Достойная небес

Ким Публицкий

Мия красиво пела, играла на гитаре, давала концерты и наслаждалась жизнью. Вдруг всё исчезло. Каждая допущенная ошибка запустила роковую цепь событий и заставила заплатить высокую цену. Чтобы вернуть потерянную жизнь, Мие нужно найти одного человека, которому она призвана помочь. Три лучшие подруги, второй шанс и один день, чтобы понять кого ей нужно спасти.

Заповедь 2. Порванная струна

Мия поднялась с кровати, находясь в окружении ошеломлённых врачей и медсестёр. Кто-то взвизгнул, кто-то заорал и упал в обморок. Операционная вся была в крови и переливалась голубоватыми цветами от галогеновых ламп. Моргнул свет, затрубили фанфары, откуда не возьмись заиграла музыка. Появился целый костюмированный оркестр из барабанщиков и трубачей. Они вышли из всех помещений, заполнили комнату, коридор. На удивление врачей, всюду разносились восторженные крики, взрывались хлопушки, осыпая всё медицинское оборудование цветным конфетти. Выбегали жонглёры и клоуны, так, словно в больницу внезапно ворвалась цирковая труппа. Артисты в маскарадных костюмах занимали даже соседние палаты. Они создавали непроходимую давку и сутолоку, едва не вытесняли медперсонал. Тут и так ощущалось довольно тесно и с трудом представлялось, где здесь можно не то чтобы давать представление, а просто разместиться, но артисты оттесняли остальных присутствующих, нагло отвоёвывая себе пространство для выступления.

— Это был р-о-о-о-о-з-ы-г-р-ы-ы-ы-ы-ш! — воскликнул подбежавший человек в чёрном фраке, красном галстуке, того же цвета манжетами и высоком цилиндре на голове.

В руках он держал длинную трость, её закруглённая верхушка имела форму стального черепа и использовалась в качестве микрофона.

— Д-р-р-р-у-з-ь-я! Добр-р-р-р-о пожаловать на новое телешоу, где самое невероятное происходит среди ничего не подозревающих людей и становится самым удивительным и поразительным! В прямом эфире! Здесь и сейчас! Всё только настоящее и только для вас!

На зов человека в чёрном набежали неизвестно откуда взявшиеся операторы. Они задели и перевернули врачебный столик, со звонким грохотом повалив на пол и рассыпав медицинские инструменты.

— Наша пострадавшая, она же и главная героиня — Мияка Онгаку-у-у-у! — указал на неё незнакомец, а затем перевёл взгляд на медработников. — Остальные не менее важные участники-и-и-и! — прокричал ведущий отдающим эхом голосом, будто звучавшим откуда-то из переносных динамиков.

Он говорил, кого снимать, и поочерёдно представлял объективам операторских камер персонал больницы. Музыка играла не переставая. Она звучала так громко, что мешала людям обмениваться мнениями. Судя по отпечатавшимся на их лицах обескураженным выражениям, впечатления являлись весьма неоднозначными. Находясь в центре представления и ещё не отойдя от пережитого шока, Мия сама подумала, что возможно, стала жертвой случившейся жестокой шутки. В нос бил горький запах фенола и прочих антисептиков, насыщенно растворенных в воздухе. Захотелось кашлять, но смешанная вонь пороха от хлопушек подавляла спазмы и все прочие ароматы. Мия провела руками вдоль платья, расправила смявшийся сзади бант так, что он стал походить на крылья бабочки, и придирчиво себя осмотрела. Она очнулась здоровой. На теле не осталось ни крови, ни шрамов, ни следов от пулевых ранений, даже одежда выглядела чистой и не продырявленной. Сердце Мии забилось чаще, позволив подумать о пережитом, как о страшном сне, непривычно правдоподобном кошмаре, почудившимся реальным и от того особенно жутком. Вздумалось даже судиться с телевизионной компанией, устраивающей столь бесцеремонные розыгрыши.

Ведущий снял шляпу, подошёл к Мие и достал изнутри пышный букет чёрных хризантем. Он отвесил низкий поклон под всеобщий галдёж и вручил цветы в громе аплодисментов. Хлопали не только участники шоу, но и медработники. Даже застигнутая врасплох охрана стала невольно поддерживать артистов. Мия не знала, что сказать. Глядя на всех вокруг, она застыла в изумлении вместе с врачами, медсёстрами и помощниками музыкального коллектива, сгрудившимися у операционной.

Мия обратила внимание на подарок. Приятно удивилась цветам и даже обрадовалась.

— У тебя время до вечера дорогуша, — обратился человек в чёрном фраке, мгновенно сорвав улыбку с её губ. — Потом ты пойдёшь со мной и тот на верху уже не сможет нам помешать.

Его леденящий душу голос и неприятный тон, сдерживающий злость, вернули Мие чувство реальности и заставили понять, что всё случившееся было не сном и не представлением. Напротив, всё то, что происходило сейчас, не более чем фальшивая игра, ширма для изумлённой толпы, чтобы ввести всех в заблуждение.

Мия поняла, кто стоял за всем этим маскарадом и подумала букет не принимать.

— Чего же ты ждёшь? Вот они — твои символы счастья, благополучия и значимости, которые ты всё это время так страстно лелеяла и в себе взращивала. Возьми же их, — настойчиво протягивал цветы ведущий.

Они возникли перед Мией: интересные, нежные, пахучие. Воплотившиеся в жизнь, и она готова их взять, но не на радость правоты ведущего, а в знак верности, покорности и перерождения. Этим жестом воли Мия намеревалась показать таинственному незнакомцу, кто из их непримиримой схватки выйдет победителем.

Мие не раз приходилось в жизни бороться не только за собственные интересы, но и отстаивать чужие. Она яркая известная личность, бескорыстно помогала другим и порой эту помощь было тяжело совершать. Мия непременно отвоюет себе вечную жизнь в вихре жестокого противостояния. За отведённый день она точно раздобудет себе билет в бесконечность. С её возможностями это казалось несложно, а после того как Мия побывала на небе и получила благословение, она чувствовала себя всемогущей, во всём уверенной и защищённой. Она точно сумеет всего добиться! Теперь она безупречная, улучшенная версия прежней себя! Теперь Мию не остановят никакие страхи, никакие сомнения ей нипочем, все преграды для неё преодолимы. С силой господа в сердце она пройдет все препятствия, что возникнут на пути. Этим Мия была воодушевлена. Она ни за что не сдастся. Будет хвататься за любые обрывки памяти истинной духовной сути, которая теперь в ней пробуждена. Они помогут исполнить волю всевышнего и смогут привести к вере других людей.

Мия сердито посмотрела на ведущего и приняла букет, выдавив на публику непривычно фальшивую улыбку. Человек во фраке подмигнул и, надев шляпу, скрылся в торжествующей толпе выступавших.

Расталкивая столпившихся у входа людей, в операционную ворвались остальные участницы группы. Лиццу, Дзюнка и Шотоха. Они сразу сомкнули Мию в объятьях, таких крепких, что едва позволяющих дышать.

— Мия! Мия! Ты жива! — кричали подруги и тискали её так, что чуть ли не душили.

— Воздуху, кх-кх! Дайте воздуху! — пыталась вырваться она.

— Вот это потрясение! Мы так волновались! — в один голос проговорили Дзюнка и Лиццу.

— От тебя лекарствами горько несёт. Что за парфюм? — поинтересовалась Шотоха.

— Не обнюхивайте меня пожалуйста, — смутилась Мия.

Со стороны входа в операционную послышались щелчки фотокамер. Перед глазами ослепительным мерцанием пронеслась череда ярких вспышек.

— А ну выдворить всех вон! — рявкнула на охрану Шотоха.

После нескольких громких возмущений и грубых толчков служба безопасности выгнала всех посторонних, оставив музыкантов одних.

— Что ты опять удумала?! В могилу нас решила свести?! — воскликнула Лиццу и вмазала Мие пощёчину. — Как ты могла так нас напугать?!

— Мы места себе не находили! С ума сходили! — негодовала Дзюнка.

— Ты задницей соображала, когда нас так разыгрывала?! — возмутилась Шотоха.

— Я сама не знала, — неуверенно оправдалась Мия. — Простите девочки, простите.

— Больше никогда так не делай!

— Обещаю не буду, — с грустью произнесла она и взглянула на подруг.

Они стояли перед ней всё те же милые, родные, доверчивые. У Мии случилось озарение и глядя на их измученные лица, она словно почувствовала наполнявшие их нутро души, некогда жившие вместе с ней на небесах. Раньше Мия все их близко знала и вспоминала чуть ли не по небесным именам.

— Лиццу! Дзюнка! Шотоха! — дрожащим голосом воскликнула Мия, теперь уже сама подруг изо всех сил обняла и горько заплакала. — Я так скучала по вам! По всем вам, но вы, как и я пока здесь ничего не помните! Совсем не помните!

— Что? О чём ты? — переспросили Шотоха с Дзюнкой и недоумённо переглянулись.

Мия подошла к Лиццу и принялась шкрябать ногтями у неё на груди, как кошка коготками, будто стараясь что-то изнутри достать.

— Лиццу! Где ты Лиццу?! — спрашивала она. — Тебя почти не вижу!

Мия скребла так усердно, что едва не разрывала ей одежду, словно старалась откопать душу.

— Эй, прекрати! — взяв за ладони остановила её подруга. — Что ты делаешь?! Я здесь!

— С тобой всё в порядке? — поинтересовалась Дзюнка.

Мия опомнилась, остановилась. Она приблизилась, внимательнее заглянула в глаза Лиццу и улыбнулась.

— Да, ты там. Я тебя вижу, — произнесла Мия.

— Ты меня пугаешь.

— Ведёшь себя даже страннее чем обычно, — проговорила Шотоха.

— И тебя вижу, и тебя! — подходила она то к одной, то к другой подруге, всматриваясь в заслезившиеся глубины их глаз.

Мия заглядывала в их суть, её искала, но находила лишь смутные отпечатки былого сияния. Тусклые отблески небесного света, пробивающиеся через мглу. Но Мия не сожалела, а радовалась, что они все ещё там, такие же, как и она. В подругах ещё не затлел свет надежды. Они могут найти путь к истине. Стоит лишь немного подтолкнуть.

— Да-да, мы здесь, мы рядом, — проговорила Лиццу успокаивая.

— Я узнала тебя, — трепетно произнесла Мия, взяв её за руку. — Неудивительно, что мы здесь познакомились и встретились, ведь раньше мы так были близки, — произнесла она сквозь боль воспоминаний о жизни на небесах.

— Ты так говоришь, будто мы дружили до того, как познакомились, — усмехнулась Лиццу.

— Именно так! Я позже обязательно тебе всё расскажу! Всем вам! Вы не представляете, где я побывала! — огляделась Мия на подруг.

— Ну это мы и без тебя знаем, — Шотоха подняла с пола шприц и щёлкнула по пустому тюбику морфина. — Ну у тебя и приход.

— Розыгрыш розыгрышем, а лекарства, выходит, настоящие, — озабоченно заметила Дзюнка.

— Нет, вы не понимаете! — встревожилась Мия.

— Тебе надо как следует проспаться. Ночной концерт, теперь ещё это. Кому угодно снесёт башню, даже тем, у кого крыша и так не на месте, — обеспокоилась Шотоха.

— Поезжай в номер, приди в себя, а мы со всем разберёмся, — настойчиво проговорила Лиццу. — Я помогу с репортёрами, дам нужные интервью. Как твоя лучшая подруга поговорю со всеми от твоего лица, — добавила она с явным тоном самовосхваления.

Мия хотела ответить, но ей не давали и слова вставить.

— Я прослежу за сборкой аппаратуры и отвезу всё в студию звукозаписи, — поддержала идею помощи Дзюнка.

— А я с Измаилом займусь отчётами и подготовкой к вечеринке. Так что как следует отдохни. К вечеру в клуб должна прийти без опозданий! Сыграем гостям наш избранный репертуар, как и договаривались, — Шотоха ободрительно хлопнула Мию по плечу.

— Но я не… — хотела возразить она, но Лиццу перебила.

— Да-а-а-в-а-й! Потом всё расскажешь! — настойчиво проговорила она и подошла к выходу.

Подруги не оставляли выбора и с их убеждений Мия поняла, что здесь и сейчас действительно не лучшее место обо всём рассказывать. Она и сама не всё толком уложила в голове. Нужно время. Но во что бы то ни стало они должны обо всём узнать. Как самые близкие ей люди обязаны понять. В конце концов Мия не представляла, как сможет жить на небе без каждой из них в вечности.

— Да, пожалуй, и правда. Столько всего произошло, — согласилась Мия, примяла пушистую юбку, сползла с кровати и позволила подругам обо всём позаботиться. — Нужно как следует от всего отдохнуть. В этом уж точно можете на меня положиться!

— Это уже звучит странно, — ответила Шотоха с недоверием.

— Не стоит беспокоиться, — обнадёжила Мия.

Уходя, она окинула операционную прощальным взором. На медицинском столике остался лежать букет чёрных хризантем и под взглядом Мии обронил на пол лепесток.

* * *

У входа в больницу столпились репортёры и чуть ли не весь пришедший с группой на концерт организаторский состав вместе с охраной, обслуживающим персоналом и даже особенно преданными поклонниками. Долго Лиццу всех успокаивала и даже пришлось официальное заявление прессе дать с обещанием, что сама Мия обязательно позже проведёт развёрнутое интервью. Оно, конечно, вряд ли состоится, но хотя бы так можно было отбиться от всех достающих журналистов.

Привычно расположившись на заднем сидении любимого серебристого ягуара, Мия осталась наедине с мыслями. Нутро полнилось болезненными переживаниями. Здесь, на земле, она проживёт последний день и то посвятит его не себе, как привыкла, а проведёт в суетливости для других. От того каждое мгновение ценилось особенно заметнее. Даже несмотря на понимание того, что вечная жизнь несомненно того стоила, а теперь она знала про неё многое, Мие всё равно покидать столь привычный мир было невыносимо грустно. Пускай и за недолгое проведённое в нём время, но он стал для неё близким и почти родным. Мия выплескивала плачем всю печаль и горечь грядущего неизбежного расставания со всем здешним, земным. Она обливалась слезами от острой боли в сердце из-за того, что больше не увидит этот мир в том его несправедливом, несовершенном виде, но и потому неповторимо прекрасном и по-своему великолепном, в котором она всегда его перед собой видела.

— Госпожа Онгаку, с вами всё в порядке? — слыша всхлипы, озаботился водитель.

— Да-да, не беспокойся Бенедикт, — ответила Мия.

Дыхание в груди сбивалось от мучительной тяжести невосполнимых утрат и схватывающей сердце вязкой тоски, но и эти чувства потери теперь отзывались пониманием необходимости испытаний, те, что могут повториться, вздумай она ещё когда-либо в вечности создателя предать.

Мия смотрела в окно и видела людей, занятых в городской суете. Они жили повседневными заботами, строили планы на будущее и даже не подозревали о том, что их ждёт на небесах. Для многих то, что узнала Мия станет откровением и будет ли Бог так милостив к другим, как к ней, она не знала. Сейчас только Мия знала, что на самом деле произошло. Мало того, теперь она знала истину, но не представляла, как другим её донести. Мия ощущала себя одинокой, но не брошенной потому как мысли её впервые обращались за помощью к всевышнему. Она подумала, что за столь малое время если и стоит кому рассказывать о создателе, то только тем, кто скорее всего поверит. Только тем, кто сердцу особенно дорог. Несмотря на всю популярность кандидатов у Мии на эту роль насчитывалось немного. Участницами группы количество и ограничивалось. От мыслей о том, что все её подруги не попадут на небеса Мию объял панический ужас. Кто им расскажет истину если не она. За весь остаток жизни они больше могут о Боге ничего и не узнать.

Мия стала переживать. Её душа наполнялась трепетом за горячо любимых подруг, которые могут кануть в небытие. Если она сумеет вернуться в вечность, то оттуда вся земная жизнь обернётся для неё одним мгновением, но если близкие останутся неверующими, то никто из них на небеса не попадёт. Там на верху Мия никого, кто ей особенно дорог с собой рядом не увидит. В вечности они не будут вместе, останутся навсегда разлучены. Мия не могла смириться с этой мыслью. Нутро всё залихорадило. Она будто заново вспомнила о том, зачем ей дали второй шанс, и решила во что бы то ни стало использовать его не напрасно и хоть кого-нибудь из знакомых спасти. Ей было страшно, она была не уверенна в себе. Многие конфессии столетиями тем и занимались, что наставляли других на путь истинный и далеко не всегда успешно. Многим людям и жизни не хватало на то, чтобы мир и покой в душе обрести, не то что за один день, но Мия должна попытаться. Ей дали обещание, что её не покинут. Она этого всем сердцем хотела и нестерпимо ждала. Чувствовала невероятную ответственность перед знаниями, которыми обладала, и хотела ими поделиться. Одна Мия её не выдержит. Ей было слишком тяжело. Она хотела ношу разделить и использовать то, что узнала, чтобы донести полученные знания до людей, не зря же она ими обладала. Мия не желала быть виновна за то, что утаивает их, ни перед всевышним, ни перед людьми, ни перед самой собой.

Мия определённо решила начать с подруг. У них сплочённая, дружная группа, объединённая общими опытом и пройдёнными испытаниями. Их дружба скреплена совместно пережитым, взаимна, бескорыстна и открыта. Пронизана искренним доверием друг к другу. Между ними нет секретов. Мия помогала подругам, как никому другому. Она делала для них всё. Они её близко знали и понимали, как никто другой.

Мия уняла плач и вытерла слёзы. Она успокоилась и, набравшись несокрушимой смелости в намерениях, позволила себе двигаться вперёд.

— Я Мияка Онгаку, я сяду в машину, встречусь с Дзюнкой, поделюсь с ней верой и попаду на небеса, — проговорила сама себе она для пущей уверенности и обрадовалась тому, что начало сказанного уже сделала.

Мия думала, что главное ей не волноваться, быть уверенной в господе и в самой себе.

— Бенедикт, мы не едем в апартаменты, — как можно более решительно произнесла она.

— Куда вам будет угодно?

— Скорее поворачивай в студию! Надо поговорить с Дзюнкой!

Раздался скрип тормозов. Наклон автомобиля от резкого поворота всколыхнул Мию, резкий разгон вдавил её в боковую спинку заднего сидения, и ягуар помчал по новому маршруту.

* * *

Вскоре Мия оказалась в студии звукозаписи и мигом направилась в комнату музыкальных инструментов, где обычно располагались все гитары и барабаны. Если Дзюнка их забрала с концертного зала, то непременно должна находиться там. К сожалению, кроме обслуживающего персонала Мия никого в комнате не нашла, а все инструменты аккуратно ютились у входа в углу. Их ещё не успели расставить по местам, видимо привезли недавно. Гитара Дзюнки тоже была на месте и торчала с грифа порванными струнами. Дзюнка ещё не успела их сменить, а значит должна находиться где-то поблизости. Мия тут же забежала в соседнее помещение и застала подругу в контрольной комнате прослушивания за сиденьем у микшерного пульта.

— Дзюнка-Дзюнка! Вот ты где! — запыхавшись, прокричала Мия.

— А ты что здесь делаешь? Мы же договорились, что поедешь отдыхать!

— Да будет тебе договорились, — ответила она отдышавшись. — Пойдём, разговор есть! Это и будет мне отдых!

— Что ещё за разговор? — заинтересовалась Дзюнка.

Она подумала, что Мия наверняка переживала после розыгрыша. Дзюнке захотелось её поддержать, да и она честно себе признавалась, что в груди взыграло любопытство. Наверное, Мия хотела сыграть с ней новый дуэт или обсудить, как переиграть вступление к их последней песне на концерте, которое она в последнее время критиковала.

Мия с опаской оглядела присутствующих вокруг звукоинженеров. После концерта все занимались делом: проверяли настройки микшерного пульта, приводили в порядок оборудование, и ей не хотелось никому мешать. Мия чувствовала себя неуютно в их присутствии, и она позвала Дзюнку в помещение прослушивания. В нём хорошо обеспечивалось звукопоглощение за счёт изоляционных композитных панелей из поролона, крепящихся на стенах и потолке. Они располагались вплотную друг к другу таким образом, что всех находившихся внутри без включённого активного оборудования записи никто не мог снаружи слышать и вмешиваться в разговор.

— К чему такая скрытность? — удивилась Дзюнка. — Снова какой-то прикол придумала?

— Не совсем, — ответила Мия с жадным предвкушением. — Дзюнка, ты же не раз говорила, что я на тебя всегда могу положиться? — вспоминала она её последние слова перед концертом.

— Да, разумеется.

— Тогда ответь мне, пожалуйста, на один вопрос, только честно, — начала Мия, так будто подготавливала подругу к чему-то важному.

Дзюнка смотрела на неё со всей внимательностью, задержав дыхание и широко распахнув глаза. Ожидала, что она скажет что-то особенно значимое.

— А если бы я и вправду умерла, то как думаешь, попала бы на небо?

— Ну ты и спросила! — выдохнула Дзюнка с облегчением. — Я-то думала что-то серьёзное случилось.

— Это важно. Так всё же? — настойчиво повторила Мия.

— Не хочу об этом даже думать! А твои мысли, в какую сторону тянет? Ты что перегрелась?

Дзюнка подошла к Мие и попробовала ей лоб.

— Ну, серьезно, как считаешь? — переспросила она.

— Наверное, да, — неуверенно ответила Дзюнка и отвела в сторону взгляд.

— А почему?

— Ты самый добрый, хороший и отзывчивый человек, которого я знаю, — разоткровенничалась Дзюнка. — С тобой каждый день праздник. Ты сделала столько полезного и мне и другим! Если ты не достойна небес, то, пожалуй, наверное, никому там не место.

— Спасибо! Если бы ты такой озорной и радостной не была, то и я бы собой не стала! — едва не расчувствовалась Мия и бросилась к подруге в объятья благодарности.

— Да ну, ты мне льстишь! — радостно приняла её Дзюнка.

— А насчёт себя думала? — нырнув в аромат её волос, спросила Мия и поняла, что пахли они капустой. — Мне же, если, что там наверху будет одиноко без тебя.

— Не знаю, я как-то не задумывалась обо всём таком, — бросила обниматься Дзюнка.

— А как же так, сама не думала, а мне желаешь? — недоумевала Мия.

— Я считаю, что каждый себе сам выдумывает загробное счастье или несчастье, в которое потом верит, — поразмыслив, ответила Дзюнка.

— Хм, странно. А для чего?

— Не знаю. Кому-то может так проще избавляться от ответственности и страхов перед смертью или в чём-то оправдывать себя, а может просто нравится следовать за недостижимым идеалом. Всех причин не перечесть, — предположила она. — Я думаю каждый сам получает то, во что верит.

Мия удивилась услышать от подруги фразу столь полную глубокомыслия. Всегда находившаяся в стороне от всевозможных моральных и этических разговоров, Дзюнка, как оказалось, имела прочную философию душевных убеждений, защищающих её от внешних воздействий. Мия внимательно слушала, не ожидая с ней столкнуться.

— Тот, кто верит в перерождение — переродиться, скандинав попадёт в Вальхаллу, а грек — к одному из богов на Олимпе, — продолжила рассуждать Дзюнка. — Так, что каждый сам выбирает себе загробную жизнь, какую хочет. Вариантов много.

— Но разве могут все они быть правдивы и существовать одновременно? — спросила Мия. — Да и тесновато им там на небесах всем будет, не находишь?

Дзюнка в ответ улыбнулась и пожала плечами.

— К тому же, что же выходит, если мы верим не одинаково, то попадём с тобой в разные посмертные места? Я так не хочу! Нужно попасть в один, истинный наш дом!

— Когда помрём тогда и посмотрим, — весело ответила Дзюнка, видя, как Мию тронула тень лёгкой грусти.

— А что если тогда будет поздно?

— Да, ну это всё фольклорно. Не по-настоящему, — отмахнулась Дзюнка.

— Не веришь в жизнь после смерти? — подошла к ней Мия, наклонилась, сжала перед собой кулаки и присела так, будто собиралась прыгнуть.

— Если честно, то не очень.

— А как думаешь, что тогда с тобой будет?

— Не знаю, червяки мозги сожрут, если буду задаваться слишком сложными вопросами. Голова распухнет, станет умной и аппетитной, — шутливо ответила Дзюнка и взлохматила Мие чёлку.

— А я знаю, как попасть со мной в одно место, настоящее и единственное, и хотела поделиться этим с тобой! — уверенно сказала Мия, приглаживая волосы.

— Вот уж нет! Не сегодня! — категорично заявила Дзюнка. — Опять тебе в башку всякие бредни лезут! Я не настроена сейчас их слушать!

Дзюнка хотела уйти, но Мия её остановила, взяв за руку, и смерила обиженным взглядом.

— Пожалуйста, поговори со мной хотя бы чуть-чуть.

— Ну ладно, видимо тебе это нужно, — неохотно согласилась Дзюнка, так, будто собиралась принимать тяжкие муки.

Мия и представить не могла, что прежде всегда любящую слушать, мягкую и сговорчивую Дзюнку придётся в чём-то насильно уговаривать. Удивительно, но она демонстрировала резко выраженный протест и недовольство в, казалось бы, обыкновенной беседе. Оставалось совершенно неясным, что в простом разговоре могло так её напрячь, чтобы его избегать. Как будто Мия на неё нападала или собиралась что-то отнять.

— Слушай, а почему ты вообще обо всём этом спрашиваешь? — поинтересовалась Дзюнка.

— Для меня это важно.

— Не думала, что ты одна из «этих», — сказала Дзюнка, демонстративно изображая движениями пальцев кавычки. — Ты головой, часом, не ударилась? — спросила она с явной подозрительностью.

Дзюнка подошла к Мие и перебрала волосы у неё на макушке в поисках шишки.

— Нет, — отклонилась Мия.

Свет в помещении смягчился так, что стулья и стойки микрофона стали отбрасывать размытые тени. Окон в комнате прослушивания не было, а стены оббивались плотным материалом звукоизоляции. Тишина успокаивала и создавала атмосферу вялой непринуждённости. Мия боялась дальше спрашивать Дзюнку. С каждым следующим вопросом она открывала в ней для себя всё новые непривычные грани характера. Среди прежних они выступали грубыми углами, в обтёсанном мраморе многолетних отношений. Вклинивались остроконечными зубцами, останавливающими отлаженный механизм их дружбы. Мия чувствовала опасность подобного разговора, даже неприязнь.

— Ну и всё же, что думаешь насчёт существования Бога? — нашла в себе смелость спросить Мия.

— Это всё не для меня. Я скорее больше агностик.

— А как это?

— Ну я считаю, что может быть есть какая-то более высшая сила, а может быть и нет. Но даже если есть, то она непознаваем, — объяснила Дзюнка.

— Интересно, — проговорила Мия. — И что же это за сила?

— Называй как хочешь: вселенная, космический разум…

— Например Бог.

— Пускай будет бог.

— Раз это сила более высшая, то наверняка она способна сделать шаг людям навстречу для своего познания, — предположила Мия, — и сделать это таким способом, который она сочтет нужным, который будет понятен.

— Может быть, но зачем ей это?

— Сама спроси у Бога, когда установишь с ним связь.

— А с чего ты взяла что он этого хочет? — усомнилась Дзюнка.

— Он этого не просто хочет и может это сделать, а Бог уже это сделал, послав своего сына на землю, чтобы люди смогли лучшего Его узнать. Теперь осталось только нам сделать встречный шаг.

— Ты уж извини, но вера в какого-то там бородатого деда, который сидит как Зевс на небе и с туч на всех таращится, как-то не для меня.

— Не ограничивай себя кучей навязанных стереотипов! Ну кто сказал, что Он такой?! — усмехнусь Мия.

— А кто сказал, что нет? Его же никто не видел.

— Но вокруг повсеместно проявляются свидетельства Его творения.

— Я думаю, что сама создаю свою жизнь, — сказала Дзюнка.

— Очень многие так думают, — с грустью произнесла Мия. — И от того только вокруг всем хуже становится потому что каждый думает только о себе. Это эгоистично.

— Хочешь сказать, я эгоистка?! — нахмурилась Дзюнка.

— Нет-нет! Что-ты! — замахала руками Мия. — Просто хотела узнать твоё мнение о вере.

— Да ну, религии возникают и пропадают. Вон античная сколько была и превратилась в миф. Так и теперешние исчезнут.

— Затухают, ложные. Остаётся лишь истинная.

— А с чего ты взяла, что и она настоящая?

— Она единственная из всех когда-либо существовавших, основанная на жертвенной любви! — восторженно произнесла Мия. — Ни любовь ли самое светлое созидательное чувство, которое мы все ищем?

С этим оказалось трудно спорить и всё звучало весьма заманчиво, но Дзюнка хотела быть больше осведомлена.

— Она объясняет всё, — добавила Мия, стараясь развеять задумчивость подруги.

— Ну и что, новые секты образуются постоянно и действуют тоже, как будто от любви.

— Я думаю, Бог позволяет обновлять ячейки веры потому что любое людское сообщество рано или поздно подвергается воздействию греха, и чем оно древнее, тем влияние его сильнее.

— Прочие религии тоже много всего объясняли. И любви в них было не мало. Вон боги олимпа всех подряд оплодотворяли.

— Да это не любовь, а так, плотские утехи. Уж поверь, я точно знаю, — улыбнулась Мия, почувствовав самоиронию.

— Но люди тогда в это верили потому что в те времена эти религии отражали какую-то правду о мире или явлениях природы.

— Вряд ли, больше обманывали и вводили в заблуждение. В других религиях часто несовершенство человека приводится как что-то постыдное, негодное и при помощи самодисциплины, ограничений, и воспитания люди обретают духовный рост и поднимаются к Богу. Но в христианстве мы не поднимаемся к Богу, нам Его совершенства не достичь, Бог, Сам спускается к нам. Каждый раз, когда мы Его об этом просим, в счастье в благословении и в помощи к действиям, — объяснила Мия.

— И что это значит?

— Господь принимает нас такими, какие есть и не брезгует нами, Он полон искренней, жертвенной любви к людям. Все самоназвание божества в других верованиях едва ли снисходили до общения с людьми, а истинный Бог не просто воплотился в человека и жил среди нас, но и собственную жизнь отдал как испарительною жертву ради нашего с тобой спасения.

— Какой же это бог если он сходит до уровня людей?

— Милосердный.

— Ну, например, а что конкретно объясняется в твоей религии?! — требовательно спросила Дзюнка и сплела перед собой руки.

— То, что всё вокруг создано Богом.

— Да ну?! Нет доказательств! Зевс король грома — нет доказательств! Артемида — тоже! Где среди них твой Бог?

— С Ним так не бывает, — повертела головой Мия. — Он Бог не грома и не охоты, Он Бог всего и вся. Впусти Его в свою жизнь. Он сам покажет, что существует! Сам себя проявит так, как поймешь только ты. Я не смогу тебе сказать. Пирог станет вкусным только если ты ему позволишь. Отбрось всё, просто прими. Что ты теряешь? Да ничего, а приобретешь всё.

— Знаешь, мне всё равно кажется, что это идёт от человеческих желаний. Люди любят верить во что-то иное, потустороннее, только потому что этого хотят, — возразила Дзюнка. — Я так не хочу и решаю сама распоряжаться своей жизнью, а не доверять её кому-то другому.

— Ты над ней не властна. Тебе она дана свыше.

— Да?! И кем же?! Матерью-алкоголичкой, сдавший меня в первый попавшийся приют?! — возмутилась Дзюнка. — Хорошо хоть в бордель не продавшей за банку пива!

— Не вини её. Она тебя любила, пускай и не понимала этого, — опечаленно ответила Мия.

Она старалась затрагивать особенно больную тему подруги осторожно, чтобы лишним словом не задеть и не причинить боль, но, похоже, получалось не очень-то и аккуратно.

— Она пропила меня как вещь! — возразила Дзюнка. — Тебе этого не понять! Тебе иметь родителей посчастливилось, а у меня их не то, что не было раньше, так сейчас после популярности вообще каждый второй желает ими стать! Хоть в очередь ставь! Каждую неделю новые самозванцы объявляются! Даже не знаю, что хуже! Лучше б уж вообще никого в родственниках не иметь!

— Не говори так! Мне жаль, что так выходит. Я тебя понимаю, ты же знаешь у меня с родственниками тоже не всё складно, считай у меня их тоже нет, — сказала Мия сорвавшимся голосом и погладила Дзюнку вдоль руки.

Мия поняла, что сказала, явно не подумав, и подругу обидела. Она старалась поддержать её и как могла посочувствовала.

— Ах, тебе жаль, хотя ладно, забудем, не стоит об этом вспоминать, — ответила Дзюнка и отвернулась.

— Я тоже, как и ты, долго не знала любви, — робко произнесла Мия. — Но затем я её обрела!

— Уж ты-то?! — Дзюнка удивлённо вскинула брови.

— Любовь Отца моего небесного! Когда я её приняла, всем сердцем ощутила, только тогда поняла, как много без неё теряла.

— Это ты из-за ссоры с родителями себе воображаемого друга теперь придумала? Или пережила клиническую смерть? — усмехнулась Дзюнка.

— Это нельзя сравнивать. Ни одна любовь земная не сравнится с любовью вечною. Именно её я всю жизнь так тщательно искала, потому что она истинна и совершенна. Ни что её не заменит, не затмит: ни привычная родительская забота, ни обожание поклонников, ни близость мужчин и ухажёров. Это высшее чувство над всеми, ниспослано нам с небес и, только открыв господу душу, мы сможем его принять и им исцелиться. Излечить в сердце все ноющие раны, утолить все нужды, все чаяния. Эта любовь воистину всесильная и всецело обогащающая!

— Любовь от невидимого существа, ну-ну, и в чём же она заключается? — перебила вопросом Дзюнка.

— В том, что господь сам пришёл в этот мир. Явил своего единственного сына и умер за нас. Он принёс свою вечную жертву за все грехи, за твои и за мои, а затем воскрес! Бог тем самым показал, что можно преодолеть смерть, вознестись над грехами и обрести вечную жизнь в Его совершенном царстве!

— Как глупо! Это было давно, люди с тех пор много ещё как нагрешили. Так что не считается! — возразила Дзюнка.

— Ещё как считается! Господь существует вне времени и за рамками нашего мира. Для него тысяча лет как один день, а один день как тысяча лет. Умерев на кресте, Он искупил все наши грехи в прошлом, настоящем и будущем. Те, какие мы совершили, те, что совершаем, и те, которые нам ещё предстоит совершить. Весь наш мир для Него, открытая картина. Холст, полный красок событий, и Он видит его во всей полноте.

— Но тогда получается, что его смерть вообще была напрасной. Он же знал, что воскреснет и умирая ничего не терял.

— Ценность каждого, даже самого незначительного действия Бога несравнима и бесценна, не говоря уже о Его жертве! — с возмущением возразила Мия. — К тому же Он принимал смерть на кресте через ужасные страдания. Никто кроме Него не смог бы их вынести.

— Что это вообще за грехи такие? Кто их придумал? — полюбопытствовала Дзюнка.

— Грехи — это людские поступки не угодные господу.

— Почему это люди должны жить по его правилам?

— Потому что мы живём в мире, который Он сотворил.

— Ну допустим, но неужели и впрямь была нужна такая жертва? Не так уж и много люди нагрешили, чтобы прям для искупления производить божественное вмешательство.

— На усмотрение господа — нагрешили и безмерно много.

— Да и к тому же как можно за конечную жизнь, да ещё и неполную одной лишь жертвой все сразу грехи искупить? Это неправдоподобно!

— Только бесконечно сильное может бесчисленное уместить в конечном промежутке.

— Хочется спросить, о чем ты, но здравый смысл меня останавливает. Не исключено что это к лучшему, — ответила Дзюнка.

Мия изумилась сама себе от внезапно подобранных в разговоре слов. Прежде она так мудро не говорила и нашла это странным, но приятно удивительным. Мия старалась как можно убедительнее донести до Дзюнки всю правду, что знала и не понимала причин несогласия. Ей казалось, что между ней и Дзюнкой если и есть границы доверия, то чрезвычайно прочные, но сейчас они явно истончались. В беседе с подругой она будто лбом упиралась в стену, которую не пробить. Мия вообще не понимала, почему Дзюнку нужно уговаривать и, растерянно сталкиваясь с её сопротивлением, не знала, что делать. Никогда прежде ей в чём-то особенно убеждать подругу не приходилось. В нынешнем положении она чувствовала себя неловко и непривычно. Мия не понимала, как себя вести. В голове путались слова, лихорадочно скакали мысли. Она боялась, что не справится, но стоило появиться страху, как его тут же подавляла возникшая в сознании ясность и позволяла держать ответ.

— Господь принёс свою жертву ради тебя и меня, неужели мы останемся Ему за это неблагодарны?

— Ну, раз так, вот и отлично. Рада за него. Раз мои грехи искуплены, то мне нечего беспокоиться, — ответила Дзюнка.

— Так-то оно так, если ты в это по-настоящему веришь.

— А что такое вера?!

— Вера — это путь. Идти по нему — значит иметь связь с творцом и проявлять Его волю в действиях.

— Ты послушай себя, говоришь, как чокнутая фанатичка! Как можно ощутить любовь от того, кого даже не видишь?!

— Я вижу господа через свидетельства Его воли, которые происходят каждый день в моей жизни и иногда они даже более реальны, чем люди, с которыми я общаюсь как с тобой, — объяснила Мия.

— Ты шутишь, что ли?! Что за чушь ты городишь?! — удивлялась Дзюнка.

— Это лишь особенность восприятия. Как со зрением. Днем мы видим все в цвете, ночью блекло и серо, а Бога через проявление Его воли и благодати. Господь повсюду, Он везде, в каждом явлении природы, в любой вещи, даже в твоём сне. Он создал всё вокруг и наполнил собой мир.

— Люди наполняют мир своим творчеством, а не твой Бог!

— Господь действует через людей.

— Их руками грабит и убивает?!

— Это делают в людях грехи, а всё доброе, что в людях есть сотворено Богом.

— Как тогда понять, что делает Бог, а что человек? Что по-твоему никто не может сам действовать по-доброму от чистого сердца?

— В каждом человеке есть душа божья, так что думаю, что может, но если сосредоточится на чем-то одном конкретно, но так чтобы во всех сферах жизни одновременно творить добро — то нет. Я знаю о чём говорю, сама же пребывала. Так может только Бог. Он общается с тобой так, как можешь услышать только ты, только вот как раз именно ты Его и не слышишь, — ответила Мия.

— Да с чего ты взяла?! — напала на неё вопросами Дзюнка.

— Ну посмотри, как сложен мир и в тоже время прост, ярок и прекрасен. Не кажется ли тебе что он не мог так выйти случайно, и кто-то его умышленно таким создал?

— Его таким и сделали люди, — равнодушно ответила Дзюнка.

— А до людей? Он тоже был красив, зверёк к зверьку, деревце к деревцу, травинка к травинке, — улыбчиво произнесла Мия и зажмурилась так будто представляла сказанные слова. — Как по-твоему он таким появился?

— Ну не знаю, просто возник. Учёные до сих пор над этим голову ломают, ну и пусть ломают. Что мне до этого?

— Мир не мог взяться из неоткуда и такой порядок в нём не мог появиться случайно.

— Смотря сколько для этого нужно времени, — не согласилась Дзюнка.

— Да сколько бы ни было! — Мия обвела комнату прослушивания ищущим взглядом, так словно хотела найти доступный для объяснения пример. — Как твоя гитара! — воскликнула она, указав пальцем на стоявший рядом музыкальный инструмент.

Мия нашла странным, что она тут одиноко подпирала угол и не находилась вместе с остальными. Раньше она её вообще тут не замечала, так, словно гитару сюда кто-то специально занёс, и пока они разговаривали, незаметно поставил.

— Мелодии, которые ты на ней играешь, кажутся простыми и гармоничными, но исполнены они тобой и звучат такими, какими есть только когда ты собственными руками собираешь ноты, задаёшь им задуманную последовательность. Разве не так? Из случайного бренчания ничего не выйдет сколько ты его не создавай, на то оно и случайное.

— Да брось! — усмехнулась Дзюнка. — Ты разве не знаешь? Я только так музыку и сочиняю. Сажусь пальцами струны перебирать. Могу часами так делать, а когда появляется что-то годное уже записываю или запоминаю.

Она подошла к музыкальному инструменту и внимательно на него посмотрела, словно гадала, он ли это. Дзюнка узнала свою гитару по винтажному рифу, но удивилась её здесь увидеть. Она готова биться об заклад, что её лично в кладовую сама относила. Дзюнка взяла её на руки и убаюкала как ребёнка.

— Моя девочка, надеюсь ты в порядке и пока сюда несли никто тебя не обидел, — заботливо проговорила Дзюнка погладила гитаре лады.

На них так и остались висеть порванные на концерте струны. Дзюнка перевела взгляд на Мию и строго на неё посмотрела.

— Ты ничего с ней не делала?! Аккуратно обращалась?! Моя гитара — для меня всё! Только она меня как следует понимает и только на ней я могу сочинять музыку!

— Жаль это слышать, — опечалилась Мия.

— Только на ней всё звучит как мне нужно!

— Ну вот, видишь, всё равно ты создаёшь нужный порядок нот для того, чтобы получилась музыка.

— Почему? Мелодичность может быть частью бездумности так же, как и отрывок из случайного набора рифм может сойтись в песню. Просто у меня нет времени долго перебирать, и я прилагаю усилия, чтобы это ускорить. А если вот прям много-много раз так сидеть и лопатиться, так что и посчитать время нельзя, то что-то обязательно целиком гармоничное и выйдет, — сказала Дзюнка, часто сжимая и растопыривая пальцы.

Мию аж в жар бросило от такого отпора. Она даже осталась не уверена Дзюнка ли сейчас с ней говорила.

— Но у мира тоже не было несчётное количество раз на то, чтобы появиться. Время ограниченно, — находчиво ответила Мия. — Музыкант перебирает ноты, надеясь услышать самый короткий звук, являющийся частью песни…

— И перебирает он их случайно, — вставила Дзюнка.

— Порядок возникает из беспорядка, только если ум приложить. Порядок — это смысл! Музыка вообще должна особым образом организовываться, чтобы как следует звучать. Она специально складывается во времени, выражается исполнителем, трепетно вынашивается, взращивается, как младенец при рождении. Значит она осмысленна! Сотворена композитором, как и мир — творцом! — важно произнесла Мия так, будто давала неоспоримое академическое определение.

— Оставь эти профессорские лекции, мы не в консерватории, — уловила её нравоучительный тон Дзюнка. — Ты, как и я, сочиняешь лирику по вдохновению, поэтому она всегда у тебя вкусненько звучит.

— Ты сама знаешь, что творчество — это не только вдохновение и талант, это ещё и упорная работа ночи напролёт.

— Знаю я твой ночной труд в поисках вдохновения, — произнесла Дзюнка с сарказмом.

— Да, он пагубен и гадок! Жаль, что слишком поздно я оказалась в этом обличена, — с сожалением ответила Мия. — А теперь я беспокоюсь о тебе.

— И я беспокоюсь, боюсь, что ты потеряла рассудок. А как же смешение стилей? — возразила вопросом Дзюнка. — Когда их играют, то вообще в ушах стоит полный хаос. Ничего разобрать невозможно, но всё же это музыка, и она кому-то нравится.

— Людям нравятся не просто наборы звуков и слов, им важна целиком мелодия, её смысл, влагаемый творцом, — продолжала Мия. — Только так она способна вызвать эмоциональный отклик. Правильная, ритмичная, чем лучшие и грамотнее она сделана, тем чище поёт душа, сливаясь с мелодией воедино. В таком хаосе скрывается намеренный порядок, потому что его цель конкретна. Тебе ли не знать? Также происходит и с верой. Она вспыхивает и угасает и может завять как цветок.

— Кстати, я забрала со сцены твои хризантемы. Они вон там, — указала Дзюнка в сторону студии за стеклом.

— Спасибо, но мне они уже не пригодятся, — огорчённо ответила Мия.

Она посмотрела на стоявший рядом с микшерным пультом чёрный букет, почти такой же какой ей подарили в больнице, только на этот раз куцый и опавший. В студии оставалось всё меньше народа. Среди всех присутствующих Мия обратила внимание на загадочного человека в чёрном, стоявшего у колонок в тени. Он показался ей знакомым, но печаль за несговорчивость подруги отвлекла от подозрений. Мию расстраивало то, что Дзюнка плохо слушала и не воспринимала сказанное всерьёз. Даже возникло неприятное дежавю. Мия внезапно почувствовала себя на месте Измаила и поняла, как ему было нелегко сталкиваться с её равнодушием к финансовым проблемам. Таким поведением Мия невольно причиняла ему боль. Поняв это, она лишний раз убедилась в истинной правоте небесного света, когда он говорил о том, что добро всем людям не совершить и для всех оно относительно.

— Мне вообще порой кажется, что всё должно быть беспорядочно, а все наши трудности идут от попыток людей что-то изучить, объяснить, тем самым насильно упорядочить случайности этого мира и присутствующий вокруг хаос, — осматривая гитару, рассуждала Дзюнка. — Большинство проблем мы получаем от этого высокомерного вмешательства. Все провалы в жизненных планах, войны и болезни являются последствиями этих неудач. Например, сочинение мелодии к песне. Как сложна вся работа: от подбора нот, ритма, до взятия нужных аккордов. Сколько в ней трудностей и ошибок. А всё от чего? Потому что мы пытаемся упорядочить звук, придать ему нужную форму. И так во всём.

— Всю свою жизнь мы пытаемся всё упорядочить, всё время подогнать под контроль, всё сделать предсказуемым, овладеть всем временем нашей жизни, — согласилась с подругой Мия. — Это неконтролируемая сила, которая всегда над нами преобладает, мы против нашей воли, хотим мы того или нет, сами же привносим хаос в порядок, который создаём, потому что несовершенны. Мир возвести в порядок способен только совершенный небесный творец.

— Мир сам по себе стремится вернуться к хаосу. Вещи ломаются, приходят в негодность. Мир в порядок возведён?! Да он изначально хаотичен!

— И как ты думаешь, почему же люди пытаются всё вокруг организовать? — поинтересовалась Мия.

— Не знаю, такова человеческая природа.

— Кем заложенная?

— Сама сформированная.

— Мы интуитивно стремимся к совершенству, потому что в нём были сотворены. В обители господнем. На небесах. И теперь, попав на землю в испытание и позабыв об истинном доме нашем небесном, мы всеми силами туда обратно стремимся. Как умеем: самосовершенствованием, развитием, но позабыв о вере.

— И что из этого выходит?! Нужно повернуться на религиозности, всё бросить и вернуться в средние века?! — недоумевала Дзюнка.

— Нет, но во всём нашем технологическом прогрессе не сбиваться с истинного пути.

— Что истинный путь, что нет, и так ничего хорошего не выходит, — разочарованно проговорила Дзюнка. — Развитие медицины, кажется, только увеличивает число болезней, а техника почти вся работает на вооружение. Миру служит только музыка, но и она становится всё хуже.

— Да, у людей здесь на земле мало что у самих может толкового получиться без вмешательства Бога, а Он, между прочим, хочет помочь, и тот, кто принимает Его волю, во всём сможет преуспеть.

— И как же? — усмехнулась Дзюнка.

— А ты сперва доверься господу, и сама увидишь. Он будет брать твои лучшие способности и тебя направлять. Будет даже открывать в тебе новые силы и утолять волю твоих истинных желаний, о которых ты, возможно, и сама не подозреваешь, потому что Он дал тебе эти желания.

— Дал желания говоришь?! — голос Дзюнки огрубел, напряжённо снизился, вновь отдавая тоном недовольства. — Бог дал желание моей матери спиться и меня выбросить как мусор?!

— Не обманывайся. Люди искушают себя сами. Некоторые желания даны нам не в дар, а в испытание. Не все желания от господа, часть из них наши собственные, греховные, рожденные нашей природой. Какие-то желания от всевышнего являются дарами и указывают путь, какие-то, из-за нашего выбора или недоверия, становятся испытаниями, чтобы вместе с господом их пройти, преодолеть и укрепиться в вере. Духовно возрасти. Бывает трудно отличить одно от другого, но если прислушаться, узнать господа, то он, безусловно, подскажет. Отношения с Ним строятся на доверии, а не на защите убеждений, — глаза Мии загорелись, она почувствовала, что подруга хоть немного, но всё же её вдруг поняла.

— Но сейчас это упорно делаешь ты! — обвинительным тоном воскликнула Дзюнка. — Где твои доказательства существования Бога?!

— А так уж они и нужны?! — спросила Мия, не желая быть непонятой или отвергнутой.

— Ты что пришибленная?! Просишь меня поверить в то, чего бездоказательно нет!

— Знаешь, если бы неопровержимые доказательства и были, то все бы не верили, а знали, и сама вера не имела бы смысла. Но это не так. Вера — это то, что питает надежду на невидимого, но любящего Бога. Всевышний даёт свободу человеку, верить или не верить в Него. Если появятся неопровержимые доказательства веры, тогда это станет фактом, уберёт выбор и ограничит свободу.

— Если бы веры не было, думаю, было бы даже неплохо.

— Вера присутствует так или иначе везде в нашей повсеместной жизни. Мы доверяем друг другу, верим в наши планы на будущее, надеемся на возникновение событий, исполнение которых не можем проверить в данный момент.

— Это не одно и тоже! — возразила Дзюнка.

— Если вера исчезнет, то что останется? Что будет давать тебе надежду?

— Смотря в чём?

— В том, что ждёт тебя по ту сторону жизни. Или думаешь, она никогда не окончится? Оставшиеся годы пролетят так же быстро, как и эти двадцать пять, не успеешь все пересчитать и запомнить. Ты же сочиняешь музыку, у тебя богатое воображение, просто представь, ну вот ты состаришься, а что будет потом? Отдашь себя на съедение мокрицам в земле? Ты действительно думаешь, что это достойная тебя кончина?

Дзюнка задумалась и оставила вопрос без ответа, невольно поселив в сердце Мии веру в то, что она хоть немного, но услышана и, возможно, прощена.

— Ну хорошо, даже если всё и так, как ты утверждаешь, — уклончиво согласилась Дзюнка. — Всё равно мне не по себе от одной только мысли о том, что за мной всё время кто-то наблюдает и контролирует каждый мой шаг.

— Не будь заложницей стереотипов. Ты думаешь, что господь смотрит на тебя сверху, но на самом деле Он смотрит изнутри. Надейся на Него в своих решениях, и ты увидишь, как проявляется Его воля. Ты не марионетка. Бог тобой не управляет. Он даёт возможности, позволяет сделать выбор, но принимать решения ты должна сама.

— Чего он от меня хочет?

— Чтобы ты верила! — обрадовалась Мия.

— А если я этого не хочу? — возмутилась Дзюнка. — Мне кажется это неправильно.

— Что именно? — переспросила Мия.

— Что-либо кому-то насильно навязывать. Будь то закон или религия.

— Нет! Ни в коем случае господь так не поступает! Это, наверное, я спешу, и не так тебе объясняю, раз ты не можешь понять! Всё потому что хочу тебе помочь! — воскликнула Мия, и виновато опустила глаза. — Напротив, Бог даёт свободу. Вопреки всему даже сейчас позволяет тебе самой определиться в выборе отношений с Ним.

Несмотря на то, что Мия продолжала стоять на своём, в этот раз Дзюнка лучше её поняла, но она хотела проверить ещё один домысел.

— Вот представь, — начала Дзюнка, всем видом показывая, что хочет привести хороший пример одного из сидящих в её голове противоречий. — Верил себе человек в какой-нибудь там пантеон, ну к примеру, Олимпийский.

— Опять ты за своё?! — Мия шлёпнула себя по бедру.

— Ну, послушай. Развесь, пожалуйста, свои широкие уши, — призвала подругу Дзюнка, намекая на их чрезвычайно внушительный размер. — Всю жизнь, значит, он грезил туда попасть и старался вести себя по правилам, которые позволили бы ему осуществить мечту. И вот приходит время и попадает, значит, он просто к ангелам на облака. Что скажи, он там будет делать? Сидеть на тучке, свесив ноги, и на арфе играть?!

— В этом случае он там точно не окажется. Это даже допускать неверно! — не согласилась Мия, говоря уже как знающая.

— А куда он попадёт?

— На суд или даже в ад!

— Тем более! Он разочаруется! — строго проговорила Дзюнка.

— Сомневаюсь. Думаю, ему там будет не до разочарований.

— Он хотел встретиться с мудрой Артемидой и прекрасной Афродитой, а их там нет.

— Не волнуйся, он найдёт там себе другую компанию, — улыбчиво ответила Мия.

— Он опечалится от того, что узнает, как всю жизнь обманывался, да и, к тому же, скорее всего будет за не ту веру наказан. Какое же в этом счастье, когда кто-то что-то решает за тебя? Какая в этом свобода? Так что пусть каждый верит в то посмертное благо, в которое считает нужным, и тогда только будет всем радость. Разве не в этом и заключается смысл той свободы, о которой ты говоришь?

Пример Дзюнки напомнил Мие недавно произошедшие в её жизни события и возродил похожие чувства, пока она не вспомнила, как до рождения на земле жила в вечности и всю ту нескончаемую радость, какую в ней испытывала. В подруге Мия ощутила ту саму опасность перед ловушкой, в которую сама попадала, и всю жизнь обманывалась. Она ещё больше захотела Дзюнку предостеречь, чтобы та не повторила всю прорву её ошибок. Но зыбкая надежда на понимание подруги обрушивалась. Мия не могла и подумать, что Дзюнка окажется так безнадёжна и на полном серьёзе будет говорить такую бессмыслицу, опираясь в сравнениях на античных богов. Слёзы наворачивались на глаза. Мия не представляла, что творится у Дзюнки в голове раз, она приводит такие примеры. Мия даже не предполагала, что окажется настолько трудно всё, что происходит на самом деле, подруге объяснить. Её до смерти поражала такая легкомысленность! Мия не верила, что Дзюнка находилась в плену настолько глубоких заблуждений! Обиднее всего то, что сама она знала истину, видела всё собственными глазами, но не знала, как её даже близкой подруге донести. Это казалось безуспешно. Мысленно Мия воззвала к помощи господа, надеясь, что Он откликнется и ответ не заставил себя ждать.

Вдруг в неразборчивых сплетениях мыслей возникли слова и словно сами собой сорвались с губ. Мия не могла объяснить происходящее, просто позволила этому случиться.

— Здесь на земле каждый человек волен сам воображать себе мечты. Но всевышний лучше знает всех людей, и все их тайные желания. Они настолько глубокие и заветные, что мы, порой, даже не способны их осознать или выразить. Они простираются далеко за пределы самых сладких земных фантазий. Ничто здесь не сравнится с блаженством на небесах. В тайне мы сами о них мечтаем. Грезим вернуться туда, где появились не телами, а душами. Отсюда у нас голос совести и врождённое чувство справедливости. Мы сами в себе это глубоко запрятали, закрыли. Только ключом веры можем отпереть сердце и осознать, что все радости этого мира лишь тень, искажающая свет. Тень от того, что уготовано нам сверху. Поэтому мифы о Зевсах, Афродитах и в подмётки не годятся спасению в вечной жизни. Это всё неуместные подмены, которые люди придумали себе в необъяснимой нужде знаний об истине.

— Знаешь, это всё звучит довольно интересно и я, пожалуй, подумаю об этом, но ближе к старости, — ехидно проговорила Дзюнка желая, чтобы от неё поскорее отстали.

— Ты так рассуждаешь пока молода и беззаботна, но вспомни себя пять лет назад, и сама поймешь, что всё было по-другому. Это было будто вчера. Ощущения скоротечности тебя не обманут.

Дзюнка смолчала, вспоминая трудное прошлое. С последними доводами Мии оказалось сложно не согласиться.

— Жизнь переменчива. Отпущенное тебе время быстро выйдет, да и вообще может неожиданно оборваться, — призывала её одуматься Мия. — И когда оно иссякнет, будет уже слишком поздно. А если ты выберешь следовать за спасителем сейчас, то твоя жизнь неизбежно изменится во время, отпущенное тебе тут на земле, потому что направлять тебя будет сам господь. Разве может быть проводник лучше? Или ты предпочтёшь блуждать в темноте одна?

— Я думаю, этот вопрос решится рано или поздно с появлением супруга, — кокетливо улыбнулась Дзюнка.

— Отчасти да, может быть, но даже он не даст тебе всей полноты любви, которая идёт от создателя, и вечность, в которой исток единства бесконечен, — отчаянно проговорила Мия и опустила глаза. — Поверь у меня было много мужчин которых я представляла себе мужьями, но с течением времени во мне от них оставалось только разочарование и пустота. Иногда я чувствую себя одинокой и покинутой, и я не хочу, чтобы ты тоже чувствовала себя такой. Я не знала, как так получилось. Я пыталась найти утешение с разными парнями, даже в ущерб нашей группе, но всё заканчивалась одинаково плохо. Я оставалась одна, и горечь моя только росла. Я не знала, где не там свернули в жизни, что вдруг осталась одинока, но теперь, идя рядом с Богом я знаю, что больше никогда не буду брошена. Он будет со мной всегда, ни за что не покинет. Он и всё это время был рядом, только я Его не замечала. Ты тоже можешь в Нём найти спасение, любовь и счастье. Если собьёмся с тропы, Он нас направит, подаст руку, когда мы упадём, собой от всех проблем и несчастий закроет, от бед убережёт, стоит только Ему довериться.

— Хорошо, будь по-твоему, — сказала Дзюнка, напуганная напористостью подруги. — Пускай твой Бог всеведущ, всемогущ.

— Так и есть, Он и твой тоже. На всех Он общий, единый и в тоже время индивидуальный к каждому, — сказала Мия.

— Возможно, но я, может, хочу больше его узнать, чтобы поверить, например, о его рождении, — проговорила Дзюнка так, будто старалась Мию запутать и задать каверзный вопрос. — Если Бог все создал, то как сам появился?

— Я думаю, так неправильно говорить о том, кто повелевает самим временем и определяет законы всего мира, — задумчиво ответила Мия.

— Получается Он был всегда? Или создался из ничего?

— Я не знаю, но почему бы и нет?

— Но так не бывает! Раз всё появляется и рождается во времени, то невозможно за ним существовать! — твердила Дзюнка.

— Тебе станет это точно известно, когда узнаешь Бога ближе. Он всесилен и для Него существование вне законов нашего мира не составляет никаких проблем, потому что Он придумал эти законы. Нам изнутри трудно это понять. Мы, как рыбки в аквариуме. Нам тяжело понять всё то, что находиться за его пределами и осознать, что весь тот мир, в котором мы обитаем, создан аквариумистом. Мы даже не знаем, что нас кормит его рука, потому что ей не доверяем, её боимся. От неё расплываемся и её пугаемся, стоит только увидеть ладонь. Зато кидаемся на оставленную ею на поверхности пищу, жадно друг с другом толкаемся, боремся за жизнь. Но стоит одной рыбке чуточку довериться, осмелеть и подплыть к протянутой руке, как она первой будет получать лучший корм. Так действует и господь. Возможно, Он сам откроет тебе ответы на смущающие тебя вопросы, даст источники нужных знаний, как и дал их мне. Но это будут твои вопросы и твои ответы, мне их, возможно, не понять. У тебя появится шанс Ему их задать, если попробуешь. Бог об этом знает и готов помочь. Только нет смысла задавать вопросы, если заранее настроена спорить и не верить в ответы, — сказала Мия.

— Зачем тогда вообще спрашивать?

— Чтобы разобраться.

— Не умничай! Знаешь, это звучит так, как будто что-то есть, потому что это есть и никак иначе. Масло масленое, да и только.

— Ты можешь найти в себе благодать Бога даже сейчас! Всевышний создал мир, так и ты можешь тоже создавать! Как господь творец, так и ты творчиха! Это дар, которым Он тебя с любовью наградил! — гордо проговорила Мия и задумалась над тем, всё ли правильно сказала. — Ты можешь слышать звук из ничего так же, как и я сочинять лирику. Это наша с тобой божья искорка. На самом деле она есть в каждом человеке как нам от Него наследие! Её лишь нужно должным образом раскрыть! Творчество — особый способ людей воспринимать этот мир через только нам доступное выражение!

Мия уже не знала, как подругу убедить. Чтобы уговорить Дзюнку, из кожи вон лезла: обращалась к её таланту, отвечала на все вопросы, но всё напрасно. Неужели она и впрямь капустопустоголовая? Все высказанные противоречия просто не умещалось в голове. Мия не думала, что окажется так тяжело изменить ход её мыслей, и всегда покладистая Дзюнка будет так ожесточена в споре. Невероятно, но Дзюнка упорно защищала свои мировоззренческие убеждения. Ранее Мия думала, что у неё их и вовсе нет. Откуда они взялись — стало настоящей загадкой. Как наивно оказалось думать, что за долгое время дружбы с Дзюнкой она её хорошо узнала. Мия не ожидала открыть подругу с новой, непривычно колкой стороны. Она не знала, что дальше с ней делать. Не представляла, как противостоять. В разговоре Дзюнка была словно сама не своя, но Мия знала, что она непримирима была не с Богом, а прежде всего сама с собой, потому намеревалась продолжать действовать. Хотела спасти подругу прежде всего от самой себя.

— Хорошо, — иронично согласилась Дзюнка и пригладила боковую прядь особенно похожую на лист капусты. — Раз твой Бог так всемогущ, то способен ли Он сделать то, что потом окажется не в силах разрушить?! — спросила она и перевела на Мию полный упрёка хищный взгляд, так будто поймала на лжи.

— А зачем Ему это нужно? К тому же, опять мы говорили, что создание и разрушение — это вопросы действий во времени, а взор Бога простирается над ним во все стороны бытия, — уверенно ответила Мия. — Бог не только всемогущий. Могущество — это одно из измерений силы, а Бог существует повсюду и везде, во всех измерениях, во времени в пространстве, прошлом настоящем и будущем. Бог — это всё. Он неиссякаемый источник прощенья и любви. Сила Его созидания бесконечна. Раз уж на то пошло, то господь вечно будет создавать то, что потом и вечно будет разрушать. Он всё меряет в абсолютных величинах, которые трудно применимы изнутри нашего мира, но хорошо ясны снаружи, за его пределами. Это как объяснять мелодии, кто такой композитор. Её мир — гитара, и всё познание его сути упирается в рамки музыкального инструмента. Единственный способ песне узнать, что она кем-то сотворена — это зазвучать, а нам — поверить.

Мия улыбнулась. Ей показался весьма находчивым такой пример.

— Если всё так устроено, как ты говоришь, и создатель так всесилен, то почему сам не может заставить в него верить? — задумалась Дзюнка.

— У каждого есть выбор. Никто никого не будет принуждать тем более в вопросах веры. Каждый для себя это решает сам, но за последствия потом сам и отвечает.

— Тебе что в больнице врачи мозги промыли?! — выходила из себя Дзюнка. — Ну пускай я поверю и что я за это получу?

— Вера — уже награда!

— И чем же она награждает?

— У тебя будет самое важное — спасение в вечной жизни.

— И что получается, ну допустим, я соглашусь, получу ключи от рая и могу сразу в него и уйти? Меня же за это не возненавидят? Зачем ждать?

— Покаяние — это не галочка, а стрелка. Это путь длинною в жизнь. Поверив в Бога однажды на протяжении всей жизни нужно стараться следовать за Ним, проявлять послушание и познавать Его волю, — важно ответила Мия.

— Ну а если мне самой отправиться на небеса, меня же там примут с распростёртыми объятьями как новообращённую?

— Кого ты пытаешься обмануть? Бог видит твоё сердце. Ты Его не проведёшь, а сделаешь себе только хуже. К тому же вера без дел мертва! — ответила Мия. — Бог любящий и милосердный, Он тебя сюда зачем-то послал и готов открыть тебе твоё предназначение. Если ты принимаешь волю всевышнего, то уважаешь Его и напрашиваться не будешь.

— Ну вот я и отправлюсь к нему, чтобы всё сразу узнать, — непонимающе возразила Дзюнка.

— Но в небесном мире нет страданий. Бога узнать через то как Он помогает нам переносить страдания, мы можем только на земле. В этом одно из посланных нам земных предназначений. Узнать волю Бога мы можем только во время земной жизни, в отведённый нам срок. Когда перед Ним предстанем будет уже поздно. Жизнь нам для того и дана, чтобы мы именно через неё могли открыть всевышнего во всех проявлениях, а не только в счастливых.

— Как это?

— Бог повсюду и везде. Он окружает нас и действует по-особенному в каждый период нашей жизни. Когда мы рождаемся и взрослеем, сопутствует нам в зрелости и заботливо помогает в старости. Пренебречь Его вниманием намеренно прервав один из периодов в жизни — значит нам совершить предательский акт гордости и вразумитсья в том заблуждении, что целиком познали Бога и дальше узнавать о Нём уже нечего, — подытожила Мия.

— Да что с тобой такое?! Откуда ты всего этого понабралась?! — спросила Дзюнка с раздражением. — Ты ничем не больна?! А то с твоими ночными похождениями не мудрено всякую гадость подцепить.

— Очень смешно. Ну тебя! Не брызгай слюной! — поморщилась Мия и вытерла со щеки попавшую каплю.

— Ты несёшь чушь лютую! Я уже не знаю, что и думать! Такой ты раньше не была!

Не знаю, чем тебя в больнице обкололи, но вернулась после розыгрыша ты действительно странной!

— Ой ну и ладно! Нечего меня обнюхивать!

— Может со стороны ты и милая и позитивная, но как узнаешь ближе — горькая, как запах хризантем или каких-нибудь твоих грязных, ношеных трусов.

— Знаешь, я тоже многое о тебе узнала! — раздосадовано сказала Мия.

— Твоя двусмысленность вместо убежденности приносит неустойчивость. Она не для меня! Так вообще можно всё, что угодно, объяснить, и объяснения будут появляться сами собой, если ты их намеренно ищешь и ждешь! — воскликнула Дзюнка.

Этот довод поставил Мию в сложное положение. Вызывал грусть за неверие подруги и обиду на себя из-за того, что не способна её вразумить. Всё это столкнулось внутри и не давало мыслям покоя.

— Господь любящий говоришь? — язвительно переспросила Дзюнка. — Тогда пусть объяснит мне, почему всё детство заставил меня страдать? Где был твой милостивый бог, когда меня насиловали и избивали в детдоме?! Ты жила в счастливой семье и не знаешь кого это когда над тобой каждый день издеваются сверстницы, и ты не можешь от них спастись потому что живёшь с ними в одной комнате! Они пачкают твою одежду в дерьме, обсыкают постель! Тебе даже некому пожаловаться потому что воспитателям пофиг на тебя, и ты не можешь убежать потому что это единственное место где тебя кормят. Если убежишь, то тебя будут искать, а если найдут, то отомстят и сделают ещё хуже. Меня изнасиловали в 14 лет! Какой я выросла?! Кем я могла стать?!

Конец ознакомительного фрагмента.