию.

— Но почему я тогда не могу без приборов помнить о том, что знал мой дед?

— Да потому, что ваш мозг мгновенно лопнет, не в силах вместить всю ожившую информацию! Неужели вы не понимаете?! — Пегги была возмущена.

— Теперь поняла.

— Ваш мозг защищен от безумия именно забывчивостью. То есть ничто в природе не пропадает, но все забывается, чтобы живые не сходили с ума от памяти и страданий мертвецов.

Оба эпидаврийца захлопали в ладоши — так им понравилась краткая речь Пегги. Девушка зарделась, и щеки ее стали одного цвета с волосами.

— Зайдите после эксперимента ко мне, — сказал Милодар. — Мы подыщем вам место в ИнтерГполе.

— Я не хочу работать в ИнтерГполе и стать полицейской ищейкой, — мягко возразила девица, чем повергла Милодара в шок. — Лучше я получу скромный процент от Нобелевской премии.

Милодар молчал и этим дал возможность Пегги закончить объяснение:

— Мы погружаем вас в физиологический раствор, чтобы полностью отрезать от мира, чтобы ни одно постороннее возмущение к вам не проникло. Это слишком опасно. В полной тишине, в полной оторванности от мира вы сначала войдете в мозг своей матери…

— Или отца?

— Это сложнее, — призналась Пегги. — Как правило, генетическая память женщин передается по женской линии, мужчин — по мужской.

— А если линия обрывается?

— Пока мы не можем помочь… но в будущем добьемся восстановления через боковые линии родственников.

— Не отвлекайтесь, — попросило Лицо.

— Пока вы будете пребывать в саркофаге, — продолжала Пегги, — и частицы памяти вашей матери будут пробуждаться в вас, мы сможем контролировать этот процесс приборами.

— Вы тоже увидите мою маму?

— Нет, но мы будем знать, когда вы с ней находитесь в контакте.

Кора подняла ладонь, как бы испрашивая слова.

— Кажется, я вас поймала на ошибке.

— Нас нельзя поймать. Эта система испробована и абсолютно безопасна для испытуемого. Для спящей красавицы, как мы называем… вас.

— Но я же не могу пролежать в саркофаге восемьдесят лет, если столько лет было моей прабабушке, когда она умерла.

Пегги снисходительно улыбнулась.

— Мы уже слышали это возражение, — сказала она. — И вот что я вам отвечу: представьте себе самый обычный древний магнитофон.

— Представили, — ответил за Кору Второй министр.

— Вы можете воспроизводить на нем музыку. А можете быстро перематывать пленку.

— Все понятно, — сказала Кора. — Вы начинаете воспроизведение в нужный вам момент.

— Не совсем понятен механизм действия, — сказало Лицо, — но приходится согласиться с тем, что нам сообщено.

Они стояли полукругом вокруг саркофага. И молчали. Теперь, когда Пегги все объяснила, а остальные почти все поняли, оставался пустяк. Поверить в слова Пегги.

Молчание прервало Лицо:

— Можно ли наблюдать за жизнью и действиями предка кого-то из нас?

— За ним наблюдает гененавт. А мы — за гененавтом. — Пегги показала на саркофаг.

— Я не верю, — сказало Лицо.

— Мы не верим! — поддержал его Второй министр.

— Есть выход, — ответил Милодар, и глаза у него сделались хитрыми, как у кота, который играет с мышонком.

— Какой именно?

— Вы можете занять место в саркофаге, а мы запишем то, что вы увидите и почувствуете, — предложил комиссар. — И вместе подведем итоги.

— Хорошая идея, — сказало Лицо. — Славная идея. Прошу!

Последнее слово относилось ко Второму министру.

— Почему я? — удивился министр.

— Потому что, если они будут подсовывать мне воспоминания дедушки комиссара Милодара, я никогда не смогу проверить, это правда или инсценировка. А вот кем был ваш дедушка, я знаю. И кем были ваши предки, тоже известно.

— Мой отец — генерал, а мой дедушка — полковник и герой! — воскликнул министр, словно не был в том уверен.

— Вот мы и посмотрим.

— О нет! Это опасно для жизни! — возразил Второй министр. — Мы не можем мною рисковать. Народ этого не поймет.

— У нас даже младшие научные, даже аспиранты уже испробовали, — сказала Пегги.

— У вас другие организмы. Грубые и выносливые, как у кошек.

— У кого как, — ответил Милодар. Он любил наблюдать конфликты со стороны, когда ему это ничем не угрожало.

— Нет! — крикнул министр.

— Да! — ответило Лицо. — Или вы останетесь здесь. Но не живым.

И тогда Второй министр сдался.

— Раздеваться надо? — спросил он.

— Желательно побрить голову, — ответила Пегги. — Но, так как путешествие будет небольшим, помехи нам не так страшны.

— Не страшны, — согласилось Лицо.

— Только ботинки пускай снимет, — предупредила Пегги, — а то за каждым не настираешься.

* * *

Второй министр покорно улегся в саркофаг. Ему велели закрыть глаза. Лежа, он как-то уменьшился ростом, но согласился снять шлем, только когда крышка саркофага под нажимом тонких пальцев Пегги въехала на место, отрезав сановника от внешнего мира. Именно тогда он снял шлем, положил темный блестящий шар рядом с собой, и Кора увидела, какие у него загнанные, перепуганные глаза. Она испытала нечто вроде злорадства: не ей одной предстоит такое унижение… Впрочем, полезно посмотреть со стороны на испытание, которому тебя намерены подвергнуть, хотя, честно признаться, Кора так и не понимала, как она, полежав в этом саркофаге, сможет отыскать и вернуть в Эпидавр Зеркало Зла.

— Эй-хо-хо! Кто здесь проводит опасные эксперименты в мое отсутствие? — послышался громовой голос. Все замерли, как застигнутые за воровством яблок сорванцы.

— Это я, — пискнула Пегги, — но ведь это только демонстрация.

— Я взял на себя ответственность, — сказал Милодар маленькому, даже ему лишь по пояс профессору в белом халате, из-под которого выглядывали сапожки на высоких каблуках. Профессор был к тому же почти лыс и зачесал последние волосинки поперек головы. Нос у него был круглым, как картошка, и в нескольких местах продырявлен.

— Профессор Ахмет Гродно, — представился он, а Кора догадалась, что раны в носу — следы любовного общения с лаборанткой Пегги. — Тебе можно, крошка, тебе можно! — Профессор подбежал к аспирантке и, встав на цыпочки, поцеловал ее в высокую грудь. Остальные смутились и сделали вид, что не заметили откровенного жеста профессора. — Так что мы демонстрируем? — спросил профессор.

В лаборатории уже появились несколько его коллег. Они громко обсуждали проблемы только что закончившегося симпозиума.

— Не мешайте! — прикрикнул на них профессор. Он встал на цыпочки, чтобы получше заглянуть в саркофаг, и спросил: — Из Эпидавра? Типичное вырождение!

— Из Эпидавра, — сказал Милодар. — После окончания я с вами уединюсь и все объясню.

— Я предпочитаю, чтобы мне все объяснила Пегги, — возразил профессор. — Я ее больше люблю, чем тебя, старый козел Милодар.

Профессор засмеялся и постучал пальчиком по стеклу саркофага.

— Как ты там, сорванец? — спросил он.

Второй министр не услышал, но робко улыбнулся.

— Пускай газ! — приказал профессор Пегги, и саркофаг стал заполняться серым непрозрачным газом.

— А как же наблюдать? — спросила Кора.

— А мониторы на что? — удивился профессор. И приказал: — Включить большой дисплей!

Тут же загорелась вся стена лаборатории, представлявшая дисплей.

— Вот здесь, — сказала Пегги, направляя на стенку светящуюся указку, — мы увидим то, что делал, видел или совершал предок Второго министра в тот или иной момент…

— В какой момент? — спросил профессор Гродно у Лица.

— Ровно сто лет назад, — ответил тот, словно уже заготовил ответ заранее.

— Даем сто лет назад! — Профессор Гродно провел ладонью поперек головы, прижимая волосы.

— Мой ласковый, — любовно прошептала ему Пегги.

На экране началось мелькание цветных линий и неясных образов.

— Не обращайте внимания, — сказал Гродно Лицу и Милодару. — Идет ускоренная перемотка воспоминаний его папы и дедушки.

Профессор погладил бедро Пегги, и та прижалась им к уху гения.

Профессор притом не спускал глаз с приборов пульта.

— Что там? — спросил он у одного из ассистентов.

— Есть сто лет.

И на экране загремел бой!

Звук, правда, проходил через сто лет неровно, с перебоями, да и само изображение иногда двоилось или шло косыми полосами. На мгновение свет отключался и начинал таинственно мерцать.

— Сложная штука — человеческий мозг! — воскликнул профессор, видно, объясняя неполадки в изображении.

Так как экран был велик и несколько нависал над залом, то эффект присутствия был ощутим всеми присутствующими. И когда небольшой полосатый броневик, преследуя группу всадников, вооруженных карабинами и мечами, попытался выехать с экрана в зал, послышалось общее «Ах!», перепуганное зрение оказалось сильнее разума.

Всадники умчались и скрылись в дыму, который, как показалось Коре, горько пахнул порохом. Тут она увидела прихрамывающего воина в блестящей кирасе, разрисованной драконами, в плоском, как сковорода, шлеме, с пистолетом в руке. Сапоги и штаны воина были измараны грязью и кровью.

— Это он, — сказало Лицо, увидев воина в профиль, — у того был такой же, как у Второго министра, горбатый и крючковатый нос.

— В битве при Варынге. Конечно же… с восьмого по десятое фецуария сто лет назад… Как славно!

Что было славного в битве при Варынге, Кора так и не узнала. Но тут дедушка Второго министра направился в сторону, а так как камеры следили за тем, что отпечаталось в генетической памяти вельможи, то вскоре воин оказался в низине, где его ждали два человека в сапогах и в серых плащах с капюшонами, нависавшими над лицами.

— Мы уже хотели уезжать, предводитель, — произнес один из ожидавших.

— Я не мог. Я задержался в штабе. Надо было все проверить.

— И что же?

— Как и договаривались, я перенес крестик на схеме в болото Больших Червяков.

— Славно, ах, славно, полковник! — откликнулся человек в плаще.

Кора кинула взгляд на Лицо. Глава Эпидавра смотрел на экран, будто перед ним разворачивалось действие приключенческого фильма, построенного на сказочной выдумке.

— Не может быть… не может быть, — шептали его тонкие губы. Конечно же, Кора еще не знала языка Эпидавра, но, что шепчут мужские губы, умела понимать без знания соответствующего языка.

Отойдя в сторону, люди в капюшонах обнаружили стоявшую за ними и запряженную карликовым дромадером крытую повозку. Один из них щелкнул языком, и верблюд легко потянул повозку по низине.

— Фактически два шага… — сказал дедушка Второго министра.

— Может быть, мы кончим демонстрацию? — спросил профессор Гродно. — Надеюсь, вам достаточно ясно, как мы работаем?

— Нет! — вдруг закричало Лицо. — Ни в коем случае! Еще пять минут!

Повозка тащилась по тропинке, сильный дождь со снегом молотил по плечам путников, где-то близко гремел бой, слышались выстрелы и крики, из серой мглы вдруг показались корзина и часть обшивки воздушного шара, который бесшумным видением промчался над повозкой и с треском рухнул в кусты.

— А нельзя перемотать? — спросил Милодар.

— Нет, — ответила умненькая Пегги.

Кора кинула взгляд на нее и, к своему изумлению, обнаружила, что красные космы были всего лишь париком — теперь они исчезли, и под ними оказались прямые каштановые волосы, ничего особенного, волосы как волосы. И лицо сразу обрело миловидность и душевную скромность.

— Нельзя, — подтвердил ее слова профессор. — Перемотка идет только назад — мы перематываем генетическую память в прошлое. А если нам нужно двинуться в будущее, то мы попросту выключаем систему, пробуждаем клиента и затем погружаем его вновь в момент, который нам нужен. И это не так просто, как кажется. Вы меня поняли?

— То есть, — произнес Милодар, — вы можете прекратить сеанс, разбудить министра, а затем, повторив всю процедуру вновь, перенести его на девяносто лет до нас…

— Вот именно, умница! — обрадовался профессор. Он протянул Милодару маленькую ручку и пожал твердую кисть разведчика. Милодар смущенно улыбнулся. Кора знала, что он сейчас ощущает глубокую приязнь к профессору, потому что тот сильно уступает ростом невысокому комиссару.

— Тогда подождем… что-то очень заинтересовало гостя из Эпидавра.

Ждать пришлось недолго. Как только завершился обмен репликами, низина, по которой двигалась повозка, превратилась в овраг, густо заросший кустарником, отчего стоявший впереди фургон казался скалой и угадывался скорее по белой простыне снега на крыше.

Путники оставили повозку в низине, а сами осторожно приблизились к двум солдатам, которые переминались возле фургонов.

Уже знакомый нам дедушка Второго министра смело вышел к фургонам и сказал:

— Пароль: кукушка на яйцах.

Солдат, съежившийся под снегом, выпрямился и откликнулся:

— Отзыв: кукушки на яйцах не сидят, ваше превосходительство!

— Вызови начальника караула! — приказал дедушка. — Небось в фургоне прячется.

— Так точно, прячется!

Еще через полминуты рядом с дедушкой оказался невысокий толстяк в мундире — не успел одеться. Видно, дедушка был большим человеком в армии.

— Почему вы здесь оказались? — грозно спросил дедушка. — Что за прятки такие? Вас здесь могут пристрелить, и никто об этом не узнает.

— Такой приказ мы получили в штабе! — Офицер полез за пазуху и протянул дедушке лист бумаги.

— Я разберусь, — сказал тот, — я разберусь.

— Но я не могу приказ передать в чужие руки! — обиделся офицер.

— Ах не можешь! — Почему-то эти слова рассердили дедушку министра, и тот выхватил из-за пояса пистолет. Вспышка выстрела озарила овраг и искорками блеснула на мокрых листьях.

Тут же вперед выбежали оба спутника дедушки и подняли стрельбу по солдатам, погибшим, так и не сообразив, что случилось.

А господин дедушка аккуратно сложил отнятый у офицера приказ с неправильно поставленным на нем, как поняла Кора, крестиком, и пробурчал себе под нос:

— Не могу передать в чужие руки… не могу передать! Вот и передал!

— Теперь, я думаю, мы можем выключить экран, — сказал профессор Ахмет Гродно.

На экране спутники дедушки вынимали из фургона и перетаскивали в повозку плоские деревянные ящики. Ящики были тяжелыми, люди в плащах скользили по грязи и чертыхались.

— Потише, вы! — прикрикнул на них дедушка.

— Выключайте, — сказало Лицо из Эпидавра. Выражения его глаз увидеть было нельзя, так как шар его шлема был снаружи непрозрачным, но, судя по голосу, настроение его было сложным…

Пока техники и лаборанты выпускали из саркофага газ и приводили Второго министра в чувство, профессор Гродно спросил:

— Ну как, вы удовлетворены экспериментом?

— Это был эксперимент?

— Разумеется, демонстрация секретного изображения.

— Могу ли я утверждать, что виденное мною имело место в действительности?

— Разумеется. Вы видели на экране то, что хранится в генетической памяти вашего друга.

— Может ли эта… это изображение быть доказательством на суде?

— Ни в коем случае! — воскликнул Милодар. — До тех пор, пока не будет снята секретность…

— Отлично, — сказало Лицо.

Он обернулся к своему спутнику, который уже вылез из саркофага и с помощью ассистентов уселся в кресло.

Между ними последовал разговор на эпидаврском языке. Поначалу напряженный, но мирный, затем поднявшийся до высоких нот.

Лицо нападало. Министр защищался. И, видно, защищался неубедительно, потому что был потрясен теми переживаниями, которые на него обрушились.

— Так открываются вековые тайны, — произнес Милодар.

— А он чувствовал себя в шкуре своего дедушки? — спросила Кора у Пегги.

— В этом вся драма! — вздохнула та.

— Итак, — Лицо из Эпидавра обернулось к Милодару, — мы хотели бы обсудить с вами детали будущих действий.

— А в чем дело?

— Ситуация резко осложнилась, — сообщило Лицо. — Из соображений престижа, охраняя честь моей державы, я вынужден просить вас казнить без суда и следствия всех, кто видел эту… пленку!

— То есть меня? — удивился профессор Гродно.

— В первую очередь.

— Да уймите его! — закричал профессор, обернувшись к Милодару.

— Почему же? — спросил Милодар. — Пускай высказывается. Это даже забавно.

— Потому что иначе может просочиться информация, на основе которой мы будем вынуждены переписать историю нашей державы, чем воспользуется гнусная оппозиция! — закончило монолог Лицо с Эпидавра.

— Почему же? Почему же? — невинно спросил Милодар.

— Да потому, что якобы пробывший все сражение в штабе один из героев битвы полковник Вали-Валинта на самом деле организовал ограбление войсковой кассы… Так вот какое наследство он получил от тети в Калене де Даерти!

Лицо с трудом смогло удержаться от того, чтобы не растерзать тут же Второго министра, который был глубоко опечален и даже обратился к Милодару и профессору Гродно:

— Ну разве внук за дедушку ответчик?

— А генетическая память? — надвинулось на него Лицо с черным шаром вместо головы. — Она разве моя?

И тут Второй министр, собравшись с духом, нашел единственно возможный выход из положения:

— Может быть, мы проверим вашу генетическую память, мой милорд?

— Что? Что! Да я тебя… Мои предки всегда отличались… и вообще, почему я должен оправдываться?

Он рухнул на стул и закрыл лицо руками.

В лаборатории вновь воцарилось молчание.

* * *

— Как же вы намерены использовать этот гроб, — спросила Кора у Милодара, — для поисков зеркала, потерянного триста лет назад?

— Очень просто, — ответил Милодар, — потому что все гениальное — просто. В саркофаге будет находиться твое сегодняшнее тело — именно в нем закована субстанция памяти твоей бабушки. Но в то же время ты будешь находиться внутри бабушки. Ведь вы же — одно и то же. В мире, в котором существовала твоя бабушка, ты будешь двигаться, жить, любить, разговаривать, действовать.

— Но ведь Второй министр только наблюдал и показывал нам эпизод из жизни своего дедушки.

— Мы с тобой сделаем следующий шаг, — вмешался профессор Гродно. — Мы будем не только наблюдать, но и участвовать. Конечно, твое участие будет условным, кажущимся. Кажущимся для нас. Но настоящим — там. Поняла?

— Нет.

— И не надо. Потому что если тебя там укусит пчела, то тебе будет больно.

— Но даже если я буду в образе моей прабабушки действовать в прошлом и найду там зеркало, как же я принесу его? Ведь я неподвижно лежу в гробу?

— Ты не принесешь, — ответил Милодар. — Ты лишь найдешь. И укажешь, где искать.

Заговорил профессор Гродно:

— Мир, в котором будет существовать Кора, то есть ее прабабка, это мир виртуальной реальности, мир, смоделированный не только мозгом Коры, но и компьютером, который обладает всей возможной информацией о нашей планете и о людях, которые жили на ней. Введите в компьютер задачу, а мы приложим ее к реальной субстанции линии предков Коры Орват.

— Значит, мне придется провести какое-то время в этом гробике?

— Да, спящая принцесса, — сказала Пегги.

— Не говорите так, словно намерены унаследовать моего жениха, — заявила Кора. — У меня его нет.

— ИнтерГпол всегда набирал женщин без связей и привязанностей, — не удержалась Пегги.

Они с Корой друг дружке не нравились.

— Вам придется приготовиться к длительному пребыванию в состоянии генетического сна, — сообщил маленький доктор.

— Длительное… Это день, два?

— Это месяц, два, три… Многое зависит от того, где мы отыщем вашего предка, вашу прапрабабушку. Если она обитает в Лапландии или в центре Сибири, то перебросить ее в бирманские джунгли… на это потребуется время.

— Я этим займусь лично, — пообещал Милодар.

Он кинул взгляд на продолжавшего сидеть в позе глубокого отчаяния представителя империи Эпидавр и второго, стоявшего в дальнем углу, лицом к стене.

— А я… где я буду?

— Ты будешь находиться здесь. В газе столь плотном, что твое тело будет подвешено в нем, как в жидкости, не касаясь стенок саркофага.

— Послушайте, комиссар! — с отчаянием воскликнула Кора. — Я уверена, что ваша идея подходит кому-то из бравых молодцев, которые умеют владеть шпагой и пистолетом. Я же — слабая женщина!

Милодар поглядел на слабую женщину, запрокинув голову. Его примеру последовал профессор Гродно.

— Нет, — сказал профессор, — не настолько слаба, как хочет казаться.

— А мне нужна женщина, — сказал Милодар. — Как ни парадоксально, но я рассчитываю больше на твой женский ум, на твою хитрость, твое женское умение выходить из воды если не сухой, то лишь с подмоченной репутацией.

— Спасибо, шеф, — сказала Кора. — Вы всегда были со мной любезны.

— Дай бог, — сказала Пегги, которая нагло присутствовала при всех этих событиях, — чтобы в 1799 году вашей милой прабабушке было меньше восьмидесяти. Хотя клюка вам, конечно, к лицу.

— Если ей будет больше восьмидесяти, — мягко возразил Милодар, — мы обратимся к ее внучке. У нас большой выбор предков.

Пегги разочарованно замолчала. И тогда Кора решилась на небольшую месть.

— Если можно, — сказала она, — я попросила бы профессора Гродно не подпускать к саркофагу аспирантку Пегги.

— Это еще почему?! — вскинулась Пегги. — Кто ставит под сомнение мою профессиональную подготовку?

— Вопрос не в подготовке, а в натуре, — откликнулась Кора. — Бывали случаи, что некоторые женщины срывали важные эксперименты из ревности.

— Я? Из ревности? К кому же, простите?

— К вашему шефу, — ответила Кора и с дьявольской улыбкой убрала руку профессора Гродно со своего бедра.

Профессор отпрыгнул на несколько метров, разбил что-то ценное и поклялся, что несет личную ответственность за безопасность первой жертвы гененавтики — так отныне будет называться научная дисциплина, первой жертвой которой станет Кора Орват.

Пегги пошла рыдать в соседнюю комнату. А Лицо из империи Эпидавр сообщило, что оно будет готовиться к отлету, ибо неотложные дела ждут его в империи.

С этими словами он церемонно поклонился и пошел прочь из зала, а Второй министр бежал за ним, лавируя среди приборов и крича:

— Вы только посмейте меня здесь оставить! Я вас сожру с потрохами!

— Вы и без этого достаточно скомпрометированы, коллега, — заметило Лицо, не оборачиваясь. — Даже на генетическом уровне.

Они скрылись в дверях, а Милодар с профессором Гродно отпустили Кору до завтрашнего утра в деревню к бабушке Насте, перевезти туда Колокольчика, провести ночь на свежем воздухе и переночевать на сеновале. За это время архивы и компьютеры нашей планеты должны подготовить виртуальную реальность Бирмы, а также по возможности проследить предков Коры по женской линии до конца XVIII века, благо такая работа, правда, без генетического обеспечения, проводилась уже десять лет назад, когда комиссар Милодар в благодарность за помощь шестнадцатилетней Коры, воспитанницы приюта для галактических найденышей, обещал отыскать ее родителей. В чем почти преуспел.

Впрочем, все будет проверено и перепроверено завтра, во время путешествия Коры по подвалам ее генетической памяти.

Затем аппаратура профессора Гродно возродит к воображаемой жизни отдаленную прабабушку Коры, и сознание нынешней Коры дотронется до давно угасшего сознания предка. То есть отыщет память о ней в себе самой.

И Кора отправилась домой, закрывать квартиру, объясняться с Колокольчиком, эвакуировать его в деревню и молить бога, чтобы в 1799 году ее прямые предки жили не в Хивинском ханстве или Лапландии, а как можно ближе к Индийскому океану.